Услышав это, Клэппертон надел шляпу, издал какое-то нечленораздельное гневное восклицание и ушел. Этот внезапный уход не произвел особенного впечатления. Споры в салоне Дэмблов часто приводили к тому, что гости с яростными криками выбегали на улицу.
2
Специалист по обезвздориванию распростился с хозяевами, когда еще не было десяти часов, – час ранний для космического вечера. Я предполагал остаться и послушать мнения о нем и о его идеях. Очутившись рядом с м-с Дэмбл, я у нее спросил, как зовут этого знатока по обезвздориванию.
– Да ведь это Майкл Уэбб! – отвечала она. – Я вам представила его, когда вы пришли.
– Не разобрал его фамилии (я боялся, что выдаю свое волнение). Какой это Майкл Уэбб?
– Существует только один, насколько я знаю, – кричала она, – путешественник и философ. Он объехал вокруг света, пропадал десять или двенадцать лет. Он в каком-то родстве с очень известными Уэббами из Новой Англии.
Боже мой! Случалось ли вам когда-нибудь сталкиваться лицом к лицу с кем-нибудь, кого вы считали умершим, проживающим на островах Тихого океана или много лет назад отдавшим весь свой пыл торговле скобяными товарами?
– Да ведь это – мое лицо! – воскликнул я, обращаясь к м-с Дэмбл, с трудом переводя дыхание, спотыкаясь на каждом слове. – Мое потерянное лицо!
– Вы потеряли свое лицо? – нежно спросила м-с Дэмбл. – Он нашел его?..
Быть немножко помешанным – самая подходящая вещь для космического вечера, и я заметил, что м-с Дэмбл сразу стала смотреть на меня, как на интересную личность.
– Нет, нет, м-с Дэмбл, – объяснял я. Действующее лицо из моей книги! Мой герой! Намереваясь написать книгу, я создал главного героя – он был назван мною, Майклом Уэббом-и я отправил его прогуляться по белу свету с тем, чтобы он набрался там опыта… Но до сих пор он не возвращался назад.
– Прекрасно. А теперь он – знаменитость, – сказала она. – Я удивлена, что вы раньше с ним не встретились.
– Три года я пробыл в Мексике. Нет ли у вас случайно его адреса?
– Он очень известен, – продолжала она. И очень интересен, не правда ли. Вы найдете его адрес в телефонной книжке. Но подождите! Он у меня имеется здесь.
Она взяла с конторки маленькую в сафьяновом переплете адресную книжку и дала мне адрес и телефон Майкла Уэбба.
– Теперь, когда вы опять нашли вашего героя, вы можете продолжать книгу, не правда ли? – мило сказала она.
Таким тоном говорят взрослые со сконфуженным ребенком.
– О, да. Я решил покончить с моей книгой раз и навсегда. – Если поспешить, быть может, я еще догоню его на улице!
3
Ясно вспоминается мне тот день, когда я в первый раз увидел Майкла Уэбба… В то время каждый, кому не лень, писал романы. Живущие в пригородах писали их во время ежедневных поездок в город. Водопроводчики, трамвайные кондуктора и четырнадцатилетние девочки наводняли своими творениями литературу. И вот однажды я сказал самому себе: почему бы и тебе не написать роман и не стать знаменитостью? Конечно, быть знаменитостью не доставляет никаких хлопот, тем более, что роман, который я хотел написать, был вполне безобидным. Первым делом я купил книгу под заглавием: «Руководство к писанию повестей и романов, в двенадцати легких уроках». Я нашел, что уроки слишком для меня легки. На протяжении ста пятидесяти страниц было сказано: во-первых, выдумайте идею, во-вторых, напишите вашу книгу, в-третьих, сделайте ее интересной… Мне стало ясно, что я плохо поместил свои два доллара. Потом я решил зайти к великому писателю и попросить у него совета.
Я застал его в его библиотеке за чтением писем. Его манеры были какие-то необычные; в нем было нечто от китайского мудреца. Хотя до той поры я никогда не встречал великих писателей, но слышал, что им уже так положено всегда быть необычными, не похожими на простых смертных. Теперь этот великий писатель больше уже не пишет о людях – мое первое свидание с ним было давно. Теперь его темой являются идеи. Он блестяще написал об «Интеллектуальной ориентации» и «Эмоциональной эстетике». В настоящее время он работает над «Социальной динамикой», которая выйдет в свет ближайшей весной. Эта книга говорит о проблемах, встающих изо дня в день перед рабочим. «Моей целью является, объяснял он, – дать этим проблемам надлежащую оценку в экономических терминах». Он предложил мне стул и, после того как я комфортно уселся, стал меня расспрашивать о моем прошлом.
– Вы писатель по профессии? – спросил он ласковым тоном.
– Нет, у меня нет никакого опыта в писательстве. Я думал, что вы будете настолько добры дать мне какие-нибудь указания.
Он был великодушен и обязателен, но его вид повергал меня в смущение.
– Это одна из самых тяжелых профессий в мире. Единственная профессия, где приходится вступать в активное соревнование с покойниками… Вы слыхали о моем соревновании с Теккереем? Нет? Так знайте, у нас была настоящая борьба. Временами я думал, что уже уложил Теккерея, но он снова вскакивал и наносил удары. Эти покойники совершенно не знают, как себя вести. Затем еще – Герман Мелвилл. Уже давно умерший и забытый, он снова начинает жить.
– Я не боюсь соревнования, – сказал я. – Мой роман готов заранее потерпеть финансовое банкротство; для меня важен художественный успех, а потому мне не придется вступать с кем-нибудь в соревнование.
– О! Прекрасно! Это правильное понимание дела, – заметил он. – Какова ваша профессия?
– Я – усталый делец, выпалил я, как из пушки, – и я ничуть этого не стыжусь.
Когда я позже думал об этом разговоре, я боялся, что сделал это заявление тоном, пропитанным напыщенным эгоизмом.
– О, все это очень хорошо, – продолжал он вежливо. – Мне кажется, вы хотите сказать, что, будучи усталым дельцом, вы не понимаете ничего в литературе, но твердо знаете, чего хотите?
Я согласился с этим предположением.
– Усталые дельцы пишут иногда романы – несколько человек написало, – мечтательно произнес он, – но, как общее правило, эти романы оказываются в достаточной степени манерными. Написаны они неумело. Никогда не становитесь скучным; не забывайте вкладывать жизнь в ваше творчество. Во-вторых, продолжал он, – идеи усталых дельцов почти всегда крайне консервативны, реакционны. Эти люди – прошу вас не думать, что я намекаю на отдельных личностей, – эти люди оказываются вне влияния глубоких скрытых течений современности, так что плоды их художественного творчества отзываются произведениями Дизраэли [Дизраэли Биконсфильд – знаменитый английский консерватор государственный деятель Англии XIX в. Автор многих посредственных романов]. Вы должны избежать этого, – сказал он, тряся головой.
– Я последую вашим указаниям и избегну этого недостатка, – сказал я. – Когда я замечу за собой, что становлюсь слишком реакционным и консервативным, я вспомню наш разговор.
– Сейчас либеральный век, – продолжал он. – Некоторые из лучших книг за последнее время были написаны в защиту либерализма. Проза вроде Уолтера Петера [Автор «Мария Эпикурейца», «Ренессанса» и «Воображаемых портретов» – известный эстет, предтеча Уайльда] относится к их числу. Какой замысел вашего романа?
– У меня нет никакого замысла. Мне просто-напросто пришло в голову соединить вместе нескольких действующих лиц и посмотреть, что из этого получится. Я надеюсь, что эти лица будут что-нибудь делать по их собственному соглашению. Если я предоставлю им возможность достаточно долго друг с другом разговаривать, они уговорят друг друга затеять какую-нибудь кутерьму. Так бывает в жизни.
– Но художественное произведение не вполне похоже на жизнь, – сказал он. – Жизнь, это – бесконечный поток, в то время как художественное произведение имеет определенное начало и конец. Это нечто самодовлеющее, целый замкнутый в самом себе мир. Художественное произведение должно быть так же замкнутым, в том случае, если хочет войти в литературу. Предполагаю, что вы попытаетесь написать художественное произведение. Не правда ли?
– О да, художественность – это моя цель, – сказал я. Я хочу стать настоящим писателем.
– В таком случае вы должны твердо запомнить, – продолжал великий писатель, – что художественное произведение должно иметь определенную тему, в нем должно быть вступление, какая-нибудь проблема, эмоциональный конфликт и развязка. Все вы можете окутать иллюзией реальности… И притом каждый должен испытать страдания, прежде чем возьмется за перо. Страдали ли вы?
Я отвечал, что страдал достаточно.
– Это хорошо, – заметил он решительно. – В страданиях узнаешь жизнь.
– Позвольте вас поблагодарить за советы, – сказал я и собрался уходить, но он любезно возобновил разговор с вежливостью людей, которые уже почти выполнили задачу своей жизни.
– Давным-давно, – сказал он, предаваясь приятным воспоминаниям, – в те времена, когда я писал рассказы и романы, у меня был обычный прием, в успешности которого я блестяще убедился: я создавал моих главных героев и потом оставлял их с тем, чтобы они набрались плоти и крови, оставлял иногда на целые годы, прежде чем воспользоваться ими в своей книге.
Он мечтательно постукивал по краю стола красного дерева своими тонкими белыми пальцами.
– Флобер поступал так же, – прибавил он, и в тоне его звучало уважение.
– Вы хотите сказать, что, создав своих героев, я не должен пускать их в книгу раньше, чем они созреют, – сказал я.
– Да, если вы поступите иначе, – рассуждал он, они останутся невыпеченными. Вы можете достигнуть реальности, только дав своим героям созреть, а ведь подлинное художественное произведение есть отражение реальности.
4
Великий писатель дал мне хороший совет. Чем больше я думал об этом, тем яснее сознавал правдивость всего того, что он мне говорил. Я знал, что для книги прежде всего мне нужен хороший, крепкий герой, и сразу создал Майкла Уэбба.
– Майкл, – сказал я, кладя ему руки на плечо, – вы родились до срока, мой мальчик, но я пошлю вас шататься по белу свету, и вы дозреете. Я не хочу, чтобы вы оказались невыпеченным. Это был еще не вполне сформировавшийся, застенчивый юноша двадцати лет, с широкими ступнями ног и большими руками, обычный вид большинства молодых людей этого возраста. Его пыльный измятый синий костюм казался слишком широким в одних местах и слишком узким в других.
– Хорошо, – сказал он покорно, когда, вы думаете, я вам понадоблюсь?
