Территория заблуждения

В чувство привёл громкий окрик. Будто Аню кто-то звал. Примерно таким басом обычно кричала подруга Ирочка. Милейшая девушка ростом чуть больше метра пятидесяти была наделена на удивление низким голосом. Она всегда обращалась к Ане по фамилии и говорила таким тоном, будто имеет не менее дюжины претензий. На самом же деле, интонация носила шуточный характер и не прятала за собой никаких помыслов и обоснований.

От громкого звука Аня поморщилась. Сердцебиение участилось, а тошнота подступила к самому горлу. Пришлось приложить усилие, чтобы подавить рвотный позыв и ещё усилие, чтобы встать. Сейчас это казалось задачей вполне выполнимой и особых трудностей не принесло. Правда, перед глазами по-прежнему двоилось. Стены так и не изменили цвет, неприятный запах уже не был таким навязчивым, а у возвышающегося над Аней мужчины на лице заострилось нетерпение.

– Ковалёва, на выход! – с силой в голосе проговорил тот и в голове в какой-то момент прояснилось.

Нет, не настолько, чтобы разобраться, где она находится, что здесь делает или, к примеру, что её сюда привело. Прояснилось в самом прямом смысле этого слова. Теперь Аня видела не только стену, мужчину напротив, но ещё и тусклую лампочку на недосягаемой высоте. Было здесь и не пропускающее свет окошечко под самым потолком и стальная, потемневшая от времени решётка.

Аня вращала глазами, пытаясь собрать увиденное воедино, но сделать этого ей не позволили.

– Оглохла, что ли?! – недовольный бас сопровождался несильным толчком в бок и уверенной хваткой на плече.

Защёлкнутые на запястьях браслеты наручников дополнили картину и помогли справиться с самым простым, как сейчас стало понятно, вопросом: с местонахождением больше гадать не приходилось. Конвой, решётки на окнах и тюремные нары, оставшиеся позади, другого варианта развития событий не предполагали: Аня в тюрьме. Неуместное в таком положении любопытство пришлось в себе подавить, да и само слово не казалось подходящим, вот только мозг отказывался воспроизводить любые другие подразумевающиеся под этим словом выражения.

Минув недлинный коридор, Аня попала в допросную. Само по себе представление об этом помещении складывалось из рассказов Павла, а с её-то воображением и додумывать ничего не пришлось. Вот он стол, два стула. Только сама по себе обстановка: светлый тон стен и немногочисленной мебели выбивались из общепринятых норм. Большое зеркало заставило ухмыльнуться, преодолевая ноющую боль в затылке. Такого она увидеть не ожидала. Хотя и оказаться здесь не ожидала тоже.

В помещении Аня оставалась одна. Конвоир, устроившийся в углу, не в счёт. Взгляд то и дело возвращался к стеклянной отражающей поверхности или, если точнее, к тому, кто может за ней скрываться. Воображение тут же выдало нехитрую картинку с каким-нибудь знаменитым по старым заграничным сериалам следователем. Тот непременно должен курить сигару, носить небрежный в своём виде пиджак и смотреть проникновенным взглядом, заведомо предполагая каждый возможный ответ на свой конкретный вопрос.

Замок допросной щёлкнул дважды, и в комнату вошёл мужчина в служебной форме. Конвоир тут же испарился. Синий китель с золочёными пуговицами, аккуратные погоны со звёздочками и никак не вписывающаяся в мужественный образ лысина следователя. Сам он был невысокого роста, как ни странно, без сигары, а вот взгляд, действительно, оказался проникновенным, правда, неприятным. Наверно, правильнее сказать, профессиональным. И профессионализм этот явно обвинял Аню в чём-то очень нехорошем.

Мужчина устроился напротив, разложил на столе чёрную папку из кожзаменителя, которую Аня не разглядела ранее, извлёк оттуда другую, картонную папку с типографской надписью «Дело № », заинтриговал молчанием. При этом внимательно изучал убогое по количеству листов «Дело», всякий раз, будто что-то прикидывая в уме, выпячивал вперёд нижнюю челюсть. Всем своим видом следователь демонстрировал серьёзность, заинтересованность, деловую хватку. Очень быстро мужичок при погонах перестал интересовать Аню и как мужчина, и как следователь. Откровенно скучать не позволил его вопрос.

– Анна Сергеевна, значит? – лукаво ухмыльнулся он, будто нехотя оторвав взгляд от бумаг.

Голос Ане понравился ещё меньше, чем неказистая внешность. Затылок ломило ещё сильнее, от колкостей сдерживало только желание поскорее во всём разобраться, потому она согласно кивнула.

– Анна Сергеевна, – безвольно пожала плечами Аня. – А вы?

– А разве я не представился? – снова неуместное лукавство. Или это такое неудачное заигрывание? – Следователь Генеральной прокуратуры, Филатов Дмитрий Васильевич, – представляясь, мужчина усердно склонил голову.

– Очень приятно.

– Знали бы вы, дорогая, как мне приятно, – зарделся довольством тот, вызывая несдержанность.

– Не представляла, что подобные фамильярности входят в должностные обязанности следователя Генеральной прокуратуры. Кроме того, что вы не представились, забыли ещё уточнить, по какой причине я задержана, не предъявили обвинение и не предоставили адвоката.

– А зачем нам адвокат? – подленько так следователь склонил голову набок и демонстративно захлопнул сразу обе папки. – Задержаны вы… допустим… – мужчина причмокнул губами, смакуя встречный негатив и привилегии своего положения. – Допустим, до выяснения личности. По закону до семидесяти двух часов, – его брови взлетели вверх, а потом плавно опустились. – Адвокат, согласитесь, здесь ни при чём. А вот как мы разберёмся с личностью, и до предъявления обвинения дойдём.

– Не далее как минуту назад вы обращались ко мне по имени и отчеству и…

– И это ничего не значит, дорогая Анна Сергеевна, – следователь широко улыбнулся. – С таким же успехом я мог назвать вас и Еленой Степановной, и Зинаидой Прокопьевной, а вы бы с не меньшим удовольствием это подтвердили. Не-ет, так не пойдёт, – покачал он головой, откровенно забавляясь ситуацией. – Я выслал запрос по месту жительства Анны Сергеевны Ковалёвой, – пояснил тот. – Как только получу данные, разговор на эту тему мы продолжим, а сейчас, если не против, несколько вопросов.

– А если против?

– А если против, то беседовать мы будем долго и упорно, а вы, как я понимаю, куда-то торопитесь. Если не секрет, куда?

– У вас несмешные шутки, Дмитрий Васильевич, – Аня откинулась на спинку стула, пытаясь скрыть нервозность, но неприятная боль, отзывающаяся на каждое неловкое движение, не позволила внушить этого ни себе, ни мужчине.

– В таком случае, я всё же задам свои вопросы, – заключил Филатов и открыл папку.

Несколько минут он потратил на оформление протокола допроса, как догадалась Аня по смыслу стандартных вопросов о паспортных данных, а вот потом перешёл к интересующей его сути.

– Итак, Анна Сергеевна, где вы были вчера с шести до семи вечера? – задал он первый наводящий вопрос, который тут же завёл в тупик.

– А какой сегодня день? – получилось усмехнуться нелепости, пришедшей в голову. По крайней мере, чувствовала себя Аня уставшей и обессиленной настолько, будто провела в заточении не менее недели.

– Седьмое сентября, суббота, – пояснил следователь, не особо вдаваясь в смысл.

– Я была на свадебном торжестве в загородном ресторане «Оливия». Не могу ничего сказать о названном временном промежутке, потому что часы не ношу. Но в пригласительном, начало церемонии было назначено на четыре. Думаю, часа три я там провела точно.

– То есть с шести до семи часов вечера вы находились на территории загородного клуба?

– Нет, именно в ресторане. Территория клуба меня не интересовала совершенно. Я пришла по приглашению, а не полюбоваться местными красотами.

– Вас пригласили на торжество в связи с вашей профессиональной деятельностью, в качестве фотографа?

– В качестве фотографа я прихожу на мероприятия в удобной для работы форме одежды и, уж точно, не на шпильках и не в вечернем платье, – пояснила Аня, подразумевая свой не изменившийся со вчерашнего дня наряд.

– То есть вы были среди приглашённых гостей, – кивнул следователь, правда, отчётливо дал понять, что в его голове созрел очередной вопрос. – В таком случае, как вы объясните тот факт, что в списке приглашённых ваше имя не значится?

Тут же перед носом Ани оказался лист формата А4, являющийся отсканированной копией оригинального документа. Аня сориентировалась мгновенно.

– Обратите внимание, Дмитрий Васильевич, на то, что на каждом из пригласительных билетов значится только одна фамилия, а вот здесь, – она произвольно ткнула пальцем в одну из строк, – здесь указано, на какое количество человек рассчитан билет. На фамилию Зайцев, к примеру, забронировано сразу четыре места. А вот пригласительный на имя Павла Александровича Крайнова. Как видите, места всего два, и одно из них предназначено для меня.

– Значит, вы были приглашены на торжество в качестве спутницы Крайнова? А не тот ли это Крайнов, который…

– Разумеется, тот самый, – Аня незамедлительно выдавила из себя неприязненную улыбку, к которой следователь остался безучастным.

– А в каких отношениях вы состоите с Павлом Крайновым?

– Это имеет какое-то отношение к делу?

– Самое непосредственное.

– В таком случае можете записать, что я состою с ним в близких отношениях. А можете написать, что в очень близких: он мой жених.

– Давно?

– Что давно? – раздражённо фыркнула Аня, а следователь подленько усмехнулся.

– Давно ли он ваш жених?

– Что вы хотите этим сказать?

– Именно то, что вы так усердно скрываете. Давайте разграничивать понятия: всё же жених, и вы заручились его предложением или же попросту сожительствуете?

На вполне красноречивое молчание следователь понятливо кивнул.

– В народе говорят так: не сделал предложение в первый год знакомства, значит, и не собирается делать, – паскудно улыбнулся он. – Так, я пишу, сожительствовали?

– Мы проживали по разным адресам, – получил он резкий ответ и улыбнулся шире. В протоколе Аня чётко увидела выведенное быстрым почерком «дружеские отношения».

– Вы были лично знакомы с Давыдовым Олегом Николаевичем?

– Я была ему представлена Павлом Крайновым полтора года назад в качестве невесты.

– В каких отношениях с Давыдовым состояли?

– Я достаточно близко общалась с его нынешней женой.

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Просто вас не устроил мой ответ. Кажется, всё доступно пояснила: познакомили нас полтора года назад, но общалась я исключительно с его невестой. Олег Николаевич имеет весьма узкие интересы, которые с моими никак не пересекаются.

– Какое вы имеете представление об интересах Давыдова?

– Я имею представление о своих интересах, которые, повторюсь, с его интересами не пересекались.

– В каких отношениях были Давыдов с Крайновым?

– Не знаю. У них спросите, – ядовито процедила Аня сквозь зубы, точно зная, что следователь Филатов едва ли имел подобную возможность.

– Я спрашиваю у вас.

– В моём присутствии они чаще обсуждали бизнес.

– Их связывали деловые интересы?

– Возможно, – ответила она с сомнением. – А, возможно, и нет. В первую очередь Павел был адвокатом. Давыдов вполне оказаться быть его клиентом.

– Вы сказали: «обсуждали чаще всего». Что они обсуждали вне разговоров о бизнесе?

– Это был оборот речи.

– И всё же я попрошу вас пояснить. Что Крайнов и Давыдов обсуждали, кроме деловых вопросов?

– Не знаю… Цены на нефть, женщин, сексуальные предпочтения…

– Да? И какие же у них сексуальные предпочтения? – с наглой ухмылкой следователь переложил написанное следующим по очереди чистым листом бумаги.

– Таких, как вы, обычно имеют сзади, – получил он в ответ, и на мгновение замер. Только кулак сжал покрепче.

Аня увидела в зеркальном отражении странный отблеск, который улавливала боковым зрением уже не в первый раз, но до этого могла сослаться на игру света, меняющуюся при смене её собственного положения тела. Сейчас же с уверенностью была готова заявить, что миниатюрная светодиодная лампочка, расположенная под самым потолком, не что иное, как способ контролировать вопросы следователя.

– Вам нравится пререкаться? – явно сдерживая эмоции, прорычал мужчина?

– Вы когда-нибудь встречались с Крайновым в зале суда? – издевательски хмыкнула Аня в ответ.

– Вопросы здесь задаю я.

– Согласитесь, он мастерски работает языком, – она похабно облизнулась.

– Потрудитесь отвечать на мои вопросы!

– Вам нравится быть нижним? Паша прирождённый доминант. Придётся подстроиться.

– Заткнись!

– А я и так уже всё сказала, – удовлетворённо улыбнулась Аня, отмечая, как лампочка под потолком за её спиной едва ли не «морзянку» отбивает. – От вашего жужжания невозможно разболелась голова, – закатила она глаза, изображая недалёкую. Не будете ли вы столь любезны…

– Дежурный! – громогласный мужской бас поддержал давно усилившуюся пульсацию в висках, и дверь со стороны коридора открылась, являя обозрению всё того же бесцеремонного конвоира.

Оставшись в допросной, следователь не спешил делать умозаключения, записывать мысли и догадки. В некой растерянности он глянул на ту же зеркальную стену, которой всё это время любовалась задержанная. Мужчина не сдержал досадного вздоха и несколько комично развёл руками. Он тут же выскочил из допросной и открыл соседнюю дверь, найдя там начальника Следственного Комитета столицы в неизменной позе. Точно так же тот сидел несколько минут назад, внимательно разглядывая Ковалёву через стекло. Склонённая набок голова выдавала немалый интерес. Пристальный, улавливающий малейшие изменения взгляд, жёсткая ухмылка на губах… Сейчас Ковалёвой уже не было, а он всё смотрел на то место: на тот стул, где она сидела. Смотрел и молчал. Выдержав неприличную по продолжительности паузу, мужчина всё же удостоил следователя Генеральной прокуратуры внимания.

– Или она ничего не помнит, или в принципе не понимает, что происходит. И это её желание вызвать Павла Александровича…

– Ты так и не ответил на её вопрос: встречался с Крайновым в суде? – перебил мужчина с вполне понятным намёком.

– Я… – замялся следователь и глянул с непониманием.

– Просто интересно, – заверил москвич, будто удивляясь нежеланию отвечать.

– По поводу Ковалёвой, вам не кажется… – в ответ на внимательный взгляд начальника Следственного Комитета мужчина задержал дыхание, но всё же решился продолжить. – Вам не кажется, что это, действительно, удачная инсценировка и не более того?

– Экспертиза готова? – вместо ответа на вопрос, москвич интонацией припёр Филатова к стенке.

– Нет.

– Я не вижу на своём столе акты допроса свидетелей. Что там с камерами видеонаблюдения? Что-нибудь удалось восстановить? – перечисление, произведённое бесстрастной интонацией, не оставило Филатова равнодушным, но и возразить было нечего. – Это всё то, что ты должен был предоставить. Всё это, а вовсе не свои нелепые домыслы.

– Но…

– Она врёт! – привстал москвич из-за стола, опираясь на его поверхность костяшками кулаков. – Она врёт, – повторил угрожающим шёпотом. – Я это знаю, ты это знаешь, и она это знает. Коли её, Филатов.

– Но если…

– Тогда тебе нечего делать в органах, – москвич вернулся в исходное положение и с остервенелым удовольствием уставился в ту же точку, что и минуту назад.

***

Оказавшись в камере, пытаясь справиться с охватившей дрожью, на нары Аня рухнула без сил. Она закрыла руками лицо, но тут же опомнилась: уставилась на пальцы. Теперь уже отчётливо понимала, что за странная мазь въелась в кожный рисунок. От страха и паники в какой-то момент она замерла, будто впала в ступор, неотрывно глядя на сжавшиеся кулаки. Неосторожно подпёрла ими губы, причиняя ощутимую боль.

– Почему же ты не едешь?.. – тихо простонала она и тут же бросилась к умывальнику, пытаясь оттереть грязь, избавиться от её следов и забыть всё как страшный сон.

Мыла, тёрла руки ледяной водой, пока не поняла, что от холода сводит зубы, а раскрасневшиеся, распухшие пальцы отзываются на прикосновение чётким покалыванием.

Аня опустилась на корточки. Прямо там, у поржавевшей трубы, у растекающейся из той же трубы лужицы, и взвыла в голос от страха и непонимания. Пытаясь согреться, она растирала озябшие голые плечи, шею, колени. Выла и растирала. Ближе к вечеру притихла. Тусклое окно уже совсем не пропускало редкие солнечные лучи, лампочка под потолком залила пространство камеры жёлтым светом, подчёркивая убогое убранство и даже самые мелкие дефекты.

Вдруг вспомнилось, с чего всё началось, как развивалось. Как весело и беззаботно летела жизнь, забывая останавливаться на светофорах и не обращая внимания на обходные пути. Аня пёрла, как танк, по центральному проспекту, улыбаясь завистливым взглядам, общественному мнению, показывая язык чужим неодобрительным домыслам.

***

– Девушку не красит упрямство, – который раз наставническим тоном повторял мужчина, заставляя нахально улыбаться, – ты должна научиться уступать. Научиться быть более гибкой, а не козырять бараньим упрямством.

– Должна, должна… Должна! – обезьянничала Аня, не обращая внимания на строгий взгляд. Обняла мужчину за шею и поцеловала в щёку, ничуть не смущаясь свирепого рыка.

– Всё равно ведь своего добьёшься, так, зачем же заставлять окружающих капитулировать с задранным вверх белым флагом?

– Если я сделаю вид, что ты вовсе не капитулировал, а принял вполне логичное решение, кому-то станет легче? – наигранно удивилась она, театрально приоткрыв губы.

– Ты ещё не видела жизни и не поняла, что все врут. Все и всегда. А если не врут, то хитрят, выгибаются, обходя правду, недоговаривают до конца, хотя все эти понятия, по сути своей, одно и то же. Хитрят, зная, что стоящий напротив, тоже хитрит.

– Мне такая жизнь не нравится, – Аня игриво покачала головой, не желая ослаблять хватку. – Я буду честной.

– Будешь, – согласно кивнул мужчина и усмехнулся. – Пока тебя не ткнут носом в твою честность. Ткнут раз, другой, на третий поумнеешь, – прищурился он, глядя в простор, открывающийся из панорамного окна его дома.

Он напряжённо выдохнул, пытаясь избавиться от её рук на шее, а ничего не вышло. В итоге вместе оказались на постели. Она смеялась, всё ещё не понимая, как плохо закончится эта её затея.

– Всё, пусти, мне нужно идти, – проговорил он без особого желания сдвинуться с места, чем Аня обычно и пользовалась.

– Я так и не увидела белого флага, – смеясь, покачала она головой.

– Значит, осадное положение не дало своих плодов, – сделал за неё вывод мужчина и показательно развёл руками.

– Что же мне делать дальше?

– Попробуй последовать моему совету.

– Отступить? Никогда! – Аня гордо задрала подбородок и оплела ногами его поясницу.

Её смех быстро сошёл на нет, и ноги пришлось расцепить. Руки, впрочем, тоже. Шутка должна иметь свои границы, даже если таковой не является. Понятно, что он позволял больше, чем мог, чем должен был. И сам это понимал. Так и сейчас, промолчал, хотя мог одним словом поставить её на место. Впрочем, обычно обходились без слов: хватало взгляда.

– Я приеду завтра, – примирительно проговорил он, но стена непонимания ушла далеко за пределы работы над фундаментом. На этот раз мужчина усмехнулся холодно и зло. – Я не хочу наблюдать твои капризы.

– Значит, ты их больше не увидишь! – обиженно проворчала Аня, кусая губы, а он пространственно кивнул и ушёл. Всегда уходил первым. Это казалось правильным. Только потом оба поймут, что правильным было не приходить вовсе.

Когда-то давно, за неимением лучшей литературы, ему пришлось прочесть историю любви молоденькой девочки к вполне состоявшемуся мужчине. На тот момент мозг никак не хотел выдать простейшую ассоциацию: что может привлекать взрослого мужика в ребёнке, в, по сути, девочке. Пятнадцать лет – это ведь так мало! Сейчас понял, что в пятнадцать далеко не все продолжают оставаться детьми. Нет, конечно, большая доля наивности, доверчивости всё ещё мелькает в глазах. Но мысли о запретном… молодое развитое тело, завершающими штрихами укладываются в восприятии действительности. И он хотел её до ломоты, до поглощающей темноты перед глазами. Хотел, а всё продолжал бить себя же по рукам, не позволяя выйти за точку невозврата. Стоит признать, что каждый раз делать это становилось всё сложнее. Желание отказать кажется призрачным, практически невидимым, будто его и нет вовсе. И она видит это. Видит и идёт напролом.

***

– Держи! – от невесёлых мыслей отвлёк дежурный. Сразу после слов, не позволяя сориентироваться, сбивая с насиженного места, он швырнул в лицо одеяло и подушку.

Укутавшись, согревшись, вдруг подумалось, что всё началось не тогда. Нет, там она тоже дел наворотила. Неосознанно, конечно… Ведь не понимала, что творит. А потом был ход. Обдуманный, стратегический. С верным расчётом и предусмотренными лазейками. Надёжный вклад в долгую и счастливую жизнь.