Зона: перезагрузка. Создатель чудовищ
– Делайте, док! – наконец процедил я. – И лучше, чтобы у вас получилось.
Он кивнул и двинулся к Рите.
* * *Разумеется, никто и не ожидал, что все пройдет совсем уж без сучка и задоринки. Я прекрасно помнил, как при введении крови Измененных колбасило меня, сувайвора. Риту не могла миновать чаша сия. Она ее и не миновала. Жена с судорожной силой вцепилась в подлокотники кресла, костяшки пальцев ее побелели, тело напряглось, а на лбу выступила крупная испарина. Я переводил взгляд с нее на сидящего перед мониторами Эдуарда и обратно. Научник был спокоен. Судя по всему, данные, поступавшие с биохиманализаторов, не внушали ему тревоги.
Но я все же не выдержал:
– Может, ввести ей антинову?
– Рано, – отозвался Прохоренков. – Пока процесс идет нормально. Вакцина же замедлит и ослабит всасываемость биологического материала. Нужно терпеть. И ей, и вам. Лучше подумайте вот о чем. Во время первого поиска вам придется ее держать. Не физически, вы понимаете, о чем я?
Да конечно же я понимал. Слишком глубокий след во мне оставила схватка с безумным Сеятелем на Белоярской АЭС, чтобы даже восемь с гаком лет спустя не помнить каждую мелочь. А уж тем более то, как Рита тогда держала меня, как мы стали единым энергетическим организмом. Если б не она, та битва могла закончиться совсем иначе. Но… там был бой со страшным врагом, а тут?! Простой поиск же… Или нет?
– Я готов, но почему?
– Есть риск, что ее захлестнет чрезмерное желание найти Глеба. Да, я знаю, что ваша жена «лояльная» и эмоции у нее несколько пригашены, но… Там эгрегор. Он ошибок не прощает. У вашей жены нет подобного опыта. Она в таком деле новичок. Все вместе может привести к тому, что она провалится в эту тьму и не сможет вернуться в реальность. Ей понадобится якорь, который удержит ее здесь. Этим якорем станете вы. Сможете?
– Спрашиваете! – фыркнул я.
Молодец все-таки Прохоренков! Хоть и яйцеголовый, а тоже в психологии сечет: видит, в каком я нервном напряжении, и поручает мне дело. Важное, даже очень, пусть даже оно, дело это, не прямо сейчас. Я понимаю его необходимость и отнесусь со всей серьезностью. И перспектива эта хоть и не гасит разом мою внутреннюю трясучку, но сводит ее к минимуму. Дело приводит меня в форму, ибо есть такое слово «надо». И когда «надо», нервы и рефлексия отступают на второй план. Я все сделаю. Собственно, назад дороги уже нет: мы с Ритой играем ва-банк, и потому как никогда важно, чтобы мы были едины. Ради Глеба и ради нас. Это же важнее моих страхов, разве не так? Важнее.
Рита вдруг замерла, тело ее судорожно изогнулось, на бледном как смерть лице даже губы стали серыми.
– Биоматериал! – скомандовал Прохоренков.
Я, признаться, не сразу понял, о чем он, – мысли все были о крови Измененного, но Алина поняла и бросилась в соседнюю комнату. Я, протормозив несколько секунд, – за ней. Они были там. Два аквариума, битком набитые червями и опарышами. Живыми, копошащимися, мерзкими. Но для Риты они сейчас были тем, что доктор прописал. В момент жестокого стресса для организма пьющей жизнь нужно тупо пить жизнь, чтобы справиться с этим кризисом, и не важно какую. Мы трое – сувайворы и на роль доноров не годимся. А черви и личинки – хоть и примитивная, но жизнь. Много жизни. Я вспомнил, как умирал там, в лесу под Иркутском, когда меня ранил Измененный: тогда в ход пошли даже растения. Должно сработать…
Когда жизни в обоих аквариумах не осталось совсем, мы с Алиной поспешно вынесли их прочь. А когда вернулись, Рита спала. Не сказать чтобы мирно – у нее подрагивали пальцы, двигались глазные яблоки под сомкнутыми веками, дыхание было прерывистым и неглубоким. Эдуард весь был погружен в наблюдение за показаниями биомонитора.
– Ну что? – не выдержал я.
Он повернулся ко мне, и по лицу научника было заметно, что он тоже переживал и не успел спрятать следы этих переживаний. Но голос был спокойным, словно он поставил Рите банальную прививку от гриппа:
– Порядок. Организм вашей жены принял кровь Измененного, отторжения не последовало. Сейчас ее состояние более-менее стабильное. Ждем и наблюдаем.
* * *– Ты готова?
Рита подняла на меня взгляд, и по тому, что плескалось в ее глазах, я понял, какой дурацкий вопрос только что задал. Ей страшно и одновременно не терпится. Причем боится она больше не за себя, хотя нырок в эгрегор Сеятелей – тот еще экстрим. Боится она провала – того, что ничего не получится. Ведь, по большому счету, мы все поставили на эту карту с катализатором: других-то идей у нас не было. А время… Вот нутром я чуял, что чем дольше Глеб находится в руках Паука, тем меньше у нас шансов его спасти. Так что у нас ситуация – почти пан или пропал. Или сработает эта безумная затея, или… Про альтернативу даже думать не хотелось. И ей тоже. Поэтому у меня и Риты в душе наверняка бушевали одинаковые ураганы, вот только роли у нас разные: ей нырять, мне – держать. И от нее зависит почти все. Готова ли она? Физически – да, а морально… Нет, конечно! И в то же время – да, какого черта мы не начинаем?!
Все это я прочел в ее взгляде, ободряюще улыбнулся и нежно сжал ее пальцы:
– Прорвемся, милая! Я буду тебя держать.
Она только кивнула.
* * *Тьма. Живая, голодная. Она вокруг, везде… Ее нет только в нас. Пока нет. Но если будем хлопать ушами или слишком задержимся здесь – будет. Да и нас, собственно, уже не останется. Растворимся в этой тьме, как будто и не рождались. Рита погружена глубоко, она почти вся здесь, а я балансирую на границе двух реальностей. Это моя задача – я ее якорь, если говорить о привязке к физической реальности, и спасательный круг, если речь об этом море тьмы. Эгрегор Сеятелей – неподходящее место для людей. Даже для не совсем людей вроде нас. Сувайвору и «лояльной» тут делать нечего, и этой тьме только дай шанс – сожрет нас и не подавится. Не потому что злая, не потому что враждебная, а потому, что таковы ее природа и суть.
Я держу Риту. Держу изо всех ментальных сил. Мы – почти одно. И это «почти» – тонкая грань, очень важный нюанс. Если нырнувший сюда будет слишком слабо связан с родной реальностью – пропадет ни за понюх табаку, если слишком сильно – спалится, как чужеродный элемент в этой ноосфере космического разума. И то и другое – хана. Слава богу, Посвященный нас проинструктировал достаточно подробно, так что мы знаем, что делать… Теоретически.
А практически… Я уже нырял в эгрегор, когда звал самого Посвященного. Но это было совсем ненадолго – он быстро откликнулся, мы коротко поговорили, и я вывалился обратно в реальность. Тут же все иначе. По-быстрому не получится – надо звать, причем звать долго и «громко». Ментально громко. Этим сейчас и занимается Рита. А я чувствую и воспринимаю все то же, что и она, – наша интеграция достаточно тесная для этого. Только помочь ничем не в состоянии. Именно в ее нелегкой миссии. А вот мониторить активность тьмы вокруг – это я могу, чтобы успеть выдернуть Риту обратно до того, как станет слишком поздно.
Она бьется пока безо всякого толка, словно в глухую стену, только не каменную, а мягкую, как в сумасшедшем доме в комнате для буйных. И эта темная мягкость гасит ее зов, он тонет и глохнет, словно выпитый тьмой, и нет никакого ответа. Хотя, конечно, тьма не пьет зов, это только кажется. Просто сын не отвечает – или не слышит, или не может ответить. Даже не знаю, что хуже.
Если честно, я в растерянности: у Глеба все способности сувайвора, пожалуй, даже помощнее моих, в том числе и стойкость к воздействию паранормальных талантов Измененных. Как же Паук ухитрился его закабалить? Я спрашивал у Посвященного и по его расплывчатому ответу понял, что у него самого одни догадки. Например – Паук вышел на такой уровень, что способен преодолевать сувайворский иммунитет… М-да, веселая картинка, нечего сказать…
Как же мне хочется присоединиться к жене и звать вместе с ней! Увы – нельзя: так мы точно спалимся. Якорь должен быть нем. Но я чувствую нарастающее отчаяние Риты – она не может пробиться к Глебу, хотя работает на пределе своих возможностей, даже таких, как сейчас, усиленных. Ей наверняка придется потом антинову вколоть – эксплуатирует она себя на износ. Мой мозг тоже усердно скрипит в поисках выхода, но не находит его. Как еще можно позвать, чтобы…
Ох, что это?! Рита теряет над собой контроль. Казалось бы, «лояльная», а вот поди ж ты! Отчаяние – страшная штука. Особенно если это отчаяние матери, потерявшей своего ребенка. Рита наращивает интенсивность зова, буквально сжигая себя ментально, и в тот же миг начинает шевелиться тьма вокруг. Она явно что-то почувствовала: сжимается, концентрируется вокруг нас. Вокруг Риты. И в тот же миг я понимаю: сейчас или никогда. Дергаю жену на себя изо всей ментальной мочи, и мы вываливаемся из эгрегора Сеятелей в обычную реальность.
* * *Рита, рыдая, кинулась на меня, стала бить меня кулаками в грудь и кричать:
– Зачем?! Заче-е-ем?! Зачем ты выдернул меня?! Я бы достучалась до него! Я уже почти… Еще бы чуть-чуть – и…
– Ты бы исчезла, – перебил я, перехватывая ее руки и прижимая жену к себе. Крепко-крепко. – Тьма эгрегора сожрала бы тебя. Или ты бы себя сожгла. Все решали секунды…
Отчаяние словно лишило ее последних сил, и она продолжала рыдать на моей груди. Тихо и безутешно.
– Что же делать, Тема? Что де… – и вдруг обмякла в моих руках.
А я закричал:
– Док, вакцина!
Но Эдуард уже и сам все видел, он мгновенно оказался рядом, сделал инъекцию, и мы аккуратно положили Риту на диван.
– Порядок, – успокаивающе произнес Прохоренков. – Мы успели. Ей просто надо отдохнуть…
– Не получилось, да? – это впервые нарушила молчание Алина.
Я помотал головой.
– Твою налево! – вырвалось у нее. – И что теперь? Неужели все зря?
Я хотел было уже ответить утвердительно, но вдруг замер, осененный новой мыслью.
– Не совсем, – губы мои шевелились еле-еле, словно после «заморозки» у стоматолога. – У меня есть одна идея.
Глава 4
Паук и Глеб
Остров Итуруп«Помоги… те!» Силы уходят, а взять новые неоткуда. Можно ли охрипнуть, если все твои отчаянные крики – мысленные? У Глеба сейчас именно такое ощущение – что он сорвал свой ментальный голос. Все бесполезно: ни вырваться, ни докричаться. Он как-то привык считать себя суперкрутым, способным сотворить то, что не может больше никто. И защищенным, словно на нем волшебные доспехи, которые никто не может пробить. И где они теперь, эти доспехи? Были же! Даже Зовущий не смог подчинить Глеба, уж на что он был страшен! Как же этот… Паук справился? При одной мысли о нем Глеба охватывают страх и омерзение. Словно его пленитель и впрямь – гигантское насекомое, мерзкая членистоногая тварь с ядовитыми жвалами.
Глеб не любит пауков. Не боится, нет – ему скоро девять, в таком возрасте мужчине не пристало бояться насекомых, – просто не любит. Какие-то они… как там папа говорил? А, коварные, вот! Подкрадутся незаметно и укусят. Или в паутину поймают и укусят. Не то что волки – вот кто честные хищники! А этот… Паук… сделал что-то такое, от чего Глеб чувствует себя теперь совершенно беспомощным.
Так уже было, когда его поймали те монстры. Но они усыпили Глеба какой-то дрянью и не давали проснуться. С Пауком все по-другому. Он словно запер мальчика в какой-то комнате и не позволял ему пользоваться своими способностями, кроме маскировки, которую Глеб включал, сам того не желая, для них обоих. Ему бы наоборот – на помощь позвать, но увы… И как мальчик ни пытался сопротивляться воле Паука, у него ничего не получалось. Вот как этот монстр такое провернул? Ну точно паук – подкрался и ужалил, отравил Глеба! И теперь силы мальчика тают, а Паук их, наоборот, накапливает, раздувается черной тенью, словно крови насосался. И чем дальше, тем сильнее становится. Глеб это чувствует, но толку-то? Ему помощь нужна, только где ее взять? Папа с мамой наверняка ищут его. Вот бы им сигнал подать!
Нет, не просто так Глеб вспомнил тех монстров! Там мальчик действовал так же: если нельзя дозваться кого-то далекого, надо звать близкого – авось кто услышит. Те монстры иногда отвлекались, занимаясь своими делами, и Глебу удавалось посылать сигналы из своего небытия. Тут он тоже приспособился. Паук был занят, очень занят. Мальчик чувствовал, что делает это чудовище, и от этого у него мороз по коже пробегал. Паук поймал в свои сети весь остров. Люди спят и видят кошмары или ходят никакие, словно те зомби из ужастика, который Глеб полгода назад посмотрел тайком от родителей. А Паук из всех них силу сосет, так же как из Глеба. Но все это отвлекает его, он не так внимательно следит, что делает его пленник, и мальчику удается звать. Не слишком громко, так, чтобы не услышал Паук, иначе он сделает что-нибудь нехорошее. Такое, что Глеб уже вообще ничего поделать не сможет…
А сейчас? Что он может сейчас? Да, кричит. Кричит мысленно, но никто его не слышит. Может, слабо кричит, а может, просто слышать уже некому – Паук весь остров усыпил или в зомбей превратил. Но делать-то что? Других идей у мальчика нет, а сдаваться он не привык: не сдавался тогда, с Зовущим, не сдастся и сейчас. Если можно только кричать, значит, будет кричать, пока кто-нибудь не услышит или пока что-нибудь другое не придумается…
А когда сил нет кричать, можно подслушать и подсмотреть, что Паук делает. Они сейчас так тесно связаны, что это чудовище ничего не сможет утаить от своего пленника. Да и не захочет, наверное. Паук уже считает себя победителем, а Глеба – своим рабом. Он уже мальчика и в грош не ставит, зачем от него что-то скрывать? Пусть смотрит: ведь все равно не в состоянии ничего сделать… Это Паук, наверное, так думает, а Глеб думает совсем иначе. И пусть пока он беспомощен, но верит, что это не навсегда. А когда все изменится, то, что он узнает сейчас, вполне может пригодиться.
Мальчик присматривается и прислушивается, а также пускает в дело все остальные доступные ему чувства: похоже, творится что-то невероятное и жуткое.
* * *Мальчишка перестал дергаться. Это временно, конечно, но тенденция хорошая. Восприятие у Паука работало точнее, чем электронные приборы отживших. С каждым разом периоды активности сувайворского ребенка делались все короче и все менее интенсивными: силы его убывали, а у Паука – наоборот. Однако маскировочное поле пока продолжало работать. План доминанта Измененных воплощался в жизнь точно так, как он и предполагал. Скоро он накопит достаточно энергетических ресурсов, чтобы перейти к следующему этапу…
Вот только попытки парнишки дозваться помощи, а его родителей – найти сына через эгрегор, несмотря на безуспешность, раздражали доминанта. Их надо бы прекратить. Но он не может все делать сам. Ему требуются помощники, слуги. В Топи у Таганайского Источника у него их были многие тысячи – целая армия биоморфов. Здесь пока нет. Но ключевое слово – «пока». Он все сделает, постепенно, не сразу, ведь у него (опять-таки пока!) нет огромных ресурсов Источника. Ужас, который испытывали одурманенные жители острова, хорошо подпитывал Паука, но все же недостаточно. Зато совсем недалеко в океане, к востоку от острова, находился затопленный Источник. Непробужденный. Паук его чуял, хоть тот и находился на большой глубине. Посланца вселенского разума угораздило рухнуть прямо в глубоководную впадину – Курило-Камчатский желоб. Его надо оттуда извлечь, и поскорее. Вот только глубина там больше девяти километров. Теоретически Паук достаточно модернизировал свое тело, чтобы спуститься туда безо всякой техники и достать Источник… На практике пробовать не хотелось: слишком многое могло пойти не так, да и, погрузившись, Паук почти наверняка утратит контроль над мальчишкой и ситуацией на острове… Нет, тут нужны биоморфы, способные работать на больших глубинах… и другие, способные помогать здесь, на острове… и третьи, которые отправятся на Большую землю, к ошметкам разгромленной организации НМП. Сейчас в ход должно пойти буквально все.
Из чего делать биоморфов в отсутствие Топи? Варианта два: восприимчивые к мутагенному излучению жидкости – вода и магма. С водой Паук уже поработал. Не с океаном, конечно, а с мелкими озерами на острове. Они уже достаточно изменились под его воздействием. Вода загустела и, смешиваясь с донным илом, постепенно превращалась в субстанцию, годную для создания боевых тварей. Скоро местные озера превратятся в трясины – отдаленное подобие таганайской Топи, но ждать некогда: твари нужны уже сейчас.
Прямой контакт с водой больше не требовался: мутная жижа, которой наполнялись озера острова, была практически готова к формированию биоморфов. У Паука уже имелся соответствующий опыт, причем весьма свежий и богатый. Мозг работал на автопилоте, формируя нужные образы, и доминант манипулировал энергетическими потоками уверенно, повторяя многократно пройденные в недавнем прошлом этапы формирования биоморфов. Разумеется, здесь имелись свои нюансы: в данном случае требовались не просто тупые биологические машины для убийства, им придется сформировать несколько более сложный мозг и вложить кое-какие дополнительные функции. К тому же местная среда все еще несколько более инертна, чем таганайская Топь, и менее восприимчива к воздействию: все же прошло еще слишком мало времени с того момента, как Паук начал с ней работать. Разумеется, пока не могло идти и речи ни о каком самозародившемся разуме, как это было там, где Топь сама помогала своему хозяину создавать чудовищ, понимая его с полумысли и подхватывая все энергетические манипуляции. Здесь же приходилось напрягаться, чтобы лепить нужное из твердоватого «пластилина» физической реальности и жестко диктовать свежезародившейся биомассе каждый шаг, каждую мелочь. Там недодумки и недоделки исправляла сама Топь, тут это выльется в дефекты самих тварей. Поэтому требовалась высочайшая концентрация. Но доминанту было не привыкать: когда он создавал в Таганайской Зоне аномалию-убийцу, работа была еще более тонкая и кропотливая. Правда, о таких объемах энергии, которые он тогда потратил на этот смертоносный шедевр, теперь приходилось только мечтать. Но это временно, пока Источник лежит на дне морском, разумеется.
Ну вот, кажется, получается. Паук стоял на склоне вулкана Атсонупури и смотрел, как из мутной лужи, в которую превратилось Лесозаводское озеро, вылезают биоморфы. Жуткие, уродливые, в чем-то даже гротескные. Но не на вкус доминанта. У него понятия о красоте по сравнению с человеческими изменились до неузнаваемости. Да он уже и не мыслил подобными категориями: во главу угла ставилась функциональность, и только она. Всего тварей было шесть. Универсальных: они могли плавать, ходить по земле и летать, а также кусать и рвать на части. Правда, для погружения в желоб они пока слабоваты – их доминант использует тут, на подхвате, и отправит к Новым в Советскую Гавань. А для океана он слепит особых монстров из куда более подходящего материала – магмы. До нее тут совсем недалеко: на острове целых восемь вулканов, из которых как минимум четыре – активные. Кратер одного из них как раз находился тремя сотнями метров выше. Но что такое для Измененного четвертой ступени эти триста метров? Прокачанное до невероятного уровня тело Паука стало настоящей биологической машиной. Стремительный подъем (не такой, конечно, стремительный, как у сверхбыстрых Измененных, но тоже очень впечатляющий) – и он уже стоит на краю кратера.
Горячее сердце этого временно дремлющего вулкана пульсировало где-то внизу. Паук его четко ощущал и потянулся к нему своими энергетическими руками. Пробуждать вулкан пока не входило в планы доминанта. Может быть, немного позже. А сейчас… Магма, конечно, не мутагенная болотная жижа, в ней больше от изначальной реальности Земли, но суть ее – первозданный хаос. С таким материалом Паук может работать. Он чуть усмехнулся и опустил свои энергетические руки в жидкий огонь.
* * *«А-а-а-а! Огонь!» – этот крик зародился внутри Глеба, но так и не вырвался наружу. Сейчас он воспринимает все через органы чувств Паука, и воображение подсказывает ему, что жидкий огонь – это ужасно больно. Но Паук ничего не чувствует и начинает делать с этой огненной рекой, текущей в недрах земли, какие-то невероятные вещи. Глебу страшно и одновременно жутко любопытно. Мальчик хочет смотреть, но в то же время понимает: пленившее его чудовище в данный момент полностью погружено в процесс работы с этим огнем, а значит, наверное, слегка ослабило контроль над ним, Глебом. Это дает шанс, хоть и маленький… Если не вырваться, то хотя бы позвать. Того, кто услышит. Если на этом острове не осталось никого в здравом уме, значит, на соседнем… Далеко не докричаться.
«Помогите! Помогите! Вытащите меня! Паук! Я у него в плену! Найдите моих папу и маму! Я Глеб! Помогите! Помогите! Услышьте же меня хоть кто-нибудь! Я в плену у Паука! Вытащите меня…»
Боль. Резкий приступ боли буквально раскалывает голову Глеба, и он едва не теряет сознание, а перед глазами возникает пелена багрового тумана. Глеб кричит от боли и ужаса. Вернее, пытается кричать, но он бессилен нарушить тишину, и на глаза его выступают слезы отчаяния.
«Заткнись, щенок сувайворский! – эхом долетает до него злая мысль Паука. – Все равно тебя никто не услышит. Я займусь тобой позже».
И сквозь багровую пелену проступают пугающие образы. Мальчик видит их глазами Паука. Жуткие, словно порождения самого дикого кошмара, чудовища, черно-багровые, слепленные из частично затвердевшей огненной массы из недр земли, лезут по наклонным стенкам кратера вулкана, спеша вырваться наружу. И Глеб чувствует удовлетворение Паука, сотворившего их, первых солдат своей безумной армии. Удовлетворение создателя чудовищ.
Одна из тварей словно чувствует полный ужаса взгляд мальчика, поворачивается к нему и рычит. В глубине ее пасти, утыканной острейшими, как у крокодила, зубами, бурлит жидкое пламя. Для Глеба это уже слишком, и его сознание гаснет во мраке.
* * *Ари проснулась с криком. Не осмысленным, а каким-то бессвязно-эмоциональным. Такое с ней в последний раз случалось… она уже не помнила когда: жизнь до изменения давно уже подернулась дымкой забвения. Ари колотила крупная дрожь, пальцы обеих рук сжимались в кулаки. Только нижняя часть тела оставалась лежать мертвой неподвижной колодой, словно и впрямь была сделана из дерева.
В комнату ворвался бородатый отживший. В его глазах светилась нешуточная тревога. И как с удивлением поняла Ари, это была тревога за нее. Но сейчас ей было не до того, чтобы разгадывать эту загадку.
– Эй, ты в порядке? – пожалуй, ничего глупее отживший спросить не мог.
– Нет! – буркнула Ари. – Не в порядке! И если так пойдет дальше, я сойду с ума!
Глава 5
Игорь и Ари
Остров Итуруп– Сойдешь с ума? Почему? – удивился Игорь Бахтин.
– Он кричит, – нехотя проронила незнакомка. – Постоянно кричит в моей голове. Зовет на помощь.
– Кто «он»?
– Мальчик… Я его не знаю, никогда не видела. Но слышу его голос…
Замешательство отразилось во взгляде Игоря, и шатенка закатила глаза.
– Ну вот, теперь ты считаешь меня сумасшедшей.
– Не считаю, – Игорь покачал головой. – Я видел, как ты остановила туман. Ты Измененная, да?
– Пятерка за догадливость, – буркнула она.
– И… какие у тебя способности?
Незнакомка напряглась:
– А тебе зачем? В АПБР меня сдать хочешь?
Игорь даже замер, ошеломленный таким предположением.
– С чего вдруг? Да и откуда в нашей глуши возьмется АПБР? От сырости, что ли?
Незнакомка какое-то время смотрела на него испытующим взглядом, а потом кивнула. Видимо, решила поверить.
Что греха таить, Бахтину рядом с Измененной было неуютно: кто ее знает, что у нее на уме? Слухами о таких, как она, земля полнилась. Что они совершенно бесчувственные, что им человека убить – как комара прихлопнуть. Эта, похоже, ничего такого делать не собиралась. То ли не могла, то ли из-за своей временной беспомощности чувствовала, что Игорь ей пока нужен. Но долго ли такое положение дел продлится? Бахтин слышал, что у Измененных сильная регенерация. Может, восстановится, и поминай тогда как звали сердобольного смотрителя маяка, решившего спасти незнакомую молодую женщину…
– Это ты меня из моря вытащил? – вдруг спросила незнакомка.
– Да.
– Зачем?
Такой вопрос вместо простого «спасибо» вогнал Игоря в форменный ступор: как объяснить свои мотивы той, которая давно забыла, что такое человечность?
– Ну не мог же я тебя бросить погибать, – развел руками он. – У меня что, сердца нет?
Она прищурилась:
– Ты тогда не понял, кто я?
– Откуда? Впрочем, даже если бы и понял…
– Все равно бы вытащил? – подняла брови Измененная.
– Конечно, – не колеблясь ответил Бахтин.
Нечто странное мелькнуло в глазах шатенки. Она снова бросила на Игоря испытующий взгляд.
– А сейчас? Боишься меня?
– Опасаюсь немного, – признался он.
– Не надо. У меня нет боевых способностей.