АНГЕЛ ГРЕХА Часть I «Грязные лица»

– Если хотя бы одна салунная шлюха узнает причину моего, как ты успел необдуманно выразиться: «позора», или о том, что позор имел место в моей жизни, если узнает, что я, как вонючая старуха… ревел и обоссался! Поверь, я то выясню… и вырву твой уродский кадык, засуну его тебе в жопу и заставлю высрать ртом на собственные ладони! – проревел ковбой покрываясь новыми капельками пота и после недолгой молчаливой паузы смягчённо добавил: – Я тебе не любой. Со мной в споре истина не рождается. Намотай на ус, – он демонстративно закатил глаза. – Ох! Усов то у тебя и нет…

Голос ковбоя звучал не как у нормального человека, он был неестественно скрежещущий и грозный, что уже является симптомом психической ненормальности, но в данном случае прозвучал гармонично с обликом и даже задавал личностный стиль, а ещё он в процессе речи из последних сил наслаждался родным языком, на котором видел сны, каждым словом.

Высказывание про великую судьбу ему пришлось по душе, так как он реальный человек с судьбой и в этом нет никаких сомнений.

– Я крепко спал, как убитый, ничего не слышал, даже вой койотов, а мои глаза были плотно закрыты, настежь.

Повисла очередная неловкая пауза…

Помощник шерифа молча указал кивком на глиняную ёмкость и жестяную банку с криво вырезанным и отогнутым верхом, стоящие на соседнем гробу, с подозрительно плотно заколоченной крышкой… Ковбой чуть приподнялся, опёрся на локоть левой руки, восполнил потерю жидкости в организме и отведал неразогретых бобов без посторонней помощи вывалив их из банки прямиком в себя и заглотил всё не пережёвывая, для длительного пищеварения, затем снова откинулся на спину и немного поёрзал, полежал молча тяжело дыша через рот и задал вопрос о важном и по делу, уже спокойным, живым и взвешенным тоном, как человек с долей ответственности:

– Назови имена и род деятельности всех тех, кто меня обокрал.

– Мы порядочные граждане с глубокими принципами, правда с суевериями… Лошадь я самолично отвёл в конюшню, вам осталось лишь оплатить услуги конюхов. Грязную одежду забрала жена гробовщика, в стирку. Остальное в офисе шерифа округа, а звать его: Билл Карсон.

– Шериф, значит, – он насупил брови, – вот кого предстоит убить в первую очередь.

– Не переживайте, я всё раздобуду. Билл нормальный мужик, у меня с ним дружественные связи и не только.

– Я и не переживаю. О чём мне переживать? Убивать шерифов – моё пристрастие, когда-то даже коллекционировал трофейные звёзды.

Последовал вопрос:

– И где эти звёзды?

– Нашпиговал ими самодельную бомбу и устроил «звёздный час».

В давние времена ровно в час дня устраивались показательные и торжественные казни со зрителями, лентами и фанфарами, а ранним утром карательные.

– Любопытно.

Ковбой немного покосившись пробуравил собеседника хищным взглядом, затем безмятежно произнёс:

– Можешь не спешить, но раздобудь всё сегодня, а я пока вздремну, – это крайне необходимо. Жду здесь и если вдруг всё же помру, – пригласи лучшего фотографа специализирующегося на почивших знаменитых стрелках. Такова последняя воля. И не забудь обмыть тело!

– Не беспокойтесь, вам нужен отдых. Я обо всём позабочусь.

Ковбой выронил пустую консервную банку на пол и случайно свезя одеяло, с усилием повернулся на здоровый бок костлявой спиной с выпирающими острыми позвонками и немытым задом к Джонсу. Больше он не проронил ни слова.

Генри озадаченно, не совсем осознавая кому, зачем и что пообещал, словно загипнотизированный вернулся в свой угол, снова забился в кресло и впал в неудобную дрёму. Благо, держать слово не обязательно, присягу он не давал, даже не клялся, что придавало уверенность, свободу и спокойствие и мигом погрузило в беспробудный сон идеальный для отдыха, без сновидений.

Полдень. Возможно тринадцать часов пополудни. С улицы прокрались: родная привычная ругать торгашей; отдалённый грохот на станции; скрежет пилы по деревянному брусу; стук молотка; выкрики рабочих со стройки неподалеку от мастерской, сооружающих чудное строение напоминающее населению бесполезную средневековую башню с чёрным флагом; ржание и фырканье вереницы лошадей; лай сытых дворовых собак; яростные споры котов и скрип рессор грязных деревянных колёс проезжающего мимо дилижанса, – когда жена гробовых дел мастера в лёгком летнем платье без рукавов, без стука отворила пинком дверь в мастерскую разбудив Джонса, вломившись с охапкой выстиранной или скорее наспех прополосканной в грязной воде чёрной одежды.

Городской смрад от людских и животных нечистот, бесконечные непрекращающиеся в салунах и возле взрывы пороха в револьверных барабанах ганфайтеров, охотников за их головами и шерифов, дребезг бутылок из-под виски из кактуса и глиняных кувшинов из-под кукурузного ликёра, нецензурная брань и предсмертные стоны подстреленных – ко времени повествования, к великому сожалению уже сменились в большей степени на приятное шумовое загрязнение, почти по всей стране. Увы, люди стали мыться чаще, сливать нечистоты в выгребные ямы за городом и пользоваться сортирами, но, пока не всё потеряно, не все соблюдали новые цивилизованные порядки и периодически отдельные личности оставляли испражнения на проезжей части и в закоулках между лавками и домами, обычно под заборами, дети, на умиление взрослых даже умудрялись справлять нужду на рельсы. В случаях «неповиновения» стражи порядка (маршалы, шерифы и их помощники) мощно толкали цивилизационный процесс отлавливая бунтарей и приверженцев «старой школы». На настоящий момент времени – это являлось первостепенной и практически единственной рабочей задачей правоохранительных органов, за некоторым исключением, но подтверждающим общее правило.

Когда шерифы не справлялись, тогда отловом или даже скорее отстрелом оставшихся активно действующих исключительных негодяев и отбитых ублюдков наживших себе врагов – занимались в основном частные армии наёмников или детективные агентства вроде пресловутого национального детективного агентства Пинкертона, которыми владели или которых нанимали хозяева потерпевших неудобства со стороны банд магнаты или сенаторы. Криминальные личности, «разумная» их составляющая уже сама переметнулась на службу в такие агентства и частные армии или благополучно интегрировалась в городскую систему и стала её неотъемлемой составной частью, в основном шерифской.

Цивилизация является не равномерно, не потоком, точечно, словно радиация оседающая пятнами на почву и иногда столь же разрушительно и влияя не на каждого, до кого-то не доходя вовсе или оказывая негативное воздействие. В крупных промышленных городах с заводами и фабриками северных и дальневосточных государств, где инженеры научились прорывать тоннели под реками, а паровой двигатель по специальным вырытым тоннелям с трубами тянул через весь город трос с крепившейся конкой, – могла ехать в качестве пассажира сумасшедшая повитуха на роды с магическими ритуалами высокопоставленной особы, вроде жены чиновника, банкира или крупного промышленника. Про города с не утраченными традиционными ценностями обществ каннибалов развившихся до современного уровня и упоминать нет необходимости… Каннибализм должен оставаться разумным трупоедением.

Большинству простых людей в конечном итоге приходится подстраиваться под меньшинство большинства, под которых и приходится сочинять новые правила. Открываются новые рабочий места, а изжившие себя приходят в упадок, такие как должность помощника шерифа. Отныне у таких счастливчиков имеется время на творчество. Такую должность нужно ценить, но как плацдарм или временное удобное пристанище, как тёплую титьку кормилицы, но задерживаться определённо не стоит.

…Ковбой тем временем спал, как убитый, не реагируя на грубую женскую суету. Он тихонько посапывал в своём уютном гробике и даже не шелохнулся. Возможно просто убедительно притворился или уже впал в предсмертную кому.

Когда Генри обдал горячий поток уличного воздуха – он встрепенулся, мигом вскочил с кресла, с трудом приходя в чувство, сладко причмокивая и протирая глаза постепенно осознавая, что проспал дольше запланированного и опоздал на рабочее собрание представителей городской власти. Промямлив он попросил женщину вымыть ковбоя и прополоскать одеяло, за что жена гробовщика покорно и с великим любопытством, словно по команде принялась незамедлительно, не задавая лишних вопросов, лишь грубо прогнала Джонса, дабы тот не помешал великому сакральному таинству, за что её возможно даже пощадят.

Спустя миг, дверь мастерской за спиной Генри вдруг резко захлопнулась, прямо перед затылком, ударив сзади по полю шляпы. По светло-русым волосам блестящим на солнце и вьющимся из-под шляпы хлестнул поток спёртого воздуха. Лёгкие впервые за ночь наполнились разогретым кислородом с минимальной концентрацией частиц испражнений, кислого ковбойского пота, сладкого запаха запёкшейся крови и залежавшейся тухлятины.

Раздался смачный щелчок в замочной скважине, затем повторный и ещё один, контрольный. Он заглянул в щёлку из любопытства, но ключ остался торчать в скважине. Обойдя снаружи мастерскую обнаружилось, что окно уже наглухо завешано, а края занавески плотно подбиты. Как проистекал любопытный процесс омовения навсегда осталось в тайне заколоченной богом в мастерской гробовщика.

В спешке доковыляв до родной халупы и наспех перекусив пресными галетами Генри метнулся в шерифский офис, на ненавистную работу.

Покосившийся дом, в котором Джонс жил вместе с матерью и подругой был одним из самых старых домов в городке, из деревянных. Построен он ещё первыми переселенцами, на отшибе, когда город был посёлком, по новейшим на то время технологиям и отсталым на сегодняшний день, затем дом с куском земли был приобретён великим дедом. Бабка Генри рассказывала, что её муж завещал перед тем, как покинул их с сыном, как оказалось насовсем, что ни в коем случае нельзя никуда срываться с места, что нужно защищать дом и прилегающую землю любой ценой, даже жизни: от дикарей, магнатов и политиков, которых вскоре и так всех перебьют и главное, что дом нельзя ни в коем случае продавать, даже по чертовски завышенной цене.

Придя в офис с серьёзной миной помощник шерифа не стал о недавнем разговоре докладывать начальству, по крайней мере решил пока ничего не рассказывать, пока не определится окончательно, как быть дальше и на чью сторону твёрдо встать.

Проходя мимо рабочего стола Билла Карсона взгляд Генри приковали два Кольта Драгуна лежавшие поверх пожелтевшего листа, покрытого сальными пятнами и трещинками в местах множественных сгибов. Судя по состоянию бумаги плакат бесконечное количество раз складывали и раскладывали, для демонстрации. Черты лица на портрете показались знакомыми, а надпись излучала угрожающую ауру, словно от мобилизационной повестки времён гражданской войны севера с югом, для бедняка не обладавшего лишними ста гринбеками в заначке. Клочок бумаги пахнущий смертью.

– Наш клиент? – кивнул Генри Джонс на изображение на плакате.

– Может он, может нет, может трясёт плакатом перед шлюхами в салунах. Они любят такое, – отрывисто рявкнул Билл Карсон, не уточнив, кто такое любит.

Изящная рукоять Драгуна находилась поверх напечатанного имени и плавным, но резким изгибом закрывала первые цифры суммы вознаграждения. Генри попытался аккуратно сдвинуть револьвер пальцем и неторопливо почитать, но Билл суетливо выдернул плакат, сложил и припрятал в нагрудный карман рубахи, под жилет с южной бахромой.

Шериф бледен, как мумия или белый могильный мрамор, огромные усы его взъерошенные и неухоженные. Он всю ночь не спал, а думал и над чем-то крайне важным.

– Сколько хоть обещано за голову? Люблю считать чужие деньги. Моё любимое занятие, думал, что по мне видно.

Генри сделал невозмутимый вид охотника за головами, якобы не успел разглядеть числа и не придал значения суете шефа. Хотя, он действительно не успел разглядеть ни точную сумму, ни имя, лишь несколько нулей, а если бы и увидел, – это бы мало что дало, считать в то время чётко и быстро умели только бармены, а остальные умели считать лишь выстрелы, но по старой памяти. Читать умели лишь те, кого научили в детстве.

– Плакат старого образца выпуска, срок давности истёк, наверняка уже нисколько, но я телеграфировал Доусону. Ответ не заставил себя ждать. Судья скоро прибудет, лично. Пожалуй ты таких важных людей никогда не встречал. Помойся хоть и усы отрасти… Скоро наш дружок предстанет перед законным судьёй, а то и палачом и будет судим по закону штата, легально и исторически, – промолвил исподлобья Билл уже застёгивая патронташ с кобурой на поясе, затем после паузы случайно рыгнул, как мужик, что-то проглотил и добавил: – Пойду в обход, проветрюсь и подготовлю город к приезду важного человека, засранцы уже напились кофе, а ты подготовь решётки, вынеси весь хлам из камеры, может туда гроб вечером перенесём. Заодно ещё по пути навещу нашего странника и слуг смерти. Кстати, сраный ковбой ещё не подох?

– Не знаю, я на него лишь издалека смотрел, а когда пытался покормить – он, кажется, хрипло дышал. Знаю лишь, что так хрипят перед смертью. Сейчас его обмывают, в этом я уже уверен на все сто, не мешайте процессу.

– Чего я там не видел? – хмыкнул Билл и удалился, затем оглянулся, у порога, важно надвинул шляпу на глаза и добавил: – Моет его та, что может отсосать всего за песо, при том, что платит сама? Повезло бандиту. Они обычно неприхотливые ублюдки. И почему-то шлюхи к ним тянутся, как мухи на говно, а платят ковбои не всегда. Даже практически никогда.

– Она самая. Слышал такое про неё, мы же уже обсуждали это, точнее каждый день обсуждаем. Сам я не пользовался услугой, я молодой… Кстати, как думаете, ей какое от этого удовольствие? Себе же в убыток.

– Я как-то спросил её… Сказала, что я просто не отсасывал парням. Подловила, сука. Видимо из доброты делает, – сказал женатый Билл и ретировался, дабы избежать продолжения разговора, затем снова неожиданно вернулся и задал наводящий вопрос, отводя тему разговора в другое русло: – Джонс, я ведь помог тебе с пониманием устройства мира и мироздания государства?

– Разумеется, спасибо, мистер Карсон. Ценю ваши наставления, я всегда слушал предельно чутко.

– Бывало, я был груб с тобой, малец. Ты пойми, – это необходимая закалка для мужчины. Если будет тебе за тридцать и станешь никому не нужен, станешь мужиком и возможно даже шерифом, тогда поймёшь и сам будешь наслаждаясь давать мудрые наставления молодняку… И помни, – табак гораздо лучше усваивается, когда его томно втираешь в дёсны языком, а не втягиваешь ртом горький дым в самое нутро человеческого жерла.

Когда Билл наконец хлопнул дверью – Генри упал на свой рабочий стул возле двери с клетками, закинул ноги на стол, не снимая сапог со шпорами, откинулся назад и балансируя на задних ножках элегантно чиркнул фосфорную спичку о шершавую ножку стола. Раскуривая огромную сигару он из ненависти начал размышлять вслух, с умным видом нахмурив брови и слегка прищурив глаза. Он всегда так кривил лицо, когда думал и в такие моменты всем свидетелям бытия напоминал своего утонувшего отца, поэтому размышлять старался реже. В его случае это было даже полезно, как Портосу.

– Плакат старый, чушь! Все умные знают, что плакаты, подобно гринбекам – будут действительны вечно и всегда будут обладать номинальной стоимостью. По календарю майя до начала XXI-го столетия уж точно, пока не превратятся в труху, вместе со всеми нами, – сказал Генри и мысленно поставив себя на место босса продолжил «брать глубоко»: – Карсон зажал плакат, дабы по-тихому передать ковбоя судье. Охотником за головами времён перестрелок себя возомнил, хочет присвоить себе всю славу, сорвать куш и свалить в большой город за красивой жизнью… Сам твердил, что при капитализме в этом несправедливом мире важны лишь котировки и столичные эмоции в мгновении, так как всем нам недолго осталось, а внедриться в высшее общество возможно лишь инвестиционным путём.

Когда все доводы в молодом черепе безоговорочно и яростно сошлись – Генри встал со своего стула и звонко бряцая подошёл к столу шефа возле пустой доски для объявлений о розыске и надёжного сейфа, взял в руки оба Кольта Драгуна калибра 44, покрутил их на пальцах и по-мужски эстетически наслаждаясь раритетом красивой вещи обратил внимание случайно упавшим взглядом на выцарапанные инициалы на одном из револьверов, точь-в-точь, как у того самого легендарного бандита, о чьих похождениях он читал в статьях жёлтых газетчиков. Ещё одно свидетельство!

По иной версии знатоков выцарапана гвоздём аббревиатура и гласила она не корёжа лишь умы дилетантов: «Murder Beast».

Билл Карсон мрачно насупив брови наблюдал за перекати-полем с символизмом пробиравшимся по главной городской улице, вдоль одноэтажных (кроме салуна и гостинницы) деревянных и глиняных строений.

Спонтанное желание разрядить по мирно рассеивающему семена необычному растению револьверный барабан оборвал адский приступ кашля с обильным отделением мокроты и не только.

По окончании мук Билл распрямился и растёр сгустки крови оставшиеся на кулаке о кожаный жилет, оставив едва заметный развод на шестиконечной звезде с гордой патриархальной надписью: «SHERIFF». Идиотски, по-мужски не придав критического значения симптому, он, как ни в чём не бывало поднял затухшую сигару с земли, зажёг фосфорную спичку о ближайшую коновязь, возле офиса и раскурил мятый окурок снова, затем поправил любимую шляпу, привёл настрой в дежурный порядок и без спешки, вальяжно, бряцая шпорами обошёл любимый и одновременно ненавистный городок, контролируя порядок и чистоту, то ради чего его и прислали, отчасти, и поставили шерифом, дав добро расправлять со злостными нарушителями по собственному усмотрению, а усмотрения Билла дьявольски суровые и необдуманные наперёд.

Убедившись в полном отсутствии отвратительных происшествий, потрепав языком со встречными более-менее адекватными мужиками Билл направился с важным видом, с неким хитрым умыслом, любопытством и от безделья – сверять корявое изображение на плакате с первоисточником и заодно воочию напоследок повидать увядшую легенду в жалком состоянии.

До настоящих событий на диком западе типографии «почему-то» не использовались для печатания плакатов о розыске. Все плакаты изготавливались вручную, «художниками». Штамповать с помощью литографского камня качественные объявления и фальшивые гринбеки начали в недалёком прошлом. В «святые» годы охотнику за головами можно было любого схожего с портретом мужика пристрелить, подправить физиономию деревянной рукоятью револьвера или приклада винчестера, в случае необходимости, и после процедур привезти труп шерифам на деревянной телеге с деревянными колёсами и наконец получить долгожданное сладкое вознаграждение. Большинство коррумпированных шерифов естественно не обращали внимания на незначительные нюансы несоответствия. Все работают на статистику и на долю. Со скальпами схожая история. Никто толком не разбирался, кому на самом деле принадлежала волосатая кожа: индейцу, мексиканцу или брюнету, взрослому мужику, женщине или ребёнку. Скальп даже вполне мог оказаться конской гривой или лоскутом кожи со спины чёрной псины, бобра или ондатры.

…Мастерская оказалась открыта нараспашку, помещение проветривалось после душной ночи и не менее душного утра.

Хозяин, как законопослушный гражданин присвистывая доложил представителю закона, что ковбой всё ещё находится в глубочайшей коме и спросил невзначай: «Не сходил ли поезд с рельсов на рассвете-с».

Билл не поняв вопроса или шутки, молча, без спроса, бряцая, словно подполковник с внезапной проверкой прошёл вглубь зловонного и мрачного помещения и предварительно, на всякий случай, отработанным движением большого и среднего пальцев расстегнул застёжку крышки, поднял крышку поясной кобуры и слега потянул за вытяжной ремешок. Он любил потягивать вытяжной ремешок.

Гробовщик не отходил от шерифа ни на шаг и разумеется уже окликнул жену, на случай сложного спора.

Билл подошёл к заветному гробу, прищурился, подвигал усами из стороны в сторону, пригнулся, пристально всмотрелся, вынул плакат, развернул и вульгарно перекинув языком окурок под усами с одной стороны рта на другую – невнятно спросил семейную пару кроша пепел на плед:

– Присутствует схожесть? Вглядитесь пристально, пожалуйста.

Гробовщик с подоспевшей женой приблизились почти вплотную к плакату сделав вид, что сосредоточенно всматриваются в нарисованное от руки изображение, а сами изучали лишь цифры, прикидывая в уме: как принять участие в дележе награды, как и сколько можно присудить себе и, как аккуратно напомнить шерифу о старой школе плакатной этики, от которой они устали, но по которой все они время от времени осторожно придавались ностальгии.

– По лицу трудно опознавать, – задумалась жена гробовщика коснувшись бородавки на подбородке.

– Тогда по какому месту, на твой опытный взгляд – не трудно? – ехидно спросил Билл Карсон довольный подковыркой.

Жена гробовщика сперва засмущалась, но выкрутилась перед недалёким мужем:

– Лица быстро стареют из-за сухого климата, нашего рабочего образа жизни и беспросветной бедности… Мистер шериф, бизнес хиреет, сейчас уже редко кто-то умирает, сами знаете, эшафот пустует, максимум раз в две недели пополнение и то от болезни печени. Такими темпами и гробы подешевеют. Даже ковбой на волоске повис, а подыхать не хочет. Уверена на все сто – именно эта обмякшая сука на вашем драном плакате!

– Как грубо. А ты что думаешь, Горн? – спросил Билл обращаясь к гробовщику, со смешком добавив: – Наверняка ведь твоё мнение не сильно отличается.

Взгляд женщины грозно сверкнул, со значением.

– У меня-с своя версия и своё мнение. Вы мне, бандита подселили! – сказал хозяин, глянул на жену и продолжил фальшивить: – Вдруг он меня придушил бы ночью подушкой, схватил бы винчестер, дабы порешить с особой жестокостью любимую жену, отрезал бы ей обвисшие сиськи и пошёл бы в город всех стрелять напропалую. Я требую… сами знаете чего требую, справедливости-с! Вообщем, – это наверняка он.

Жена легонько толкнула мужа в бок локтем.

– Сходство-с очевидное, стопудово он!

– Вам лишь бы похоронить человека, да поживее и не думая о последствиях и, что важнее – о законностях. Не я один должен заботиться о таких вещах, государство начинается именно с вас, да-да. Имейте терпение, никто на диком западе ещё не пережил каловую стрелу squaw в животе, спросите специалиста, он сейчас в салуне напротив, если мне не верите, – Билл взялся за ус, отдохнул и продолжил, но уже с ноткой специальной хитрости: – Умереть не ответив перед законом, пока я законный шериф – невозможно. Не ответив по закону – легально получить награду нельзя. Не получив награду – нереально поделиться денежками с добрыми друзьями с ответственной гражданской позицией. Всё под контролем. Судья, маршал и лучший фотограф мёртвых тел уже в пути, так что займитесь делом, наведите марафет. Скоро о нас узнают сами газеты и наши имена попадут в государственные архивы! Время играет в пользу умных и против дураков.

Шериф вышел из мастерской демонстративно хлопнув дверью и неспешно зашагал в сторону станции и стоянки извозчиков, продолжая традиционный дежурно-карательный обход.

Погода неторопливо менялась, томно, словно написание исторического романа. Дождь может оказаться смертельным для его слабых лёгких. Нужно в тёпленькое укрытие.

Своевременно закончив беспечный обход Билл Карсон опустошённый вернулся в пустой офис, дабы сидя и облокотившись на стол вздремнуть, по-шерифски, наслаждаясь стуком капель по крыше.

Спустя некоторое время он вдруг зафиксировал краем глаза беспорядок в офисе, плевательница в углу лежала на боку, опрокинутая, что неестественно и хулиганство он не терпит, а ещё он обнаружил на своём письменном столе кое-что, кое-что не обнаружил.

Как только, не считая дряблого тела ковбоя в гробу и смерти с «фашиной» и приспешником все покинули мастерскую, предварительно надёжно заперев дверь на ключ – к гробовщику домой, в соседнюю пристройку, украдкой, мимо прилавка прошмыгнул в дальнюю комнату Генри Джонс с драной, плотно набитой кожаной седельной сумкой накинутой на правое плечо. В свободной руке, между пальцами он перекатывал монету номиналом в один песо.

Одет помощник шерифа в рабочее время не как принято, а в стиле бандита с большой дороги собирающегося ограбить дилижанс, даже на шею зачем-то повязал красный платок, напомадил волосы бриолином и даже отрастил щетину, насколько возможно. Создавалось впечатление, что он вышел прямиком из ателье, где ему профессиональные портные специально подбирали гардероб, ради должного сиюминутного эффекта, а он всего-навсего нацепил коричневый дедовский сюртук с клетчатыми заплатками. Он любил старую одежду, но впервые ощущал себя в ней уютно и к месту. На груди его уже не было значка, а патронташ с кобурой на месте, но на это никто не обращал внимания, все привыкли. Значения его обновлённой наружности ни прохожие, ни сам гробовщик особо не придали, ему вообще никогда никто не придавал значения. Данное свойство выждало свой звёздный час и впервые сыграло на руку обладателю.