– Могу, – тихо ответил он.
– Тогда не откладывай, пожалуйста. Не хочу больше ждать, – тихо сказала я и поцеловала арахнида в уголок губ.
Он вздрогнул и поцеловал мою щеку, а потом меня поглотила темнота.
******
Просыпаться было тяжело. Ощущения напоминали выход из наркоза. Мне приходилось раньше это ощущать в многочисленных больницах, в которых безуспешно пытались лечить мое уродство.
Первое, что я вспомнила, – это нежный поцелуй Сэпия в щеку и нашу с ним беседу. Значит, уже все позади?
Стала оглядываться – я в своей постели, низ живота немного тянет, рядом с кроватью спит бледный арахнид. Неужели не получилось?
Хотела встать, но ко мне со скоростью кометы подлетел Диззи.
– Надо лежать. Вставать рано, – проскрипел мой хранитель.
– Диззи, ты не знаешь – у нас все получилось? – спросила я, не скрывая волнения.
– Не знаю. Сэпий еще спит, – ответил мой немногословный тень.
– Я уже проснулся, – хрипло ответил арахнид.
– Сэпий, не томи – у нас все вышло? – в нетерпении я ерзала по кровати.
– Да, – на хмуром лице расцвела искренняя улыбка. – Ты настоящее чудо, Алла. Столько крепких и очень жизнеспособных клеток ни в одной аллаиде еще не было. У нас будет семь таких, как я, и самое сильное в истории гнездо. Главное – чтобы хватило сил.
Я готова была прыгать от радости, но вредный Диззи придавил меня пушистыми лапами к кровати.
– Надо лежать, Аллаида и так балует Сэпия своей любовью, – проскрипел мой строгий друг.
Я немного смутилась: неужели паучок слушал наши с арахнидом признания?
– Не стесняйся, Алла. Мы связаны с ними одним гнездом, поэтому они знают и вместе со мной купаются в твоем тепле, – сказал с улыбкой арахнид.
– Сэпий, ты ведь говорил, что наших сил хватит максимум на двоих. Как же мы справимся с семерыми?
– Тогда ты не дарила мне столько эмоций. Я убежден, все получится, – заверил меня арахнид.
*****
Три дня пушистый тиран выпускал меня только справить нужду и обмыться.
За это время все неприятные ощущения прошли, и к концу третьего дня я угрожала, что укушу этого ответственного садиста, который не дает мне двигаться, на что ткачик только смеялся и говорил, что у меня слабые челюсти.
Вот меня наконец отпустили, под неусыпным контролем Диззи, а Сэпию все еще не разрешали перемещаться.
В течение дня его кормили и чистили другие птицееды. Зато теперь я могла сама к нему подходить и, конечно, обнимать.
За время нашей вынужденной лежки арахнид растерял все свое терпение и стал капризным и раздраженным.
Возможно, сыграла свою роль та боль, которую, со слов моей тени, испытывал Сэпий, но сам он ни разу на это не пожаловался.
Через еще пару дней отпустили на небольшую прогулку и арахнида, но теперь за нами по пятам ходили двое рабочих и пятеро воинов, похожих на колючих крабов.
Интереса ради я уговорила одного из них покатать меня на спине.
Развлечение, конечно, занятное, но экстремальное. Когда под тобой со скоростью гепарда несется что-то большое и колючее, в голове есть только одна мысль – не свалиться и не быть затоптанной этой машиной для убийства.
Да и после того, как спустилась на землю, я была схвачена в крепкие объятия Сэпия, а военным, если нет угрозы моей жизни, было запрещено меня катать.
Мы еще раз спустились к подземному озеру, и нам с арахнидом разрешили немного поплавать.
Правда, потом нас буквально замучили проверками самочувствия. А через неделю после этого похода мы с арахнидом сбежали от наших надзирателей и выбрались на поверхность.
Я и забыла, как зелен и прекрасен этот мир! Мы взяли с собой покрывало для меня и большую корзинку с закусками и провели потрясающий день, наполненный солнцем, зноем, пением птиц и Сэпием.
Правда, когда мы вернулись, то целый час выслушивали лекцию о нашей безответственности, но это нам настроения не испортило.
Мой возлюбленный был теперь как бы беременным от меня, и я от этого чувствовала себя странно: с одной стороны, меня распирала гордость, что большой и сильный арахнид ждет от меня детей, или, как он называет, гнездо, а с другой – мысль о беременном мужчине меня немного смешила.
Однако Сэпий теперь себя часто вел как настоящая будущая мать – то хандрил по непонятной причине, и мне приходилось всеми силами его веселить и отвлекать от мрачных мыслей, то страдал вкусовыми извращениями, но тут уж мы с гнездом всячески потакали его капризам.
Прошло уже полгода со дня единения, но внешне Сэпий никак не изменился. Однако это было временно.
Он говорил, что паучье брюшко будет очень большим, и ближе к финалу нашего ожидания он, скорее всего, не сможет передвигаться, поэтому сейчас мы старались получить от этой жизни все.
Все, кроме возможности быть по-настоящему вместе.
Наши объятия становились все более частыми и продолжительными, и каждый раз я уговаривала себя не переходить границы дозволенного, а так хотелось изучить каждый сантиметр тела любимого мной мужчины – ну, по крайней мере, человеческой его части.
Сэпий это понимал и утешал меня, как неразумного ребенка, который собрался выходить замуж за взрослого дядю.
Хотя, наверное, я была для арахнида почти ребенком. Он точно не помнил даты своего рождения, но, с его слов, ему было более трехсот пятидесяти лет.
Сегодня арахнид обещал мне показать гнездо, из которого он появился.
Оказывается, гнездовые рождают не паучков, а большую неразумную живую субстанцию, в которой живут зародыши будущего гнезда. Сразу после появления гнезда появляются гнездовые арахниды – они первые.
Потом, по мере необходимости и созревания, появляются другие паучки. И так длится примерно лет триста, а когда последний паучок появляется на свет, приходит время гнездовому найти аллаиду и дать жизнь новому гнезду.
Арахниды никогда не плодятся бесконтрольно и количество гнездовых могут регулировать сами в зависимости от популяции инсектоидов, которыми они питаются.
– Сэпий, а что будет с твоим гнездом, когда появится новое? – решила уточнить я.
– Ничего, гнездо будет живым, пока жив хотя бы один арахнид, появившийся из него, и умрет вместе с ним. Этот источник жизни является нашим коллективным разумом. Оно само не имеет никаких мыслей и эмоций, но с помощью него мы чувствуем друг друга, – пояснил мне Сэпий и взял на руки.
Мы, в сопровождении наших бессменных нянек, отправились по длинным подземным переходам, снова петляя в лабиринте ходов, пока не пришли в большой, хорошо освещенный грот.
