Край непуганых

3. Удар ослиного копыта

И стали жить они вдвоем…

Так я мог бы написать, будь я каким-нибудь акыном, но, во-первых, талантом складывать стихотворные вирши обделил меня Создатель, а во-вторых, меня могли бы неправильно понять. Так что забудьте.

В тот вечер мы с бывшим политтехнологом Евгением Палычем Петровским знатно набрались. Первым делом я оценил свои финансовые возможности с помощью вокзального банкомата. С наличкой в бумажнике я уже разобрался в кафе «Пчела», теперь следовало проверить баланс карт. Сомнений относительно возможности обналичить средства у меня уже не было – при пересечении порога вокзала мои деньги конвертировались в соотношении один к одному. Как выяснилось, «мастер-кард» и «виза» в этом параллельном мире также отлично сработали.

«Глобалисты, что с них взять», – пожав плечами, сказал Женя.

На одной из двух карт остались какие-то копейки – на пару сотен обедов в семейном кафе «Пчела» или среднюю пенсию по городу, – а на вторую буквально за сутки до моего приключения упал аванс за работу над последними эпизодами сериала. Я затылком почувствовал, как возбудился Петровский.

– Белой горячкой не ограничимся, – прокомментировал он.

– Не облизывайся. Неизвестно, сколько мне придется тут торчать и чем заниматься. Каждый рублик на счету. Я ведь тоже, как и ты, никогда не столярничал и не клал кирпичи.

– То есть ничем особенным, кроме системы Станиславского, не владеешь?

Я развел руками.

– Мельчают экранные супермены, – вздохнул Женя.

Получив на руки запрошенную сумму наличности, я еще раз с интересом изучил новые для меня купюры. Они отличались от наших цветовой гаммой, цвета были более теплые, какие-то воздушные, и вместо памятников архитектуры разных городов бумажки украшали профили выдающихся людей страны. Кое-кого я даже узнал, того же Пушкина, например, и еще Ломоносова. Кстати, и номиналы были непривычные – двадцать рублей, десять, пятерки и даже просто рубли.

– Разумный запрос, – сказал Петровский. – Чем больше мелочи, тем лучше. Как ты заметил, тут очень смешной курс. В нашей Москве ты на тысячу пообедаешь в «Макдональдсе», а здесь можешь неделю жрать с большой компанией в самом дорогом ресторане. По здешним меркам ты просто Ротшильд.

– Обалдеть, – сказал я. – Ну, стало быть, народ к разврату готов.

– Я ж говорю – ипостась!

Мое желание напиться преследовало две вполне прагматичные цели. Прежде всего, я хотел за рюмкой получить больше информации от своего нового друга об этом странном месте, в котором мне предстояло провести какое-то время (мысль, что придется торчать здесь остаток жизни, мою голову в тот день старательно избегала). А еще мне хотелось отодвинуть подальше перспективу принятия решения. «Живи одним днем», – говорила моя последняя возлюбленная, отказавшаяся выйти за меня замуж.

Так и живу, дорогая, твоими молитвами.

Петровский самостоятельно поймал такси там же, на привокзальной площади, любезно отказавшись от услуг местного полицейского. Он отвез меня в отель «Каскад» на живописной окраине. Это был ослепительно белый трехэтажный особняк, весьма умело подделанный под старину. На мое замечание, что аборигены категорически отказываются подниматься над землей выше третьего этажа, Женя равнодушно отмахнулся. Очевидно, меня ожидало впереди еще много открытий.

Мы заказали роскошный номер с двумя спальнями, одной большущей гостиной, выполненной в каком-то викторианском стиле, и ванной комнатой, пригодной для проведения чемпионатов по водному поло. Вид из гигантского панорамного окна открывался пасторальный: большой цветущий луг, заканчивающийся березовой рощей, где-то вдали, за частоколом деревьев, виднелась узкая лента реки.

– Фигасе! – сказал я. – Сколько, говоришь, тут жителей?

– Почти сорок.

– Зачем им такой дорогой отель?

– А что, в бараках гостей принимать, как в наших районных Бельдяжках? Они живут в другой стране, нам не понять. Это лучший отель в городе, а у нас с тобой люксовый номер. Через стену такой же, в нем останавливаются важные шишки, которые приезжают к местным властям на переговоры. Тишина и покой. Утром после завтрака выходишь на свежий воздух и гуляешь… просто рай. Я пожил тут немного, пока не кончились бабки. Рад сюда вернуться.

На самом деле мне тоже понравилось.

– Закажем жрачку в номер? – предложил напарник по разврату. – Цены, конечно, не пчелкинские, но ты можешь себе позволить.

«Да, могу», – подумал я, когда увидел в гостиничном меню издевательски демократичные цены. Я заказал все самое вкусное.

Через двадцать минут к нам в номер из ресторана привезли на тележке плотный ужин – семгу в соусе бешамель, телятину по-бургундски, жареный картофель, куриные окорочка, салаты из свежих овощей. В баре возле холодильника мы обнаружили две бутылки коньяка. Евгений Палыч с плотоядным вздохом опустился на диван.

– Давно я так не харчевал.

– Надо было озаботиться получением человеческой профессии.

– Поговорим об этом через месяц.

Едва официант удалился, мы опрокинули по первой. Потом налили по второй и немедленно выпили. Палыч полез в холодильник за льдом, бормоча на ходу что-то об утраченных иллюзиях и забытых привычках столичной аристократии. Я немного размяк. Будущее уже не виделось таким туманным и пугающим, как полчаса назад. Из всех вариантов параллельных миров, в которые я теоретически мог угодить, ступив на полустанок, этот был далеко не самый худший. Впрочем, я все еще сомневался, что это не галлюцинации.

После третьего бокала мы уделили время закуске, потом вышли курить на балкон. Я тоже сунул в зубы сигарету, потому что уже плевать хотел с высокой колокольни на предостережения Аллочки Сиротиной. Право слово, что мне Сиротина, которая сейчас черт знает где?

Сделав несколько затяжек, я, впрочем, почувствовал легкий укол совести. Ведь они меня там потеряли, я для них пропал без вести. Мало того что у них полетел финал сериала, так ведь и мое исчезновение станет достаточным стрессом.

Словно услышав мои мысли, Женя глубокомысленно изрек:

– Я полагаю, на твоем бегстве ребята сделают дополнительные рейтинги.

– Не исключено.

– Я уже вижу заголовки: «Странное исчезновение Косого!». «Кто стоит за убийством Сергея Круглова?». Целую программу у Малахова тебе посвятят.

– Кошмар, – выдохнул я.

Он распахнул стеклянные створки балкона. Я услышал стрекот кузнечиков, пахло вечерней свежестью и травой. Это было роскошно, без преувеличения. Закат окрасил березовую рощу в кислотные цвета. Неведомый мне мир засыпал.

– Брось, не бери в голову! – Женя хлопнул меня по плечу. – Вот где жизнь! Вот где любовь! Вот где счастье!

Он бросил недокуренную сигарету вниз. Она описала дугу и рассыпалась искрами на тротуаре.

– Мир новый, а привычки старые, – буркнул я.

Впрочем, к черту сантименты. Мы загудели. Представляя себе возможный финал, я предусмотрительно спрятал все ценное содержимое бумажника, включая банковские карты и часть наличных денег, в сейф, который нашел в небольшом шкафу в прихожей. Сработала старая установка: если пьешь в незнакомом месте и с чужими людьми – оставь в кармане только необходимый лимит. Выручало не раз.

Первая бутылка ушла за милую душу вместе с семгой и телятиной, причем большую часть деликатесов сожрал Петровский. Буквально – сожрал, налетев на блюда с энтузиазмом бедняги Оливера Твиста. В какой-то момент мне показалось, что он сейчас протянет пустую тарелку и жалобно проскулит: «Можно мне еще добавки, сэр?». Я сделал еще один заказ, нам принесли четыре порции свиного шашлыка. Я и сам проголодался, вспомнив, что последний раз обедал в вагоне-ресторане еще на подходе к Самаре.

Пошел «разговор за жизнь».

– Ты почему не женишься, подлец? – глядя на меня осоловевшими глазами, спрашивал Палыч. – Почему семью не завел до сих пор?

– Не знаю, папочка. Как-то не до того.

– Сорок лет почти, а не до того? Дети, домашнее хозяйство, борщ по вечерам – вот это всё… Оно тебе не надо?

– А тебе?

Женя встряхнул головой.

– Я, Серега, человек, которому противопоказана семейная жизнь. Я ею потрепан, измотан. Я всего себя отдавал России, а жена моя отдавала себя не туда… Я ведь и в поезд-то агитационный прыгнул, когда понял, что если задержусь в Москве еще хотя бы на пару дней, я ее, суку, пришибу и окончательно испорчу себе некролог.

– А мне, значит, предлагаешь жениться? Как у вас, политтехнологов, все запутано.

– На том стояли и стоять будем! – Он залпом выпил, закусил мясом и похлопал меня ладонью по щеке. – А ты, брат, совсем другой. Ты добрый, у тебя глаза спаниеля. Ты когда в первом сезоне главаря наркомафии брал, текст будто силой из глотки вытаскивал. Так и слышалось между строк: «Соблаговолите, господин Горбатый, сложить руки за спиной и проследовать за мной в автозак?». Тьфу! Здесь тебе самое место, интеллигент.

Я не обижался на его слова, я их почти игнорировал, понимая, что, во-первых, собутыльник мой балансировал на грани отбытия в астрал, а во-вторых, я и сам разомлел. Брюхо набито, но спать не хочется. Еще немного, и меня потянет на приключения. Пусть я добрый и глаза у меня пёсьи, но пьяный мужик – всегда мужик.

Петровский громко икнул, поднялся с дивана и направился в ванную комнату, опрокинув по дороге пуфик. В дверях остановился.

– Девочку хочешь?

Я кивнул.

– Размотал член до Канзаса…

Портье за стойкой наградил нас недоуменным взглядом, когда мы в обнимку, как два дембеля, проследовали к выходу. В дверях, обернувшись, я послал ему воздушный поцелуй, но, боюсь, вышло у меня не ахти. Во всяком случае, портье – высокий и сухопарый мужчина с зализанными волосами – сразу после нашего выхода схватился за телефонную трубку и принялся что-то в нее говорить.

– Не надо раздражать местную обслугу, – посоветовал Петровский. – Ей, конечно, далеко до нашей сермяжной, но в рамках тутошних законов она может сильно осложнить досуг.

– Поздно пить боржоми.

Мы вышли на автопарковку перед отелем. Петровский притормозил у дорогого «Мерседеса», расстегнул ширинку и сосредоточенно помочился на колеса.

– Социальная справедливость, – объяснил он свое поведение.

Мы огляделись. Вокруг – тишь да благодать. Только мертвых с косами не хватало.

– А разве в крутых отелях не положено подавать такси? – поинтересовался я.

– В теории – да. На практике же все зависит от портье. А ты его, кажется, обидел. Что-то от нормальной России тут все-таки проскальзывает.

Мы двинулись по аллее к шоссе. Та часть города, в которой находился наш отель, уже погрузилась в сон, но вдалеке, где-то в центре, жизнь продолжалась. Я видел цветные огни и столбы яркого желтого света, бьющие в небо.

– Тут есть ночные клубы?

– Есть, – икнул Женя.

– Значит, и девочки там есть?

– А то!

Мы перешли на другую сторону улицы. Такси ждали долго. Казалось, что машин на дороге с каждой минутой становилось все меньше. Мы стояли на обочине под фонарным столбом. У нас за спиной дремал гигантский жилой квартал, состоящий из тех самых дешевых сборных домиков («ипотека – пять процентов годовых»). Людей не было, но после нескольких минут нашего тщетного голосования я заметил на тротуаре одинокий светлый силуэт и услышал стук каблучков.

Вскоре под свет фонаря вышла девушка. Невысокая, почти миниатюрная, в светлом плаще до колен и с сумочкой на согнутой руке.

Одинокая девушка на окраине – в первом часу ночи?!

Я хотел удивиться вслух, но не успел.

– Буууаааээээ!!!!! – сказал Петровский. Точнее, зрелищно блеванул под столбом, залив асфальт ошметками съеденного ужина. Роскошного и дорогого ужина!

– Да твою же мать!!! – возмутился я. – Жрал бы «Доширак»!

Он не ответил – ожидал повторного фонтана, застыв в позе роденовского мыслителя. Но, кажется, пронесло. Он еще немного покашлял и пошмыгал носом, затем повернул ко мне свое бледное лицо.

– Помилосердствуйте, барин… наелся от пуза.

Стук каблучков затих. Девушка в светлом плаще остановилась в нескольких шагах от нас.

– Вам плохо? – прожурчал ее милый голосок. В нем было столько искреннего участия, что я опешил. Женя, впрочем, отреагировал привычным для себя способом. Немудрено – ведь он уже успел близко познакомиться с нравами местного населения.

– Душа болит и сердце плачет, – нараспев прогундосил политтехнолог, вытирая лицо.

– Что, простите?

– Не страшно вам, говорю, ходить в такой поздний час по пустынной улице?

Она улыбнулась. Я растаял. В этом странном и чуждом городе улыбка незнакомой девушки невероятно согревала. Кажется, я даже почувствовал дуновение теплого ветерка… и одновременно стало вдруг горько и одиноко. Циничный Петровский был прав: жениться на хорошей женщине – это не только большой плюс, но и просто физическая необходимость.

– Что вы! – удивилась девушка. – Здесь спокойно! Вы же сами знаете… или не знаете?

Женя покачал головой.

– Мы не местные.

– Вы с Луны? – рассмеялась прекрасная незнакомка.

– С Юпитера. У нас хорошеньких девочек едят на ужин. Без кетчупа. Мы так привыкши.

Увидев на лице девушки недоумение, я поспешил вмешаться, пока этот обалдуй не наговорил на пятнадцать суток (или на сколько тут сажают в обезьянник? и есть ли он тут, кстати?).

– Мой товарищ отравился грибами, не обращайте внимания. – Я приблизился к ней на пару шагов. Девушка, вопреки ожиданиям, не отстранилась. – Может, вас сопроводить до дома?

– Да нет же, не стоит! – Она усмехнулась. – Странные вы, ребята, честное слово.

– Кто бы говорил, – хрюкнул из-под столба Петровский.

– Меня зовут Сергей, – сказал я.

– Аня.

– Очень приятно. И спасибо за беспокойство. Скажите, Аня, здесь реально сейчас поймать такси?

– А зачем вам его ловить? Вы позвоните, они быстро приедут.

Она полезла в сумочку, суетливо рылась в ней с минуту, не меньше. Все это время Женя уныло глядел на пустынную дорогу, ожидая приближения огней следующей машины.

– Где-то тут у меня была их визитка, – буркнула Аня, – но не могу ее найти.

Я поспешно сунул руку во внутренний карман куртки, вынул бумажник. Где-то в одном из отделений моего опустевшего лопатника оставалось несколько визитных карточек. Перебирая бумажки, я вспомнил ироничный вопрос своего директора Аллочки Сиротиной: «На кой черт тебе сдались эти картонки с золотыми вензелями? Твое лицо последний бомж на Казанском знает!». Аллочка и не предполагала, что есть еще на планете медвежьи углы, где не смотрят наш сериал.

– Не утруждайте себя, Анюта. – Я протянул девушке свою визитную карточку. – Напишите мне здесь телефон.

– Это не обязательно, я его, кажется, помню. Двести восемнадцать…

– Вы не поняли, – прервал я, стараясь улыбаться как можно более дружелюбно и без этих своих суперменских ухмылок. – Я хотел бы получить ваш телефончик.

Анюта наклонила голову в бок. Ни тени возмущения или испуга. Гвозди бы делать из местных барышень.

– А зачем? – кокетливо поинтересовалась она.

– Чтобы сеновал, как стемнеет… – пробубнил Петровский, не поворачиваясь в нашу сторону.

На ожидание ее реакции ушло не более пяти секунд. Она вновь опустила руку в сумочку, достала какой-то обгрызенный карандаш и быстро набросала несколько цифр на обратной стороне моей визитной карточки. Сердце мое застучало в ритме вальса.

– Доброй вам ночи, Сергей, – сказала Аня. Обернувшись к моему напарнику, бросила чуть менее любезно: – И вам… Вот и ваше такси, кстати, не упустите.

И точно, на горизонте появилась машина с желтым опознавательным маячком на крыше. Петровский призывно вытянул руку.

– Спасибо огромное, Анюта. Я польщен и очень вам благодарен за помощь. Мы действительно не местные и никого знакомых в городе.

– Потому я и написала вам свой телефон. Всего доброго.

Когда она, кивнув на прощание, продолжила путь (стук ее каблучков звучал как метроном), я не смог сдержаться и прошипел:

– Палыч, это черт знает что такое!

– Край непуганых идиотов, – подтвердил тот.

Ехали с ветерком – пришлось приоткрыть окно, чтобы немного освежиться. Да и состояние Петровского у меня все больше вызывало опасения. Несмотря на относительно успешную попытку прочистить желудок, выглядел он не ахти, а если учесть, что мы планировали продолжение банкета и даже кое-какую «культурную программу», то через час-два он мог окончательно превратиться в вязанку дров. И что мне тогда с ним делать? Без него я в этом мире потеряюсь, как мальчишка. Я ведь не знаю ни телефонов местных экстренных служб, ни адресов, ни принятых здесь алгоритмов действий в подобных ситуациях. Черт возьми, я даже не знаю, чего ожидать от местных, если уж обыкновенный патрульный полицейский здесь ведет себя как швейцар «Гранд Паласа».

– Не спи! – толкнул я его в бок, когда он начал заваливаться на мое плечо.

– Не вижу оснований не спать.

– Ты нормально разговаривать можешь, чертов идиот?!

Он икнул и тут же выпрямился. Огляделся по сторонам.

– Где мы?

– Ты у меня спрашиваешь? Ты велел таксисту ехать в «Лагуну». Где она, твоя «Лагуна»?

Вместо ответа Петровский постучал в стекло, отделявшее нас от водителя. Тот услужливо отодвинул створку окошка.

– Слушаю вас.

– Скажи, мусульманин… – Петровский икнул, а я вжался в кресло, ожидая гневной отповеди. Но седовласый таксист, к моему удивлению, не проявил никаких признаков дискомфорта. Даже улыбнулся. – Скажи мне, повелитель желтой колесницы, мы скоро приедем?

– Минут пять, – ответил таксист.

Умиротворенный политтехнолог откинулся на спинку кресла.

Приехали, действительно, совсем скоро. Наш «форд» подкатил к самому крыльцу двухэтажного здания, сверкающего разноцветными огнями. Иллюминацию такого масштаба мне не доводилось встречать ни в одном провинциальном городке страны. Сразу вспомнилась советская школьная юность: тогда единственными очагами культуры в маленьких районных центрах и даже зажиточных деревнях были местные киноклубы и библиотеки, и веяло от них такой неизбывной тоской, что местная молодежь, разумеется, по достижении зрелого возраста старалась как можно скорее навострить лыжи в большой город.

Но в этом сказочном месте с современным досугом все было в порядке.

Таксист снова приоткрыл окошко, в ожидании уставился на Петровского. Тот, в свою очередь, обратил вопрошающий взор на меня. Разумеется, мне ничего не оставалось, как снова расчехлить свой бумажник, и я уже понял, что в ближайшее время мне придется делать это постоянно.

– Сколько там натикало?

– Пять.

Расплатившись, мы выгрузились из машины на площадку перед клубом. Проветрившийся немного в пути Евгений Палыч выглядел чуть лучше, хотя по-прежнему не очень уверенно стоял на ногах. Мне пришлось его поддерживать.

– Мы выглядим с тобой так, будто отмечали золотую свадьбу, – сказал я, оглядываясь на толпу молодых людей, собравшихся в стороне от крыльца. Парни и девушки с любопытством косились в нашу сторону.

– Не переживай, – отозвался Женя. – Тут никого этим не удивишь.

– Толерантность?

– На марше. Я ж говорю, непуганый край… О!

Он неожиданно выпрямился, остановился в двух шагах от крыльца и даже отстранил мою руку. Едва не упал.

– Чего ты?

– Меня осенило!

– Чем?

Он нагнулся к моему уху:

– Давай опрокинем этот чертов прекраснодушный город в тартарары! Давай погрузим его в пучину разврата! Я готов стать застрельщиком процесса! Я обкатаю на этих толерастах новейшие технологии, которые еще никто не использовал! Мы устроим им кузькину…

Я отстранился. Признаюсь, его болтовня начинала меня утомлять. В отличие от своего спутника, я уже встал на путь отрезвления. Мой метаболизм позволял потреблять значительное количество спиртного при хорошей закуске почти безо всякого ущерба для сознания. С другой стороны, это накладывало некие обязательства перед теми, кто на моих глазах превращался в тыкву.

– Постарайся сделать так, чтобы я не тащил тебя обратно в гостиницу на своем горбу.

– Это мы еще посмотрим, кто кого понесет.

Я, разумеется, бывал во многих увеселительных заведениях и ресторанах. Не люблю я сам готовить, если честно. Максимум, на что меня хватало в домашних условиях, это разбить на сковородке несколько яиц, засыпать их сыром, помидорами и зеленью, а потом все это свалить в безразмерную тарелку. Для холостяцкого завтрака сойдет, а вот обеды и ужины я предпочитал проводить там, где знают толк в хорошей еде.