Георгий Исаевич хмыкает.
– А твой автопортрет наоборот состоит из одних недостатков. Так тоже не бывает, Левинская. Жизнь всегда цветная, а не черно-белая. Бери уголь, покажу, что в этом наброске можно улучшить.
– То есть вы меня берете обратно? – неверяще переспрашиваю я.
– А что, разве это непонятно? – поднимает он бровь.
– Понятно, – торопливо соглашаюсь я. – Очень понятно!
А потом быстро подбегаю к окошку и нахожу взглядом Ярослава. Почему-то я так и думала, что он будет стоять на улице. Он поднимает голову, видит меня, и я показываю ему большой палец. Он кивает мне и улыбается. И только потом садится обратно в машину.
Глава 7. Золотисто-желтый
– Я не смогу в следующий четверг, я должен быть на встрече с советом директоров, – говорит мне Ярослав, когда я привычно залезаю к нему в машину и устраиваюсь на переднем сиденье.
Да, после той истории с моей истерикой и его наброском я стала ездить впереди, рядом с ним. И мы даже немного разговариваем, пока едем в город и обратно. О чем? О всякой ерунде. О погоде, о дороге, о Лондонском университете, куда я хочу попасть. О себе Ярослав рассказывает мало, больше слушает меня и иногда шутит – метко, немного зло, но очень смешно. И я, хоть и пытаюсь сдержаться, но все равно смеюсь. И вижу, как он в этот момент на меня смотрит. Так, словно трогает взглядом…
Но об этом лучше не думать. Совсем.
Наверное, если бы меня кто-то спросил о наших отношениях, я бы сказала, что мы немного… подружились. Потому что сложно сохранять дистанцию с человеком, об пиджак которого ты размазывала слезы и сопли. И с тем, кто похвалил и поддержал тебя – хотя вовсе не обязан был этого делать.
– Жаль, что ты не сможешь, – искренне вздыхаю я, потому что Георгий Исаевич очень плохо относится к отменам и переносам занятий. У него слишком плотный график, а желающих прийти к нему на уроки гораздо больше, чем мест в его расписании. – Но ничего не поделаешь. Ты и так не должен меня возить.
– Водителя еще не нашли?
– Пока этап собеседований. Папа говорил, что, может, через пару недель уже кто-то будет.
– А почему бы Леле тебя разок не отвезти?
Я не выдерживаю и смеюсь.
– Это что, шутка такая?
– Почему? Я серьезно. Она ведь может тебя выручить.
– Не может.
– А если я ее попрошу?
– Только попробуй! – серьезно предупреждаю его я. – Леля очень ревностно относится к своим вещам, так что в итоге достанется и тебе, и мне. Ей и так не очень нравится, что ты меня возишь, а если ты еще и просить за меня начнешь…
– Я не вещь, – холодно замечает Ярослав.
– Прости, конечно, ты не вещь, я просто плохо сформулировала, но… ты ведь понял, о чем я?
– О том, что вы терпеть друг друга не можете? – усмехается он. – Понял, не дурак. А почему, кстати, у вас такая вражда?
Я растерянно замираю и пытаюсь подобрать слова, потому что… Ну это не вражда. Вражда – это когда оба человека терпеть друг друга не могут, а в случае с сестрой это скорее односторонняя неприязнь, потому что я в целом против нее ничего не имею. А вот она меня не любит и никогда не любила. Почему? Не знаю.
Может, мама как-то неправильно делила внимание между нами? Потому что я помню, как мама довольно много возилась со мной, пока я была маленькой: книжки мне читала, рисовала со мной, возила в магазин за игрушками. И помню, как Леля постоянно кричала, что я чужая и что меня подбросили. Одна раз мама ее за это сильно наказала, и с тех пор Леля эти слова стала говорить мне шепотом и тайком от родителей. А я ревела, бросалась на нее и начинала ее бить.
– Мама, Нюта опять ко мне лезет! – вопила Лена.
– Это она первая начала!
А мама устало вздыхала и говорила с укором: «Девочки, не ссорьтесь, ну вы же сестренки».
И если эти детские ссоры я хоть немного могу понять, то что сейчас Леля со мной не поделила – непонятно. Очевидно ведь, что именно она – гордость семьи, а я как раз та самая белая ворона, которую будут рады сплавить хоть в Лондон, хоть в Африку, лишь бы глаза не мозолила. Потому что родителей я разочаровала по всем фронтам: школу закончила с тройками, в университет не пошла, светскую жизнь не веду, зато все свободное время сижу и рисую картинки, которые никому не показываю.
Я вдруг понимаю, что Ярослав все еще ждет от меня ответа, поэтому уклончиво говорю:
– Просто мы очень разные. Далеко не все сестры и братья дружат, это нормально.
– Ну я в семье один, так что я далек от этого, – усмехается Ярослав.
Я стараюсь не смотреть на него, потому что иначе есть опасность залипнуть взглядом на этих широких плечах, на крепкой смуглой шее и на невероятной красоты руках, которые так уверенно лежат на руле. Я не знаю, почему он меня завораживает. Зато прекрасно знаю, что это неправильно – вот так смотреть на будущего мужа своей сестры.
– Слушай, – меняет он тему, – а почему ты сама не водишь? Это же несложно и удобно. Не будешь ни от кого зависеть.
– У меня есть права, – признаюсь я. – Но я так и не смогла сесть сама за руль.
– Почему?
– Боюсь.
– Что ж, Нюта, я думаю, я могу тебе в этом помочь, – ухмыляется Ярослав. – Преодолеем твой страх.
– В смысле?
– Буду тебя учить водить. И сразу говорю, что отказы не принимаются.
– Нет, спасибо, – качаю я головой. – В этом нет никакого смысла. Есть вещи, которые не созданы друг для друга. Например, я и машина.
– Кто тебе такое сказал, Нюта?
– Я сама знаю. Ярослав, ну правда…
– Зови меня Яр, – вдруг просит он и улыбается так, что у меня дыхание перехватывает. – А то я себя как на совещании чувствую. Ярослав, а что вы думаете о росте прибыли в следующем квартале? Ярослав, принести вам кофе?
Я не выдерживаю и смеюсь.
– Хорошо! Яр, так вот с вождением…
– Это свобода, Нюта, – перебивает меня он. – Свобода и независимость. Только представь! Ты в любой момент можешь сесть за руль и поехать куда хочешь. И никому не надо отчитываться, никого не надо ни о чем просить…
Звучит сказочно. Вот только… Я же помню этот сковывающий все тело ужас, когда я оказывалась за рулем. Права мне, конечно, выдали, но всем было ясно, что умение водить к ним, к сожалению, не прилагалось.
– Я боюсь, – тихо признаюсь ему я. – Ужасно боюсь.
