Zona O-XA

   И вот где-то на этом уровне начинается Игра, смыслом которой является: помочь нам выбраться из лабиринтов своих ошибок, заставить правильно идти по жизни, мужественно преодолевая все трудности. И главное: перед началом Игры обязательно наступает момент истины – Прозрение, а может быть даже Просветление.

   Ответ должен прийти к каждому индивидуально и не обязательно в этой жизни. Но чем позже это произойдет, тем тернистее будет путь. Однако, это твой путь. И ты должен сам для себя найти ответ на этот и другие подобные вопросы. Исходя из этих ответов, и будет тобой избрано направление движения.

   Каждый делает свой выбор сам. Но вот вопрос: если Воин Света есть, и готовит свой Легион, и он не Абсолютная единица, то существует и Воин Тьмы? А значит, и он готовит свой Легион? И то, что Воин Света одержит победу и направит весь поток подхваченной лучистой энергии в сторону Света – не факт. Возможно, что какая-то часть энергии будет потеряна. Но эта потеря произойдет в бескомпромиссной борьбе. В конечном итоге, потери будут незначительны, и они коснутся, по всей вероятности, только человеческих душ.

   Человеческая душа является последним форпостом, где одновременно сосуществуют Добро и Зло, и где эта борьба не прекращается ни на секунду. Уничтожить Зло нельзя, ибо, убивая его, мы получаем тем самым еще большее Зло. Значит, оно будет вытеснено. Вопрос лишь в том, когда это произойдет. Возможно, к этому моменту от современных форм существования не останется и следа, но пройти через это горнило необходимо. По-другому разделение невозможно. Только после этого возможно общее движение планеты к Свету.

   Таким образом, Просветления достигают только те, кто принимается в Легион Воина Света. И между ними продолжается постоянное соперничество, но уже на более высоком уровне и в форме соревнования. Этот уровень позволяет двигаться уже не на ощупь, а осмысленно, выбирая путь и преодолевая Хаос души.

   Воин Света выстраивает из своих легионеров подобие пирамиды, где каждый стремится достичь ее вершины, постоянно совершенствуясь, и обязательно достигает ее, заменяя других Воинов, шагнувших в более высокое измерение.

   Лучистая энергия цепко держит Землю и ведет планету и всех живущих на ней по только ей одной известному пути к Свету. Но для того, чтобы вывести всех (а вывести должны всех, по-другому быть не может), и существуют два Воина: Воин Света и Воин Тьмы. В Легион Воина Света входят воины, обладающие Сердцем, Волей и Знанием. Путь к Свету их оптимален.

   В Легионе Воина Тьмы находятся обретшие Волю и Знания, но с защемленным Сердцем. Долог и тернист их путь к Свету. Легион Воина Тьмы формируется по другому принципу: движение продолжается через зону Хаоса до тех пор, пока не включится Сердце.

   Оба Воина – это две части единого целого, Безупречного Воина. Переход из Легиона Воина Тьмы к Свету, происходит только через Легион Воина Света. Все в одной цепи. Игра сознания позволяет предположить, что наше место, место Земли пограничное на выходе из Легиона Тьмы и переходе в Легион Света. До тех пор пока Земля твердо удерживается лучистой энергией, общее движение ее к свету бесспорно и проходит по оптимальному пути.

   Лучистая энергия через систему Солнц цепко держит Землю и ведет ее строго определенным путем к Свету (Добру, Порядку).

   Движение отдельного человека, отдельно взятой души зависит от наступления Просветления. Просветление зависит от развития трех составляющих: Воли, Сердца, Знания.

   Не смотря на то, что все живущие на Земле идут к Свету вместе в одной цепи, у каждого свой путь. Кто-то достигает его в виде лучистой энергии, а кто-то в виде песчаного бархана или каменной глыбы …

   При словах о каменной глыбе Кэт, почему-то, увидела себя совсем маленьким облачком над каким-то горным хребтом, и голос ее бабушки ласково сказал: – Смотри, Катюша – это Уральские горы. Местные люди их Камнем кличут.

– Да-да, именно этот камень и символизирует у нас опускание до критической точки в то время, когда планета уже вышла на определенные рубежи и начинает выводить всех оставшихся, последних из Могикан. Этот выход к Свету может называться выходом после полной очистки, преодолев семь кругов ада и полное очищение души.

   Связь пропала так же внезапно, как и появилась.

– Кто-кого слушает? Я их или они меня? Или это всего лишь случайное совпадение эфира и моих мыслей? И что это за намеки на Безупречного Воина, состоящего из двух частей? Это что-то новое. Или Свет или Тьма, – подытожила Кэт, – середины у нас не бывает. Однако, какая-то тревога закралась к ней в душу.

– Чухня все, – подумала Кэт, направляясь к контрольной точке, откуда ей следовало выдергивать на себя Навигатора.

   Глава 17

– Ну, еще парочку самоловок поставим и шабаш, – сказал дядя Толя, втыкая очередной кол в песчаное дно бухты «Серебряная».

   Озеро затихало в ожидании приближающегося отдыха. Солнце уже скрылось за верхушками вековых сосен и елей, плотным частоколом обступивших водную гладь озера со всех сторон, будто говоря ему: – За нами как за каменной стеной.

   Они стояли так близко от серебристой поверхности воды, что порой их мохнатые лапы нежно касались теплой глади озера, спрятавшегося в далекой тайге на краю самой неведомой и загадочной страны планеты Земля со странным названием Россия, что в переводе с венгерского можно было вполне перевести как – привет, Плохиш.

   «Мелкое» (именно так называлось это озеро) – даже в самую холодную летнюю погоду успевало прогреваться до температуры воды сочинского побережья.

   Саньку нравилось это озеро, хотя настоящие рыбаки, которые выходили из тайги, всегда неся с собой по двадцать-двадцать пять кило рыбы, считали его просто тратой времени и нервов.

   Озеро было действительно мелким. Большая часть дна его была песчаной, что говорило об отсутствии там рыбного изобилия, так как кормиться рыбке, как известно, на песке особенно нечем. Немногие же глубокие места (или как их здесь называли – ямы) пугали даже старожил таежной рыбалки. Там могло случиться такое, что напрочь отбивало охоту у всех, даже один раз услышавших про это, не говоря уже о тех, кто самолично это видел.

   В общем, озеро пользовалось еще той репутацией. Однако, дядя Толя (родной дядька Санька), несмотря на все это любил «Мелкое». И любил он его за его песчаное мелководье и неописуемую красоту, которой было окружено это райское место.

   Представьте себе только! Небольшая по таежным размерам водная гладь (в диаметре всего лишь метров восемьсот) была со всех сторон окружена могучими столетними таежными елями. Благодаря им, и еще совсем небольшим размерам озера, его поверхность, практически, всегда сохраняла спокойствие и как бы манила рыбака слиться с нею!

   Огромные золотистого цвета кувшинки, которыми было усеяно все мелководье, заставляли неотрывно смотреть на себя, как бы гипнотизируя и приговаривая при этом: – А ведь ты можешь даже прикоснуться к нам, а не только смотреть издали со своего холма! Сядь же в лодку и плыви скорей сюда. Тебе будет хорошо с нами!

   На поверхности озера всегда бурно протекала жизнь: шмели, оводы, слепни, мошка и комары, казалось, соревнуясь друг с другом, кто первый попадет в рот проворному окуньку, тучами носились над водной гладью. Из воды то и дело выпрыгивала рыбешка, ловя свою глупую пищу, или же сама спасаясь от прожорливых травяночек, которых на «Мелком» было такое количество, что они свободно попадались на удочку на хорошего жирного червя, если последнего тут же не заглатывал прожорливый окунь.

   Безразмерными доходившими до самого берега кругами означала себя крупная рыба, которая, кстати, не интересовала дядю Толю совсем, так как еще в свой первый приход на «Мелкое», послушав про это озеро рассказы, он дал себе слово – на ямах не рыбачить.

– В остальном, здесь беды ждать неоткуда, – говаривал дядька, – уж больно райское место.

   Вот на этом самом райском месте, в вечерний час и заканчивался очередной рыбацкий день двух неутомимых рыбаков-энтузиастов, которые ради того, чтобы посмотреть на эту красоту, готовы были шагать пешком по тайге тридцать с лишним километров, не считая ста километровой поездки на маленьком таежном мотовозике по узкоколейной железной дороге. И того, от ближайшего рабочего поселка их отделяла сотня верст, а до районного центра, где была мало-мальски приличная больница от этого самого поселка было еще два раза по столько.

   Но в сторону лирику, вернемся к нашим героям. Поставив последнюю самоловку, рыбаки отправились в избушку, готовить уху и отдыхать. Спать оставалось совсем немного, так как северные июньские ночи были названием риторическим. Солнце, не успев скрыться за верхушки столетних елей, тотчас же стремилось выскочить из-за них в том же самом месте, где закатилось.

   Восход и закат отделяли считанные часы. А для настоящего рыболова, которыми дядя Толя и Санек себя, несомненно, считали, было делом чести – не пропустить вечернюю и утреннюю зорьки. Потом можно было хоть весь день спать или купаться на мелководье, но зорьки – это святое.

   Однако, природа и биочасы делали свое дело, и спать всегда хотелось именно на зорьке. Особенно утренней. И особенно трудно вставал всегда дядя Толя, потому как имел привычку – хряпнуть вечерком под ушицу русской водочки за три шестьдесят две (другие алкогольные напитки он не признавал).

   В избушке пришлось делать «невынужденную паузу». Котелок, который был у них и чайником и кастрюлей для приготовления ухи, оказался занят. Пришедший на отдых в их логово Борода (так звали местного грибника и рыболова, промышлявшего на соседнем «Глубоком» озере) с удовольствием воспользовавшись их посудой, готовил из исключительно белых грибов суп.

– Ну, все приехали, теперь нежрамши придется спать ложиться, иначе точно на зарю промахнем, – вздохнул Санек, глядя на вкусно пахнувший супчик Бороды и зная, что последний ни за что не предложит вместе с ним отужинать. Уж очень прижимистый был этот Борода, татарин по национальности, невесть как оказавшийся в этих местах. Поговаривали, будто он бежал сюда из острога, долгое время скрывался, а потом после очередной оттепели его и искать-то перестали. Сейчас он уже осмелел и мог позволить себе выходить на люди. Зла он ни на кого не держал и был очень спокойным мужичком.

– Че котел-то наш упер, – зло бросил парень, – голодными теперь, что ли, нам ложиться? Ведь не успеем после тебя, зорька уж скоро.

– Э, мальчик, однако, в будке таежников все общее, – протянул татарин, подмигивая дяде Толе.

– Сам ты мальчик, – опять зло бросил Саня, который смерть как не любил этого обращения, воспитывался с семи лет без отца и считал себя с седьмого класса уже состоявшимся мужиком по полной форме, что могла подтвердить учившаяся с ним вместе до шестого класса Люська – второгодница, которая на вопрос: – А трахалась ли ты с …? Всегда, гордо подняв голову, честно заявляла: – Да, девочки, это мой очередной трофей. Теперь вы уже и пана атамана Грецьяна – Таврического можете считать мужчиной. Так Люська обзывала Санька, с момента первой с ним интимной встречи.

   Он, кстати, уже в седьмом классе перегнал ее по учебе, так как Люська осталась в шестом на третий год и в очередной раз с упорством достойным африканского носорога заявила, что школу она все-равно ни за что не бросит, так как с первого класса испытывает величайшую тягу к знаниям. Шел ей в ту пору уже шестнадцатый год.

– Ага, – лукаво по-азиатски щурясь, ответил татарин, – я та, мальчик. И пусть тот, кто скажет, что я девочка, первым кинет в меня камень.

– Не кинет, а бросит, – буркнул уже не так зло Санек. – Хреново классику знаешь.

– Э-э-э, еще хорошо, что ва-а-а-бче знаю. Знаешь, когда последнюю книжку читал? Два год назад.

– Во-во, поэтому и чешешь постоянно по Бендеру, что читать тебе больше нечего, – хмыкнул дядя Толя.

– Э-э-э, – опять пропел Борода, – если такой умный, пачму свежий книжка не принес Бараде?

– А кто ж тебя знает, где ты есть? – удивился дядя Толя. – Я тебя уже сто лет не видел, хотя ты всегда в пяти километрах от меня, мог бы в любой день прийти сюда к нам. Ведь знаешь же когда мы здесь?

– Знаю, канечно, знаю!Даже знаю, дарагой, что у тебя сегодня день рождений, понимаешь!

– Во блин, точно, дядь Толь! – ухмыльнулся племяш. – Забыли мы с тобой. День-то уже прошел, осталось двадцать минут, – сказал он, глянув на часы.

   Дядя Толя почему-то недовольно крякнул, покосившись на Бороду и буркнул: – Зря ты, Толик (татарина оказалось тоже Анатолием звали) это… зря, говорю, вспомнил. И выпить нет. Что за день рождения без водки. Не осталось водки, понимаешь? – как-то странно в нос пробасил он последнее слово. – Да и не хотел я отмечать в этом году, поэтому и ушел на озеро… ну, в общем, давай потом… потом как-нибудь.

– Э, нет, не зря, – промычал татарин, начав ковыряться в своем безразмерном мешке. – Я может этого дня, тезка, ждал всю жизнь. А ты потом, потом…

– А вот и Джин, – и с этими словами он стал вытягивать что-то из своего мешка.

– Какой еще такой Джин, – насторожился дядя Толя.

   Санек тоже почувствовал что-то не ладное, ибо родился под знаком Рыб и покровительством Нептуна, способствующего у тех, за кем он присматривал, развитию исключительной интуиции.

– Э-э-э, деревня, – татарин вытащил из мешка бутылку с прозрачной жидкостью. – Вот такой Джин.

– Что это? – подозрительно спросил дядя Толя.

– Вах, вах, вах, Анатоль, нельзя быть таким подозрительным. Водка это, обычная водка, только американская.

– Откуда у тебя и здесь? – уже не выдержал Санек?

– Американцы вчера прилетали, – многозначительно, подняв палец вверх, сказал Борода. – Велели тебя с днем рождения поздравить и передать это, – ухмыльнулся он.

– Да ладно, дядь Толь, – понял все Санек. – Баба тут к нему одна ходит, я знаю. Вот, наверное, самогоночки ему и принесла. Бутылка-то заморская, а глянь какая пробка. Пробка была действительно из-под шампанского.

– Ай-я-яй, какой внимательный мальчик, – прищурился гость. – Все замечает, настоящий разведчик.

   Внутри у Сани что-то тревожно екнуло, он понял, что приход татарина к ним совсем не случайность, а какая-то непредвиденная ни им, ни его дядей закономерность в этой цепи событий последних дней, над которой он так еще и не успел пока как следует подумать.

   Дядя Толя одобрительно заулыбался: – Ну, разве по чуть-чуть.

   «По чуть-чуть» продолжалось почти сутки до пятницы тринадцатого июня, потому как мешок у Бороды был действительно большой. А на озере за это время произошло такое, что научило Санька хранить обет молчания всю оставшуюся жизнь.

   Глава 18

   Черви, лениво собравшись клубочком, спали на солнцепеке… спали, да не все. Два червяка (внешне ничем не отличавшиеся от остальных) тихонько отползли в сторону от клубка живых тел и, пристроившись у стенки жестяной баночки, тихо беседовали:

– Как-то надо уходить, – сказал первый, понимая, что без болевых ощущений от прокалывания крючком тут не обойдется.

– Ну, и напугал же ты меня этим семьдесят пятым годом. Я уж думал опять съезжаем в могильников, будь они трижды прокляты, – зло выругался второй червь. – А отсюда-то мы выскочим в раз! Самое простое – это через крючок, но уж очень ощущения не приятные, да и шкуру жалко, – глянул он на свой лоснящийся бок.

– Э, нет! Уйти, ребятушки, теперь уже мало, – вдруг, услышали они голос.

– Мама, – с облегчением выдохнули оба червя одновременно.

– Ну, пусть будет мама, – ласково сказал голос, – хотя я вас и предупреждала так меня на работе не называть. Слушай задачу: из банки уйти живыми, без порчи тела и не теряя сознание, а, значит, не на крючке! Это ясно?

– Так точно! – рявкнули червяки одновременно.

– Потом попасть к шустренькому окуньку на обед, но только к шустренькому и обязательно окуньку, а не к сорожке или, того хуже, карасю какому-нибудь долбанному. Понятно?

– Так точно! – опять хором гаркнули черви, вытянувшись как струнка.

– Вот, ну а дальше уже не ваше дело. Дальше я сделаю все сама.

   САМ и ВГ переглянулись. Незнание ближайшей перспективы их несколько настораживало. Обычно они знали весь расклад до конца уровня. Остальные черви в банке ничего не понимая, не соображая и не слыша, свернувшись клубком, просто дремали в теплом навозе.

– Уйдем, как пить дать уйдем, – подмигнул САМ ВГ, одновременно пытаясь понять, почему же в этот раз Крошка Кэт не открыла им весь свой замысел.

   Глава 19

– Вот принесла нелегкая, – прислушиваясь к пению на берегу, подумал пацан.

   А с берега уже в который раз доносились звуки, пожалуй, самой любимой дядькиной песни.

– Враги сожгли родную хату, спалили всю его семью, куда теперь идти солдату? Куда нести печаль свою? – твердым и уверенным басом, несмотря на количество выпитого спиртного, пел Борода.

– Ты уж прости меня, Прасковья, что я пришел к тебе такой, хотел я выпить за здоровье, а должен пить за упокой, – доносился заплаканный голос дяди Толи. Уж очень он любил эту песню еще и потому, что мать его – бабушку Санька, тоже звали Прасковья.

   Самому дяде Толе не пришлось повоевать с фрицами. Не хватило лет. Даже попартизанить не удалось, потому как отчаянные северяне не оставили немцам никакой возможности закрепиться на северных территориях, не отдав ни клочка своей суровой землицы супостату. Благодаря их героизму северным морским путем в помощь яростно сражавшейся с врагом Красной Армии были отправлены семьдесят восемь конвоев с более чем пятью миллионами тонн различного рода грузов, включая танки и самолеты.

– Фашисты, – как рассказывал дядя Саша, старший брат дядьки Толи, служивший в морской пехоте, – бросали, к чертовой матери, все и драпали с любых, самых укрепленных позиций, как только видели несущихся на них в распахнутых черных бушлатах, одетых на один тельник (в сорокаградусный мороз), и в бесках с закушенными ленточками морпехов.

   Иногда, когда бой предстоял совсем не равный, морская пехота снимала и бушлаты и шла в атаку в одних тельниках, опять закусив ленточки, и опять не роняя ни слова. Это их молчание больше всего и пугало фрицев. Как рассказывали чудом уцелевшие немцы, попавшие непонятно каким образом в плен (пленных воины-морпехи не брали, так как знали – идет разборка не на живот), в этом их молчаливом беге чувствовалась какая–то неземная сила и уверенность, заставлявшая сворачиваться души даже самых видавших виды солдат Третьего Рейха, недооценивать которых тоже нельзя было.

– Недаром же немец рискнул напасть на нас, – говорил дядя Саша. – Он знал, что ему обломится, если он нас не сделает в первом раунде (дядька в молодости занимался боксом и мог спокойно завалить одним ударом годовалого быка), но надеялся, что ему подфартит немножко! Но уж потом можно всю оставшуюся жизнь курить бамбук, не напрягаясь. Он знал, что мы это и есть для него последний Воин.

– А не тронь он нас, мы бы все-равно его достали. Так что расчет у немца был верен: сбить нас с ног первым ударом и потом уже в партере дожать.

   С берега опять донеслись звуки песни: – Сидел солдат слеза катилась, слеза ла-ла –ла-ла надежд, а на груди его светилась медаль за город Будапешт.

– Слабовато слова знает Борода, – про себя отметил Санек, открывая данную ему накануне татарином книжку, так как клева до вечера все равно не предвиделось. – А дядька, наверное, уже в отрубе.

– Барада, барада, украшает мужика барада, – последнее, что он услышал с берега.

   Глава 20

   Солнце палило нещадно. Казалось, его полуденный зной заставил впасть в дрему всю окружающую природу. Даже стрекозы, сложив свои хрустальные крылышки и забыв про всякую осторожность, застыли в изнеможении у самой воды.

   Клева не было и в помине. Саня снял майку, намочил ее уже совсем теплой, почти парной водой и обмотал вокруг головы. Затем достал из короба подаренную Бородой книгу и, открыв наугад первую попавшуюся страницу, прямо с середины листа попытался заставить себя читать: «В эзотерических источниках говорилось, что с древнейших времен на нашей планете существовал центр Высшего Разума.

   В этом центре объединялись великие духовные учителя человечества, подвижники духа, обладавшие тайнами материи и неведомыми людям силами природы. Они создавали свою обитель для того, чтобы успешнее бороться с силами Зла и помогать духовному развитию человечества.

   В течение веков и тысячелетий посланники этой обители в качестве выдающихся духовных и общественных деятелей, основателей новых учений учили людей наукам, искусствам и ремеслам. Они выполняли свою просветительскую миссию, ничего не говоря непосвященным о существовании своего центра.

   Передавая людям часть своих огромных знаний, учителя направляли их, прежде всего, на духовность и нравственность. Знание в руках безнравственных людей может быть смертельно опасным, и это было подтверждено историей земных цивилизаций не раз. Именно знание, лишенное духовно-нравственных основ, погубило некогда высокоразвитую в научно-техническом отношении цивилизацию Атлантиды.

   Подавляющее большинство людей нашей цивилизации не пожелало следовать духовно-нравственным принципам древних учений, но Ботхисаттвы не оставили попыток передачи духовных знаний той части человечества, которая способна их воспринимать.

   В мире периодически появлялись посланники Высшего Разума. Целью их был отбор из лучшей части людей Избранных и постепенное приобщение их к законам иных планов бытия, тесно связанным с миром земной реальности.

   Многие из них являлись наследниками Шамбалы. Они утверждали, что расширяя сознание, мы получим возможность знать ауры и лики перевоплощения. Покончив с миром полу материальным, мы перейдем к космическому ясновидению и яснослышанию. – Через расширение сознания и упражнение организма вам удастся понять великое значение психической энергии, – говорили они....»

   В этот момент поплавок побежал в сторону и, два раза подпрыгнув, ушел глубоко под воду. Пацан от неожиданности резко, но с опозданием, дернул удилище на себя. В воздух взметнулся огромный лист кувшинки с полуметровым стеблем.

– Сложноватая книжонка, – подумал паренек, откладывая данную ему татарином книгу в сторону и пытаясь освободить крючок от "улова". – Хотя, что-то в ней такое есть. Он сложил ладони козырьком и посмотрел на солнце в надежде увидеть хоть одно облачко. Глаза сразу заслезились, а в голове послышался тихий, но четкий голос: – Но па шарам, они не пройдут!

– Перегреюсь так на солнцепеке, – подумал Санек, не обратив никакого внимания на голос.

   Испытание жарой продолжалось.

– Прям Сочи, – подумал парень, в очередной раз меняя червя. Из-за того, что вода на мелководье прогрелась очень сильно, трудяга червь был не в состоянии выполнять свою работу более получаса, засыпая прямо на крючке. Хотя червячки сегодня у Сани были первый класс. Он выкопал их с рассады Кастрата (так звали самого знатного в их поселке рыбака, дядьку Тимофея, за его писклявый голос).

   Черви были не маленькие и не очень большие, ярко красные и очень спортивные. С большим трудом их удавалось насадить на крючок по всем правилам из-за того, что они вертелись в руках как первоклассный гимнаст на перекладине. Вот и сейчас один вырвался из его рук и полетел прямо в воду.

– Летчиками что ли в прошлой жизни были, – роняя еще одного червя, но совсем не переживая по этому поводу, весело подумал Саня. Чего-чего, а этого добра у него на сей раз было с избытком. Да и, походу, становилось ясно, что все три дня (на столько были взяты харчи) придется рыбачить одному.

   Глава 21

– Вот, а теперь проверим всю диспозицию, – сказал САМ, поудобнее устраиваясь на стебле кувшинки, – к шустренькому окуньку мы всегда успеем попасть на обед, – добавил он.

   ВГ, почесывая раздавленный хвост, тоже пытался устроиться рядом. Оба червя были безумно рады такому повороту событий. Они даже мечтать не могли о том, чтобы вот так, практически, одновременно и без потерь, им обоим удастся избежать крючка.

   Последний замысел был прост: первый уходит, пока второй отвлекает, а затем уже он помогает оперативно сняться с крючка второму. По такой жаре время играло на их стороне. Но все закончилось для них просто класс. Крючка избежали оба, а это значит, что все пока идет по плану мамы.

– Но как же она нас вычислила, – крякнул ВГ, – ведь так залетели, можно сказать, по полной программе.

– Вот так и вычислила, – ответил САМ, – на то она и Крошка Кэт, а не какая– нибудь там Эпидерсия. Еще скажи спасибо, что на этом уровне остановились (про себя он быстро прикинул: где-то лет на двадцать пять – тридцать назад отбросило, судя по телу).