Последнее, что я запомнила, – это маленькая девочка, исчезающая в серой мгле.
Глава 5
Термин «несчастный случай» ошибочен. Любое событие, независимо от того, ожидаемое оно или совершенно неожиданное, является следствием сделанного выбора.
Глава 10 «Основы этики и управления». Принципы и практика разделения, год пятыйПриземлилась я не очень удачно. От удара мои ладони и колени больно саднили. В ушах звенело от внезапно наступившей тишины. В футе от меня створки портала затрепетали, словно крылья гигантской бабочки, и сомкнулись. Я медленно приняла сидячее положение и стала вытряхивать из волос мелкие щепки.
Адди лежала навзничь неподалеку от меня, тяжело дыша, и молча глядела в небо – ярко-голубое, лазурное, бирюзовое. Невероятного и в то же время такого знакомого цвета. Как же приятно было видеть над головой именно его, а не серую мглу разрушающегося мира, из которого нам чудом удалось ускользнуть. Мы обе никак не могли насмотреться на эту чудесную голубизну. Наконец я с трудом встала, цепляясь за лесенку детской площадки.
То, что я видела вокруг, выглядело так же, как только что разделенный мной мир. Все были на месте – и бегуны, и дети, и их няни. Утки в пруду. Саймон и его приятель, бросающие фрисби псу Игги. Горло внезапно сжал спазм, но мне удалось быстро подавить его и восстановить дыхание. Все было в точности так же, как раньше.
Вернее, почти все. Маленькая девочка сидела рядом со своей нянькой, низко наклонив голову. Плечи ее дрожали. Посмотрев вверх, я увидела воздушный шар – он висел на дереве, застряв в развилке между ветками. Нетрудно было предположить, что вскоре порыв ветра освободит его и унесет прочь.
Я сунула руки в карманы и нашла незаконченную бумажную звездочку. Разгладив листок бумаги, я свернула звездочку, заново получая странное удовольствие от знакомых, привычных манипуляций.
Адди встала. Лицо ее было бледным.
– Неплохо получилось, верно? – Я попыталась улыбнуться, но губы мои словно онемели и показались чужими – как и ноги, в которых чувствовалась непривычная слабость.
– Нет, Дэл. Все это было плохо. Очень, очень плохо. – Адди провела пальцем сначала под одним глазом, затем под другим, стирая следы потекшей косметики. – Надо уходить отсюда.
– Зачем? Ведь мы в безопасности.
Сестра покачала головой и бросила взгляд в сторону детской площадки.
– Когда разделение того мира закончится, оно начнется в этом. Это – как эффект домино, и ты толкнула первую костяшку.
Я похолодела от ужаса. Ноги задрожали, и я едва не опустилась на колени. Слова Адди поразили меня. Главный Мир не пострадает, однако все отраженные миры, возникающие там, где мы находились в этот момент, будут разрушаться и исчезать – из-за меня.
– А люди?
– Дэл, сосредоточься. Нам надо найти переход, через который мы можем попасть домой. Как думаешь, где следует искать в первую очередь?
Наверное, Адди была сильно потрясена случившимся, если, вместо того чтобы командовать и распоряжаться, обратилась ко мне за советом. Это было почти смешно. Я едва не улыбнулась, но тут же одернула себя. Мир, где мы находились, был почти таким же, как тот, из которого едва успели выбраться. Но, как я успела только что убедиться, слово «почти» в определенных ситуациях могло означать «совсем не».
Я ощутила неприятную горечь во рту.
– Автостоянка, – сказала я. – Там можно найти много решений.
– Тогда пойдем туда, – встрепенулась Адди. – И пожалуйста, ни к чему не прикасайся.
Обернувшись, я посмотрела через плечо на маленькую девочку, которая все еще плакала.
– Спасибо, малышка, – тихо пробормотала я и двинулась следом за Адди в сторону парковки, где могли обнаружиться переходы.
Один мы вскоре нашли, так что мои предположения оправдались. Перед тем как шагнуть в него, я бросила на землю бумажную звездочку. Она упала рядом со столбом указателя. Разумеется, это было бессмысленное действие, поскольку мир, который мы собирались покинуть, вскоре должен был исчезнуть. Но я поступила в соответствии с привычкой.
«Хлебный мякиш» – так называл эти звездочки Монти, намекая на сказку «Мальчик-с-пальчик».
Когда мы подъехали к дому, Адди, выходя из машины, преувеличенно сильно хлопнула дверцей.
– Я расскажу обо всем маме, – заявила она.
Я бросилась следом за ней:
– Ты что, шутишь? Или серьезно? Нам что, по пять лет?
– Пятилетние дети проявляют больше осторожности и лучше контролируют свои действия, чем ты, – прошипела сестра. – Мы едва не погибли. Ты думаешь, Совет ничего не заметит? Ты стерла целый мир.
– Это из-за тебя. Я не хотела. – От страха меня даже зазнобило. – Ты ухватилась за меня и этим мне помешала.
– Хотела или нет – не имеет значения. Важно то, что ты сделала. И не пытайся перекладывать вину на меня. Ты не должна была ничего трогать. Так что это все – исключительно на тебе, Дэл. – И Адди ушла в дом.
Я осталась у крыльца, продолжая дрожать, хотя на мне был свитер. Из окон нашей кухни лился теплый свет. В сумерках было незаметно, что краска на стенах кое-где облупилась. Дом казался удивительно уютным и безопасным. Но я знала, что внутри меня не ждет ничего хорошего.
Барбарисовые кусты, окаймлявшие двор по периметру, зашелестели, и из них, цепляясь полами своего кардигана за колючки, появился Монти, мой дед.
– Ты вернулась? – спросил он тонким и пронзительным голосом, напоминавшим звук гобоя.
Прежде Монти был крупным мужчиной, однако с возрастом тело его высохло. Это во многом было вызвано воздействием неблагоприятных звуковых частот. С возрастом они сказывались на всех Путешественниках, но Монти пострадал особенно сильно. Плечи его ссутулились, и походка замедлилась. Особенно сильно он сдал после исчезновения бабушки. Больше всего пострадал его слух. Потерявший слух Путешественник был вынужден, странствуя по Мультивселенной, полагаться на свое осязание, а это было очень опасно. Однако Монти это не останавливало.
– Привет, дед! – Я взяла его за локоть. – Ты давно здесь?
– Ходил прогуляться. Вот только не помню, куда и зачем. – Дед похлопал себя по карманам, извлек из одного небольшой перекидной блокнот и огрызок карандаша. – Погоди-ка, я ведь это записал. Вернее, нарисовал карту.
Карты Путешественников – особая история. Они не похожи на ноты, как можно бы предположить, исходя из того, что главными ориентирами для них являлись звуки. Нет, на картах Путешественников особым образом обозначены лишь некоторые наиболее крупные и стабильные ответвления от Главного Мира и переходы, закодированные в цветовой гамме в зависимости от надежности. Благодаря компьютерам составлять их стало легче. В прежние времена карты, нарисованные на бумаге, сделанной из луковой шелухи, требовали много времени для их изготовления и быстро теряли свою актуальность. И все же, несмотря на бурный технологический прогресс, прокладывание маршрутов в Мультивселенной было исключительно трудоемким делом, а точность карт оставляла желать лучшего.
– Ты не должен Путешествовать в одиночку, – сказала я, беря в руки блокнот и думая о том, что мое замечание справедливо и по отношению ко мне.
В глазах деда мелькнул хитрый огонек.
– Мы можем делать это вместе.
– Я…
Дверь дома распахнулась, и на крыльце появилась моя мама. По ее лицу и движениям было видно, что она очень рассержена. За ее спиной стояла Адди.
– Мам…
– Ни слова, Дэланси. Ни одного слова. – Она указала в сторону стола, и я, пройдя мимо нее и шагнув через порог, уселась на свое обычное место.
Монти вошел в дом следом за мной.
– Фостер! – позвала мама, вглядываясь в сумерки.
Отец неразборчиво прокричал что-то из гаража, но тут же появился на его пороге и тоже шмыгнул внутрь дома. Все хорошо знали, что, когда мама говорила подобным тоном, медлить не следовало.
Монти похлопал меня по руке:
– Похоже, она сердится, верно? Целый день всех гоняет.
– Сиди на месте и не смей никуда уходить, – строго произнесла мама, взглядом буквально пригвоздив меня к стулу.
Затем они с Адди отправились в мамин кабинет. Прежде чем за ними закрылась дверь, сестра обернулась, и я увидела на ее губах злорадную ухмылку.
– Тебя долго не было, – заметил Монти, вынимая из холодильника две стеклянные бутылки. – Хочешь корневого пива?
– Нет, пить мне совсем не хочется, – пробормотала я, наблюдая за тем, как дед срывает с бутылок пробки.
Подойдя к столу, он поставил одну бутылку передо мной на стол, а вторую поднес ко рту и отхлебнул сразу половину. Взяв свою, я принялась катать ее между ладонями, прислушиваясь к шипению пузырьков углекислого газа, устремляющегося к поверхности.
– Похоже, я допустила прокол, – сказала я после паузы. – Причем очень серьезный.
Дед негромко рыгнул, и я наморщила нос.
– На свете есть очень мало такого, что нельзя было бы исправить, Дэланси, – отозвался Монти.
Он всегда говорил так, когда я была совсем еще ребенком и мы Путешествовали по отраженным мирам вместе. Он даже специально для меня придумал песенку:
Нет ничего, что нельзя поправить,Ничего потерянного, что не найти.Сделай точный выбор, новый мир создай,Путь найди препятствие обойти.Если во время наших совместных Путешествий что-то шло не так – а когда Монти находился рядом, такое случалось довольно часто, – эта песенка всегда поднимала мне настроение.
Люди любили мою бабушку. Она была медиком – у Путешественников врачей принято называть только так, и не иначе – и следила за тем, чтобы разделители, такие, как мой дед и отец, сохраняли здоровье во время своих странствий по Мультивселенной. За несколько месяцев до моего рождения она отправилась в Путешествие в отраженные миры и не вернулась.
В то время мои родители и Адди жили в Нью-Йорке, а Монти и бабушка Роуз – в том самом доме, где я находилась сейчас. Если верить моей маме, отряды поисковиков, отправленные Советом, пытались найти ее в течение нескольких недель, но безуспешно. В итоге они пришли к выводу, что Роуз застряла внутри мира, где проводились разделение и зачистка. То есть с ней случилось то, чего мы с Адди сегодня едва избежали.
Монти так и не смирился с тем, что произошло. Они с бабушкой были созданы друг для друга. Недаром, говорил он, их полные имена – Монтроуз и Роузмонт – если переставить слоги, полностью совпадали и являлись двумя половинками одного целого. В поисках бабушки Монти подолгу Путешествовал по Мультивселенной в одиночку, пока Совет не вмешался и не принял решение: либо мои родители приезжают и берут Монти под свою опеку, либо его отправят в дом престарелых. Поэтому через месяц после того как я появилась на свет мы вернулись, и уже, похоже, навсегда.
У Путешественников существовала традиция называть ребенка в честь крупных поворотных точек в родных городах родителей. Трудно представить более крупную поворотную точку, чем железнодорожная станция, где тысячи людей ежедневно принимают решения, многие из которых в итоге оказываются судьбоносными. Поэтому большинство членов моей семьи получили свои имена именно в честь станций метро и автобусных остановок в Чикаго – но не я. Меня назвали в честь одной из автобусных остановок Нью-Йорка. Получается, что именно исчезновению бабушки я обязана своим именем и тем, что моя жизнь сложилась не совсем так, как предполагалось.
Когда человек исчезает, в душах его близких остается шрам. Одни рубцы зарастают лучше, другие хуже. Моя бабушка, сама того не желая, оставила глубокий след в душах всей семьи. В результате моя мама стала видеть в Мультивселенной некое беспредельно большое скопление хаотично устроенных миров, которое следовало сохранять, по возможности не внося в него каких-либо изменений. Адди так хотела доставить ей удовольствие, что тоже положила в основу своих воззрений страсть к порядку, которая со временем трансформировалась в ее сознании в перфекционизм. Мой отец, убежденный миротворец, очень хотел потрафить всем сразу. Так что мне не оставалось ничего иного, как встать на путь, чреватый проблемами и неприятностями.
Монти, однако, так и не поверил в то, что его супруга, моя бабушка, пропала навсегда. Он хватался за любую возможность, чтобы ускользнуть и продолжить ее поиски. В конце концов, так и не найдя свою Роуз, Монти потерял рассудок.
Похоже, сочиненная им песенка подвела нас обоих, но я так и не решилась сказать ему об этом.
– Ну а теперь расскажи, – предложил Монти, откидываясь на спинку стула и поглаживая руками живот, – что ты такого натворила.
– Я разделила отраженный мир. – Мне с трудом удалось выговорить эти слова – язык во рту едва ворочался, словно свинцовый. После них голова Монти мотнулась назад, словно от удара. Я принялась торопливо объяснять, как все произошло: – Понимаешь, я не нарочно. Просто я на секунду коснулась кое-чего, чего не следовало касаться, и… все случилось. Все происходило очень быстро. Прежде мне никогда не доводилось бывать внутри исчезающего мира. Я не знала, каково это…
Мое горло сжал спазм. Дождавшись момента, когда его хватка ослабла, я продолжила:
– Там находился один парень из нашей школы, Саймон Лэйн. Ну, то есть его отражение. Понимаешь, все это было так… тяжело. Минуту назад я с ним разговаривала – и вдруг он исчез. Я знаю, что это не настоящие люди, но… кажется, что это не так. Что они живые. В общем, это было ужасно.
Брови Монти поднялись, а взгляд его водянистых глаз внезапно стал колючим. Он медленно кивнул со словами:
– Так и должно быть.
– Мы едва успели выбраться, дед. Я думала, что мир исчезает в течение нескольких дней.
Внезапно на лице Монти появилось довольное выражение.
– И как же вы сумели оттуда ускользнуть?
Когда я рассказала Монти про воздушный шар, он негромко хохотнул и пробормотал:
– Умница.
Его реплика, однако, не вызвала у меня ни радости, ни удовлетворения. Более того, на душе у меня было просто отвратительно.
– Я правда не хотела. Это был несчастный случай.
– Несчастных случаев не бывает, – послышался от дверей голос мамы. Позади нее стоял отец, положив ладони ей на плечи.
– Я только хотела понять, в чем причина такого сильного диссонанса. До сих пор я не слышала ничего подобного. А потом Адди отвлекла меня. Тут-то все и случилось… Вот так.
– Вот так? – повторила мои слова мама с вопросительной интонацией.
Голос ее прозвучал, словно щелчок бича. Отец шагнул вперед.
– Должно быть, ты голодна, – произнес он. – Поговорим после обеда.
К еде я почти не притронулась. Монти чмокал губами, намазывая на бисквит масло с вареньем. Я искренне не понимала, как он может пребывать в таком хорошем настроении после того, что я ему рассказала. Мои родители хранили зловещее молчание. Адди с удовлетворенным видом аккуратно черпала ложкой чечевичный суп. Она радовалась, понимая, что, какое бы наказание для меня ни выбрали, оно будет серьезным.
Наконец отец отодвинул тарелку.
– Твои сегодняшние действия были безрассудными, Дэл, – сказал он. – И очень опасными. Ты понимаешь, что могло случиться с тобой и с твоей сестрой?
Я молча смотрела в свою тарелку с супом.
– Вы могли погибнуть. И мы бы никогда не узнали, что с вами произошло. Именно по той причине, что такой риск всегда есть, мы не любим, когда ты, Дэл, Путешествуешь в одиночку. Ты о нас подумала? Каково было бы твоей матери пережить еще раз подобное?
– Дело вовсе не во мне, – произнесла мама, складывая салфетку. – Дело в тебе, Дэл, и в твоем поведении. В твоем постоянном стремлении нарушить все без исключения правила, которые были сформулированы для твоей же безопасности и защиты Главного Мира.
– Простите меня, – пробормотала я, сгорбившись на своем стуле. – Мне вовсе не хотелось, чтобы случилось то, что случилось.
– Ты никогда не желаешь ничего плохого, – заметила мама. – И вечно творишь безобразия. А потом задариваешь всех и думаешь, что это поможет тебе вывернуться из любых неприятностей.
Я обиженно повозила ложкой в тарелке. Да, конечно, я наломала дров, но ведь я и спасла нас с Адди. Это ведь тоже должно было учитываться, разве не так?
– Вообще-то она здорово сработала, найдя выход оттуда, – заявил Монти. – Вы должны отдать ей должное.
В груди у меня потеплело – Монти все понимал, и я почувствовала благодарность к нему за это.
– Если бы она следовала инструкциям, ей не потребовалось бы проявлять изобретательность, – отрезала мама. – Адди гораздо опытнее ее, однако никогда не позволяла себе такого поведения.
Ну, разумеется. Я уже давно поняла, что с Адди мне тягаться бесполезно – она всегда будет лучше меня.
– Разделение и зачистка мира не могут проводиться в одиночку. Для безопасного осуществления процедуры протокол требует присутствия трех специалистов.
– Чушь собачья, – возразил Монти. – Трех специалистов по зачистке посылают для того, чтобы они не знали, кто сделал последний разрез и завязал последний узелок – чтобы их не мучило чувство вины.
– С какой стати они должны испытывать чувство вины? – удивилась Адди. – Ведь речь идет всего лишь об отраженном мире.
Монти после этих слов молча покачал головой. На лице его мелькнула гримаса отвращения.
– Неправильно проведенная зачистка дает больше вредных последствий, чем полезных, – объяснил отец. – Она ослабляет Главный Мир.
Не было более страшного греха, чем нанесение ущерба Главному Миру.
– Но мы ведь можем все исправить, верно? – жалобно спросила я. – Нам ведь не обязательно об этом докладывать?
В этот момент мне вспомнились все страшные истории, которые приходилось слышать – о Путешественниках, лишенных лицензии и вынужденных жить той же жизнью, что и обычные люди, потерявших право бродить по отраженным мирам. О Путешественниках, которые просто исчезли, навсегда отправленные в потайную темницу.
Существовали специальные тюрьмы для Путешественников, о которых ходили страшные слухи. Рассказывали, что их создал Совет для самых страшных преступников. Он якобы сформировал особые миры размером не больше тюремной камеры и содержал в них особо провинившихся, изолировав их и от Главного Мира, и от отраженных. Убежать из них было невозможно. Правды о них не знал никто, потому что никто никогда не возвращался из них обратно.
Да, я была неосторожна, однако действовала без злого умысла. Мне еще не было семнадцати – вряд ли Совет мог посадить в специальную тюрьму совсем юную девушку. Впрочем, проверять это предположение не хотелось.
– Пап, пожалуйста! Об этом нельзя сообщать Совету.
– Мы это уже сделали, – сказал отец, и в его голосе я услышала нотки сожаления.
– Ведь вы должны быть на моей стороне!
Я ожидала предательства от Адди, но не от родителей. Не от отца.
– Так и есть. Разделение подобного масштаба не утаить, так что в данном случае лучше сразу признаться в содеянном. Что поделаешь, дочь, за свои действия надо отвечать.
– Но ведь это был просто несчастный случай!
– У Совета есть свои правила, Дэл. Если хочешь быть Путешественником, ты должна доказать, что в состоянии им следовать, – произнесла мама, нахмурив брови. По ее лицу было понятно, что нарушение правил для нее неприемлемо ни в каком случае – даже если этот проступок совершила ее дочь. Видимо, Адди унаследовала от матери бескомпромиссную верность инструкциям точно так же, как и способность к проникновению в параллельные миры.
Мне захотелось напомнить сестре, что сегодня я сумела спасти нас обеих вовсе не из-за четкого выполнения инструкций, а исключительно благодаря их нарушению. Но я, разумеется, промолчала, поскольку мама все равно бы меня не услышала.
Монти, засыпав весь свой кардиган крошками, к этому моменту успел уже задремать. Адди играла шейной цепочкой, делая вид, будто не прислушивается к разговору. Отец успокаивающим жестом накрыл пальцы матери своей ладонью.
Я осталась одна.
Глава 6
Полифонией называется гармоническое совмещение двух независимых мелодических линий.
Глава 5 «Композиция». Введение в теорию музыки– Расскажи-ка еще раз про воздушный шар, – попросил Элиот.
Наш разговор происходил утром следующего дня.
– Вот как? Я стираю параллельный мир, при этом едва не погибаю, мои родители сдают меня Совету, а тебя интересует какой-то идиотский воздушный шар? – Я швырнула учебник по физике в свой шкафчик и с грохотом захлопнула дверцу. – Родители даже не смогли мне объяснить, что будет дальше. Нам нужно ждать, что решит Совет. А что, если меня отправят в тюрьму?
– Не отправят, – уверенно заявил Элиот. – Должно быть какое-то объяснение тому, что разделение мира произошло с такой легкостью. Значит, ты говоришь, что единственной странной деталью оказался этот самый воздушный шарик, верно? А все остальное было как обычно? Значит, чего-то не хватает.
В глазах Элиота за линзами очков появилось знакомое мне отсутствующее выражение. Где-то в сверхмощном компьютере, который представлял собой его мозг, шла ускоренная обработка всего того, что я рассказала.
– Да, чего-то определенно не хватает, – повторил он.
– Вряд ли я забыла что-либо важное, – возразила я, вспоминая пальцы Саймона на моем бедре.
– Здесь все важно, Дэл.
Я переложила книги из одной руки в другую. Путешественники держали свой дар в тайне от остальных. У меня имелось немало личных секретов от членов моей семьи. Но у нас с Элиотом секретов друг от друга не было. Я сообщила ему об отраженных Саймоне и Игги и о фальшивых водительских правах. Но рассказать о нашем с Саймоном контакте у скамейки мне все же не хватило духу.
Миновав коридоры, где царила толчея, мы дошли до аудитории для занятий музыкой. До начала урока еще оставалось довольно много времени. Элиот схватил меня за рукав, чтобы я не шмыгнула в класс.
– Если мы сумеем доказать, что с отраженным миром, в котором ты побывала, что-то было не так и он разделился именно по этой причине, твое наказание будет менее строгим.
– Это же Совет. Они могут сделать все что угодно.
– Переписать твою ДНК им не под силу.
Элиот был прав. Совет не мог отнять у меня способность к Путешествиям. Но он имел полномочия сделать их незаконными. Или добиться того, что всю оставшуюся жизнь я буду находиться под строгим контролем и не смогу Путешествовать без сопровождающего.
– А если они решат просто не выдавать мне лицензию, и я так и буду безвылазно торчать тут?
– Я доставлю тебя, куда захочешь, – отозвался Элиот. – Тебе надо только попросить.
При этом он улыбался, однако его глаза были странно серьезными. Прежде чем я успела спросить Элиота, в чем дело, в дверях появилась мисс Пауэлл.
– Я вам не помешала? – с улыбкой спросила она и жестом пригласила нас внутрь.
– Нет, – промямлила я.
Если школа в целом казалась мне обузой, то занятия по теории музыки являлись желанной передышкой, местом, где люди говорили на понятном мне языке. Мисс Пауэлл была, пожалуй, единственной преподавательницей, не относившейся ко мне как к малолетней преступнице.
Мы с Элиотом скользнули на свои места в дальнем конце аудитории. Саймон уселся прямо передо мной, предоставив мне возможность смотреть ему в затылок. Концы длинных темных волос слегка завивались у него на шее. Как обычно, вид у него был слегка неряшливый, словно он только что встал с постели. Ходили слухи, что по утрам ему приходилось выбираться из многих разных постелей.
У Саймона из парка волосы были еще длиннее – они свешивались ниже воротника сзади и спадали на лоб спереди чуть ли не до глаз. Я снова ощутила укол вины. Наверное, настоящий Саймон почувствовал на себе мой взгляд, потому что вдруг обернулся и сверкнул улыбкой.
На моих губах против воли тоже расцвела улыбка – и сразу увяла: девушка, сидящая рядом с Саймоном, тоже обратила на меня внимание. Бри Карлсон, исполнительница всех главных ролей в школьных спектаклях начиная с шестого класса. Хорошенькая, но не настолько, чтобы другие девчонки ненавидели ее. Популярная, но не до такой степени, чтобы опасаться, что завистницы нападут на нее из-за угла, Бри была хамелеоном: она постоянно меняла личины, всякий раз надевая ту, которая обеспечивала ей всеобщее внимание.
Они с Саймоном встречались в начале учебного года, но пару месяцев назад вроде бы расстались. Их связь развивалась по распространенной схеме – сначала флирт, потом близкие отношения, впоследствии переходящие в дружбу. Быть девушкой, брошенной Саймоном Лэйном, являлось неким почетным знаком отличия. Я всегда удивлялась, что девицы, которым посчастливилось удостоиться подобной чести, не создали своего клуба с обязательным годовым взносом.
Но судя по тому, как Бри провела пальцами по плечу Саймона, она решила повторно сыграть роль его девушки. Впрочем, насколько мне было известно – а я знала Саймона уже довольно давно, – разорванных отношений он никогда ни с кем не восстанавливал. Так что у Бри было меньше шансов добиться своего, чем получить главную роль в каком-нибудь спектакле на Бродвее.