Сашка

– Откуда?

Ему я рассказал ту же историю, что и Тане, с найденным в лесу трупом, сразу же повинившись, мол, если бы всё отдал, Таню на врача не увёз бы учиться, а так и её хорошо устроил, и им хватит, даже на стройматериалы для дома. Так что моё возвращение пришлось как нельзя вовремя.

– Ты всё давно спланировал, – горестно вздохнул отец и, сжав мне плечо, отошёл в сторону, закурил.

– А ты бы разрешил? – честно и прямо спросил я.

Молча посмотрев на меня и сев на завалинку покосившейся избы, задумался и отрицательно покачал головой.

– Чего и стоило ожидать. Ты не обижайся, позже поймёшь, что я всё сделал правильно. По-другому я поступить просто не мог.

Отец не стал спрашивать почему, продолжая задумчиво курить, глядя себе под ноги, ну а я стал общаться с семьёй, всё же больше двух недель не виделись.

Сидя на стволе дерева, что склонялось прямо над родником, и поглядывая вокруг – глухая чащоба имела свою жизнь, – я дал обсохнуть ногам. Потом, перебравшись по стволу к берегу, намотал портянки и надел сапоги. После чего, подхватив винтовку и забрав сегодняшнюю добычу, энергичным шагом двинул в деревню. Полдень, информация уже должна была распространиться. Сегодня двадцать второе июня тысяча девятьсот сорок первого года. Несмотря на то, что я отправил письма, скажем так, компетентному лицу, не думаю, что сроки изменятся. Если вообще моим сообщениям поверили. А как можно проверить? Я хорошо помнил только то, когда начнётся война. Ну и дальше. Для проверки этого хватит, но были ли приняты контрмеры? Вот это и волнует. Насчёт Берии, с кем его расстреляли, да когда и кто, так это случайность, попалась заметка, прочитал, и зацепилась в памяти. Сколько голову ломал, выцеживая из памяти фамилии тех, кого расстреляют с Берией. Всё для достоверности.

Сегодня добыча – молодой кабанчик, я его уже разделал, насадил мясо на крепкую срубленную ветку и на манер коромысла понёс к дому. Двенадцать кило – не шутка. Плечи менять приходилось часто, палка больно впивалась. А до дому ещё километра четыре. Энергично, но тяжело ступая, обходя труднопроходимые места, я обдумывал свои следующие действия. Ту нашу вольность с Москвой родители приняли, отец несколько тяжело, но всё же. Именно тогда он и признал, что теперь считает меня взрослым и ответственным за свои слова и поступки. Моя жизнь протекала так же, как и до поездки, я выполнял задания в лесу, на повозке, бывало, развозил соль для лосей к кормушкам. В общем, замещал отца как мог, ну и о добыче не забывал, с неё кормилась вся деревня, тут особо жадными мы не были. Отловили несколько браконьеров, тоже неплохо.

За месяц отец с помощниками закончил дом, мы уже переехали, мелкие недоделки он заканчивал походя. Даже мебель частично закупили, а частично сами сделали. Один раз я посетил свой схрон в дупле и тщательно почистил всё оружие. На повозке я возил маму и бабушку с сестричками в райцентр. Четыре раза они уже с Таней по телефону общались, всё хорошо проходило. Сестра изучала Москву в свободное время, по сменам работала санитаркой. Закупала всё для учёбы, готовилась.

В остальном всё как и прежде. В отличие от семьи, для меня этот месяц прошёл скорее в ожидании и подготовке, я прекрасно знал, что начнётся вскоре. Школьные документы с оценками мы с Мариной на руки получили, а остальные как раз получали сейчас. Также уверен был, что отец моё решение с переездом не поддержит, он слишком много сил вложил в строительство дома. Да и несмотря на то, что родни у нас практически не осталось, это родные земли. У отца близкие только дед с бабушкой, остальные умерли, или Гражданская забрала, как родных братьев отца. У мамы была родная сестра, младшая, вышла замуж за офицера, хотя правильно говорить – краскома, и жила на Севере. Тот вроде пограничник, комендатурой командовал. Я о них знал, что они вообще есть – и на этом всё. Редкие письма были, ну и мы такие же редкие письма отправляли. Последнее при мне, как раз после возвращения, мама сестре написала, что Таня поступила учиться на медика в Москве. Она, по-моему, всем, кому могла, об этом рассказала. Когда мама приняла эту новость, то даже обрадовалась, что наша со старшей сестрой афера получилась.

Я практически всё время пропадал в лесу. Единственная моя подготовка, которую я всё же проводил, – это запасал продовольствие. Когда мы ездили в райцентр и мама с бабушкой и сестричками на почте общалась с Таней, я закупал в магазине всё, что мне было нужно. В основном продовольствие для дороги, ну и разные вещи, включая медикаменты. Всё это хранилось в тайнике неподалёку от райцентра. Будем уезжать – заберём. А так я уже всё распланировал, и думаю, у нас всё получится. Вот только отец… отец уехать не даст. Было одно решение, и, к сожалению, единственное из возможных. Отца заберут в армию, призовут – это сто процентов, это неизбежно, вот когда это произойдёт, и с другими односельчанами он отправится на призывной пункт, после проводов, всё и будет решаться. Тогда соберёмся и покинем эти места, двинув в Москву. Главное – не переждать, а то поздно будет, на оккупированной территории окажемся, а этого очень не хочется. Я даже придумал, как это проделать. Служебный транспорт отца, лошадей и повозку, скорее всего, заберут на нужды армии, значит, будем покупать. Дом наш новопостроенный передадим или продадим, да на ту же телегу с лошадью поменяем, это сейчас ценнее. Я уже прикинул, одной повозки нам мало, две будем добывать.

Это всё в планах, а так всё будем проводить по ходу дела, импровизируя при нужде. Гибкая идея получилась, по сравнению с жёстко прописанным планом.

Вот так, размышляя, я сам не заметил, как дошёл до опушки и увидел, что от деревни люд торопился по дороге в сторону леспромхоза. Радио в деревне не было, не подвели пока, а в леспромхозе имелось, видимо, передавали сообщение Молотова.

– Что случилось? – спросил я знакомую старушку, что жила через два дома от избы деда. Кстати, дед с бабушкой также переехали в наш новый дом.

– Война внучок, война, – вздохнула та и засеменила дальше, горестно качая головой.

– Угу, понятно.

Перекинув палку на другое плечо, я заторопился к нашему дому. Войдя во двор, вдохнул хвойный аромат брёвен. Отец, закончив с домом, уже доделывал хозпостройки, но сейчас инструмент раскидан, и никого во дворе, кроме бабушки. Та меня тоже не обрадовала: немцы напали сегодня рано утром. Почтальон верхом был в деревне час назад, сообщил такую беду. Я лишь мысленно выругался, похоже, информацию мою серьёзно не восприняли. Ну и ладно, теперь воспримут и будут знать, чего ожидать, хоть как-то подстрахуются.

Убрав мясо на ледник, я тоже побежал в леспромхоз. Не успел, все уже возвращались, тут же были и мои. Сказал отцу о добыче, о количестве мяса по весу. Тот молча кивнул, принимая информацию, и сообщил, что набрёл на незаконную вырубку. Вывозили стволы деревьев на тракторе. Следы те же, что и на другой вырубке, обнаруженной мной две недели назад. Вырубать деревья можно было только с разрешения отца или его начальства. Он такого разрешения не давал, начальство тоже, отец ездил в город узнавать. Нужно отлавливать бандитов. Тракторов у нас в районе не так и много, следы я запомнил, можно проехаться, посмотреть, кто это тут такой наглый. Брать нужно, когда рубить будут, с понятыми и милицией. Однако сегодняшние вести, похоже, ставили крест на планах отца. Правда, он всё равно был ответственным, даже по такому делу. Так что будем искать.

Мы все вместе дошли до дому. Работы по нему на сегодня были явно прекращены, наши помощники разошлись по своим домам, остались только двое, кому до дому далеко идти, но работать всё равно не стали. На столе в саду отец поставил литровую бутылку с самогоном, бабушка накидала закуски. Да, день не однозначный. И взрослые стали квасить, к ним ещё дед присоединился, похоже, они прекрасно представляли, что это за война будет. А вот молодёжь школьного возраста ввела меня в ступор – они бегали, кричали «Ур-ра-а-а!». Это вообще как? Война, столько смертей… Мозгов вообще нет, да и те, что старше, кто уже школу окончил, тоже были в приподнятом настроении и рвались к военкомату. Их стремления меня радовали, но не настрой.

Пока отец сидел с мужиками и дедом в саду, я собрал инструмент и во дворе прибрался.

Утром отец с больной головой запряг Ветерка и ускакал в город, к начальству, ну а я потопал в райцентр по тропинке, по которой мы бегали в школу. Директриса была на месте, немного нервная, по радио передавали обстановку на границе, но только общее, идут бои, а у неё там, на Западной границе, сын служил. Меня она выслушала внимательно и согласилась выдать подписанные табели с оценками мне с сестрой и двум младшеньким. Вопросов не задавала. У меня почти все пятёрки были, только одна четвёрка. И в прошлой жизни, и в этой черчение мне так и не давалось.

Все документы я спрятал, не стоит их пока показывать. Ещё следует маму, бабушку и деда отвезти в райцентр решить вопрос насчёт паспортов, ни у кого документов не было, но с отцом это не прокатит. Может что-то заподозрить. Хотя мама у меня умница, намёками можно попробовать воздействовать на неё, нам документы кровь из носу нужны. Оба родителя у меня беспартийные были, даже не комсомольцы. Ладно, позже решим.

Таня в Москве нервничала, но мама по телефону убедила её не ехать к нам, а спокойно дожидаться начала учебного года и учиться. К моему удивлению, отца призвали не сразу, почти две недели прошло. До такой степени тянули, что стало слышно, как громыхает вдали артиллерия. Из нашей деревни уже троим повестки пришли, и те ушли на призывной пункт, когда почтальон постучался и в нашу калитку. Ох, как мама заголосила, но быстро смолкла, когда отец на неё шикнул. Проводы мы отгрохали шикарные. Я впервые видел отца без бороды. А он, оказалось, вполне молод, всего тридцать девять лет, но усищи оставил как у Будённого. Провожали его в райцентр пешком, всех лошадей и повозку у нас забрали ещё неделю назад.

Отцу вещи в дорогу собирала мама, но, когда она отлучилась, я половину выложил, барахло, и положил своё – консервы, крупу, сухарей, хороший нож да наган с сотней патронов. Ну и фляжку с водкой. Как же без неё? Отец разберётся, я ему сверху записку с содержимым положил, чтобы перед другими не светил неучтённое оружие. Попрощавшись, он устроился в кузове одной из трёх полуторок, которые были полностью призывниками заняты, и машины уехали куда-то в тыл.

– Вот и остались мы одни. – Дед стянул кепку и вытер ею лицо.

Это точно, – кивнул я, после чего, резко развернувшись на каблуках, отрывисто стал говорить: – Вам всем троим нужно срочно получить паспорта с прописками. Сейчас идём в райотдел. Я уже всё узнал, должны выдать.

Вокруг меня стояли все, всё же отца провожали, так что слышали всё, что я сказал. Мама удивлённо посмотрела на меня и поинтересовалась:

– Что ты хочешь сказать?

– Я прямо говорю: завтра мы уезжаем в Москву. Немцы тут будут очень скоро, сами слышите отголоски артиллерии. К этому времени нас здесь уже не должно быть. Я отцу записку в мешке оставил, чтобы писал на Танин адрес, её общежития, нас в деревне уже не будет. Я не хочу, чтобы у вас или у меня стояла отметка в документах: «Находился на оккупированных территориях, неблагонадёжен». Не будет такого, я не допущу. И так времени много потеряли, так что поторопимся.

Мы отошли от всех чуть в сторону и общались вполголоса. Я старался убедить маму и дедушку с бабушкой. Если останемся, нам не жить. Побьют всех немцы. Одно упоминание того, что немцы даже детей не жалеют, решило дело в мою пользу.

Мама и так пешком с трудом одолела дорогу до райцентра, всё же на сносях, а тут совсем ослабла. Отсиделась на лавке у закрытого пивного ларька и кивнула. Раз нужно, паспорта будут. Сопроводив её и стариков до райотдела и оставив маму с бабушкой писать заявления, мы с дедом и ребятнёй пошли по одному адресу. Тут на окраине Сланцев мужик повозку продавал и двух лошадей, отличные лошади и транспортное средство. Но покупателей было мало, цену драл. Я раньше тоже походил, покрутился, посмотрел, а сейчас реально шли покупать, деньги при мне. Хозяин был дома, крепкий такой пятидесятилетний мужик. Он без удивления нас встретил и начал показывать, что продаёт. Дурачина, даже цену не поднял. Две недели, как война идёт, а цена у него та же. Дед не спрашивал, откуда у меня деньги, просто сам всё осмотрел и кивнул, годные лошади и повозка. Уплатив, я попросил написать расписку. Так что к райотделу мы подкатили все вместе на повозке. Мама с бабушкой удивлённо встретили наше появление.

Мама сообщила, что заявление приняли, но документы не дали: на днях пришёл приказ сверху: не давать. Вздохнув – похоже, мы тут в пролёте, вернёмся к этому вопросу в Москве, – посадили рядом со мной маму, а бабушку назад к деду и ребятне и покатили в деревню. Малышня очень веселилась.

Когда мы были уже на окраине райцентра, над нашей головой разгорелся настоящий воздушный бой, и я натянул поводья, наблюдая его вместе со всеми и сопереживая. Так-то самолёты не раз пролетали над нами, да почти постоянно, а тут настоящий бой! На немецкие бомбардировщики наскакивала тройка краснозвёздных истребителей, те сгруппировались и активно оборонялись. Что за истребители, я так и не понял, но не «ишачки» точно, силуэты не похожие, их ни с чем не спутаешь. И-16 над нами уже летали, так что их силуэты я запомнил, а эти новенькие, видимо, свежую часть перебросили.

– Смотри, горит! – радостно закричала Марина, показывая, как двухмоторный бомбардировщик с крестами на крыльях и с дымным хвостом пикирует к земле.

– Эй, там же наша деревня, – озадаченно пробормотал я.

Почти сразу раздался грохот, и земля дрогнула. Мы хором понадеялись, что самолёт упал далеко от деревни, и продолжали наблюдать за боем. Немцы в нём потеряли три самолёта, наши – один, лётчик выбросился с парашютом, но далеко. Когда бой сместился и деталей не было видно, мы направились к деревне по объездной дороге. Но Марина не выдержала, соскочила и побежала по тропинке напрямик. Те, что постарше, с Димкой рванули следом, ну а мы степенно двинулись. Я по ходу объяснял маме, что ей нужно официально уволиться и получить на руки подобие трудовой книжки.

В это время рядом остановилась полуторка с армейской хлебопекарни, полная милиционеров. Я тоже остановил повозку.

– Сашка, – обрадовался мне знакомый лейтенант Серёжа из райотдела. Он меня хорошо знал, так как мы с отцом недели три назад, как раз за несколько дней до начала войны, участвовали в загоне банды. Взяли почти всех, по следам нашли. – Пятеро немцев на парашютах выбросились. Без тебя мы их не найдём, тут леса сплошные.

– Понял, – кивнул я и протянул поводья деду. – Я постараюсь быстро.

– Не рискуй, – напутствовала мама.

– Мы немцев сами изловим, пусть только проводит лесными тропами, – успокоил лейтенант маму.

Я забрался в открытый кузов хлебовозки, два милиционера мне помогли, и сел на свободное место. Машина тронулась, и мы по ухабам на максимальной скорости рванули к месту ближайшего приземления парашютиста. Жаль, я без оружия, лишь нож при мне, но я и так опасен, тем более вон шесть милиционеров с карабинами и трое, если лейтенанта в кабине считать, с револьверами или пистолетами. Справимся.