– Благодарю, госпожа Маритта! Ты настоящая фея!
– Снова ты со своими сказками, – отмахнулась, смутившись, цветочница.
Маритта Критару правда была похожа на одну из волшебных цветочных жительниц силурийских сказок. В окружении зелени и разноцветных витражных всполохах, её изящное личико сердечком, большие чёрные глаза и чуть заметные ушки, больше похожие на два пушистых треугольных лепестка, делали сходство особенно явным. Критару – ещё один старинный друг Дхару, часть семьи, неизменно окружающей и оберегающей Карша.
Карш на мгновение вновь стал ребёнком, вспомнил тот день, когда впервые витражи Критару накинули на его тощие плечи мантию волшебства…
– Что-то случилось? – цветочница обеспокоенно окинула его взглядом, откладывая нож, которым срезала стебли.
Карш вынырнул из прошлого и увидел тревогу и заботу в глазах Критару. Её тонкая, почти птичья рука лежала поверх его.
– Всё в порядке, госпожа Маритта! Сегодня просто прошлое так и норовит откусить кусочек настоящего, – тряхнул головой Карш, извлёк из сумки маленький холщовый мешочек и протянул Критару. – Специально для фей!
Цветочница отёрла руки о тряпицу и приняла подарок. Шёлковый шнурок заскользил, и вот на ладонь Критару упало пять алых луковиц, размером чуть больше монетки островов.
– Ах, Карш, – женщина прикрыла свободной ладонью рот от удивления, на её глаза навернулись слёзы.
– Не стоит, право, – заулыбался караванщик. – Если б не ваш супруг, я б давно сбежал с вами в волшебную страну.
Критару засмеялась, утирая глаза. Так смеются матери или старшие сёстры, гордясь повзрослевшими сыновьями и братьями, которые вне зависимости от возраста всегда остаются мальчишками. Она была намного старше Карша и знала его с того дня, когда Дхару привёл найдёныша в Аббарр. Полукровка, постоянно доказывающий, что он бист. Из волчонка с острыми локтями и коленями Карш стал матёрым зверем. Но для неё он всё равно останется ребёнком с огнём в золотых глазах и мечтой отрастить рога.
– Я уже и не надеялась, что увижу их, – прошептала цветочница, но тут же глаза её засияли, а голос стал звонким и крепким. – Но если прошлое кусает тебя, кусайся в ответ!
Критару подмигнула, достала из-под стола кувшин зелёного стекла и две маленькие пиалы холодовика. Щёлкнула пробка, и молочно-белый тягучий сироп коснулся дна одной, а затем второй, наполнив их ровно на две трети. Жидкая сливочная тянучка с ароматом ванили! Карш с детства любил это лакомство. И никто не делал его лучше Вэллы Критару. Тянучка превращалась в мягкую конфету, стоило ей коснуться холода, и таяла, стоило положить её на язык.
Подождав, когда лакомство примет форму, Маритта перевернула стаканчик на лепесток розы и протянула Каршу.
– Где тебе удалось достать слёзы сердца? – спросила женщина, осторожно возвращая луковицы в мешочек,
– Там, где слёз больше всего, – улыбнулся Карш, принимая угощение. – В Имоле, где живут лишь воспоминания и краснопёрые рыбёшки. Один рыбак показал мне клочок земли, среди плавучих зарослей. Островок мха, трухи, палых листьев, на котором жались друг к другу бледные, почти прозрачные цветы. Знаешь, госпожа Маритта, они и правда похожи на слёзы и сердце. Из кроваво-красных лепестков, после того как они созрели и лопнули, появляются кисточки с капельками. Как разбитые сердца, что плачут от боли.
– Мой муж подарил мне веточку слёз сердца и попросил моей руки. А вторую – когда родился наш первенец. В первый раз он сказал, что мой отказ заставит его сердце вечно страдать. А во второй, что теперь его сердце плачет от радости. Когда мы потеряли нашу дочь, он хотел посадить эти цветы на её могиле. Но растения, некогда росшие в каждом оазисе, исчезли полностью. Словно тхару разучились любить и плакать.
Критару прижала мешочек к груди. Она смотрела далеко-далеко в прошлое, и в уголках её глаз блестели слёзы светлой тоски и радости.
– Я никому не рассказывала об этом… Я благодарна тебе Вариол. Это больше, чем подарок, это… – цветочница запнулась. – Чем я могу отплатить тебе?
– Ты уже заплатила мне, госпожа Маритта, – Карш улыбнулся. – Подарила мне историю. А когда-то давно вернула веру в чудеса. Хотя…
Карш подмигнул:
– Ещё от одной тянучки я не откажусь!
Маритта рассмеялась, наполняя пиалу сиропом.
– Чудно?й ты бист, Карш. Но одной тянучкой ты от меня не отделаешься! Нельзя уйти из сокровищницы Тарипаску без её даров! Возьми букет, – цветочница хитро прищурилась, кивнула на мешок сладостей и лилейно пропела: – Цветы растопят сердце даже северянок!
– Не знал, что твои растения умеют сплетничать! – усмехнулся Карш. – Но от букета не откажусь.
– Есть пожелания? – изогнула бровь Критару и обвила рукой свою сокровищницу.
Карш скользнул взглядом по вазам и кадкам, поморщился и закинул в рот ещё одну тянучку:
– В этой науке я бессилен! Мне по плечу определить оазис по цвету песка, но не цветы, что порадуют женское сердце.
– Вариол, женщина радуется не цветам, а тому, кто их дарит. Однако, – цветочница постучала пальцем по подбородку, – белые силурийские лилии достойны богинь и избранниц Орму. Беспроигрышный вариант!
Критару любовно посмотрела на бутоны. Ослепительно чистые, идеальные в изгибах, нежные и величественные. Аккуратно перерезав стебель, она поместила цветок в тонкую прозрачную колбу, добавила несколько капель из пузырька и обернула в обрез тонкого льна.
– Удивительно, – покачала головой цветочница, протягивая свёрток Каршу. – На корню они цветут лишь день, а срезанные цепляются за жизнь несколько полнолуний. Словно сами решают, когда им умереть.
– Или как мы: начинаем ценить лишь то, что потеряли, – кивнул Карш.
Воцарилась пауза. Липкая, навязчивая, бередящая давно забытое и сводящее скулы от необретённого.
– Вэлла Критару, – раздался голос за спиной Карша. – Сиятельная шлёт вам своё благословение.
Карш отступил на шаг и повернулся. В дверях павильона стояла стройная аллати-мэйру в белых одеждах с золотой отделкой. За ней застыло два каменных биста.
Девушка шагнула внутрь, без интереса мазнув Карша взглядом:
– Надеюсь, всё готово? – журчащим как ручей голосом, спросила она. – Мы сегодня немного позднее обычного.
– Храни вас Интару, – Критару опустила голову, выражая почтение. – Цветы для Сиятельной ждут, да осветит радость Орму её дни.
Критару указала на приготовленные вазоны, и мэйру кивнула. Каменные бисты начали выносить цветы и грузить в крытый экипаж.
Карш наскоро поблагодарил Критару. Он уже развернулся уходить, как маленькая, но сильная рука цветочницы ухватила его за локоть.
– Бросай свои песчаные моря и держи вахту у северянки, а то упустишь, – тихо, чтоб слышал лишь он, сказала Критару. – Такая, как она, долго одна не останется.
– Я не теряю надежды увлечь её в пески! Только представь – и Север, и Юг, и две богини всегда рядом! – Карш развёл руки – в каждой по свёртку.
– Иди уже, пустобай! – махнула на него Критару, – а то цветы завянут, пока ты тут клыки скалишь.
Подумать только, белые силурийские лилии! Карш ускорил шаг, чтобы поскорее избавиться от этой прекрасной, но хрупкой ноши.
Цветы парящих островов в пустыне! Хотя чему удивляться. И пары оборотов не минуло, как Золоторогий Орму возвысил чужачку – из наложниц в супруги. Карш слышал о красоте заморской элвинг, слышал о её былых «заслугах», но видеть Илламиль Парме ему не доводилось. Хотя он и так знал – все элвинги излишне худы и взбалмошны. То ли дело рождённые в песках женщины! Или его аллати-северяночка. Да такая любого биста за рога оттаскает!
Приятное тепло расползлось внутри при мысли о ней. Предательское тепло, грозящее сжечь кишки и сердце. Карш встряхнул головой, словно прогоняя наваждение. Вот уж нет. Ни одна женщина не убьёт его любви к Мэй. Ни одна не нашепчет ему столько историй. Ни одна не удержит. Но, как ни крути, Каршу было приятно знать, что, устав от пути, он может вернуться в тихую гавань и рассказать о своих приключениях… Не всех, конечно, но многих.
* * *
День давно перевалил за половину, а город погрузился в душное марево предвечерних часов.
За размышлениями дорога и время прошли незаметно, и вот перед Каршом блеснул молоточек знакомой двери. Изогнутый в виде головы зверя с длинным языком, он всё время висел без дела. Ведь двери этого дома, даже скорее башни, закрывались разве что на ночь.
Карш выдохнул, зажал свёрток бумаги под мышкой, пригладил пятернёй волосы и взялся за ручку. Дверь поддалась и тут же на него выпал синий как сады Азура малыш. Замахав руками, бистеныш сохранил равновесие, а Карш – цветок. А вот свёрток шлёпнулся в пыль дороги.
