Страшная сказка про любовь

Жила-была на свете Жанна Вадимовна Конакова.

Двадцати трех лет от роду.

Жила себе спокойно, пока Горе горючее

к ней на крыльях черных не прилетело.

Глава 1

– Доченька!

Молодая женщина сразу подскочила к больничной койке. Поправила одеяло и заглянула в глаза старухе, которая совсем недавно была ее здоровой и веселой матерью. С трудом сдержала рвущиеся слезы. Сглотнула колючий ком и наскребла остатки мужества. Нельзя сейчас плакать!

– Да, мамуль! Водички дать?

Зинаида Николаевна с трудом покачала головой. Она уже плохо различала любимое лицо дочки. Лекарство практически не помогала и сейчас тело драла тянущая боль. Плохо все, не вовремя.

– Дочка, Жанночка! Пообещай мне…

– Конечно, мам. – слезы вылезли сами. Жанна уже их не контролировала.

– Не плачь, доченька. Я рада, что заканчивается. Устала очень. Мне сегодня сон снился. Папа за мной твой приходил. Ждет меня. Да не об этом я. Прошу тебя, дорогая моя девочка. Очень прошу. Илья он… не верь ему. Чует мое сердце дела нехорошие.

– Мам, – молодая женщина смахнула слезы и попыталась улыбаться. – Илья хороший. Ты к нему придираешься просто. Знаешь же, мы любим друг друга.

– Ты его любишь, знаю. А вот он…

Зинаида Николаевна закрыла глаза. Силы покидали. Уже скоро настанет ее время. Как же болит сердце. Ноет. Остается ее Жанночка одна на всем белом свете. Веки налились чугуном.

– Поспи мам, я сейчас! – Жанна поправила одеяло матери. Аппарат пикал неприятно, отзываясь молотками в голове.

Выйдя в коридор, женщина старательно задышала. Надо взять себя в руки и найти медсестру. Она быстро нашлась и Жанна со всех ног бросилась обратно в палату к матери, почти на месяц, ставшей для женщины родным домом. В свою квартирку на Пушкинской она приходила лишь переодеться и принять душ. Быстро-быстро и бежать обратно, в больницу. Илью, любимого мужа, не видела. Он всегда в делах и разъездах. Мысленно Жанна еще раз поблагодарила начальника Григория Алексеевича. Он отнесся к ней по-человечески.

– Жанна, иди к матери. Все понимаю. Считай отпуск у тебя. Как сможешь – выйдешь. Все понимаю! Иди.

Бывают же добрые люди! В палате стояла тишина. Такая странная и не знакомая. На улице шел дождь, но даже его шум не проникал внутрь. Было тихо… В сознание женщины проник странный звук. На одной ноте. Пи-и-и-и-и-и. Тихий и какой-то не правильный.

– Ой! – рядом с Жанной в дверь протиснулась медсестра.

– Что? – Жанна повернулась. Увидев широко раскрытые глаза молоденькой медсестры замотала головой. – Не-е-ет, не-е-е-е-ет! Не-е-ет!

Тело молодой женщины содрогнулось от застрявших слез. Она сползла по стенке. Безвольно, тяжело. И завыла безнадежно раненным зверем.

Дальше была тьма, обрушившаяся на голову тяжелой подушкой.

***

Жанна, медленно перебирая ногами, шла к дому. Там Илья, он утешит и поможет. Согреет. Успокоит. Она будет плакать, а он гладить по голове и утешать. А потом уложит ее спать. Он понимает, как ей сейчас…

Квартира встретила хозяйку тишиной и беспорядком. Ильи нет дома. Может оно и к лучшему. Сейчас в душ – смыть все больничные запахи. Ее муж не любит, когда пахнет больницей. И прийти в себя. Немного. Хоть чуток!

Горячая вода обжигала кожу. Жанне нравился кипяток. Он с трудом, но прогонял стужу с души.

Под хлесткими струями стояла минут десять, не меньше. Прошлепала за халатом… какое непослушное тело. Может его подменили? А может это вообще сон. Страшный сон. Сейчас придет с работы мама… они сядут ужинать. Будут разговаривать.

Сердце дрогнуло и остановилось, ноги подкосились. Женщина рухнула на толстый ковер. Грудь разрывало рыдание. Такое нужное. Выплакать всю боль и усталость… Тяжелые русые волосы упали на лицо.

Почему жизнь не дает второй шанс? Если бы… если мама поехала в больницу сразу. Ведь врач об этом говорил… нет, мама работала – в бухгалтерии всегда завал… если бы…

Громом лязгнула входная дверь.

– Жанка, ты дома? А что на полу делаешь? Эй!

Илья подошел к жене и с трудом поднял ее на ноги.

– Что-то ты в свой больнице поправилась. Тяжелая какая! Ты сейчас обратно пойдешь, да?

Жанна слышала родной голос мужа издалека. Смысл слов был непонятным. О чем он спрашивает? Да, ей нужно в больницу. Там мама. Она там одна! Голову пронзила мысль. И вот слезы снова потом омывают душу.

– Ну чего ты ревешь? Давай, успокаивайся и собирайся. Мать ждет же. А ты воешь тут.

Женщина замотала головой. Мокрые пряди шлепали щеки, приводили в сознание. Надо ему сказать. Он не знает. Надо сказать. Рот кривился и не хотел выпускать страшные слова.

– Илюш! Мама не ждет больше. – скорее провыла, чем проговорила.

– Чего это? Ждет, конечно.

– Нет, она… умерла она. – слова упали гирями, тяжелой плитой на сердце. Свет посерел вокруг. Сказала и задрожала. Как страшно и не знакомо звучит собственный голос.

– Вот это да! Значит квартира теперь наша.

– Ты о чем, Илюш! Мамы нету… – Жанна опять заплакала и попыталась прижаться к мужу в поисках утешения. Но Илья отстранился.

– Жанка, ты че?! Рубашку намочишь, а у меня встреча сейчас. Ты соберись. Чего ревешь? Ну, умерла, все к тому шло. Надо похоронами заняться. Давай, давай! Нашла время мокроту разводить.

Женщина непонимающе смотрела на мужа. Он прав, надо же похоронами заняться. А она тут…

– Да, ты прав.

– Вот, старушка! Правильно! А то разревелась тут. Давай. Ищи, садись. Что там надо? А я поехал. У меня встреча одна. Позвоню потом. Не кисни.

Муж ушел. Жанна никак не могла собраться с мыслями. Накинув теплый халат на заледенелые плечи, она бродила по квартире. На грудь будто положили гранитную плиту. Тяжелую. Дышать мешает, к земле клонит. Все, хватит. Илья прав, пора делами заняться.

***

В день похорон моросил затяжной мелкий дождик. Противный такой, нудный. Холодный. Словно кто-то там, на верху, сидит и плачет.

Люди с мокрыми, как от слез, глазами стояли вокруг аккуратной могилки в дальней части кладбища. Деревья, тоже в слезах, выглядывали из-за плеч пришедших и, прощаясь, хлопали жидкой осенней листвой. Жанне захотелось в лес. Уткнуться в рыхлую пропитанную дождем землю и выть. Вот так громко, от души. Но горло сдавливали невыплаканные слезы. Каленым железом выбивали скорбь на сердце. Зачем это все? Бессмысленные действия, которые не вернут маму.

Жанна держала в руках любимую кружку с горячим чаем и смотрела на чернеющий мокрый лес за окном. Все прошло, теперь можно и расслабиться. И что?

На кухню зашел муж. Он уже успел переодеться. Надо бы и ей снять черную юбку с блузкой и надеть теплый халат. Или сначала в ванне посидеть погреться?

– Жанка, че куксишься? Прошло же все. Скромненько и со вкусом. – хмыкнул Илья. – Я с тобой поговорить хотел.

– Сейчас? – удивилась женщина.

– Угу. Не знаю с чего начать только.

Жанна попыталась улыбнуться, чтобы приободрить мужа.

– Тут такое дело. Ко мне сестра приехать должна. Она пока жилье не найдет, у нас поживет? Ты все равно на работе. Мне не помешает.

– Сестра? Какая сестра? Разве у тебя есть?

– Да ты ее не знаешь. Не родная. Но близкая очень. – Илья улыбнулся кривой улыбкой. Ее любимой улыбкой.

– Ну, конечно. Пусть поживет. Родственникам надо помогать.

– Завтра приедет. Ты, к слову, на работу когда собираешься?

– На работу? Не знаю пока. Надо начальнику позвонить. – Жанна растерялась, про работу она и вовсе забыла. – Я как-то не думала…

– Ну, ты даешь, старушка. А кто будет кредит выплачивать?

– Я думала, мы с твоей зарплаты… – промямлила женщина.

– Старушка, мать – твоя… кредит ты брала на эту операцию и лекарства. Я с какого боку то? Ну и отдавать кому? Тебе! – Илья засмеялся. – Сама знаешь, у меня свои дела есть. Все ушел. Ты бы квартирку прибрала. А то бардак. И комнату приготовь для Натуси. Она у меня чистоту любит.

Илья ушел, а Жанна, похожая на сломанный автомат, через силу принялась наводить порядок.

***

На следующий день женщина отправилась на работу. Поздно вечером позвонила начальнику и сказала, что готова выйти. Он что-то промычал невразумительное в ответ и буркнул, чтобы выходила. Там, мол, разберемся.

– Жанна! Тебя не узнать! Заболела что ли? – секретарша Георгия Алексеевича удивленно моргала накладными мохнатыми ресницами.

– Да так… – говорить не хотелось.

– Ну, понятно. Ты иди. Шеф тебя ждет.

Толстый ковер приглушал звук шагов. Справа мелькнула тень. Жанна обернулась. На нее таращилась страшная женщина. Бледная, с синяками под глазами и тусклыми волосами, небрежно собранными в пучок. Кто такая?

– Жанна, чего ты там застыла? Зеркала не видела? Проходи, поговорить надо. – пробасил со своего кресла шеф.

Зеркало? Это зеркало было?

– Садись. Соболезную твоему горю. Вот держи. Это от фирмы, так сказать. – шеф протянул толстенький конверт. – Жанна, я все понимаю, но я никак не ожидал, что ты на целый месяц уйдешь. Знаю – знаю, но отчеты делать надо было. Налоговой на наши дела до одного места. Короче… взял я бухгалтершу, пока тебя не было.

Жанна кивнула. Смысл слов доходил с трудом. Это было зеркало! И эта страшная старая тетка она – Жанна Вадимовна двадцати трех лет от роду?

– Жанна, ты меня слышишь?

Женщина кивнула. Нет, она не слышала. Голову заволакивала вата. Глушила все звуки, все мысли. Чувства. Удобно!

– Короче, Жанна. Будет у нас место, я тебя с удовольствием обратно возьму. Ты хороший работник. Сама понимаешь, дела идут.

Женщина непонимающе кивнула.

– Ну, хорошо. Ты к Катерине зайди, подпиши там, что надо.

Жанна как автомат встала и направилась к двери.

– Жанна, я понимаю, горе большое. Ты о себе подумай. Успокоительные попей. На тебя смотреть страшно.

Георгий Алексеевич был неплохим человеком. Сейчас ему было очень жалко молодую сотрудницу. Веселая хорошенькая хохотушка превратилась в пугало за месяц. Он поднял трубку внутреннего телефона и набрал номер отдела кадров.

– Кать, доброе утро. К тебе сейчас Конакова придет. Пусть подпишет все бумаги. Она это, того самого, ты проследи, чтобы она все подписала. И бухгалтеру скажи, чтобы расчет выдала. Сегодня же. В кассе вроде было.

***

Жанна подписала все бумаги на увольнение и получила расчет. Вата из головы не уходила. Как и прежде окружала мысли непробиваемой стеной. Хорошо. Нет чувств! Нет эмоций. Только белое, плотное облако в голове. Убаюкивает.

По дороге домой бездумно зашла в магазин. Бродила среди полок. Не понимая, что видит перед собой. Купила продуктов и тортик. Зачем тортик? Ах, да! Сестра Ильи приедет. Вата слегка отступила и неприятная мысль кольнула. Какая сестра? Но тут же мысли, как тараканы, опять разбежались. На поверхности плавало одно: Илья всегда прав! Да, именно так. Тортик для гостьи, да и Илюшу порадовать. Он сладкое любит. Теперь понятно, почему муж от нее сбегает. Она страшная… Та тетка в зеркале… она!!!

В квартире раздавались какие-то странные звуки. Фильм, что ли? Значит Илья дома. Жанна побрела на звук.

Открыла дверь в спальню и замерла. Вата в голове стала плотнее. На их большой кровати лежали голые тела. Рыжая девица и щуплый мужчина, с волосами Ильи. Девица громко стонала. Вата полностью блокировала мысли. Женщина увидела себя со стороны. Стоит столбом и смотрит. Развернулась рваными движениями. Автомат, ржавый робот. Пошла на кухню, чайник ставить. Она же торт купила.

Чайник быстро засвистел.

– Жанка? А ты давно тут? – в кухню зашел Илья. Без рубашки, в одних домашних шортах. – Слышу – чайник засвистел, подумал уж, что поставил и забыл. А ты чего дома?

– Уволилась с работы. – как удобно оказывается смотреть в одну точку. И вата – хорошая вещь. Ничего не чувствуешь. Помогает.

– А зачем? Мы с тобой говорили: кредит отдавать надо, машина у меня старая. А ты уволилась. Да не сиди ты истуканом!

Интересно, а почему Илья злится? В кухонный проем пролезла рыжая голова.

– Зайчик, ты где? Ой.

– Это не то, что ты подумала, старушка. Это сестра моя. Помнишь, говорил тебе.

– И давно? – было совсем не интересно, просто спросила. А то неудобно как-то. Застукала мужа и никакой реакции.

– Это… ну как тебе сказать. Я же живой. Ты, то на работе пропадала допоздна, то с матерью в больнице.

– М-м-м-м…

– Да, что с тобой, Жанка. Ну, бывает! Я мужик здоровый у меня потребности. А ты сама виновата.

– Угу.

– Иди, погуляй, что ли. Потом поговорим! Сумасшедшая! – буркнул Илья и ушел быстрым шагом. Молчаливая, уставившаяся в одну точку жена, пугала.

Жанна медленно пила обжигающий чай. Вата в голове немного рассеялась и пропустила мысль. А действительно, надо пойти погулять. В лес. Нос сразу же защекотал запах мокрой земли и прелых листьев.

***

Лес мокрый от дождя и серый. Грустный и пустой, как сама Жанна. Редкие листья, желто-серыми ладошками машут странной женщине, слетают под ноги, указывая путь…

Вата в голове начала рассеиваться. Все больше мыслей мелькало. И увольнение это, и муж… Измена! Она мать похоронила, а он с другой кувыркался. На кровати – семейном ложе. Сердце сдавило, стало больно дышать. Зачем такая жизнь? Матери нет, мужа… работы любимой. Она никому не нужна. Грудь сдавило, да так, что ни вздохнуть, не выдохнуть. Больно-то как. Мучительно! А земля сырая под ногами хлюпает. Прилечь предлагает. Отдохнуть… навсегда.

Не нужна такая жизнь, она сама никому не нужна. Сама себе тоже… Лечь и лежать. Надо…

Но не здесь, в чащу надо. А там земля помягче. Подобрее. Лечь и лежать. На век…

Мысли путались. Может быть, она действительно с ума сошла? Илья ведь так сказал. А Илья прав. Илья всегда прав.

Жанна свернула с тропинки и пошла прямиком по жухлой траве, вперед, не разбирая дороги. Мокрая трава цепляла юбку и края пальто, опутывала ноги… Кричала и останавливала. Но вата вернулась, заволокла разум и убрала эмоции. Только одна мысль грела убитую горем женщину: сырая земля примет и успокоит.

Лес становился все гуще. Сосновые ветки хлестали по плечам и лицу, оставляя мокрые следы. Где-то завыл волк. Жанна вздрогнула и побежала. Деревья цеплялись, дрались, но женщина упорно пробиралась сквозь чащу. Какой-то толстый и наглый корень бросился под ноги. Жанна запнулась и упала, в нос кинулся запах прелых листьев и темнота.

Глава 2

– Охо-хо-нюшки! Это чагой-то ты тут разлеглася, девонька! – незнакомый старушечий голос пробивал темноту.

Жанна открыла глаза.

– Ох, ты ж! Мать лесная! Вставай, родимая. Подсоблю тебе. – старческие руки бережно потянули вверх. Она не сопротивлялась. Да и зачем?

– Ох, Горе горькое! Что же ты его, девонька, к себе так пустила близко. Пойдем со мной. Ножками, ножками. Вот так. Обопрись. Горе оно такое, как подпустишь, так не отстанет. Голубка – страдалица. Идем, Идем.

Жанна шла и слушала приятное воркование старухи. Наполненное сочувствием и теплом. Оттаяли слезы и рекой хлынули из глаз.

– Правильно, поплачь. Горючи слезы омоют душеньку, и легче станет. Плачь, голубушка. Не стесняйся. Плачь, родимая. Сейчас в избу придем. Там и банька. Выкупаю тебя, и спать уложу.

Жанна не слышала старуху, в голове стоял звон, а перед глазами пелена. Она просто брела, ведомая сильной рукой. Твердой и теплой. Куда? Это совсем не важно.

– Вот тут я живу, голубушка. Васька, баньку нам сделай! Видишь, как голубка мается. Тошно ей.

Жанну завели в тепло, пахнущее сосной и мятой и с нежностью стали раздевать. В голове билась боль: звенела и выла всеми голосами. От слез молодая женщина ничего не видела.

– Потерпи родимая. Потерпи голубка. Ты плачь, не стесняйся.

По голым плечам полилась вода. Теплые ароматные струи. Еще и еще. Сильный, глубокий голос затянул песню:

– Уди Горе на высоки горы!

Сгинь в пещеры, залезь в щели.

Отступи от Жанны Вадимова дочери.

Утащи немочь ее и болезни прочие.

Водой тебя поливаю, хвородьбу прогоняю.

Обжигающе горячая вода лилась и лилась. По волосам, спине, груди. Тугие жгуты обжигающего тепла, очищая, омывая тело и душу. В легкие проникал ароматный пар. Так пахло в детстве. В деревни у бабушки: сладким клевером, липовым чаем и малиной.

      Голос продолжал мелодично петь:

– На высокой горе Горе живет!

Жизнь людям не дает, в душу-у-у-у-у ле-е-езе-е-е-ет.

Ты вода дорогу затопи-и-и-и-и-и, Горе отведи-и-и-и-и.

К Жанне гореву дорогу-у-у-у-у размочи-и.

С души цепи кованые, холодным дурманом веянные смо-о-ой без сле-е-е-да.

С каждым новым словом становилось легче дышать. Тело наполнялось приятной невесомостью и негой. Вода лилась, и девушка подставляла под горячие струи лицо.

– Заплету дорогу Горю,

Заплутает оно, запутается.

Уйдет окаянное, сбежит.

Не хозяйское это Горе.

Наговоренное.

Смывай вода пути, слезы и дела.

Смывай дороги, помыслы и слова-а-а-а-а.

Жанну мягко хлестнул веник: по спине и голове. Прошелся по рукам, ногам. Выгнало из живота беду – тревогу. Тело звенело и подпевало тягучей женской песни.

– Вот и хорошо, лапушка. Вот и отпустило. Глазеньки свои ясные закрывай. Время спать. Вася, помоги мне.

Жанна хотела возразить, что ей пора домой и спать она не хочет и вообще чувствует себя совсем хорошо. Но неугомонные мысли напомнили, что дома муж с другой, мать в земле сырой лежит. Не ждет ее больше никто. А второго шанса никто никому не дает. На плечи навалилась чугуна усталость, и Жанна провалилась в глубокий сон.

***

Раннее утро. Шаловливый солнечный лучик скачет по столу, по вазочке с полевыми цветами и белой наволочке с красивой вышивкой.

Жанна распахнула глаза и завертела головой. Она лежала в мягкой постели в совершенно незнакомом деревянном доме. Стены из толстых бревен, наверное, в охват руками. Темный пол, под высоким потолком толстые, потемневшие деревянные балки, увешанные пучками сухих трав. Огромная печка, белая, разрисованная красными цветами и птицами. На полу лоскутный ковер. Чуть ближе к кровати стол на массивных ножках. На столе ваза с цветами. Запах витал по всей избе. Да где это она?

Входная дверь скрипнула, пропуская толстого черного кота, аромат летнего луга и пение птиц. Животное важно прошло через всю избу и вспрыгнуло на кровать девушки. Какие глаза: огромные, зеленые и умные. Лучик солнца скользнул по блестящей черной шерсти. Кот зажмурился.

– Васька, негоже на кровати девицы молодой сидеть, смущать ее зенками своими бесстыжими. Видишь же, голубка проснулась. И не помнит ни Тьмы.

Жанна хотела спросить, но горло стянуло спазмом, и девушка закашлялась.

Из–за печки вышла красивая полная женщина. В ее рыжих волосах запутался солнечный свет. Льняное синее платье плотно облегало высокую грудь и гордый стан. От женщины веяло спокойствием и домашним уютом.

– Где я?

– В гостях! Не бойся, Жанна дочь Вадима. Не обидим тебя. – хозяйка улыбнулась, показывая красивые белые зубы. – Силы есть ежели, поднимайся! Завтракать будем. Коли нет, лежи, голубушка отдыхай.

Жанна не знала, что сказать. В теле была легкость, лишь голова гудела и тянула обратно к подушке. Неожиданно девушка поняла, что совершенно раздета. Как вставать в таком виде?

Кот муркнул, но гостье показалось, что он засмеялся. Хозяйка улыбнулась.

– Охонюшки, ну лежи горемыка. Покормлю тебя сейчас.

Жанна откинулась на подушку. А женщина скрылась за печкой и скоро появилась с большой голубой тарелкой, от которой шел ароматный дымок. Овсяная каша с медом и лесными ягодами.

– Разносолов не держим. Уж, прости. Ты садись поудобнее. – сказала хозяйка видя, как девушка смущается и пытается натянуть одеяло повыше.

Голубая миска с кашей перекочевала гостье в руки. Тепло кушанья приятно грело руки. За окном разгорался летний денек. Стоп? Как это летний? Это в октябре- то?

Жанна отодвинула миску.

– Где я, все-таки?

– Где? Неправильный вопрос. – женщина покачала головой. – Правильный «зачем».

Улыбка снова пробежала по лицу хозяйки. Губы девушки сами растянулись в улыбке.

– Простите, я не понимаю. На улице лето? Или…– тут внезапная догадка мелькнула в голове. Она все-таки сошла с ума. И сейчас лежит в больничной палате, обколотая лекарствами.

Хозяйка помрачнела и вздохнула.

– Нет, девочка! Ты в разуме. Правда… Вот пойдешь на поправку и я расскажу тебе все. Объясню.

– Вы, что мои мысли читаете? – испугалась девушка.

– Не читаю, но ведомо мне многое. Ты у друзей. Не бойся ничего. Ты больна была. Горе горькое к тебе пристало, задушить хотело. Прогнала я его, да вот силы к тебе еще не вернулись. Ты ешь и отдыхай. Как время придет, все расскажу.

Слова и голос женщины успокаивали сильнее любых лекарств. Жанна с удовольствием съела кашу и почувствовала, как голова потяжелела, и навалился сон.

Три раза просыпалась девушка, ела и засыпала опять. Мыслей и снов не было.

Наконец Жанна проснулась окончательно отдохнувшей и спокойной. Хозяйка что-то растирала в каменной чашке на столе. В избе витал сочный аромат скошенной травы. За окном светло, птицы поют.

– Доброе утро или уже день? – хриплым голосом поздоровалась девушка.

– День. – улыбнулась хозяйка. – Вижу, отдохнула, посветлела. Платье одевай, умывайся и садись. Я траву разотру, да чай нам сделаю. За чаем говорить сподручнее.

Движения были все какие–то тягучие, а платье состояло из белой длинной сорочки и сарафана, на толстых лямках с вышивкой по подолу. Все мягкое, приятное коже и взору.

Пол гладкостью ласкал голые ступни.

Хозяйка принесла чашки и медный чайник.

– Садись, голубушка. Разговор долгий будет и нелегкий.

Жанна с удовольствием пошевелила пальцами ног. Пол такой гладкий, прохладный и теплый одновременно. Чудеса! Послушно села к столу. Ароматный дымок закрутился над налитым в чашки чаем.

– Значит так. Я Баба Яга. Да не удивляйся ты так. – хохотнула женщина.

– Я старуху помню, которая меня сюда вела и вообще – в сказках Яга всегда старая и страшная.

Хозяйки засмеялась и вдруг по ее лицу пробежала волна и вот, перед Жанной сидит сморщенная старуха. От удивления девушка громко икнула.

– Ну вот, дар речи потеряла! – укоризненно покачала головой Баба Яги и опять превратилась в молодую женщину. – Какие вы ноне к чудесам и превращениям непривычные.

– А как это? – ничего более умного в голову не пришло.

– Это? Волшебство обыкновенное. Ты чайку испей. А то совсем ошалела. Это же даже не сама история, а только начало.

Жанна глотнула чаю, удивление слегка ослабило хватку.

– Где я?

Яга покачала головой.

– Неправильно спрашиваешь. Да, ладно слушай. Люди по-разному Горе встречают. Есть те, кто в сердце холод запускают и замораживают свои чувства. Есть те, кого родные и друзья оберегают, успокаивают и отогревают… А есть такие как ты, кого обогреть некому. Один на один они свое Горе встречают. Помнишь ли ты, с какими мыслями в лес–то пошла?

Жанна сгорбилась и кивнула. Она вспомнила. Такое ощущение, что в голове рухнула ватная стена и все-все воспоминания и события вернулись с новой силой. Горло сжалось, и глаза защипали от слез.

– Досталось тебе, девонька! Полную меру получила. Да нет худа, без добра. Ты в лес за смертоубийством пошла. Горе тебя обуяло и себе покорило. Да не в этом дело. Те, кто смерть свою ищут добровольно…

Яга задумалась и отхлебнула чаю.

– Я знаю, что самоубийство грех! – горько усмехнулась девушка. – Не понимаю, что на меня нашло.

– Помрачение. Горя работа. Оно тебя съело почти.

Хозяйка опять задумалась.

– Пугать тебя не хочу. Да ты человек современный, к чудесам не приученный. Все, кто смерти ищут, в полон к Змею Горынычу попадают. Вот и ты девонька, к нему угодила. Но раз помирать ты передумала, то жизнь свою забрать с полона требуется. А когда заберешь – там уж думать будешь, что с ней делать. Не простое это дело, да подсоблю тебе я.

– Вы сейчас шутите?

Слова хозяйки проникали в голову тупыми кирпичами. Вроде все ясно, но ничего не понятно.

– Какие уж шутки, милая. Не заберешь, не будет тебе жизни.

– А заберу? Домой вернусь к Илье?

Яга сплюнула. Ясные глаза женщины метали искры.

– Глупое дитя, неразумное. Ушла ты от мужа своего. В лес…

– Это я понимаю. Но получается, если я душу верну, то и к мужу вернусь.

– Охонюшки. Да не вернешься в мир свой ты! В твоем мире ищут тебя… Найдут… да поздно будет!

Жанна тяжело задышала. Это что такое! В смысле поздно? Перед глазами мелькнуло видение: она, недвижимая и холодная, в расстегнутом пальто лежит в луже, в глазах небо, а на лицо падают мокрые желтые листья…