– Ты почему без сменки?! – вместо приветствия возмутилась она и тут же добавила: – И шапку сними!
– Зачем? – удивилась новенькая.
– Мозги клевать! – не удержался я.
Новенькая быстро скользнула по мне взглядом, и я невольно улыбнулся.
– Помолчи, Романовский! – историчка погрозила мне пальцем.
– Я что, вслух это сказал?! – притворно ужаснулся я.
В классе захихикали, громче всех Кочетова, а новенькая заметила:
– Девушкам в помещении допустимы головные уборы.
– Тут не помещение, а учебное заведение, а ты не девушка, а ученица. Снимай шапку!
– Ну вот, уже начали! – бросил я.
Кочетова Катька повернулась и хихикнула:
– Макарик, ты в своем репертуаре!
В ответ я состроил кислую мину.
– Так! – Историчка хлопнула ладонью по крышке стола. – Прекратите препираться! А ты, – она обратилась к девчонке у доски, – снимай шапку немедленно!
Та нехотя подчинилась, и наэлектризованные волосы поднялись дыбом. Она поспешно пригладила их ладонью, но все равно наши курицы – Свидубская, Кочетова, Соколова и другие – захихикали.
Историчка, не дожидаясь, когда они успокоятся, представила новенькую:
– Ребята, знакомьтесь! Маргарита Михальченко. Приехала из Москвы. Ей пришлось прервать обучение, поэтому последнюю четверть и, возможно, следующий год она будет доучиваться уже тут, с нами, в Петербурге. Будьте любезны, окажите ей гостеприимство и подружитесь с ней.
Все таращились на девчонку, и от общего внимания на ее бледных щеках еще сильнее проступил румянец, но она не растерялась:
– Спасибо, конечно, но я как-нибудь сама выберу себе друзей.
Уваров, который сидел на второй парте, позади Соколовых, хмыкнул, а историчка уставилась, будто перед ней не девушка, а призрак Иоанна Грозного. Потом тряхнула рыжими кудрями, отгоняя наваждение, легонько подтолкнула Риту в плечо, отправляя на место:
– Все, иди. И переобуйся, пока тебя директор не увидела! Не забываем, что в пятницу у нас экскурсия в Исаакиевский собор! Явка обязательна, кто не придет, будет писать реферат на десять страниц убористым почерком! Тему подберу индивидуально!
Вывалив все это на наши головы, Наталья Игоревна выскочила из кабинета, но тут же вернулась, застряла в дверях и поманила к себе математичку. Пока они шушукались, Рита двинулась на место.
– Симпатичные ботиночки, – Ульяна проводила Риту взглядом.
– Ага. «Мартинсы», – ответила та, проходя мимо.
– Смотри не споткнись!
– А для волос есть великолепная уходовая косметика, – сказала Свидубская. – Могу посоветовать.
– Ольга, знаешь универсальный совет? – высунулся я в проход. – Свой совет себе посоветуй!
Уваров перекрыл Рите путь, схватившись рукой за соседний стол:
– Садись со мной, Марго!
Та покачала головой.
– Не уговаривай ее, Иван, – обернулась к нему Ульяна, – не хочет, и не надо! Видишь, Камеди за нее вписывается, так пускай вместе и сидят! Будет у них там, на задней парте, клуб неформалов. Камеди, Ивлева, теперь еще и эта аниме!
– Ульяна, – позвал я.
– Чего тебе? – Она повернула ко мне недовольное конопатое лицо.
– Отгадай загадку! Кто в нашем классе один в один смешарик Нюша?! Соколов, но не Федя?!
Кочетова со Свидубской захихикали. Ульяна тут же отвернулась, но я заметил, как ее щека стала ярко-пунцовой. Такое со всеми рыжими бывает: стоит им чуть разволноваться, как мгновенно краснеют. Например, когда Соколов выходит из себя, он багровеет за одну секунду. Забавно его провоцировать, хотя это не всегда, конечно, безопасно. Но я привык. Провокация – единственное мое оружие против грубой силы, потому что, когда противник злится, он теряет контроль над ситуацией.
– Бессмертный, что ли?! – развернулся ко мне Соколов.
Он за свою сеструху порвет кого угодно. Хоть последнего школьного лузера, хоть президента Соединенных Штатов. Но едва он приподнялся, Уваров велел ему не дергаться и сидеть на месте.
Иван все еще держал руку поперек прохода, Рита стояла перед ним, а весь класс с интересом наблюдал, как она поступит. Свидубская аж навалилась грудью на парту, чтоб ничего не пропустить. Я поморщился. По Ивану все девчонки сохнут, и не только из нашего класса и параллели, но из одиннадцатого тоже. Ничего удивительного, если и москвичка не устоит.
Но та лишь улыбнулась, присела и проскочила под его рукой. А потом протопала своими розовыми «мартинсами» в конец кабинета и уселась рядом со мной. По классу прокатилась волна удивления. Уваров оглянулся и внимательно посмотрел на меня, потом на новенькую. Я сделал вид, что мне нет дела до его провала, но в душе возликовал.
Вернулась математичка и, успокаивая народ, постучала по столу. Но шорох и шум не прекращались. И только когда она стала угрожать самостоятельной, все заткнулись. Внимание к новенькой ослабло, и я наклонился к ней:
– Добро пожаловать в аутсайдеры.
– Это с какой стороны посмотреть, – ответила она. – Может быть, это все остальные за чертой?
Я изумленно захлопал глазами, а Рита улыбнулась и больше за весь урок ко мне не поворачивалась. Она старательно списывала с доски задачу. А я не мог сосредоточиться на теме, все смотрел искоса, как падает темная прядь, когда девчонка наклоняется, как убирает волосы за ухо и как от усердия прикусывает нижнюю губу.
Глава 4
Диверсия
Прозвенел звонок, математичка, спеша, первая покинула кабинет. И ученики тоже начали выходить. Сначала самые активные, жаждущие успеть на тренировку спортсмены и девчонки из группы поддержки, потом все остальные.
Лично я на урок физкультуры даже не собирался. Не то чтобы я не люблю физические упражнения – очень люблю, особенно если их выполняет кто-нибудь другой. А уж в нашем свихнувшемся на баскетболе классе таких индивидуумов вполне достаточно. Однако я тоже решил отправиться к спортивному залу, потому что мне очень хотелось посмотреть на новенькую.
Ольга и ее подруга Катя Кочетова дождались, когда Рита соберет свои тетради в сумку, и вышли из кабинета вместе с ней. Мне показалось, что новенькая не особо жаждала их общества, но деваться ей было некуда, наши курицы расспрашивали ее о чем-то, и она вынужденно отвечала. Я не прислушивался к их разговору, просто не торопясь спускался следом по лестнице. Но на первом этаже им повстречалась Ульяна и присоединилась к троице. А возле входа в раздевалку девчонки остановились. Пришлось сделать вид, что у меня развязался шнурок, и поднапрячь слух.
Ульяна возвышалась над Ритой на целую голову. Похоже, что рост, который предназначался ее брату, достался ей. Она стояла перед дверью в раздевалку, и проскочить мимо не смогла бы даже мышь. Поэтому Ольга и Катя толклись рядом.
– Так, значит, ты анимешница? – начала Ульяна.
– Если ты спрашиваешь, люблю ли я аниме, то да. А где у вас столовая?
– Вот не зря говорят, что мелкие прожорливые. Проголодалась? – ехидно поинтересовалась Ульяна.
– Хочу урок переждать, у меня с собой формы нет.
Рита развернулась, чтобы уйти, но наткнулась на Свидубскую Ольгу.
– А у нас так не принято, – выступила та.
– Да-да, – подхватила Катя Кочетова.
– Что у вас не принято? В столовую ходить?
Рита отступила к стене, девчонки окружили ее. Я выпрямился и поверх их голов следил, что происходит. Они меня не замечали.
– Прогуливать уроки, – грозно заявила Ульяна. – Тем более если это физра!
Почувствовав, что пора вмешаться, я подошел к ним:
– Девочки, а ваша раздевалка закрыта, что ли?
Они обернулись.
– Мака-а-а-р, – протянула Катя и глупо заулыбалась. – Что? Раздевалка?
– Тогда гоу к нам! Пацаны обрадуются! А ты, Соколова, вместо Сёмина сыграешь. Он заболел, но вы же по массе примерно одинаковые, да?
Катя засмеялась, и Ольга толкнула ее в бок. Рита удивленно смотрела на меня. Я точно знал, что пользуюсь запрещенным приемом и бью по больному, но не мог оставить новенькую на растерзание нашим девчонкам. И продолжал глумиться:
– Давай, Олечка, в мужской раздевалке тик-токов на целый год наснимаешь!
Томно закатив глаза, я изобразил, как она танцует перед камерой.
– Фу, дурак!
Ольга тряхнула светлыми волосами и, оттолкнув застывшую в негодовании Ульяну, открыла дверь. Катя преданно поспешила за ней. Ульяна, опомнившись, презрительно фыркнула и тоже отправилась восвояси.
– Столовка там, – показал я новенькой Рите.
А сам не стал дожидаться звонка на урок, развернулся и направился в туалет в надежде кое-кого найти. В туалете было пусто, но я точно знал, что нужные люди тут, потому что в одной из кабинок слышались звуки возни. Я включил воду, подождал немного и выключил. А потом громко протопал к двери. Хлопнул ею, будто ушел, и замер, ожидая, когда они покажутся. Дверь кабинки приоткрылась, и высунулась взъерошенная голова Ткаченко. Это значило, что Смирнов и Гришевич тоже тут. Знаменитая троица гопников-девятиклассников. Все трое – кандидаты на вылет, домучиваются последнюю четверть.
– Ой! – увидев меня, вздрогнул Ткаченко.
– Нервишки у тебя слабые.
– Это точно. – Он оглянулся: – Мужики, Романовский из десятого пришел! Выходим!
И все трое выбрались из кабинки.
– Хорошо, что не из одиннадцатого, – заметил Гришевич. – Тот бы сразу люлей вломил и пинками выгнал из сортира!
– А вам не тесно втроем на одном толчке, акробаты? – мрачно поинтересовался я.
– Не, мы ж только заныкаться!
Смирнов начал похлопывать себя, выискивая что-то во внутренних карманах.
– Кстати, – совершенно некстати заметил Ткаченко, присаживаясь на подоконник, – у вас в классе новая девчонка? Я видел ее утром в холле, ниче себе такая! Ноги, и ваще… тянка зачетная!
Ну вот о чем с ними разговаривать?! Сейчас будут обмусоливать старшеклассниц, фантазируя о том, чего им не светит ни в каком, даже воображаемом, мире. Но у меня к этой троице было дело, поэтому я остался.
– Романовский, будь другом! – Прекратив рыться по карманам, ко мне подошел Смирнов.
И по его глазам я сразу понял, что будет клянчить.
– Займи полтинник, сиги кончились, – состроив жалобную рожу, попросил он.
– А пять сотен хочешь? – спросил я.
– Че делать надо?!
Через тридцать секунд подробных объяснений и инструкций я положил в протянутую ладонь пятисотку и вышел из туалета.
– И давайте живее, пока звонка нет! – напутствовал я стремительно выбегающую за дверь троицу.
Когда звонок прозвенел, на этаже недолгое время стояла тишина. А потом раздался многоголосый девчачий визг и хлопанье дверей. Убедившись, что деньги отданы не зря, я отправился в тайное место. Оно, конечно, никакое не тайное, потому что каждый, при определенной любознательности, может найти угол под лестницей, которая ведет к пожарному выходу.
Нырнув под ступени, я забрался в самый торец – туда, где меня не должно быть видно, и, скорчившись в три погибели, вытащил из рюкзака тетрадь.
Сколько себя помню, я всегда на чем-нибудь рисовал: на листочках, салфетках, обоях. И это совсем не нравилось моим родителям. И после того, как у папы не получилось вылепить из меня спортсмена, за дело взялась мама. Она учла мою склонность к творчеству и отправила в художественную школу. Но тоже проиграла. В художке требовали совсем не то, что мне нравилось, и, промучившись три года, я прекратил туда ходить. Мама узнала об этом еще через год. Посовещавшись, родители решили, что перевоспитывать меня уже поздно, и махнули рукой. Но рисовать я не перестал. Мне больше никто не мешал, и я рисовал только то, что хотел. Комиксы.
Я использовал каждую свободную минуту, чтобы возвращаться к своему занятию. Поэтому и засел под лестницей, пока все остальные играли в баскетбол. Но только сделал первый набросок к сцене, как едва проникающий под лестницу свет заслонила чья-то тень. Я захлопнул тетрадь и поднял голову. Ко мне пробиралась новенькая Рита.
– Охаё! – Она бросила на пол свою сумку и уселась на нее сверху.
– Охаё. Ты ошиблась немножко.
– В чем?
– Тут ведь не столовая.
Рита улыбнулась. Она сидела совсем рядом со мной. Слишком близко. Невыносимо близко. Ее плечо коснулось моего. Во рту пересохло, и ладони стали влажными.
– Зачем ты под лестницу залез?
Я вытер ладони о колени, откашлялся, но все равно голос остался какой-то каркающий:
– А ты зачем?
– Я за тобой!
Она рассмеялась. У нее оказался очень приятный смех. Тихий и переливчатый, не то что у наших девчонок, которые ржут как лошади.
– Тебя Макар зовут?
– Обычно меня никуда не зовут.
– Почему?
– Потому что я никуда не хожу.
– Ага, – кивнула Рита. – Я тоже ненавижу все эти школьные мероприятия! А уж коллективный стриптиз и финальные объятия под кольцом – особенно! Скажи, пожалуйста, тут у вас какой-то баскетбольный культ?
После ее слов о стриптизе в моей голове не осталось ничего. Вообще. Только звенящая пустота.
– …да? – Она подтолкнула меня локтем.
– Что? – Очнувшись, я снова откашлялся.
– Похоже, после слова «стриптиз» ты меня уже не слышал, – Рита хихикнула.
Она что, читает мысли?! Я вознес хвалу Небесам за то, что под лестницей темно и не видно, как я краснею. И еще за то, что я все-таки не забыл утром про дезодорант.
– Я спрашиваю, у вас тут все повернуты на баскетболе?
– Ага. Угадала. Секта по воспеванию физической культуры и бога Баскета.
– И жертвы приносите?
– А как же, – ухмыльнулся я, – по две чирлидерши в хороший сезон, по пять в неудачный.
Рита тихонько рассмеялась, потом повозилась немного, устраиваясь удобнее. Вытянула перед собой ноги и пошевелила розовыми «мартинсами». Она так и не переобулась.
– То-то я смотрю, что ни одной приличной девчонки в классе не осталось. Все стремные. А ты знаешь, что с ними сейчас было?
– Что? – Я придал лицу заинтересованное выражение.
– Кто-то подбросил в раздевалку дымовуху, и они все повыбегали кто в чем.
– Ого! Хорошо, что меня там не было!
Мы переглянулись.
– И часто у вас тут такое?
– Пока ты не появилась, ни разу не было. – Я пожал плечами.
– Понятненько. Так им и надо, а то прицепились ко мне. – Рита довольно похоже изобразила Ульяну: – «Анимешница? Косплеишь помаленьку? Где шапку прикупила?» – Она печально вздохнула: – У нас в школе на такое внимание не обращают, все выглядят как хотят. Некоторые парни даже уши прокалывают и волосы красят.
– Да-а, – протянул я, – тут такое не прокатит. Я в прошлом году покрасил волосы, так меня едва не распяли. Бесились страшно, родителей дергали.
– В какой цвет?
– В розовый.
Рита уважительно закивала:
– А потом что?
– Да ничего. Продержался две четверти, и пришлось постричься. Так что добро пожаловать в ад! Еще и классная выставила тебя перед всеми.
Рита вздохнула:
– Да, неприятно, когда пялятся. Утром я так боялась опоздать, что пришлось на самокате добираться!
– Даже по лужам, – я ухмыльнулся.
– Ты что, следил за мной? Извращенец! – засмеялась она и шлепнула меня по плечу.
– Но ты все равно села со мной за одну парту. А ведь тебя предупреждали!
– Та девчонка, которая назвала тебя Камеди?
– Ага.
– А почему?
– Это долгая история. И она мне не нравится.
– Девчонка или история?
– Обе.
– А мне нравится Камеди. Буду называть тебя так.
– Тогда я тебя – Москва. Устраивает?
– Вполне!
Она подставила ладошку, и я с удовольствием шлепнул.
– А где у вас тут курят?
– За школой. Надо перейти дорогу, и там рядом с серым домом курилка.
– Далековато, – вздохнула Рита.
– Ага, – подхватил я. – Проще бросить, чем туда таскаться!
– Ты бросил? – улыбнулась она.
– И не начинал даже.
Рита отвернулась и прислонилась спиной к стене. На меня она больше не смотрела. А я, пользуясь этим, осторожно разглядывал ее. Длинные ресницы, аккуратный нос и две родинки над правой бровью – вовсе не родинки, а пирсинг. И волосы вьются вдоль щек, и губы приоткрыты, словно она только что облизывала чупа-чупс.
– Слушай, Камеди, – она снова повернулась ко мне. – А вот тот парень за второй партой, как его зовут?
Мне сразу стало тоскливо и захотелось выбраться из-под лестницы. Но я сделал вид, что мне все равно:
– Иван. Тот, с которым ты опрометчиво отказалась садиться рядом.
– Да ну? – снова улыбнулась она. – Считаешь, я зря с ним не села?
– Для тебя это было бы лучше.
– А для тебя?
И она хитро на меня посмотрела из-под пушистых ресниц. И от ее взгляда в горле снова пересохло. Это то, о чем я подумал? Я реально ей понравился? Не может быть! И тут она затоптала пробивающийся росток надежды:
– Девушка у него есть?
– Нет.
– А та высокая, рыжая?
– Ульяна? Она – сестра Федьки Соколова. Они вдвоем на первой парте сидят.
Рита снова задумчиво смотрела перед собой:
– А девчонки, которые до меня докопались?
– Свидубская Ольга и ее подруга Катька Кочетова.
– Герлфренд?
– Нет, просто подруга. Ольга – звезда тик-тока, у нее несколько тысяч подписчиков, а у Катьки – нет.
– А остальные девчонки что собой представляют? – продолжила Рита.
– Пассивная протоплазма.
– Люблю пассивную протоплазму, – быстро среагировала она.
Я опять невольно расплылся в улыбке, ведь Шекли – мой любимый писатель.
– И директриса у нас – Ведьма.
– Ну, это в школе обычное дело! – Рита обхватила колени руками. – А что насчет тебя?
И она, насмешливо прищурившись, уставилась мне прямо в глаза. Меня снова бросило в пот, и мысли, которые за последние десять минут встали на свои места, вновь рассыпались, как эмэндэмсы из пачки, и потерялись где-то за смущением и волнением:
– А что я?
Чтобы унять руки, я крепче сжал тетрадь.
– Что ты тут делаешь?
Она специально вгоняет меня в краску? Смотрит в упор и улыбается – так, словно я ей все же до чертиков нравлюсь. Но я-то знаю, что это невозможно. Однако снова краснею и потею. Вот черт! Если она не прекратит так смотреть, то скоро мой лонгслив можно будет выжимать. По спине уже пробежал тонкий ручеек. Но она не прекратила. Она пошла еще дальше:
– А это что? Тетрадь смерти? – И потянула за краешек: – Список твоих врагов?
– Ага. – Я крепче сжал тетрадь. – Которых я по одному начну уничтожать, начиная с завтрашней ночи.
– Почему не сегодня? – хихикнула Рита.
– Потому что завтра кровавая луна и все такое.
Она снова потянула за тетрадь, а я уперся. Она дернула. И через мгновение мы оба завалились на пол. Миссионерская позиция – я сверху – меня вполне устраивала.
Ее глаза, темно-серые в полутьме, оказались прямо напротив. Я заглянул в них и не поверил, что все происходит в реале. Так на меня не смотрел еще никто! И ни у кого я не видел таких красивых глаз. Да что там! Прекрасных, глубоких, бездонных… Мы почти касались друг друга кончиками носов, я чувствовал ее дыхание, а от ее волос пахло какими-то цветами. И вдруг она закинула руки мне за спину, обняла, и меня чуть не стошнило от волнения. Представив себе эту картину, я едва не рассмеялся. Вот было бы позорище! И стало немного легче. Я подался назад, но Рита не разомкнула рук.
– Та-ак, – протянула она, глядя куда-то поверх моей головы, и прочитала название: – «Адская школа». Очень интересно!
Вот зараза! Она все-таки завладела тетрадью и теперь рассматривает комикс за моей спиной!
Я дернулся сильнее и шибанулся затылком о потолок – изнанку лестницы, да так, что искры полетели из глаз! Наши объятия распались, и тетрадь шлепнулась на пол. Схватившись за голову, я сел, со стоном привалился к стене и возмутился:
– Чего ты ржешь?
Мурашки уже не бегали по спине, краска не заливала щеки, и сердце не застревало в горле от этой девчонки. Было просто больно. А Рита все лежала на полу и хихикала, показывая безупречно ровные зубы. Наконец она тоже села, поджав под себя ноги. Протянула руку и погладила меня по макушке:
– Очень больно?
– Жизненно важные органы не задеты. Выживу, – пробормотал я, пряча тетрадь в сумку.
Она снова погладила меня по голове. Было приятно чувствовать ее пальцы на своих волосах, снова видеть близко ее лицо, вдыхать ее свежий запах. Еще немного – и я бы попытался ее поцеловать. Интересно, что бы она тогда сделала? Но тут прозвенел звонок, и мы поспешно выбрались наружу.
– Проведешь мне экскурсию по преисподней? – Рита закинула рюкзак на плечо.
Я отряхнул пыль с джинсов:
– Ладно. Начнем со столовки. Есть хочешь?
– Кофейку бы не помешало, я совсем не выспалась сегодня.
– Забавно, – усмехнулся я. – Горячий кофе в аду. Могу обещать только чай. И тот чуть теплый.
– Годится! – И она бодро зашагала рядом, безо всякого смущения, словно не мы только что валялись на полу под лестницей, сжимая друг друга в объятиях.
В столовой пока еще было свободно. Не сговариваясь, мы взяли по чашке чаю и по булочке с корицей.
– Угощаю, – предупредил я, и Рита лишь пожала плечами.
Конечно, куда более круто было бы пригласить ее в настоящее кафе, а не в школьный буфет. Но я подумал, что не упущу эту возможность и, вероятно, сейчас рискну это сделать. Вот еще немного – и рискну.
Мы заняли пустой столик у окошка. Рита потянула край булочки-улитки, разматывая ее.
– Я тоже так люблю. Середина самая вкусная, – сказал я.
– Ты сладкое всегда оставляешь на потом? – Она бросила на меня короткий взгляд и снова принялась за булочку.
– Да. Я думаю, что все так делают.
– Не все. И в конец книги, наверное, не заглядываешь? И спойлеры не выносишь?
Мне стало обидно. Она что, считает меня таким правильным и предсказуемым?
– С чего ты взяла?
– Ты не куришь, носишь школьную форму и подчиняешься правилам. Ты сдался всего через два месяца и постригся!
– Две четверти! – уточнил я.
– Спорим, у тебя даже нет ни одной татуировки?
– А у тебя, типа, есть?
Она засмеялась и откусила еще кусочек. Вот зачем она это спросила? Теперь я буду гадать, какая у нее татуха. И где. От смущения я сделал слишком большой глоток чая и закашлялся. И тут кто-то мощно заколотил меня по спине.
– Нарушу ваш интим? – Андрюха, не дожидаясь разрешения, плюхнулся рядом со мной на скамейку. – Андрей. Старший брат этого клоуна, – отрекомендовался он.
И, перегнувшись через стол, протянул руку Рите. Та пожала ее и улыбнулась. Она что, всем подряд так улыбается? Опять стало тоскливо. По ощущениям похоже на то, когда тебя забыли в детском саду. Всех детей из группы давно уже разобрали по домам, а ты сидишь в одиночестве в плохо освещенной комнате и понимаешь, что за тобой уже никто и никогда не придет. Еще утром все было нормально: дом, мама, папа, а сейчас ты никому не нужен. Живи теперь с этим!
На несколько мгновений я погрузился в неприятные воспоминания, а когда вернулся в реальность, понял, что Рита с Андрюхой уже над чем-то смеются. Вместе. Надеюсь, не надо мной. Но нет – они смеялись надо мной!
– …и он так хотел привлечь к себе внимание, что вскарабкался прямо на накрытый стол! Представляешь?! Без штанов! – Андрюху просто распирало.
Мало того что эту историю родители вспоминают на каждом семейном сборище, так теперь и мой брат рассказывает ее кому ни попадя! Даже хуже! Девчонке, которая понравилась мне с первого мгновения, и я ей, кажется, тоже! Но теперь все пропало, и можно уже ничего не ждать. Я сник. Зато Андрюха был в приподнятом настроении. Закончив рассказывать унизительный случай из моего детства, он принялся отвешивать Рите комплименты. И ее улыбка становилась все шире.
Не попасть под обаяние моего братца невозможно. Проверено неоднократно. Все девчонки, которые проявляли ко мне интерес, делали это только для того, чтобы подобраться к Андрюхе. Я-то, дурак, надеялся, что эта впервые запала на меня, интересуется лично мной, но и тут вышел облом! Стоило брату появиться на горизонте, она тут же перестала меня замечать.
Я поднялся из-за стола, схватил свой рюкзак и, развернувшись, столкнулся нос к носу с Федькой Соколовым.
– Макарёк! Почему на физре не был?
– Потому что ты там был.
– Не понял? – насупился Федька.
– Тебе и не надо.
Я увернулся от его объятий, явно не подразумевавших обоюдные дружеские похлопывания по спине.
– Андрюха, твой мелкий идет против коллектива! – Соколов все-таки обхватил меня за шею, и вырваться из этой смертельной хватки было невозможно. – Сегодня опять не был на физре!
Он снова насильно усадил меня на скамью.
– В чем сопротивление? – Андрюха развернулся ко мне.
Рита с улыбкой наблюдала.
– Сопротивление в амперах, – полузадушенно пробормотал я из-под Федькиной руки.
– Неправильно, – засмеялся Андрюха. – В амперах – сила тока.
– Сейчас мы эту силу и применим! – обрадовался Соколов.
Ему явно было все равно, о какой силе речь, но, услышав знакомое слово, он принялся еще старательнее душить меня. Я почувствовал себя Бартом Симпсоном в руках отца.