Поминки по Финнегану. Книга 1. Глава 3. Скандал (ХЦЕ – Его Суд и Заключение). Авторский перевод

Глава 3. ХЦЕ – его Суд и Заключение

Грудное До1! Проклядь! Корпо ди барраджо2! ты говобрешь о видномости во фрикомане, о смешанных полов случаях среди козлов, холмистого кота и равнинной мышихи, Бигамена3 Боба и его старушки Шенфохт4! Черномахов5 паточному штукатурному произволу умалютенным быть! К тому ж выпущен был в том коричардстве6 Хумидия7 отравляющий томуд облакого пруди-пруда на самом деле. Тем не менее все кто слышали или передавали нахоядся сейчас с семейством бардов тем и Вергобретасом8 самим и толпою Каракулактикоров9 так же больше-не как быть им еще-не сейчас или они уже в ту пору никогда-либо были. Мобыть в некотором будущем мы непременно ослашум средь зуавных игроков Инкермана мима мямля мика10 и его ника11 мимя их девства, Хилтона Св. Джаста (Мр Фрэнк Смит), Иванны Св. Остелл12 (Мр. Дж.Ф.Джонс), Коулмэна13 с Лукана14 принимая четыре стороны, хор О'Дейли15 О'Дойлза16 дупель-шестеря припев в Фенне Мак Колле и Семи Эльфеях Лох Нича, Галлопце Брысаке и Урлеквине цитрач прошлого со своими весельчелами всеми, зимзим, зимзим. О челогрехах в этой Иервиггловой17 саге (которая, основательно читабельная до ы от и, является свергну донизу вся лжеутиной, антиклеветнической и непривлекаемой18 и то применимо к сему всему тому тому) о бедном Ости-Фрости19, описанном как вполне музыкальным гением в малом роде и владельцем чрезвычайно щекотонченного слуха, с тенористским голосом под стать, не единственно, но очень крупным поэтом того скуднически воищенского ордена (он начал Туонисонию20 но отработал свой проход наверх до мы-все-держимся-вместех Анимандовитов21) ни один конец не знаем22. Если они присвистали его до того как поднял он занавесы, они присвистывают ему до сих пор вслед за его занавеса кончинцем. Ей фу23. Его супруг, бедный старый А'Хара (Окаров?) удрученный вещами и исхудившийся в то время, попискивают, принял (Засснох!24) у ардри25 шиллинг26 в завершении Крымской войны и, залетав своих диких гусей27, выединствился в ряд в толпах чтобы преблупреждать дальше словно Шьюли Люни28, вступил в коня Тайрона29, Ирландску белобрысь29*, и посолдатил чуток с Вулси30 под вымышленным именем Бланко Мушкетовна Бакловича (подложным), после чего каркушня и мраморные залы Помп Корт Голубярия, дома старых конунгов31, глянули друг на друга и оставещали свою приютную навечность, ибо обнаруживается что по другую сторону воды случилось что на поле Васильева Корникса32 при неблагоприятных обстоятельствах сгинул он со своей частью, говоря, эту папскую безлистку старине передать, ссырой чавколад для натёщенного еболтуна. Буил33. Бедный старый дорогой Пол Хоран, чтоб удовлетворить свои литературные также как и криминальные устремления, по совету выкинутому ж судьбителем33* в болтливостной дурке, так говорит Дублинская разведка33**, был кинут в один из Ридлиз34 для пациентов в северных странах. Под именем Орани мог он был запасным быть в труппе способной выдерживать длинные роли по краткому уведомлению. Это точно. Корыстный Сэм, хмурной пристойный деблансер35, немытый что, преследуемый всегда своим переигрышем, разжеланный что, по слову одному от Израфеля36 Призвателя, скончался безболезненно после низверханий жизни одной хэллоу'инковой ночью, мухо́й и в состоянии естевства, продвижимый из Заднённого в Загробнее ударами с ноги каулинклоченными37 по его устрице38 и атланту по пореканию и поруганию и порочению своих последних плетью-в-кровных задир, Нордвежца и его напарницы из Волчицего класса. Хоть последняя соломка промельглянув его разголение этот сценический тугодур сказываем (западнившие хохмимили его 'Суфлебудоченком'37*) торжественно сказав – как имел кратку мысль но рухнул пока голова его словно басс39 прокинула горлышко пер внут пробки ящика (обжульного!): Мне драмы, О'Норжатцы, не подкачали! Теперь пусть стократные клечности моего эгождения как зовет их Миколас де Кьюзак39*, – обо всех из коих я в моей дальнейшести конечно ж по праву регресса отречения мне – совпаданцем их противоположностей39** переамальгамешиваются в этой лжичности неразличимостей где Бакстеры и Плоцкманы40 кончали б они уже морочерть анс41 и (но на данный момент хоть железный колчок его петушквального старта мог бы уже и приготовить нас являемся мы почти зде́сьранными испражжением в конце хвоста41*) этот перезадний брунетный канделёбр расплавил Нолана42 на части! Хан вар43. Неприязнен каким он и был к друриодраме44, своей жене Лэнгли45, пророчице же, и самым приличным придюжным невысортом нашмонника из кого-либо вставлявших свои вралки сквозь околёсицу, исчез, (в до-свиделании чего вырвал он по-Английски все листы разобналичные из Поклёпера Порочностей) с кислика этой земли, этой австральной равнины что перемо́рил он себя в, настолько полностью бесслюдно (мать книги45* пылемёлкой табуларазя его стирание свершенное над ее оберткой) что до пощекотать спекулятивное чтоб едва ль не высказать мнение (раз уж Леви46 кто мог бы быть и Лэнгли мог действительно б быть каким-нибудь воскрешенцем к паганизму или добровольческим Вусденом47) что шатун сей (кто обладал большим количеством юморескного) перетулил48 свой комиковый латитат49 к оного бескрайсветнейшему сокровре́менному. Бхи ши50. Опять же, если Отец Сан Брауни, чай и тостер этому самому затейливейшему из байкопрясцев есть Падре Дон Бруно, веренный утешитель королевы Иар-Спании51, был преподобным сим, директором товарищества, тем удобовесёлым вицедёром, беззастенчивым кармелитом, к чьей трепещущей кафедре (кто из нас кроме помнит сего припаду́чного и благорогого Братомистра Ноланчика и Бройни.) грешащего общества сирены (смотри [Римско Католическую] прессвсюдку) по счастью стали с таким энтузиазмом преданными и был возражительным мудаком который очень периодически кокардил лотерейный билет у себя на шляпе что носил всю на один бекрень словно руковешалку сковородки (если б Ее Элеганчество его увидело она запищала б кипятком!) и был полугласно осужден в злоупотреблениях своим горяче-мытым столовым ножом (глянцуя над кочурой в своем кармане) этот же самый сноб с навозза, полностью на парочку летопенок возмужалей, встреченный Генералом52 в то красное утро календаря или майдневным юпитергом и были они? Fuitfuit53.

Когда Фишлянин1 Фил хочет закидывает свою губу 'эть псецело чтоб откусить судьбы и кто бы ни ушел в миксовый Отель2 у соленой моречной воды 'нет там без мала ничего что можем мы тут поделать ибо не выйдеть ему никогда снова море. Это является темне́мее автодидактным фактом из общепри́знятейших что форма среднего человеческого смурно́физа, в то время как сожелтение3 хмурным-хмурно уж как поблекло, часто изменяла свое эго4 с гроходом литней (Не оригинально!). Откуда является это слякользким вопросом, с учетом сырой и низкой видимости (раз уж в этой скерцзараде чьих-то тысячи одной ночностей этот меч несомненности который б идентиформировал что тело никогда не падвёт) чтоб идендифинировать индивидного в паричёске, прямокроях, стандартном кулоне, досъемной сожаления подбышке, мешковатых штанах и шарклях (он часто намекаем как Патрикей5, перенёк в переулке) с уже зарождением (похоть!) в направлении области лысоты (ты постоянно первосекаешься со всевозлишним сортом других во всевозможных возрастах!) кто бывал спрошен вольными пансионными прогульщиками в промокших до нитки пальто повсестенно, Уилом, Конном и Отто, чтоб расказывать им беспространно, Хо́чу, Мо́чу и Должу, эту посцельющую сказёлку тех с трудом заслуживающих доверия приключирканий Халантерейщика, двоих Церкниксенок и троих Ебобылей в своих Медве́шкурных козлеждах6! Деви́чки и малички, но он же изменился мново со времень Торкилла7! Я, да, тра, гейзери, пи́нец, шиззис, шоссафот, окодебоко, девять8! Те много бородавок, те трущёрбные мушки, полузлобые морщины (что же нашло на лицо на целобрадском Е?), и (святыня Маунта Му9 спаси нас!) обширный фунгопарк10 повыращивал чтон! Пей!

Спорт- обыщая штука. Это был Господа собственный день для смачивания (ждать отложенной регаты оконча́тельствования – это не Бойтуха – Шетлдора – Юксты – Маре1 только) и запрос всеоружного объяснения был поставлен (в любзе у Пэта) сему порти1* (уроженцу се́строва – Митхману или Меккану? – по своему брогу2, ренгоночным глазам, локильному колориту и люкальному уроймату которые говоримы бывав средне клоунтюркскими3 (хоть капелиста озво́нченные носовые плавности и то как чихивал он на Зе4 тащат нас назад к скаолам и бугаркам Силурийских5 Орудви́ков6) кто, меньшее из пилигримств совершено, заделал, пэтов и свиней7 старший остерв, юго-восточные облефы сего по-незнакомей брегоступа, регифугия персекутируемых8, с этих пор задними квартирностями) как остановился он при вечора перезвоне на пару иль около того минут (вмажь трубку дэннибой! Здесь к одному, бармон. Я ставлю десять на побед9.) на фоне Злукьявола хандрыния (Яблочко у ее цветущего окна и Шарлотка наеёспех хлебомантия его еди́нступных обожателей, всё его пиругощие в лавке) для пахудшего кулубоша во время его выходного времяпрождания за экзекутированием с Анни Оуклиевой10 смертщательностью (зоверше́нные пары раздражителей, от которых осталось раздражающе лишь две, те что он запал на, Лили и Туту, закупорь их!) пустышек которые не задолго очень до этого содержали Рейдов фамильный (ты чидал это раньше, непросыйха, но все бутылки в таклятой истрии не смягчат твое кровожадие!11) крепыш12. Заменив капсюль своего репитера и перепомещенив свой часометр Его Преосветхости*, со все еще жизнью иль двумя в запасе для места его занимания мира в какой-нибудь момент времени13, поднялся на ноги и там, далеко от Толкахайма, в тихом Английском саду (общее место!), с той поры известном как Уиддингтон Дик14, его простое интенсивенное настоязвящее звукоположение, мои драгобриатели, мои самые драговздухатели15, когда он, такой же прихлёбатель как и пригублитель, рек об Одном и говорил о Сострадательнике, вызвав в памяти пред триадой преждевредненных страшилкателей (остро́толка: Spegulo ne helpas al mal bellulo, Mi Kredas ke vi estas prava, Via dote la vizago rispondas fraulino16) сей настоящий момент чтоб возвездеть мифические облачения Отчим Нашего и Артора нашего соде́яния.

Телевидение убивает телефейнию в братцев дрязге. Наши глаза требуют своей очереди. Пусть будут они ж виденными! И волчекостные костры озарубливают следы если б только Мэри Ни́чень1 могла начёсить свой бибби2 бакши3. Когда разводят огонь должна она пылать так что можем мы и выстоять парочку шансов потепления к тому что любой сооркабача4, там или хам5 хотел бы знать. Первая Хамфриева широтная бобровка с паггари сзади, (кутузка при бигбоссе надлежа Кунгу же Мздвону6) его галстук-самовяз, его просторный в локте сюртук, облицованные невыразумости7 коранжевого оттенка, его казенный аспидный зонт, его грубая сермяга с серебронзовыми кнопками и латная рукавица на руку что в час не для него единственно недобрый сразила сего могучего мо́гбылбного Д'Эсни́ца8, в коем нация его казалась почти уже бывать вот-вот зануждавшейся. Тогда, присваивая свой гром9, но в подобающих легоменах10 той поменьше что страны, (вероятные слова, возможно сказано, семейства в полевых условиях блистая) чуток смрачен и сдобрен улыбкой, всёбственные его мысли состояли главным образом из будь-здоровок, ловко набросал он для наших вскорьбытных вторых родителей11 (сукин зевай б!12) трогательный сценод. Утихошенье той успоказухи! Там можно и иголка упала. Бумстер13 ромбомбонтный14! Он декоражится словно ландышфт из Уайлду Пикчуреску иль какая-то пейзажимость на каком-нибудь тупсклом Аррасе15, дурацком как Молкиев немотяж, этот мимидж семьдесят-седьмого кýзина с кри́стансена16 омерзлышим для ос17 через безпровóдочную Эйру никакую не глуховоньскую ни просто жуткую ни укрепменее могучую к внушению чем в преданиях тингмаунта18. (Спижонских!19)

А вчастследствии, бойкобежно, на Ирландской визавижке1, внеýсто чего2 плечом к плечу Ииуй3 расскажет Христианцу, святулец мудрецу, хамфриаду того падения и взлета пока маргаритка подмигивает своей по-розовей что сестричке средь кочек, а копула4 меж оглоблей стебет парочку на авто. И как и твои кто могут выглядеть как на обружной стороне его большого пýяза твои одежки и шмоткни себе нос и парадигма могмогбла вововстать в эрене5. Последуем-ка мы до самого кнутца его зломстительного. Турстона! Вот смотри ж! La arboro, lo petrusu6. Ми́рымные дубы эпохи Августа, монолит6 вздымаясь моцна из луною освещенной сосновой пустоши. Во всем фортитужестком аяксовском резвоняющем твёрднажении7. Ангелюса8 час с канавщиками согбясь на свои фермерские использменты, мягкое ревение ланей (прекосульте колени!) оповещая о своем млечном приближении когда полночь бивала часы (поднирадуйтесь!), и как блестяще великий сей трибун9 вынаружил шагреневый дымажник (имитация!) из своей рясы, селюдки, и клянусь Иешуа, он раздешёвился на первосходную шикарную шерутку10, не то что ваш щегольский кошелк, с овсом наоборот, и как грешительно говорит он, плук плуку11 и лекан12 для лукана13, он-де собылся как-раз от всего чёрдца всосать этого коричневого малюшку, сын мой, и провел целых полчаса в Гаване. Сестрункул воителей, да не блудет там благодревнего разговарвара! Для чего и встретился он с Мастером, он иметь в виду, уж он-то точно, сир, жульчшим из краспубликанцев14, в Орлина Петуха Хостеле15 на Лоренцо Туйли16 улице и как пожелал он его Чести благослепешек Горта и Мории и Колобка и Паддирика17, бывашему Преосвяшумству, чопорно судилящему в своей подложечке18, – странное желание для тебя, друг мой, и это б алебардовало твоего сынсыныча внука чрезвычайно хоть твои собственные козло-зладкие процветалки19 и вздымали это высо́ко20 так же много сколько и разов, когда были они усбашены хитцой21.

Чёр чёр черта1 с двя Высокорольбилли2 и кар кар корчей3 крамовельских Ни́зверхгов! Гип, парни, шляпните его! Видьте! Олейчик4 они потерясь мы ж отыскали дрембрандцев, их часы по ныне связывают этих наследников со здесь но ойгде нет тех твоих со Вчёр? Версийгутарик5 и Старобеднушка7 Характеркус8 и его Анна ван Фогт9. М.р.д.в! Коченевшие, кончившиеся или спящие беззвучно? Полюбезнее с вашими языками! Повнимание!

Любую собачью жизнь какую ты же лаешь можешь ты все еще слышать их за этим, словно шустёрки и сеймдитятки также вечноверно как и комета Галлея10, улемцы11, собраньеврейки, стортинпарни12, думадевки, как проходят они мимо бронзового портала твоей Касаконкордии13: Хуре майор ни-ни, мини фригин?14 Хворь лейдиз харю-де деть?15 Послéдверь полево мудамы, реплика. Тыча-сотрётся-дуя шкоды16. Типуньте, курии, типуньте17. Чекай ротти кай маккара18, сахиб? Даст-пенса-мне Устед19, сенхор, он сын сукко, саблез?20 О тай бром орм, А'Котрейг, ти́грин ты голень?21 Лик-Па-флай-хай-па-Па-ли-си-ланг-ланг. Эпи ало, экю, Батист, тувавнр танц лопать боян квн22. Измене-де бомбак э смеясь-де портокальи23. О.О. Ос пи́пец моясь ус домасяду грустно пор О пикколо поккину24. Вы фея?25. Вандалла26. Кокшис, сжабад?27 Мерси, а вы? Гамак28, тхак29.

И, Гад, говорит он с крокодителя слезами: Хотелось б вам узнать ценну одного врубля? Мэггички, зашпынивайте вашу ночновеллу! Масса Тавернёр1 микрофилонит снова! И этот мешковажный пузан и есть тот самчина это закозлить. Мегггег, м'шебушной прияпцевый чувак, я призываю нашу вальсенную в свидетели, так же хворнее как и мойлиффские2 яйца являйца известным нашим добрым домовладержцам со древмён мáмонсцев быть теми которыми они коммерчески нахояйца во всемнаверхних высоких Британских ютах (традиционных!) мои пансионные и скотнительные кредиты будут незамедлительно стоять охо о́ткрытыми так же прямо как та соседская монумента фабрикация перед гигиеническим гллллом* (это было где преподобный тот саббатёр и разбутытель c фирбалкой3 вперёдянутой затронул свое триколорное канойтье, которое приподнял он за пикельхобот4 (он отдал Стетсону5 один и пенни за нее) меж тем временем как елейность насле́дственноса сгоччоларилась6 вниз по обеим подвешенностям его муцохитских7 губолков (Сенкапетуло8, более скромбурный консилиумблюдок8 никогда не кривил тут презрваным кармарнтом), сердечно заумнивая подвзросков что надоумливал он сделать в схожей манере как делали и все так чтоб мог был он быть в состоянии добавить) лыбясь9 пред ж Великой Директорской10. (Я тут не байку вам травлю.) Улыбочку!

Дом Атреокса1 пал в сáмом пыли (Иллиям, Иллиум!2 Маеромор3 Мурноматес4!) на грани гноя подобно всемутным банкам5 Феннианы6, но пакости непремёртво восстанут снова. Жизнь, он сам сказал однажды, (его биóвраг, вообще-то, убивает его прескоро, если еще не, после) это поминки/пробуждение, хохочешь живи харакиришь нет, на лже нашего питамства покоится трупожай нашего семяотче, фраза которую основатель мира по закону мог бы утвёрдо написать поперек перегрудка всех от мужчернь-иль-женщрев-рожных. Сцене сей, освеженной, перебуждённой, нельзя было никогда быть забытой, курица и крестоносец вечновзаимежобоюденённые, ибо позже на веку некто из той тщуплой банды фактощеек, (в ту пору эксчиношник (из таможных хижин) (на пенсии), (отбизженный), по шесятпятников акту7) в приодетом черном современном стиле и ткадских блестящих рыжих бурлянтонках8 (берет, срочка и мнишка, квоприквошки9 и бушлатка) репетировал ее, тыкая трубкой, с достойнственным (скопированным) поклоном двоюродному тезке покойного архиепископа Ф.Х.10 Консервата Копеенгера (горячий перец во всей своей ночи, да сжуется берёгро́тица11 над ним!) в пулженском12 вагоне нашего первого трансхибернца13 с единственным еще более печальным обстоятельством которое суть какой-то диркадуркский сердцевертел если вообще когда и доводить до брю́зжащих рюм из омраморенных глаз. Циклоптически14 чрез окон диски и с вихрящими благовеяниями круглые глаза круезжих, спина к спине, бок к брыку, на их ирлажничающей двуколкости, наблюдали с интуристной антирисованностью как одетый гнал голого, голый зеленого, зеленый мерзлого, мерзлый одетсного, когда конвой их колесил опоясывающе кругобилием же гигантига жизнедрево, нашего огнелистного счастлюбного бломстербойма15, феникса в нашей безлесности, надменного, какуминального16, румянцевого (повторение!) чьи корни быть им пепелями17 с облесками пинийсов18. Ибо также часто как Архикаденус19, отжелав в сторону свое Ирландское Поле и взалкав их аурикуляры20 на вмесгноищные конкретности прежде чем схлопотали они по шишке в Кастлбаре21 (матовом и далеком!) заговорил об этом по просьбе все, слыша в этом новом прочтении роли согласно которой, из-за Бáб-Яга в своей машине22, новый гарриксынов23 гримасничающий гримальдизм24 гипостазировал путем доказáместельсва аксиоматической ораречивости того когда-то величествечного старого элрингтонского25 вопля, то копировника описание той привилегородного студента пьесы на конциентах26, могли просто представить себя в своем груди сокровенном ядре, в качестве про тем локумов27, повремещённые червиз зевус (бездну), как когда-то были они моребрежниками, внимая насмишеньлика вече́ренному взыванию приобречённого но всегда чреворечивого Агитатора27*, (нельше не плангромь28 буруны над Тоунавахалья29 Рифом!), выцилиндрующегося, сусликами30 как у китня́31, алколо сумерок скумринга32, (не этому ли феину33 быть Святого Муедзина зовом – святые мечерти! – и эта феска34 без полей как бровь правоверного земликасателя, хочень чтоб так ибн-было – благословенны будут кости! – гази35 того, силость его реча́.) его человекоубийственный ружьеору́дователь протендился36 в сторону того перерослого свинцового карандаша которому было вскоре, монументально по меньшей мере, встать как Моливдокондилону37 даб, даб быть, даб быть его мавзолеем (О'дан стол камнёжно на мейсичек38 айе скульдуют шоу пани) пока повсюду на его изобвиняющих чертах, как трезвонил Роланд, крохотная капелька печали готова вборозлить его игрущёки, призрак смирения распостранял фантомную оболтательность, подобно тому как юноша утопший над судьбой вод своих мог злорадствидеть, сходно по происхождению и аккурат по эффектности до последнего луча солнечного света на плите гроба.

Никак не с другой старины как в харчедни ночьяла лишь наш Странник далекий, недружимый, из Земли ван Демона1, ленивый какой-то скальд2 или бредячий поец, подымет тунеяднуто свои с тормознутым разрезом снобсиковые глаза к полузнакам своего зооти́ка3 и растягнуто мешкая по фляги горлу, треснутой чашке, растоптанным брогам4, дёрном тóрфенным, дикому ракитнику, камбостлисту5, вяленой рыбе, жáдноюще узнает что там в Ангель припостоялены для него были потийн6 и чай и картош и бакки7 и вино с хлебаей служанкой словей щебеча: и неформально, квази-начнет полубаться щекотливопсу (Нонсенс! Не было там очень много ветренного Нуса8 дуя в каждый конкретный момент сквозь шляпу М-ра Миланхоля9 Тормоза!)

Но на прагме10 какая формальная причина вызвала улыбку у этого подумалки? Кто был кем кому? (О'Брином его не зовут, ни та что смуглянка не является его служанкой.) Чьи это местогдеи? Кивасти, кискер, китхар, кинтабудья11? Сказь имку про кучгáн. Дай далку груба. Быть это стране игроков в палки12 или рыбратьи городку13 или лукпорейщиков земле14 или панбпанунгоповенгрески15. Что дожи воздвижли дожди сровняли но мы слышим указки и можем измерить их диапазон ибо мелос вызывает модус и модус манеру полицейтик, планнинник, папахарь, плеб15*. Цзинь цзинь цзинь цзинь. Популяродитель тибетца16 за награду в два персика с Мингом, Чингом и Шунни залугших на дно. Мы подсядем на надежду на святрупого духа ибо десятинщик тревожжи но его ареалогово слежит не здесь. Они отвечают из своих Золнц16*; Услышь их всех четырех! Внимай террохоту их! Я, говорит Арма, иго ржу сетям17. Я, говорит Клонакилти, Боже упаси нас! Я, говорит Динсгрейндж18, и не говорю ничего. Я, говорит Барна19, а чтонсчёт того? Хии хоо!20 До того как он занемогилил он заполнил небеса: ручей, альплескный ручеек, жеманно змеивал их, прохлада ее локонов. Да мы были лишь термитами тогда, уии, уии21. Нашу муравуйму мы счуяли Холмом Аллена22, Курганом для ино Люда, Йотнурсфьяеллом23 каким-то: и было то громычание сроди свиностада что изумило нас как гроза, грян.

Таким образом фиктов, обладай-то мы ими, слишком неточно мало чтоб гарантировать нам достоверность, свидетельстводатели в прикола совании своем слишком неисправе́ряемо незаслуживающие доверия где его присужные являются по всей ни́гдемости фриковыми трёшниками но его облуднители просто минус двойки0. Как бы то ни было у Мадам Туссе раздувоски1 значительно похоживее (вход, один кудос2; выходы, бесплатно) и наша госудачественная гилярея прибивает сейчас в полностном самодебильстве, восквыгнут памятник, псочнее мёда3. Сдайте отдолжение ваших тёрночек; кобзонты, позоруйста! И многие там приостановились пред этим обнажением его старым Томом Квадом, флешбэком в котором он присажен пресыщен, разомантиен, в церкайфном облегчении, глядя как зелмнце сколзёт по-дóджсамски4 во внижнесть, капля слезливости во хмелю готова избороздумать морщенью его мягкую орошанкрную щёпу и тятетьки крошечной одной викторианки, Алюс5, сдавили рядом с его вялосом по-хлябаннее.

Но точняк одно суть. Скореней чем следующая зима переверхдномила страницы книги природы и пока Сеадурбар-атта-Клит6 не стал Дабленой Терцией, тень громадного иноземца, маладика7, мультвульного8, магнóперного9, выгромозглась у баррьера какой-то роты10 трибуналов в замке суда словно на воровской кухне11, меж постельным разговором и болтолчком, на Марльборо Грин12 скво́льзно-бы Моулворт Филдз13, здесь выносили приговор в пользу судёжного способа Джедбугской юстиции14, там оправдывали свидиспутельсвом о неподсудности духовенства. Его Тинг Мод15 разделался с ним: его угорелость сделала из него жмуржика. Его бенефициаров суть легион в части что он сотворил: они поднумеровывают его года. Грандколёс Данлоп16 было имя было при нем; обвешанные, все мы являемся его бисааклями17. Когда проадзник в его доме так им был он жрецом и королюбом этому: ульва пришла, зависть увидела, ива победила. Смертри! Смертри! Они опахали его зелеными ветвями над ним когда разрывали его по ко́злочкам. Для его омертвечия и усопления и поглу́пели и аннугуляции18. Со шраей и гридой19, изглубными20 суспрами21. Так держать, салливаны22! Пассующие мужикены23! Лонгтемзский мозд уронен ниц но Граунья загробила все лувры. Ад есть-то, вы делись24, и зачувствуйте Сквернослава крикли ибо сумма твоих глумишек не потянет раздуть его до полного огурчика. О! Сделайте кружок и напойтесь вволь25! Чин, чин! Чин, чин! И конечно ж все загудели взвонтрь с максимально возжорной юбыктерностью26. Осушая ромы и боны и шерри и сидры и негусы и цитронады тоже. Крепачи. Ого, ого, Местер Бегге27, сейчас тебя запихают в блато опять. Багге. Но слабучки овздыхаивают: Эхей, фигасясь!28 Но, гля! гля! клянусь тройнными богами, смертными, заблудшими и простительными, каков статуйс у нашей квои29, кто на очёртдери быть нашим квангом30, незабвенная древотень маячит за толкучными суждениями тех, что и со всех следует причитаться, мало воскрысиных дней.