– Опять всю ночь дрочить будет.
– Ага.
– И задачами напрягать, чтоб под ногами не путались.
– Ага.
– Чё эти у тебя тут делают?
– Обязанности учат.
– Дневального?
– Ага.
– Рассказать смогут?
– Сам спроси.
Зублин окинул нас взглядом, выискивая самого тупого с виду салагу, чтобы зачморить его за незнание элементарных вещей, которые он-то после скольки-то там месяцев службы выучил назубок.
– Ты, – Зублин указал на меня, – Как фамилия?
– Рядовой Альпаков.
– Давай, рассказывай, чё знаешь.
Зублин сел на подоконник и скрестил руки на груди, ожидая моего скорого фиаско.
Когда я всё ему рассказал, то почувствовал себя избранным. Беспристрастный перст Зублина, указав на меня, выделил меня из всех прочих, и теперь, пересказав все эти дурацкие обязанности от начала и до конца, я ощущал себя на вершине этой реальности. Я был горд собой оттого, что наконец-то смог сделать что-то стоящее: что-то, что заставило этого Зублина посмотреть на меня как на человека.
Без преувеличения, в тот момент я родился.
Глава 4
На следующий день два других курсанта учебной роты смогли запомнить страничку рукописного текста с обязанностями дневального. Всех вместе нас поставили в первый в нашей жизни наряд по роте.
Заступать мы должны были вечером. По словам Зублина и Анукаева, стоять в наряде с воскресенья на понедельник – это наполовину рассос, наполовину затяг. Рассос – значит очень легко. Затяг – очень сложно. Самая сложная сложность, к которой нас в два рта готовили Зублин с Анукаевым – это вовремя, громко и чётко подать команду «СМИРНО!» при входе в расположение командира роты. Если подашь её не вовремя, негромко и нечётко, то командир роты расстроится, надуется на всех, махнёт рукой и уедет обратно домой.
Командиром учебной роты был капитан Максимушин. Кроме того, что фамилия его Максимушин, и в звании он капитан, больше мы ничего о нём не знали. Зублин с Анукаевым говорили, что он жосский. Даже ёбнутый в какой-то степени. В какой – это нам только предстояло выяснить.
Дежурным по роте вместе с нами заступал рядовой Брус. Брус был писарем мостовой роты – родной роты прапорщика Грешина. Мы о нём ничего не знали, но с виду он был приятнее Зублина и Анукаева: не орал, не матерился, не тряс своими дембельскими мудями перед нашими неумытыми потными рожами. А Зублин с Анукаевым это любили. Зублин – в большей степени.
– Чё, пацаны, сколько до дома? – мог ни с того ни с сего спросить Зублин.
– Триста пятьдесят семь, – отвечали мы.
– Уууу!.. А мне вот сто семьдесят.
«Вот это ты классный парень!» – думали на это мы.
– Приду домой – натрахаюююсь!..
«Молодец! Мо-ло-дец!» – думали на это мы.
– А вы ещё здесь будете, прикинь?! То есть погоди… это получается… так, триста пятьдесят на сто семьдесят… бля, чё это будет?..
– Два с чем-то, – подсказывал Анукаев.
– Два с чем-то! Это ещё два с чем-то раза по сто семьдесят им, прикинь?!
«Н-да, тяжела наша доля. Но мы всё равно рады за тебя!» – думали на это мы.
За окнами стоял очередной хмурый декабрьский день. Ветер гнал надутые снегом серые облака и теребил верхушки сосен. Сосны – это всё, что мы видели из окон. Огромный, дремучий сосновый бор, окружавший нас со всех сторон и простиравшийся на долгие, долгие, долгие километры, дни и месяцы. Было тепло. Снег таял, таял, но никак не мог растаять.
В такие моменты все мы становились немножечко Голецкими.
В шесть часов новосуточному наряду пришла пора выходить на плац. Мы и вышли. Там нам надо было построиться фронтом на трибуну. Мы и построились. Потом к нам вышел дежурный по части.
– Здравствуйте, товарищи!
– мЭбу бэЭбу бэбЭбу барабУб – промычал строй, в котором каждый по отдельности говорил: «Здравия желаю, товарищ капитан».
Потом дежурный ходил и осматривал заступающих в наряд. У тех, кто выглядел тупым, он на всякий случай спрашивал обязанности.
– Обязанности знаешь?
– Т-т-так точно, т-т-тащ капитан!..
– Доложи.
– Дневальный по парку обязан… он… осуществляет значит…
– Охуенно! Молодец! Лучший боец галактики! После отбоя придёшь в штаб, доложишь мне лично. Понял?
– Т-т-так точно, т-т-тащ капитан…
Потом этот капитан подошёл к нам. Он посмотрел на нас так, словно нас нет. Потом он посмотрел на Бруса и спросил:
– Свежие?
– Так точно, товарищ капитан, – ответил Брус.
– Обязанности знают?
– Так точно, товарищ капитан.
– Ладно, верю.
