Дальше живут драконы 2

И никто не знал, что именно в эти дни и этот тет – там, на Севере решили пролить кровь и предпринять генеральное наступление, чтобы навсегда изгнать ненавистных иностранцев и нгаев, напав на них врасплох, как до того не раз нападали на китайских оккупантов1.

Капитан Воронцов на сей раз вышел из дома примерно в восемнадцать ноль – ноль по местному времени. У него уже была елочка… точнее, мандариновое дерево, он уже заказал каллиграфу необходимые плакаты для поздравления и отдельно – попросил написать открытку жене на русском на местной рисовой бумаге. Для этого – он нашел на рынке самого дорогого каллиграфа, посулил за работу сто пиастров2, написал на листке бумаги русские буквы и держал перед глазами каллиграфа, пока тот старательно перерисовывал их на открытку. Открытку он запечатал в конверт и отправил аэро, с дипломатической почтой. Должна дойти.

На сей раз, он оделся, как одеваются местные европейцы – свободная рубашка, брюки, мятый и неопрятный пиджак – сойти за местного он не смог бы при всем своем желании из-за роста. В каждый из карманов – он положил по револьверу Бодигард Эйрвейт М-49, у них не было выступающего курка и можно было стрелять через карман – а в сумку через плечо, с какой ходили за покупками, опустил знакомый Скорпион. Он не был оружейным маньяком – просто, с наступлением Тета в городе появляется много самых разных личностей, родственники из деревни приезжают навестить тех, кто смог закрепиться в городе… в общем, в городе появляются самые разные люди. А в этом раз, по данным разведки – Новый год обещал быть жарким.

Вторая причина – он шел на встречу с агентом.

Конечно же… капитан – лейтенант Воронцов, как и все (или почти все) международные наблюдатели, интернациональные бизнесмены, многонациональные аферисты здесь занимался… несколько не тем, чем должен был бы заниматься. В данном случае – шпионажем. Это было нормально, потому что кто-то должен защищать интересы страны, в том числе и не совсем чистыми способами. Прикрытие международного наблюдателя не более чем прикрытие – но в защиту капитана Воронцова можно было сказать, что и эту работу он старался выполнять так хорошо, как это было возможно.

Он направился к своей машине – но на полпути, вдруг хлопнул по лбу, что у европейцев обозначало, что они что-то забыли и направился в противоположную сторону. Если бы кто-то следил за ним – то, наверное, попался бы на глаза. Но никто не следил. Улица – жила обычной вечерней жизнью: ехали мотоциклы, протискиваясь через трафик, хозяйки торговались у лавки зеленщика за побеги свежего бамбука, на корточках – сидели мужчины. Капитан дошел до перекрестка, кликнул там такси – пяо, только в отличие от нормальных мототакси у них два колеса спереди, а не сзади и пассажир – сидит перед водителем лицом к движению в чем-то, напоминающем половинку яйца с сидением внутри. Попросил отвезти его на Донг Ба маркет, крупнейший рынок в городе и во всем Аннаме. Таксист не удивился – все иностранцы покупали там что-то, спросом пользовалась европейская одежда, сшитая местными мастерами, очень дешевая, холодное оружие, предметы местного искусства, различные приправы и зелень. Можно было там приобрести и то, что теоретически приобрести было нельзя.

Эй, я про мандариновое дерево! А вы про что подумали?

Капитан был довольно высок, и получалось что он, даже сидя загораживал обзор низкорослому водителю – но тот справлялся с дорожным потоком с уверенностью опытного матадора. Машин было немного, большей частью мотоциклы. На многих сзади – горшки с мандариновыми деревьями.

Капитан размышлял.

Агента, с которым он должен был встретиться – он знал как Бяо. И больше – он не знал о нем почти ничего. Имя распространенное, китайского происхождения, здесь таких полно. Судя по голосу – от тридцати до пятидесяти, точнее установить невозможно – у азиатов вообще сложно установить возраст даже видя их. Судя по выговору – селянин, но проскакивают городские словечки. По направленности и объекту информации – занимает какой-то важный штабной пост в местном сопротивлении. Занимает сам, не родственник, капитан Воронцов был в этом почти уверен. Несколько раз – он осторожно пытался задавать неожиданные вопросы. И ни разу агент не ответил, что ему надо что-то уточнить или выяснить – ответ давался сразу, да или нет. Под эту гипотезу работало и то немногое, что капитан знал о Бяо – от тридцати до пятидесяти, селянин, но с городским налетом, переселенец в город в первом поколении. Именно такие люди – составляли руководящие кадры Вьетконга.

Встречались всегда в одном месте – в массажном салоне. Фактически – бордель, оказывающий услуги «по быстрому», никто не обратит внимания, если туда зайдет иностранец. И местный тоже. Говорили в комнате, часть которой была отгорожена полупрозрачной занавесью и имела отдельный выход. Свет всегда выключался – если принимали обычных клиентов, то он был включен, а за полупрозрачной занавесью показывали целое представление. Богатые импотенты раскошеливались, чтобы смотреть.

Бяо работал за деньги. Приличные по местным меркам деньги, один раз он попросил, чтобы отныне мук давали больше – но деньги не клянчил. Капитан и сейчас нес для агента десять тысяч гонконгских долларов, но не был уверен, что отдаст все. Он должен был оценить полезность информации, но не знал, какая она будет. Он подозревал – что о праздновании Нового года. Капитан подозревал, что будут взрывы. Ему никогда не нравилось, что в центр воюющего города – легально свозится такое количество самодельной взрывчатки. Одна граната в ящики с фейерверками – и рванет так, что и в России слышно будет. Но что именно принесет Бяо – он не знал. Бяо всегда сам решал, что он сообщит, никогда не принимал никаких заданий, только иногда отвечал на уточняющие вопросы. Капитан передавал данные в посольство России в Сайгоне и что с ними было дальше – он не знал. Как он подозревал – целесообразнее было бы сливать информацию на американский штаб и немедленно реализовывать – но так делать он не имел права.

Пяо – вырулил к площади перед маркетом, всегда забитой. Капитан расплатился и пошел к входу на рынок. Он надел на себя, прямо на голое тело легкий бронежилет – кольчугу, потому что на базаре запросто могли пырнуть ножом. Сейчас – она натирала тело и сильно раздражала. Он обливался потом и держась рукой за карман с кошельком, продвигался вперед.

На углу торгового ряда – он купил багет с зеленью и молодой свининой – типичный сплав местной и французской кухни. Оглянулся невзначай… понять, идет ли кто в этой толчее было почти невозможно. Справился у продавца багетов, где можно купить пиротехнику. Продавец заулыбался и показал направо.

Примерно полчаса – капитан потратил на исследование местных пиротехнических чудес – иногда в них добавляли рубленые гвозди, немного крысиного помета и продавали какому-то доверчивому солдату. Интересно… кто такой все-таки Бяо. Бяо – имя китайского происхождения, а китайцев – вьетнамцы очень не любят, это их бывшие колонизаторы. Возможно, что Бяо полукровка. Тогда понятно, почему он предает. Вьетнамцы не любят полукровок, они вообще очень высокомерны. И сколько не повесь плакатов насчет старых предрассудков – это так и это будет так. Возможно, Бяо мстит.

Ознакомившись с пиротехникой – капитан свернул на ножевую улицу и, сам не зная зачем, купил нож. Попросил завернуть, и пока продавец делал это – еще раз огляделся. Знакомых до боли лиц не увидел.

Знакомые до боли лица – это полиция. Американцы называли их «белые мыши», а сами вьетнамцы их, а так же и военных – нгаями3. Наглые, совершенно непрофессиональные подонки, они одни делали для роста недовольства в народе больше, чем все иностранцы вместе взятые. Здесь в полицию шли для того, чтобы обеспечить себя и всю свою многочисленную семью.

Взяв нож, он покрутился еще – затем забрел в знакомое заведение. Внешне – оно ничем не напоминало веселый дом, только мелодично и печально играла музыка на колокольчиках.

Хозяин, увидев знакомого клиента, поднялся навстречу

– Здравствуйте, господин…

…

– Как поживает большой господин?

– Все хорошо, спасибо. Ла сейчас свободна?

– Нет, к сожалению, Ла здесь нет.

Звякнул звонок

– А где же она?

– О, она ушла повидаться с родителями, которые приехали к ней из деревни. Ла очень хорошая дочь, господин.

Воронцов в этом и не сомневался, вопрос в том, что она им скажет. Может быть, что и правду. Местные девушки – к такому роду заработка относились вполне нормально, местным неведом стыд от секса, испытываемый христианами, для них это – такое же отправление естественных надобностей, как и любое другое. Боялись только заразиться – дурные болезни принесли с собой французы и сейчас они тут процветали.

– С вашего позволения осмелюсь предложить вам другую девушку, ее зовут. Ша и она из той же деревни. Она очень чистая, господин, только недавно приехала из деревни. Очень чистая, сифилис нет, ничего нет…

Капитан посмотрел на часы.

– Хорошо, давайте. Боюсь, у меня немного времени…

…

Ша и в самом деле была хороша, хотя на вид ей было четырнадцать, не больше. Настоящая фарфоровая статуэтка, в национальном костюме, но с западным макияжем. У нее были миндалевидные, раскосые глаза – скорее всего, не чистая вьетнамка, метиска.

Она поклонилась, как это и было положено и повела русского капитана в свою комнату узким, извилистым коридором в бесконечном лабиринте лавок. Когда они пришли – она снова поклонилась и показала на нечто среднее между операционным столом и кроватью. По крайней мере, здесь было чисто, в уголке – раскуривались какие-то благовония и стояло небольшое мандариновое дерево…

– Как тебя зовут? – спросил капитан по-французски

– Меня зовут Ша, господин – ответила девочка и поклонилась. Она не торопила клиента, как это делают доступные женщины в других частях света. Здесь, на Дальнем Востоке вообще не принято было торопиться, жизнь текла неторопливо и неостановимо, как река.

– Откуда ты родом?

Ша назвала деревню совсем недалеко отсюда. Почти пригород. Скорее всего, действительно в ней есть французская кровь…

Капитан сделал серьезное лицо

– Ша, я могу тебе доверять?

– Доверять, господин? – она не поняла вопроса или сделала вид, что не поняла.

– Ты никому не будешь говорить, что мы с тобой тут делали?

– Конечно, господин. Я никому ничего не скажу.

Надо сказать, что в отличие от западных людей – местным было почти неведомо такое понятие как ревность. Про верность – тоже мало кто что слышал.

Капитан достал несколько бумажек – тысячу пиастров

– Вот, возьми. Ты посидишь здесь тихо, пока я схожу кое-куда. Очень тихо, как будто я здесь. И потом – никому не скажешь, что я уходил, поняла?

В ответ девушка… заплакала.

– Что случилось?

– Ты меня не хочешь? Ша некрасивая?

Господи… Такое возможно только в этой стране… несчастной, попавшей в тиски глобального противостояния стране.

– Ша очень красивая

– Но почему ты тогда не хочешь со мной?

– Послушай… – Воронцов порылся в кармане… он всегда носил что-то вроде подарков на случай, если надо установить контакт с кем-то из местных. С детьми… с женщинами… он помнил, что большая часть преступлений совершается на глазах кого-то, и эти «кто-то» чаще всего или женщины или дети… и если проявить доброту к ним, то можно узнать много интересного, что никто другой не скажет. Он нащупал небольшую серебряную брошь… настоящую брошь из черненого серебра, причем не местной работы, а русской. Для детей у него были леденцы и конфеты, для женщин – вот такие безделушки – послушай… вот, возьми.

Ша с удивлением, смешанным со страхом, смотрела на подарок

– Но я… ничего не сделала для тебя.

– Все равно, это тебе.

Ша соскочила со своего места, схватила брошь, откуда-то моментально появилось зеркало. Поистине, все женщины одинаковы.

– Ла говорила, что ты очень добрый… не такой как другие иностранцы… – задумчиво произнесла она, приколов брошь на свое дешевое крестьянское платье.

– Да, но у меня есть здесь дела, понимаешь? И я не хочу, чтобы о них кто-то знал. Никто, понимаешь? Ведь Ла не говорила тебе, что у меня тут дела, верно?

– Нет, не говорила – задумчиво сказала девушка.

– И ты не должна говорить. Поняла?

– Поняла… тем же тоном сказала она.

– Вот и хорошо.

– У тебя есть жена? – вдруг спросила Ша

– Да, есть. Но она очень далеко.

– Она наверное очень счастливая… – мечтательно сказала Ша – как в кино.

– Она очень скучает – сказал Воронцов – потому что я здесь, а она там. Мы очень долго не виделись…

– А можно, я буду твоей женой здесь!?

Дело сворачивало на обычную тропу

– Нельзя – придумал капитан на ходу – здесь моя жена Ла.

– А разве у тебя не может быть двух жен?

– Нет. У нашего народа так не принято.

Лицо женщины, почти девушки – поскучнело

– Ну, хорошо… – сказала она – но если Ла тебе надоест, я хочу быть твоей женой

– Хорошо – с облегчением сказал капитан – а теперь сиди здесь тихо.

Воронцов тихо вышел из каморки, которую занимала девочка Ша, без клиентов подрабатывающая в одной из лавок. Было сумрачно от крыши, тоскливо, под ногами – была грязь, пахло затхлостью и гнилью, даже сильный запах пряностей – не мог это перебить.

И было тяжело на душе. Как всегда было в такие моменты. Индокитай – был первым его заграничным назначением, и, как оказалось – это надолго. Он не был уверен в том, каким он был до того как попал сюда – но точно не таким как сейчас.

Место, в котором они встречались с агентом, было совсем рядом. Нащупав рукой противную, пластиковую рукоятку револьвера – капитан шагнул внутрь и понял, что агент уже здесь. За пеленой занавеси. Слабый запах сигарет Голуаз, очень крепких выдавал его – Воронцов не курил, и потому хорошо чувствовал сигаретный запах.

Само по себе то, что агент курил французские сигареты – говорило о том, что он человек не бедный. Возможно, он тратил на это часть денег, которые давал ему капитан. Интересно, как он не провалился – в сопротивлении даже минимальные признаки богатства или причастности к западной культуре вызывали подозрения. Курение сигарет было одним из таких признаков.

– Я здесь, – сказал капитан по-французски, усаживаясь на стул.

– Вы опоздали – глухо ответил ему агент на том же языке

– Были дела.

Молчание.

– У вас есть что-то для меня?

– Да есть – сказал агент.

Снова молчание. До этого – агент никогда так себя не вел. Это было похоже на полицейскую игру, на допрос.

– Если у вас есть что-то сказать, я слушаю.

– Я хочу сказать, что мне нужны деньги.

– Я принес вам деньги.

– Мне нужно больше. Много денег.

– Сколько?

– Один миллион гонконгских долларов. И паспорт. Я хочу уехать.

Капитан Воронцов подумал, что агент психологически сломался – такое иногда бывает. Долгая двойная жизнь мало кому по плечу, ее выдерживают единицы. Среди таких уникумов Евно Азеф, который одновременно был и агентом полиции и главой Боевой организации эсеров, главной террористической организации в стране. Этот не сломался… даже когда его раскрыли. Сломались его товарищи… именно с раскрытием роди Евно Азефа начался распад организации эсеров: большинство из тех, кто искренне верил, когда предал Азеф поняли, что верить больше нельзя ни во что…

Если агент сломался – его надо успокоить. Вселить в него уверенность. Только не так то просто это сделать, если даже не видишь его глаза.

– Это очень большая сумма. Очень большая.

– Я скажу вам многое за это.

– Никакие слова не стоят миллиона гонконгских долларов.

– Эти – стоят. Это может изменить ход войны.

Возможно, несколько лет назад капитан и поверил бы. Тогда он был таким же, как все офицеры русского флота… немного наивным, верящим в товарищество и честь. Но не теперь. Теперь он подумал, что агент хочет вытащить из него аванс… тысяч сто или хотя бы пятьдесят и сбежать.

Кроме того, здесь все мечтали изменить ход войны. Но почти никто и ничего для этого не делал. Торговцы торговали, женщины легкого поведения продавали себя, таксисты ездили… здесь не было войны в русском ее понимании, как сверхнапряжение всех сил народа, как катарсис. Война и мир существовали друг рядом с другом, но мало соприкасались.

Надо проверить

– Боюсь, у меня нет таких денег, друг – сказал капитан –это очень большие деньги, их никто с собой не носит. Но у меня есть с собой тысяч двадцать… возможно, вы хотя бы скажете, о чем вы хотите рассказать?

– Нет. Только всю сумму – и за весь рассказ. Я хочу исчезнуть.

Капитан насторожился. Не похоже, что агент пытался обмануть его и сбежать с деньгами… но он мог добросовестно заблуждаться, считая важным то что важным не являлось… или являлось не настолько важным. Его так же могли раскрыть, напичкать дезинформацией и направить на встречу с добывающим офицером.

– Исчезнуть не так просто – капитан решил поддержать разговор и одновременно несколько сменить тему – вам потребуются документы, возможно и не один комплект. Как бы вы хотели исчезнуть? Переехать в Гонконг?

– Нет. Не в Гонконг. Туда нельзя. Там найдут. Куда-то далеко. В Америку…

– Американские документы сделать не так то просто.

На самом деле – сделать их было проще простого. Тем более – в САСШ никогда не было традиции выдачи паспортов, свободолюбивые североамериканцы считали любой документ удостоверяющий личность ограничением своих свобод, паспорт получали только для поездок за границу и то только потому, что другая страна не примет без паспорта. С недавних пор обычным документом для североамериканцев стали водительские права, а до массовой автомобилизации большинство американцев не имело документов вообще.

– Я уже купил их… – сказал агент и тут же поняв, что его затягивают в разговор, грубо спросил – вам нужна информация? Или нет?

– Нужна, но боюсь, не вы устанавливаете цену, друг – сказал капитан – кому еще кроме меня нужна ваша информация? Кого вы знаете? Кто готов за нее заплатить.

Внезапно капитан насторожился… у двери послышался легкий шорох… но отреагировать он не успел. Здесь почти не было дверей в европейском их понимании, были либо циновки, либо занавески, либо бамбуковые занавеси. Здесь – была занавеска из грязной тряпки… и кто-то, невидимый, с той стороны стены – забросил в комнатку, в которой сидел Воронцов, что-то вроде шара… только шар этот шипел, исходил огнем, дымом и плевался горячими, огненными брызгами во все стороны.

Зажигательная бомба!

Капитан вскочил, выхватывая пистолет. Эту дрянь и думать не стоит потушить, ее делают из армейской фляжки и обрезков старой, отслужившей свое синематографической пленки… синематографическая пленка смертельно опасна, она горит как напалм. Осталось только уносить ноги отсюда… и как можно быстрее.

Кто-то – или он, или, скорее всего, агент – привел за собой хвост.

Револьвер был уже в руке… но стрелять через стену он просто не мог… партизаны стали бы, а он не мог, опасаясь зацепить кого-то невиновных, кто не имеет к этому никакого отношения. Тот, кто кинул бомбу, может поджидать его у двери, с обрезом, винтовкой, пистолетом, автоматом, ножом или даже с заостренной бамбуковой палкой, вымазанной нечистотами. Прежде, чем он принял решение, в какую сторону броситься – полупрозрачный тюль с треском разорвался, и под его ноги вывалились двое, сцепившиеся в смертельной схватке.

Он понял, что в той половине комнаты был кто-то еще и выпустил веером все пять пуль из своего Бодигарда, не видя, кто там есть и сколько их. Бодигард – нельзя было назвать мощным револьвером, но тут все уравновешивалось миниатюрностью азиатов и самолично спиленными напильником головками пуль. Судя по тяжелому стону – он в кого-то попал.

Перезаряжать времени не было, он выхватил из саквояжа не пистолет – пулемет, а мощный, компактный фонарик Маглайт, включил его. Луч света – высветил тяжело дышащих мужчин… один из них умирал, получив в бок несколько ударов длинным, тонким ножом, похожим на крысиный хвост. Такие ножи тоже привнесли сюда французы – они использовались для колки льда, а французы любили использовать лед в колониальных напитках.

Луч света – высветил лицо мужчины с ножом.

– Я – Бяо – сказал он на французском.

Черт…

Воронцов протянул ему руку, рывком поставил на ноги. Было много дыма, со всех сторон раздавались крики, было нечем дышать. Только то, что комната была большой – спасало их от брызг огня.

– Сюда!

Они выскочили на ту половину комнаты, где была большая кровать и лампы. Там, на полу доходил молодой аннамец, в обычной для крестьян черной куртке и штанах. Есть ли у него оружие – Воронцов не заметил. Наверное, есть.

Они побежали по узкому, загаженному проходу. Навстречу им никто не попадался, и это было хорошо – в такой теснине не разойтись. Но никто и не рисковал – пожар в такой тесноте – верная смерть.

– Куда мы? – спросил Воронцов.

– Здесь есть выход.

Оказалось, что этот коридор— был чем-то вроде коридора между торговыми местами, предназначался он исключительно для работников и тех, кто живет здесь, на базаре, зарабатывая как может. Он заканчивался дверью на замке – но у агента был ключ. Он отомкнул дверь – и они оказались в бестолковой, мечущейся людской массе, рвущейся к выходу. К счастью – большая часть людей уже пробежала мимо, иначе могли бы снести. Дым уже был виден – как тонкая пелена под крышей.

Пожар на рынке, да еще под Новый год! Кошмар какой-то…

Оставаться здесь было нельзя – они бросились к выходу. На площади – наверное, творится настоящий кошмар, уже были слышны сирены пожарных машин – к чести французов, пожарную службу они поставили. Хотя машины были антикварные.

На площади – и в самом деле, творилась вселенская суета: орали люди, ревели быки, таксисты – то ли искали клиентов, то ли пытались сохранить в этом безумии свои машины, которые для большинства их них были единственной стоящей вещью, какая у них была и единственным источником дохода.

– Куда теперь? – крикнул Воронцов, пытаясь перекричать весь этот шум.

Бяо не ответил… он шагнул в сторону… и вдруг, схватив офицера за руку, начал оседать. Как будто…

Ранен! Черт, откуда?!

Первым делом – Воронцов пригнулся. Это скверно, когда ты, по меньшей мере, на двадцать сантиметров выше всех остальных… очень скверно. Затем – он потащил своего агента в сторону, подхватив его так, как его учили спасать тонущих… при таком столпотворении возможно, им удастся уцелеть.

Им удалось вырваться из давки. И даже удалось найти такси. Капитан дал тройную цену и приказал вести их к себе домой…

У себя дома – он раздел агента и обработал рану… как и все военные моряки, он умел это делать. И у него было дома все необходимое, начиная от йода и бинтов и заканчивая современными германскими антибиотиками. Чтобы агент, раненый в плечо выдержал боль, он дал ему стакан водки. Для местных, которым крепкое спиртное было недоступно – отличная анестезия.

Кость была не задета. По крайней мере, он на это надеялся. Он не был практикующим врачом, не имел дела с огнестрельными ранениями – но понимал, что это винтовочная пуля. Скорее всего – пуля от снайперской винтовки, вошла она спереди и прошла навылет. Он щедро засыпал рану антибиотиком, надеясь на то, что местные микробы не вынесут знакомства с передовыми достижениями германской биохимии. Как и местное общество – не выносило знакомства с западным образом жизни.

Когда он заканчивал перевязку – вошла мадам Ла, хозяйка дома, в котором он снимал целый этаж. Она несла в руке лампу и хотела что-то сказать – но увидев незнакомого мужчину в кресле, застыла.

– Мой друг попал в беду, мадам… – сказал Воронцов

– Да, да… конечно.

Мадам Ла поспешила удалиться – война здесь шла, как минимум двадцать три года и здесь не было принято интересоваться, кто и при каких обстоятельствах получил огнестрельное ранение.

Перевязав рану – капитан убрал медицинские инструменты в блестящий ящик из нержавеющей стали и закрыл его в столе на ключ.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он агента на французском

– Хорошо… – он выглядел разбитым, но был в сознании – я … жив?

– Да, вы живы – подтвердил капитан

– Будь оно все проклято… – повторил агент

– Что?

– Будь оно все проклято…

Агент был пьян и Воронцов понял, что его можно разговорить.

– Что именно проклято?

– Что?

– Что именно – проклято? – повторил Воронцов

– Да все… они придут .. вот увидите… придут.

– Кто – придет?

– Они…

…

Разговор – был недолгим, но и то, что капитан Воронцов услышал от своего агента – повергло его в шок. Жаль, он не включил магнитофон и не записал все это… хотя и тогда ему вряд ли бы кто-то поверил.

Зато теперь – было понятно, что происходит.

Чтобы держать себя в норме – Воронцов проглотил таблетку бензедрина4 Надо было держаться на ногах – во что бы то ни стало.