Подобное отношение к директору Службы безопасности никогда бы не могло возникнуть в служебной беседе, но эта лёгкость, с которой Орлова произносила имя директора, высмеивая его поведение, расслабила Клёнова и всё больше расположила его к Орловой.
– Да, – усмехнулся по–доброму Артемий. – Он ещё тот кадр. Что же он наплёл?
– Сущие пустяки, просто предоставил опись, маршруты, заказчиков и прочую официальную информацию… Лучше скажите, на какой стадии следствие?
– Но всё равно по секрету скажу. Мы пытаемся распутать сложную систему подрядчиков и фондов, через которые проходил заказ. Такого объёма хватило бы на ужасные вещи…
– Подозреваемые есть? – спросила прямо Орлова.
– Это секретно, но если честно, то нет.
– Интересно, что вы не знаете подозреваемых в деле национальной безопасности, – протянула Елизавета Николаевна, допивая бокал Lambrusco и понимая, что Клёнов совершенно ничего нового не сказал. – Были бы вы не женаты, я бы предложила вам потанцевать.
– Не будь вы женой премьера, я бы согласился.
– Я бывшая, – сладко проговорила Орлова. – К тому же он не ревнивый.
– А моя жена очень ревнива.
Орлова засмеялась, причинив большое удовольствие Клёнову. Ещё полчаса они беззаботно болтали о всякой ерунде, найдя друг друга интересными собеседниками. Артемий с удовольствием рассказывал комичные истории служебной жизни, Орлова высмеивала наиболее популярных и видных чиновников Правительства.
Наконец, гости стали разъезжаться. Епископ отыскал их и предложил ехать немного в других условиях. Артемий не без зависти отметил Мазерати мягкого синего цвета. в автопарке друга, вызванный епископом из Ниццы.
– Надеюс в будующем мы втрэтемся, – на ломаном русском с неожиданным кавказским акцентом проводил Селини Елизавету Николаевну.
– Мой дорогой доктор, – отвечала ему Орлова, находящаяся в приподнятом настроении от местного игристого. – На будущее может рассчитывать тот, кто имеет что–то в настоящем.
Селини улыбался, совершенно не понимая смысла сказанного.
– Сiao! – крикнул он в след.
– Вижу с ревностью вы и правда не знакомы, – пошутил Клёнов.
– Пустяки, – устало произнесла Орлова сонно.
– Такая философия не понятна итальянцам… Они как раз чувствуют настоящее, не думая о будущем, – заметил благодушно епископ.
«Потому будущее у них и есть» – заговорил внутри засыпающей Орловой государственный деятель.
Глава III
За месяц до описанных событий на Ривьере в Москве произошло странное заседание Правительства. Мрачные и уставшие министры в одинаковых костюмах неторопливо шептались между собою в зале заседаний Совета безопасности Сенатского дворца.
– Я совсем замучился…
– Да, дикая неделька.
– Вам бы отдохнуть, – заметила заботливо министр культуры.
– Эта чехарда закончится, тогда улечу на недельку, – мечтательно ответили ей, сладко причмокнув.
– Журналистов нет и хорошо, а то я усну сейчас…
Шушукались министры социального блока, обсуждая головную боль друг друга, от скуки доходя даже до обсуждения здравоохранения. В другом конце стола, чуть ближе к «трону», шептались вице–премьеры:
– Вы не с пустыми руками, надеюсь?
– Нет… Но Начальник не по этим вопросам зовёт, просто трёп послушаем.
– Да от Николаича–то ладно, он о своём послании будет болтать… Я про Божесова, если мы без цифр будем, он завтра же нас ***.
– Меня сегодня…
– С чего бы?
– Я с женой на благотворительный вечер «True liberals» еду… Божесов тоже приглашён.
– Ой, дурак… – протянул собеседник. – За такие мероприятия и двести девяностую повесить могут.
Прошло всего две минуты, а свободы темы разговоров начинали заканчиваться. Оставалась только надоевшая всем работа… К счастью, появился Президент – Сергей Николаевич Лапин. Все быстро двинулись к своим местам, выражая своё почтение Первому лицу кивками. Тот быстро сел, расстегнул пиджак и раскрыл папку с бумагами. Все нахмурились и тупо уставились в перпендикулярную глазам точку стола. Лапин обвёл их взглядом, готовясь заговорить, но остановился на пустых креслах.
– Так, – сказал он, прикрывая твёрдый голос смешливой интонацией. – Где товарищ премьер?
Никто не двинулся.
– Где министр иностранных дел, где министр обороны? – продолжал Лапин.
– Игорь Сергеевич в ООН, Максим Петрович летит из Мурманска… – робко, не поднимая головы отвечал вице–премьер.
– Ох, – тяжело вздохнул Лапин. – Подождём…
Им было взаимно неуютно. Нельзя было назвать Сергея Николаевича ограниченным и глупым человеком. Он просто не обладал харизмой и самоиронией, которая была у Божесова, хотя шутил иногда очень удачно и метко. В 2024 году именно его Божесов обошёл на выборах… Карты в руках ВВП сложились так, что Божесову не удалось занять вожделенное кресло Президента. Лапин смотрелся там гармонично – тихий, спокойный, местами здравомыслящий и вечно твердящий что–то про экономику и постоянный рост в накоплении средств. Но жена его занималась бизнесом, а потому на протяжении одиннадцати лет Лапин активно взаимодействовал с предпринимателями – они выполняли госзаказы, строили стадионы, получали субсидии и выигрывали тендеры. Когда же приходило время думать о социалке, то в игру вступал Божесов – он хорошо справился с эпидемией 2025 года, успешно преодолел последовавший за ней экономический кризис, боролся с безработицей и старался воспитать хоть какое–то подобие гражданской дисциплинированности и ответственности. Лапину же на это было всё равно – он сидел у себя в Кремле, выслушивал доклады, ставил подписи, принимал порой смелые решения, миролюбиво относился к странам–соседями и партнёрам, хотя был способен постучать туфлёй по столу. При всём этом, Сергей Николаевич был начитан, образован, мог хорошо вести переговоры, отстаивать внешние интересы России, а также обладал хорошим вкусом в изящных искусствах. Министр из него получился бы отличный… Но в Правительстве заправлял Божесов, и хоть формировал его не сам, но министры прониклись симпатией именно к нему, а не Лапину.
– Друзья мои, я очень рад, что вы пришли на маскарад… – мурлыкал Божесов себе под нос, вальяжно входя в зал заседаний. – Сидите, сидите… Сергей Николаевич, извините ради Бога, был на маникюре, секретарша–дура, забыла перенести, – Божесов поиграл в воздухе кончиками пальцев.
– Садитесь, Михаил Александрович, – невозмутимо произнёс Лапин. – Теперь можем начинать…
– Вольно, товарищи, – скомандовал министрам Божесов, снимая солнечные очки. Их взгляды оторвались от стола, и тела расслабились…
***– Как вы все понимаете, – говорил Президент, – Положения из моего Послания Федеральному Собранию должны исполняться уже со следующего месяца. Вопросы обороны у нас, к счастью, уже не стоят в приоритете, но и на Космическую программу, лично к вам, Михаил Александрович, обращаюсь… мы расходовать средства не можем. В приоритете остаётся здравоохранение и строительство… Сколько это выходит в среднем?
Божесов вопросительно посмотрел на вице–премьера, который не подготовил статистику.
– Ну, мы пытаемся привлечь дополнительные средства, – бойко стал отвечать Михаил Александрович, ища хоть какие–нибудь данные в планшете. – На развитие здравоохранения, НИИ, зарплаты бюджетным служащим, оборудование и прочее будет направлено дополнительно полтриллиона… Со строительством немного сложнее, потому что нужно понимать, что именно мы строим. Одно дело больница, тогда это в счёт финансов здравоохранения, другое дело дорога, тогда это в региональные центры поступают деньги. Но около 300 миллиардов будет направлено…
– Но вы проконтролируете, чтобы деньги реально работали на людей. Чтобы была польза… Создайте наблюдательную Комиссию.
– Это обязательно, без Комиссий у нас бумаге не растёт, – отвечал иронично Божесов. – А вообще, Сергей Николаевич, пользуясь случаем, хочется сказать, что система национальных проектов была эффективнее. Когда есть чёткое планирование с лёгким контролем потока бюджетных средств, работать всем, даже как бывший прокурор говорю, гораздо удобнее! А не вот эти популистские фразы «здравоохранение поднимем», «мосты построим», а на деле мосты горят и здравоохранение, как было на уровне после эпидемии, так и осталось!
– Популизма больше в ваших словах, Михаил Александрович, – отвечал размеренно Лапин. – Мне лично больницами заниматься? Или для этого у меня есть такие, как вы?
– Возможно и так, в экономике я не силён… Но то, что вы обошли семьи в своём Послании меня искренне задевает!
– Так вы ж холостой? – усмехнулся Лапин, не произведя впечатления на министров.
– С такой социальной политикой и жениться–то страшно! – играючи отшучивался Божесов, вызывая улыбку на лицах министров.
– Ладно. Если вы не настроены на ночь глядя обсуждать цифры, поговорим о желанной вами «генеральной линии партии» …
Божесов располагающе улыбнулся Лапину, как будто дал право на существование его шутке.
– Пока Администрация Президента готовит поправки в Конституцию, мне хочется поинтересоваться о ваших личных, пусть немного субъективных, желаниях в этом вопросе…
Министры, почувствовав источник преференций, оживились и вступили в беседу – каждый находил что добавить или хотя бы просто озвучивал свои мысли об основном законе. Божесов хмуро смотрел на эту беседу, но решился добавить:
– Сергей Николаевич, моё мнение довольно простое. Менять Конституции ради продления срока полномочий довольно опрометчивое решение…
– Заметьте, что такое уже было.
– Двадцатый год не в счёт, – отмахнулся Божесов. – Инициатор этой реформы всего лишь оттенил таким образом перемены, ради эффективного нашего с вами дуумвирата. Вы же сейчас забираете себе всю власть и только.
– Это будет решать референдум, – заметил Лапин.
– Я курсовую писал о референдумах, Сергей Николаевич, – уверенно сказал Божесов. – Между прочим, единственная курсовая на пять! Поэтому прекрасно знаю, как дипломированный юрист, что согласно действующей Конституции, мнение народе не важно.
– Но я, как политолог, вам отвечу, что спросить их всё же требуется, – скривился в улыбке Лапин.
– Тогда хоть Бога из преамбулы уберите, – решил шуткой завершить препирательства Божесов.
– Вы что–то конкретное поменять хотите? – понял Лапин суть претензий Божесова.
– Да. Предлагаю создать хоть какую–нибудь видимость, Сергей Николаевич. Давайте пойдём от противного. Поправки 2020 года смехотворны, так может быть уберём откровенный бред? На этом сможем и компанию построить и популярность некую снискать…
– А именно? – не скрывая любопытства спросил Лапин.
– Как минимум вернуть нашу главную скрепу, наш священный «подряд», – источал сарказм Михаил Александрович.
– Вы же знаете, что мне подряд совершенно не нужен, – улыбнулся коварно Сергей Николаевич.
– Прекрасно понимаю, но предлагаю вам игру, а про «подряд» говорю так, красного словца ради… Я предлагаю нам вместе идти на выборы.
Повисла пауза, министры испуганно стали смотреть по сторонам, будто их при этом не было.
– Это интересное предложение, – промычал Лапин. – Мы его обязательно обсудим тет–а–тет… Ещё какие–нибудь более относящиеся к Конституции замечания?
– Да, пожалуй, нам следует пересмотреть 75 статью, – в этот раз министры оживились и в единодушном порыве вздохами и покашливаньями выразили недовольство. Особенно отличился министр финансов, сказавший: «Такое не трогают!»
– Вы видите, Михаил Александрович, – развёл руками Президент. – Есть вещи, не подвластные ни нам, ни народу… Увы, господа, на этом мы должны завершить. Благодарю всех.
***Министры в приподнятом настроении покидали зал. Божесов быстренько пожал всем руки, сказал кому надо парочку суровых фраз, испепелил взглядом министра финансов, кивнул Президенту и направился к выходу.
– Вы в рассадник демократии? – коварно спросил Божесов вице–премьера.
– Да, – невозмутимо стойко ответил вице–премьер, понимая, что речь идёт о благотворительном вечере «True liberals».
– Я к ним заскочу, наверное. Без меня не компрометируйте их, – и, хлопнув по плечу вице–премьера, выбежал из Сенатского дворца к ожидавшему кортежу из четырёх автомобилей.
Президент Лапин у себя в кабинете подошёл к аппарату спецсвязи.
– Красенко, – волевым голосом произнёс он.
– Слушаю, господин Президент? – отозвалось через двенадцать секунд.
– Давай топить его, – был тихий ответ.
Глава IV
– Что–то есть важное? – спросила у Божесова его пресс–секретарь Мари.
– Болтовня пустая… Как говорится, на его месте должен был быть я! А сейчас сидим, деньги переливаем…
– И когда мы будем действовать?
Божесов проницательно посмотрел на Мари и задумчиво произнёс:
– Знаешь… Я начал. Он думает, что я буду баллотироваться, и несомненно начнёт играть против меня, дурак!
Мари ждала пояснения последнего слова.
– У него было одиннадцать лет, и он ни разу не сделал ничего, что могло меня опорочить! – развил свою мысль Божесов. – Наоборот, реформа образования, борьба с эпидемией, активная позиция во внешней политике. И главное полный контроль созданной мною военизированной службы в минюсте!
– Это глупо, – произнесла сдержанно Мари.
– Вот именно, если не моя внешняя сдержанность, то было бы двоевластие.
– Что–нибудь скажем Орловой? – спросила Мари.
– Да, дай–ка телефон… А пока едем к либералам.
– Надумал?
– Ну, лишь через пару месяцев будут в лагерях пахать, а пока, пусть веселятся!
Мари грустно посмотрела на Божесова, напротив прибывающего в самом весёлом расположении духа и набиравшего Орлову:
– Лиз? Я сказал ему, – таинственно произнёс он, не скрывая улыбки. – Начинаем и делаем всё до поправок. Отслеживай всю информационную повесткой обо мне, кажется, до него дошла моя опасность.
***– О, Михаил Александрович! Вы всё–таки посетили нашу оппозиционную клоаку? – встречала Любовь Аркадьевна премьера, заглушая своим голосом сильно бьющую музыку.
– Как же я могу вас оставить без внимания, – отмахнулся галантно Божесов. – Вы же оракулы оппозиционной молодёжи, как тут пройти мимо?
– Издёвка чувствуется, Михаил Александрович, – прищурилась Любовь Аркадьевна. – Мы же знаем, что вам на электорат больше всех наплевать.
– Абсолютно, терпеть не могу избираемые должности. Лицемерие и ответственность минимальная. Одно дело отвечать перед толпой, играя на противоречиях и добиваясь большинства, другое – качественно работать перед одним человеком. Это труднее, а потому мерзавцев–бюрократов я знаю меньше, чем мерзавцев–депутатов. Впрочем, для вас они все на одно лицо?
– Вы к нам несправедливы, мы ценим право граждан голосовать и считаем, что прямых выборов в России должно быть больше, хоть вы и считаете иначе… Хотя с народом общаться любите, – направила Любовь Аркадьевна премьера в другой коридор, а не в общий шумный зал. – Охраны мало, возможность написать сообщение в соцсетях есть…
– Постоянно пишут, кстати. Много интересного, кто–то здоровья желает, кто–то проклинает, а кто–то и по делу что–нибудь сообщает… Читаю в дороге обычно, мемчики шлют бывает, а это, понимаете ли, очень важно.
– Жалеют, что вы не стали президентом? – спросила Любовь Аркадьевна, выводя Божесова на балкон зала к самым важным гостям.
– Ой, зря смеётесь, если бы я выиграл в 2024, тогда вы бы со мной в команде работали, – игриво ответил Божесов, ловко подхватывая бокал, проносимый официантом.
– Да? – повела бровями Любовь Аркадьевна, разыгрывая удивление. – И почему же?
– Вы же знаете, я беспартийный, – хитро прищурился Божесов. – И, если бы я пришёл к власти, единственными, на кого мог бы опираться, стала бы военизированная служба, которая подчинялась мне, пока я был министром юстиции. А тут бы чистки начались, я бы не смог договориться ни с большинством правящей партии, которую, по сути, обманул, играя на выборах против их начальника, ни с парламентской оппозицией, которая однозначно подчинялась предыдущему составу Кремля. Только сила, репрессии и люстрация помогли бы мне снискать поддержку у ваших сторонников…
– Врёте вы опять, – обычной интонацией разоблачителя коррупционеров произнесла Любовь Аркадьевна. – Из каждого угла твердите, что у нас нет поддержки среди населения, а сейчас…
– Это на выборах, – прервал спокойно Божесов. – На выборах вас и правда никто не поддержит на необходимом уровне… Но отрицать то, что активная часть населения, интересующаяся политикой, стоит за вами, было бы глупо… Я вам просто политтехнологию объясняю – мне, как «не своему» пришлось бы опираться, во–первых, на верные себе силы, а, во–вторых, на активную часть населения. Оппозиционно настроенная молодёжь всегда на вашей стороне, вот и всё. Просто ваш флаг подхватил бы.
– Беспринципный вы человек, Михаил Александрович, – погрозила пальцем Любовь Аркадьевна. – Хотя, справедливости ради, у властных партий был бы противовес в лице молодёжных организаций…
– «Гвардии»–то? – чуть не подавился шампанским Михаил Александрович. – Я на этот русланд–югент смотреть не могу!
– Неожиданно, я думала, вы поддерживаете молодёжную активность в плане политики, чего только ваши школьные парламенты стояли…
– Это системная реформа образования, – проговорил Божесов. – Часть предвыборных обещаний… Но отвечу вам откровенно, нынешние школьные парламенты идеальны по сравнению со всякими «гвардиями», «армиями», и тем более, Господи прости, добровольцами и волонтёрами в политике. Одно дело за животными ухаживать, другое дело человечков–свиней двигать во власть…
Любовь Аркадьевна не ожидала такой ненависти к добровольчеству и организациям молодёжной политики от премьера, который часто разносил её политическое движение оппозиционного толка в публичном пространстве. Сейчас же он с величайшим пренебрежением высказывался о том, что должен был бы любить, но делал это с улыбкой, очаровательными движениями рук и юмором.
– Кто бы не пришёл к власти, – продолжал Божесов. – Коммунисты, монархисты, либералы, фашисты, капиталисты, не важно. Школьники, участвующие в школьных парламентах, никак бы не пострадали, потому что Школьный парламент это орган власти, решающий локальные проблемы образования в регионе и городе. Школьники не входят в партии и не исповедуют какие–то взгляды, они просто реально делают процесс обучения лучше – вызывают директоров для вопросов, согласовывают статьи бюджета, направленные на воспитательную деятельность… Словом, совершенно аполитичны, а потому могут спокойно переживать смену правящих элит…
– Ну, в этом вы правы, я понимаю. Когда, допустим, мы придём к власти, то Школьные парламенты трогать не будем, потому что навыки там даются очень нужные… Но не совсем ясно ваше отношение к партийным организациям молодёжи, почему вы их так не любите?
– Ну, во–первых, сейчас их состав сократился, – схватил какую–то закуску с подноса Божесов. – В сторонниках партий остались действительно убеждённые молодые люди. Во–вторых, карьеристы, желающие урвать кусок успеха от участия в жизни правящей региональной (молчу уж про федеральную) партии, исчезли тоже. В–третьих… В–третьих, я же вам говорю о 2024 годе, когда, откровенно говоря, судьба страны была многим не понятна. Никто власть не любил, но кто–то её и вовсе ненавидел, кто–то против неё протестовал, кто–то считал, что вся эта политика глупость, кто–то думал также, но наоборот лицемерно примазывался к власти, думая, что совершает инвестиции в своё будущее…
– И между прочем не прогадали, – опять захохотала Любовь Аркадьевна.
– Ну, тогда не прогадали, – согласился Божесов. – Но вот если бы я победил, тогда однозначно у всех, кто работал добровольцами или стажёрами в партии–власти, не было бы никакого будущего.
– Да вы диктатор похлеще Путина! – воскликнула Любовь Аркадьевна, заметив, как поморщился Божесов от имени.
– Вы поступили бы также, только ваши сторонники люстрировали всех, кто имел отношение к правящим кругам, даже муниципального уровня…
– Почему вам так добровольцы не нравятся? – ускользнула от этой щекотливой для оппозиционера, любящего протестовать, но никогда не занимающегося практической политикой, темы Любовь Аркадьевна.
– Понимаете, власть должна ухаживать за стариками, животными, беречь природу, а с этими волонтёрскими движениями получается, что «выполняйте, дурни, нашу работу даром, а за неё медальки получайте», глупо… Любой труд для власти должен оплачиваться…
Хотя Я в большей степени критикую молодёжь, которая до 2024 года состояла в каких–то политдвижениях, «подрабатывала», допустим, на выборах – письма писала, на письма отвечала, подписи собирала, подарки разносила, людей забалтывала, призывала голосовать и всячески поддерживала кандидатов в местные или региональные депутаты. Это ужасно как минимум по тому, что в большинстве случаев старшеклассники и студенты не верили в своих «работодателей», делали это для галочки в своей книжке, для каких–то баллов и прочей ахинеи… Откровенно говоря, занимались политической проституцией, – Божесов прищурился с омерзением. – Вы прекрасно понимаете, что в политике делать нечего, если вы не верите в неё… Но даже если эта молодёжь верила в своё дело, то они ни черта в жизни не разбираются!
– Михаил Александрович, – прервала Любовь Аркадьевна. – Вы как–то очень категорично выражаетесь! Не думала, что буду спорить о том, что молодёжь, занимающаяся политической агитацией за партию–власти, это не политическая проституция, но вы меня вынуждаете! Слишком категорично вы говорите, будто всем нужно платить за помощь в политической агитации, но что делать кандидатам, не имеющем отношения к партии–власти и не способным платить сторонникам?
– Ну, Любовь, – ласково мурлыкал Божесов. – Я премьер–министр, дайте мне расслабиться в этой приятной обстановке от напряжённых рабочих моментов. Позвольте быть категоричным, потому что с безапелляционным утверждением не согласиться гораздо проще, чем с размазанной формулой, имеющей доказательства и предусматривающей несколько точек зрения.
– Вы и философ к тому же!
– Ага, ещё и крестиком вышиваю… В категоричном высказывании я делаю лишь одно утверждение, с которым вы можете легко не согласиться, а если я начну его доказывать, то, чтобы опровергнуть меня, вам придётся отвечать на каждый аргумент, – улыбнулся Божесов. – «Земля плоская» – один научный факт и вы докажите мне обратное! «Земля плоская, потому что реки текут в разных направлениях, самолёты не корректируют высоту при дальнем перелёте, расчёты ведутся с учётом плоскости Земли и прочее» – тут вам уже необходимо опровергнуть каждый аргумент… Надеюсь, вы понимаете, что категоричность не так плоха?
– Забавно, – тупо прошептала Любовь Аркадьевна. – Хотя, наверное, доказывает обратное… Что же вы говорили о политической проституции?
– Ох, Любовь. На простого народного кандидата можно поработать и бесплатно, но жирный боров с мандатом двадцатипятилетней давности пусть платит (хотя на таких и работать не надо). Ну, представим – вы одиннадцатиклассник и помогаете правящей, как вы говорите «партии жуликов и воров», а по–нашему партии «Единение», на региональных выборах. Допустим, обзваниваете наивных пенсионерок, убеждаете их прийти на выборы или, ещё глупее, сидите в избирательном штабе местного губернатора, который, – Божесов театрально перешёл шёпот. – Ещё не заявил о своём участии в выборах и от вас требуют держать эту информацию в тайне, потому что, по их представлению, народ тупой и не понимает, что губер за три месяца до выборов дешёвую интригу создаёт вокруг своего выдвижения…
– Вы похлеще меня оппозиционер, – усмехнулась Любовь Аркадьевна, раскрывая Божесова с совершенно неожиданной человеческой стороны.
– …Короче, вы работаете на власть. Не верите в неё абсолютно, потому как человек мыслящий, – (тут ощущалась издёвка), – Но делаете это ради абстрактных бонусов для дальнейшего трудоустройства или поступления в вуз. Это ли не проституция? Ведь вы не горите своей политической активностью, вам достаточно быть в теме! И вы не понимаете, что со временем эта нелюбимая народом власть сменится и вас заклеймят, как пособника. До 2024 действительно некоторые были на пределе и могли запросто перерезать провода квартиры, в которой живёт человек, состоящий в партии «Единство», не отличающейся лоском кадров. Так что мне лично не понятна мотивация, загоняющая нормальных и адекватных школьников и студентов в эту политическую помойку… Поэтому я говорю, что Школьные парламенты удобнее и риск для будущего от них меньше, – заключил Божесов улыбаясь.
– Но… – начала Любовь Аркадьевна.
– Может быть, уже хватит? Я демагогией привык заниматься на работе, а тут вы на откровенности зовёте.
– Конечно, конечно… Уже уходить собираетесь?
– В целом можно, – пожал плечами Божесов. – Отметился на оппозиционном вечере, поболтал с лидером либерального несистемного движения… Думаю, теперь можно ехать спать. Пиар вполне приятный!