Некромант. Присяга

Пока я возилась с ключами, а Мерлин стоял прислоненный к стенке холла перед квартирой, он вдруг внезапно поднял голову и достаточно ясно произнес:

– Кот!

Я перестала бренчать металлом и насторожилась. Мне тут же вспомнился засеченный в кабинете Игоря Владленовича смазанный и какой-то неправильный образ зверюшки.

– Что – кот? – спросил Шурик, придерживая Олега за плечо. Он-то довольно откровенно развлекался.

– Чуть не загрыз, – сказал Мерлин и начал падать.

Я спохватилась, отперла дверь, и мы вместе отволокли спящего красавца к месту его очередного временного приюта.

Закрыв дверь за Шуриком, я нажала кнопку кофемашины, распахнула все окна в мир и села на высокий стул около парапета балкона. Я жила на двадцать втором этаже, и с моего северо-запада была видна вся Москва, по великому счастью не загораживаемая никакой другой высоткой.

Олег Евсеев, сын инопланетянина, человек с особой генетикой, не подвластной злу, способный подсоединять свой мозг к камере телефона, которого чуть не загрыз кот, валялся в подушках в данный момент совершенно беззвучно. Глубины его транса оставались пока неизведанными для меня. Я прочитала эсэмэску от Ольги: «Спецвыпуск!», содрогнулась; затем лениво дотянулась до трубки городского телефона и, поставив перед собой чашечку кофе, вытащила клочок бумаги с данными Евсеева. Набрала один полезный и хорошо мне знакомый номер.

– Ник, ты, как всегда, не вовремя, – буркнул Вася.

– Да ладно, – проворковала я, – жрешь пиццу, которую выиграл у капитана Егорова еще вчера путем мелкого мошенничества, и пьешь растворимую дрянь по имени кофе. Проверь мне одного пацана.

– А чё с ним? – Васька теперь чавкал прямо в трубку.

– Пропал. Дам городской телефон и имя-фамилию-отчество, даже данные паспортные могу дать, пробьешь?

– Угу. А на самом деле он где?

– А ты вечером ко мне собираешься?

– Ну да… Чед же приехал…

– Вот и покажу где.

Васька помолчал. Пицца у него с сыром, оливками, колбасками пепперони.

– Так сама и спроси у него, пропал он или не пропал, – выдал финальный логический продукт Вася.

– Не могу пока. Мне бы узнать, один он живет или с родными, будет ли его кто-нибудь искать или нет, а заодно – соответствует ли адрес прописки адресу фактического проживания. Ага?

– Да без проблем… к вечеру доложу… мясо в горшках с фигней сделаешь?

– Сейчас вытащу размораживаться.

– Угу…

Под кодовым названием «фигня» у мента, простите, полицейского Василия Ларионова шли курага и чернослив.

Я неспешно прогулялась до холодильника, соорудила длинный сэндвич из черствого батона, с салатными листьями, майонезом и подсохшей сосиской. Подумала, накрыла сыром, сунула в микроволновку.

Вытащила порционно нарезанное мясо, замороженное еще на прошлой неделе для особого случая. Случай, как я предполагала, вернулся из командировки и уже выбирает в каком-нибудь бутичке на вечер напитки и укладывает их в рюкзак, обматывая множеством пакетов, чтобы не побились.

– Тань? Тань, привет.

– Никусь, я припоздаю, наверное, зато пойду мимо точки. Тортик принести?…

– Да, с фисташками или малиновый… а еще сметаны литр, наверное… Танюх, тебя на карете могут подкинуть?

– Ну, если подумать, то могут, а что?

– Ты тогда приезжай со своим сундуком.

– О-ой, ну Ник, ну договорились же посидеть, у Чеда первый вечер свободный за бог знает сколько времени, а ты…

– Ну, то есть то, что я приболела, ты вообще не допускаешь? – фыркнула я.

– Если честно – нет! – решительно ответила Таня. – У меня такого плана ясновидение тоже имеется!

– Ну и ладно… главное – приезжай. Мы давно все вместе не бу… не сидели!

– Буду-буду…

Я дала еще пару указаний и приступила к кулинарному ритуалу.

Мясо в микроволновке оттаяло, но по старинке я все равно резала, клала в слегка теплую, подсоленную воду, потом чуть отбивала, окунала в молоко и только потом мариновала. Охлажденное мясо первой свежести таких процессов не требовало, а размороженное – ну извините. Было бы и охлажденное, не велик труд купить, но виновник банкета объявил о своем возвращении только с утра в понедельник, когда я выбегала на работу.

«Фигню» я закинула в коньяк, пусть набухает и набирается аромата, а потом вместе с остатками спиртного пойдет в горшки. Туда же я насыпала предпочитаемых специй.

Нечеткость ситуации, которая поначалу развеселила, сейчас стала раздражать и немного пугать. Я ощущала неспокойное сознание Мерлина, прочно заблокированное в некоей абстрактной глубине его натуры. В какой-то момент я, разглядывая острейший нож из керамики, не удержалась. Вымыла руки, поставила в автоматическую медицинскую «ручку» из аптечки новый стерильный ланцет и выудила из пальца вялой руки Мерлина каплю крови, пытаясь из нее же выудить и информацию.

Лизнула.

Странно, парень в самом деле был «не такой». Конечно, экстрасенс со смешанным или темным Даром или попросту специализирующийся на магии крови сумел бы сказать больше. Однако и я поняла, что у него какое-то экзотическое происхождение, Мерлин не так сильно отходил от истины, как я подумала в редакции.

Тут же захотелось поискать у него за ушами порты для оргтехники и гаджетов. Вдруг все-таки киборг или сын инопланетянина?…

Вернулась к мясу, разложила его по горшочкам, поставила тушиться. Полдня командировки сработали мне в плюс, но Мерлин покоился на совести тяжким грузом.

Снова вымыв руки (заодно сняв за двадцать четыре биения своего сердца струей воды ненужную информацию и почистив энергетику), я села возле парня. Закрыв глаза, я пробовала пройти по переплетенным каналам сознания Мерлина. Однако этот сон отличался от всего, с чем я сталкивалась ранее. Проще всего мне было сравнить состояние Мерлина с состоянием рыцаря, который из каких-то соображений взял и запаялся внутри доспехов наглухо. Припоем, если так можно выразиться, была сильнейшая эмоция, в данном случае – страх. Ткнув случайно в этот страх, я обнаружила, что субстанция активная и заразная. На веках моих закрытых глаз заплясали красные сполохи, словно язычки огня, а руки (я сложила пальцы в один из Ключей) стали холодными и липкими. Попытка просочиться сквозь припой внутрь, чтобы выяснить причины столь плачевного состояния господина Олега Евсеева, закончилась ощущением панического трепета, внутреннего биения его сущности и уплотнения всех защитных структур. И в то же самое время я краем уха слышала, что Мерлин продолжает лепетать что-то на тему конца света и вселенского зла, и еще – органы его чувств отлично работают. Он воспринимал звуки, ощущал телом мой прекрасный матрас, временами видел окружающую его обстановку, но не осознавал это все, а лишь воспринимал рецепторами. Воспринятое куда-то уходило размытой ненаправленной волной. Впрочем, отсюда особо далеко не уйдет. Это же моя квартира.

Скрипнув зубами, я начала искать в защите хоть какую-то щелочку. Парня требовалось убедить, что все в порядке, расслабить, пообещать защиту и спросить, что же произошло. Я настроилась, сосредоточилась и даже успела увидеть нечто вроде дверного проема, в углы которого воткнуто два огненных, пылающих кинжала… картинка показалась смутно знакомой, но рассмотреть я ее не успела.

Мои руки утонули в огромных теплых лапищах. И я сразу выключилась из сущности господина Мерлина.

Разлепила глаза, заранее улыбаясь.

– Ксенька, ну у тебя и видок, когда ты колдуешь. – Густой, наполненный силой голос Чеда вибрировал. – Сама белая, у глаз синева, пульс такой, что все тело трясется.

– А то ты не знаешь, светлый пан, что, когда я, как ты выразился, колдую, меня трогать нельзя, – отозвалась я, невольно улыбаясь.

– Да помню, но жалко тебя. Что за тело на нашем матрасе?

– Отдельная история. – Я встала, опираясь на руки Чеда, и в очередной раз восхитилась, какой он у нас замечательный.

Нас было четверо, как мушкетеров. Дачная компания. Вася, Таня, я и ясновельможный пан Евгений Доброславович Чедерецкий, с детства сокративший свою фамилию до клички Чед, проводили вместе, не расставаясь ни на минуту, все дни летних каникул с третьего до девятого класса. Нас растаскивали за уши, грозили страшными карами; Чеда прогоняли «от маленьких» – он был на три года старше нас с Васькой и на четыре года старше Танюхи. Прогоняли… и все равно спустя ровно тридцать минут после очередной выволочки мы ловили верхоплавок в реке – все вместе, катались со стога – все вместе, играли в «Мафию», в «Монополию» или карты, собирали ягоды в лютом густом малиннике, читали заданное на лето – или слушали необходимые литературные произведения в лаконичном пересказе Чеда. «Тетка замужняя втрюхалась, наделала мужу рогов, сиганула под поезд».

У нас было минимум три штаба в разных кустах. В одном из штабов, в зарослях черной рябины, даже имелся сломанный холодильник, внутри которого хранился помятый самовар, кирзовый сапог, сомнительного вида заварка в грязной стеклянной банке и запас хорошо высушенных шишек.

Иногда мне казалось, что истинная моя жизнь тогда-в третьем классе – началась и тогда – в девятом – закончилась. И прошла она преимущественно в летнее время года, оставив невероятные по красоте и четкости воспоминания.

После десятого класса я в Васильевское больше не возвращалась.

В любом случае, несмотря на спонтанные вспышки яснознания и прочих экстрасенсорных проявлений, тогда я еще не являлась собой… и была при этом абсолютно счастлива, вплоть до момента, когда мне пришлось приехать в Москву к деду.

Ну а теперь вся четверка имела ключи от моего чердака мира, и друзья являлись ко мне всегда, когда хотели, без предупреждения. Сюда из-под дачных кустов переместился наш штаб, а мы негласно считали свою компанию истинной, самостоятельно избранной семьей.

Чед сунулся в духовку:

– Не горит? А чего в горшках сметаны нету? Мясо с фигней? А салат где? И хлеб?

– Пока мясо в бульоне и маринаде, а скоро Танюха сметанки принесет – добавлю, – отозвалась я. – Салат и хлеб надо нарезать…

– Так что за тело на матрасе? – Чед скинул мотоциклетную черную куртку, стащил с головы бандану, которую наматывал под шлем. Полез общаться к моей кофемашине, которую, к слову сказать, сам же сюда и поставил.

– Автор!

Чед искоса стрельнул серыми глазами и уважительно присвистнул:

– Круто пишет пацан!

Я рассмеялась. Чед был такой большой, сильный (когда-то участвовал в юношеских конкурсах по бодибилдингу и даже брал призы, потом ему стало неинтересно, но поджаро-прокачанную форму тела соблюдал) и такой свой, что просто от одного его приезда становилось замечательно.

– Так, Ник, может, его разбудить? Давай отнесу его в ванну, польем холодной водой, и пусть идет себе дальше писать…

– Чед, так нельзя. Это, считай, работа на дом. Если его будить методами шокотерапии, мало ли что может у него лопнуть.

– В смысле?

– Ну, сосуд какой-нибудь…

– Сосуд… светоч журналистики, сосуд знаний… ладно, Танька приедет, глянет его, – ворчливо согласился со мной Чед и завозился на кухне, разматывая бутылки с напитками, доставая бокалы, двигая стол.

– И Вася мне про него узнать должен.

– Ларри узнает, Ларри придет, Ларри кого угодно найдет…

– Да брось прикалываться…

– А если честно – чего он тут у тебя валяется? – притормозил Чед.

Я рассказала. История Мерлина пока что уместилась в пять или шесть фраз, самой яркой из которых была та, что описывала его местоположение на потолке сегодня утром.

Чед выслушал без большого энтузиазма на лице и подытожил:

– Зашибись. Ты с таким сталкивалась?

– Нет…

– А с похожим?

– Нет… Пулю посмотришь?

– Давай… эта?… подделка под пистолетную, мелкий калибр. Собственно, бронзулетка, бижутерия.

– Не настоящая?

– Нет.

Когда собралась вся теплая компания, утихли возгласы, угасли объятия и прекратились гулкие хлопки по плечам и по животику Васи, мне пришлось повторить спич про спящего Мерлина. Татьяна наотрез отказывалась идти к нему, не прослушав «историю болезни». Ларионов дополнил рассказ сведениями, что живет наш Мерлин один, поочередно схоронив маму и старенькую бабушку (именно в таком порядке), в настоящий момент не работает, а прочие изложенные им на собеседовании моменты относительно образования и круга интересов совпадают с действительностью. Ну, насколько она известна полиции. Местонахождение и факт наличия отца-инопланетянина были полиции неизвестны.

Адрес прописки совпадал с адресом проживания, причем жил Олег на самом деле буквально в десяти минутах ходьбы от меня, по ту сторону Волоколамского шоссе, недалеко от храма Покрова Пресвятой Богородицы. Также доблестный полицейский попросил глянуть на телефон Мерлина, на его амулеты, на ключи, на рукопись и на портрет Иисуса, но бумаги-то остались валяться в редакции. Шеф торопился выставить нас с Мерлином вон, я едва успела ухватить куртку, поэтому сумела предоставить российской полиции лишь паспорт, телефон и связку ключей.

Кроме того, Васька отыскал страничку Мерлина на Фейсбуке. Там наше чудо записью от утра пятницы весьма туманно намекало на то, что стало причастно к величайшей тайне и идет в редакцию «Пифии» излагать ее благодарному человечеству. Статейки по оккультной и эзотерической тематикам он пописывал давно, но попытаться предать оные гласности через печатное издание решился впервые. Это у них у всех когда-нибудь да случается – впервые.

Наконец доктор, вооружившись своим сундучком со снадобьями, взялась за Олега.

– Ну что за дела… сколько не сидели вчетвером… и пожалуйте, пятый угол к колеснице… Ники, я бы на твоем месте напялила на него подгузник, на мой взгляд, он давно не того, может рефлекторно… и я бы, если честно, отвезла бы его к нам в неврологию. С каким-нибудь бесспорным первоначальным диагнозом.

– Но жизни его ничто не угрожает? – Мысль о подгузнике заставила меня содрогнуться. К такому повороту наших отношений я еще не была готова.

– Нашей жизни, – назидательно ответила реаниматолог Танька, вкатив Мерлину какой-то укол и складывая свои причиндалы, – ежесекундно, с того скверного момента, как мы появились на свет, что-то угрожает. Этому типу тоже. И тебе. И мне. И нам. Именно поэтому, став врачом, я стала убежденной чайлдфри. А угрожает еще и потому, что ты, как говоришь, не можешь видеть свое собственное и наше будущее. А может, наш кирпич уже положили на край крыши. Может, на наши рельсы Аннушка уже накапала масла, а тромб, готовый оборваться, уже созрел на стенке вены.

Я кивнула. Может быть.

У подавляющего большинства экстрасенсов имеется это ограничение – ну не видим мы будущего близких, дорогих и просто хорошо знакомых людей. Чужих читаем, своих – нет. Пользуемся интуицией и редкими приступами ситуативного яснознания, обычно о вещах второстепенных, как я увидела про пиццу и капитана Егорова. Именно из-за таких моментов Таня и подозревала, что я нагло вру и скрываю ужасную правду обо всех нас, особенно о Чеде, ночами постоянно мотающемся между городами на мотоцикле. А он любил позавтракать у меня в Москве, поужинать на Невском, а на следующий день обедать где-нибудь в Риге.

А те малочисленные экстрасенсы, которые могут видеть судьбы своих близких, мечтают, кстати, как-нибудь от этого видения избавиться.

Разложились, расселись. Чед нарубил салата, неровно дышащий к булкам Вася – хлеба. Мясо с фигней и с белорусской сметаной дошло до идеальной кондиции, Чед придирчиво покопался в бутылках и выбрал одну, наиболее, по его мнению, соответствующую ситуации и поданному блюду, но себе не наливал, цедил тоник.

А мне не сиделось. На меня нахлынула тревога, загасившая даже привычное чувство голода.

Я вскакивала, бродила из угла в угол, ловила себя на том, что как-то бездумно раскидываю и сворачиваю поисковую сеть. В итоге я натолкнулась на твердый, как кусок гранита, взгляд Чеда и пискнула:

– Ребят, вы посидите тут? Я в редакцию, на полчасика…

– Девять вечера, – напомнила Танька и насупилась.

– Ты нас одних бросишь с этим? – брезгливо выпятил губы Вася.

– Вас тут мент, врач и… э-э-э… Чед, – жалобно сказала я. – Что вам спящий Мерлин сделает? Что может случиться? Все, кого надо вызвать, если что, уже на месте.

– Их тут мент и врач, – сказал Чед. – Я тебя отвезу.

– Женька, какой ты хороший…

– Я не хороший, я практичный. Если тебе не сидится, проще тебя быстро закинуть туда и притащить обратно, то есть присмотреть, чтобы ты вернулась, – улыбнулся Чед, пристраивая обратно свою бандану.

Вася и Таня посмотрели друг на друга; лязгнули клинки. Когда-то эти двое, единственный раз за всю историю компании нарушив наш мушкетерский договор, переспали, и этот факт до сих пор отравлял им жизнь.

– Вы езжайте, – угрожающе сказала Танька. – А я тут проверю, сколько раз современный российский полицейский сможет отжаться после двух горшков с тушеным мясом и какое у него затем будет давление…

– Я еще ни одного не съел, – возмутился Вася. – Я про два только думал!

– Не будь садисткой, у него пузо лопнет. – Поддержав диалог, я выскочила из квартиры за Чедом, сунув в карман кожанки пропуск и пресс-удостоверение, телефон и смятую тысячную купюру. Правило такое – без этого набора никуда. А нож и зажигалка в кармашках лежали постоянно.