Усадьба не всегда принадлежала Трубецким. Впервые она упомянута 30 марта 1683 г. в челобитной «великим государям» боярина князя Василия Голицына, в которой он жаловался, что «у него загородного места нет», сообщал, что «есть де порозжее место за Пречистенские вороты, за Земляным городом, позади Хамовной слободы», и просил отдать сие место ему. «Порозжее» место великие государи Иван да Петр, номинально правившие тогда Московским государством, Голицыну, конечно, отдали, а от него оно перешло к дочери, принесшей его как приданое в род Трубецких. Эту немалую усадьбу еще более увеличил в 1760-х гг. князь Д.Ю. Трубецкой, и, таким образом, общая площадь ее достигла почти 9 гектаров. При Трубецких в усадьбе по ее западной границе стоял деревянный одноэтажный дом, позади него, в глубине хозяйственного двора, большая оранжерея, а там начинался парк с двумя прудами. Один из них был огромным, сложной формы (что дало повод говорить о каких-то тайных масонских формах этого пруда), с островом внушительных размеров посередине, с беседками и прочими садовыми затеями и украшениями.
Возможно, что главный дом усадьбы Трубецких сохранился (ул. Усачева, 1); его посетил 16 сентября 1826 г. А.С. Пушкин, возвращаясь с Погодиным и семейством Трубецких после праздника на Девичьем поле по случаю коронации Николая I.
Примерно с середины XIX в. начался процесс разукрупнения больших владений – усадьба Трубецких, как и других владельцев, стала делиться на более мелкие части и интенсивно застраиваться, и к концу века Усачевка начинает терять патриархальный характер окраинной улицы: так, в начале ее часть земли, которой владели Уваровы, приобретается городом для устройства трамвайного парка, который и стал называться Уваровским. На улице появляются и промышленные предприятия: шелкокрутильная фабрика, в которой в 1915 г. размещается фабрика резиновых изделий, эвакуированная из Риги. Она превратилась в крупнейший завод «Каучук», которому теперь отнюдь не место в гуще жилой застройки.
Ближе к Хамовническому валу Усачевка формируется крупным жилым районом, построенным в 1924–1930 гг. (архитектор А.И. Мешков) в годы тяжелого жилищного кризиса, когда в Москву буквально ринулись сотни тысяч обездоленных крестьян. Эта постройка была огромным шагом вперед в возведении жилых домов – от рабочих казарм до отдельных квартир в комплексе жилых домов с обслуживающими их учреждениями.
Девичье поле
Есть в нашем городе топоним «Девичье поле», напоминающий о большом по городским масштабам пространстве, находившемся в районе современной Большой Пироговской улицы (бывшей Большой Царицынской – по двору царицы Евдокии Федоровны, стоявшему в районе современных Саввинских переулков). Оно подступало к стенам монастыря, от которого и получило свое название.
В отличие от Зачатьевского стародевичьего на Остоженке монастырь на Девичьем поле, основанный позже него, в 1524 г., стал «новым», и в одном из документов так и назывался: «великая обитель пречистой богородицы одигитрии новый девичьий монастырь».
Его главный собор посвящен написанной, по преданию, самим евангелистом Лукой Смоленской иконе Божьей Матери Одигитрии, или Путеводительницы, история которой не вполне выяснена. Известно, что икону привезли на Русскую землю в 1046 г.; римский император Константин IX Мономах, выдавая свою родственницу за черниговского князя Всеволода Ярославича, благословил ее в предстоящий путь этой иконой (отсюда и название – «путеводительница»); позднее сын Всеволода Владимир Мономах поставил ее в смоленский храм. Как она попала в Москву, в точности неизвестно, но наиболее вероятно, что икона, бывшая в Смоленске, перенесена в Москву в 1398 г. Софьей, дочерью великого князя Литовского Витовта, и оставлена в кремлевском Благовещенском соборе. В 1456 г. смоляне просили отпустить икону обратно, на что великий князь Василий Темный согласился, указав предварительно сделать с нее точную копию. Торжественные проводы иконы состоялись 28 июля, прощание с ней происходило у Саввина монастыря (ставшего потом приходской церковью Св. Саввы в Большом Саввинском переулке). Через много лет Смоленск был присоединен к Московскому княжеству, и около того места, где москвичи прощались с иконой-путеводительницей, князь Василий III основал девичий монастырь, в новопостроенный собор которого 28 июля 1528 г. перенесли список иконы.
Неоднократно монастырь служил оборонительным целям, становясь заслоном на пути завоевателей. Много претерпел он в Смутное время, когда Москва несколько раз подвергалась нападению польско-литовских интервентов. Новодевичий монастырь, превращенный в вооруженный лагерь, неоднократно переходил из рук в руки: известно, что в нем были расквартированы четыре роты из польского полка Гонсевского. Надо сказать, что и после Смутного времени, когда Новодевичий монастырь уже восстановили, в нем постоянно размещались ратные люди – стрельцы, казаки, вооруженные монастырские слуги и крестьяне. Специально для них в монастыре около угловых башен выстроили здания стрелецких караулен, имевших выходы не внутрь монастыря, а только на его крепостные стены.
Новодевичий монастырь стал одним из самых богатых и уважаемых в России, особенно после удаления в монастырь под именем монахини Александры царицы Ирины, вдовы царя Федора Иоанновича. В монастырь перед избранием на царство ушел ее брат, правитель государства Борис Годунов. Сюда, в Новодевичий монастырь, пришли толпы москвичей во главе с духовенством, призывая Годунова взойти на трон. В ночь на 22 февраля 1598 г., как эмоционально рассказывал Карамзин, «не угасали огни в Москве, все готовилось к великому действию – и на рассвете, при звуке всех колоколов, подвиглась столица… жители Московские, граждане и чернь, жены и дети устремились к Новодевичьему монастырю молить Бориса о приятии царского венца». И только после долгих уговоров, после трогательных сцен «все бесчисленное множество людей… упало на колена, с воплем неслыханным: все требовали Царя, отца, Бориса! Матери кинули на землю своих младенцев и не слушали их крика», в конце концов, Борис согласился быть царем России.
Особенно благоволила к монастырю царевна Софья, которая, думается, никак не предполагала, что ей придется окончить свои дни здесь в заточении.
После разгрома стрелецкого восстания Петр I приказал заключить Софью в монастырь, где ей отвели караульню около северо-западной Напрудной башни. После поражения Стрелецкого бунта и последующего розыска несколько стрельцов были повешены перед караульней, да «так близко к самым окнам Софьиной спальни, что Софья легко могла достать повешенных рукою», – свидетельствует очевидец.
Кроме Ирины и Софьи, из именитых монахинь в Новодевичьем монастыре жила и там же скончалась первая жена Петра – царица Евдокия. Против воли ее постригли, заключили в Шлиссельбург, потом в суздальский Покровский монастырь, а после восшествия на престол ее внука перевели в 1727 г. в Москву, в Новодевичий, отведя отдельное здание около северных ворот. У нее здесь был целый двор с гофмейстером, штатом служителей и немалым бюджетом в 60 тысяч рублей.
Практичный Петр старался получить непосредственную пользу от тысяч монастырских насельников по всей России – так, в Новодевичьем монастыре он учредил школу для кружевниц, в которой обучали этому ремеслу специально выписанные из Бельгии монашенки. Он не остановился и перед тем, чтобы поселить в женском монастыре старых заслуженных солдат: еще в 1763 г. в Новодевичьем монастыре квартировали три майора, два капитана и четыре поручика, получавшие от монастыря жалованье.
В 1812 г. монастырь уцелел благодаря храбрости монахинь – наполеоновские войска перед уходом заложили порох и зажгли фитили, но бесстрашные монахини сумели погасить их.
Новодевичий монастырь просуществовал тихо и мирно до наступления советской власти, когда он был упразднен и обращен в музей, став филиалом Исторического.
Самое большое и самое древнее здание в монастыре – Смоленский собор. Он был заложен 13 мая 1524 г. и освящен 28 июля 1525 г. – только за один год московские строители сумели возвести его (хотя существует предположение о том, что старый собор обвалился и вместо него был построен позднее существующий). Смоленский собор напоминает кремлевский Успенский. Он был, конечно, принят за образец, но влияние новых идей коснулось монастырской постройки – она обладает более выразительными пропорциями, обусловленными высоким подклетом и галереей, пристроенной, очевидно, позже основного здания.
Интересны интерьеры собора: великолепный, двенадцатиметровой высоты иконостас 1685 г., алтарная сень 1653 г., и в особенности роспись, произведенная при Борисе Годунове около 1598 г. В соборе похоронены первая жена Петра I царица Евдокия Федоровна, царевны Евдокия, Екатерина и Софья, дочери царя Алексея Михайловича, Анна, дочь царя Ивана Грозного, первая игуменья монастыря схимонахиня Елена, члены семей Одоевских, Шереметевых, Воротынских, Салтыковых, Головиных, Хитрово и других.
Напротив Смоленского собора – трапезная с Успенской церковью, построенная в 1686–1687 гг., образцовое произведение нарышкинского стиля с нарядными наличниками, стройными колонками и оригинальными висячими пилястрами. Позади трапезной стоит уютный, как бы вросший в землю храм Св. Амвросия – по древности вторая после собора постройка в Новодевичьем монастыре. К Амвросиевской церкви примыкает трапезная, построенная, вероятно, позднее, а к ней Ирининские палаты, первоначально возведенные для царицы Ирины, но потом много раз перестраивавшиеся.
Самая высокая и, возможно, самая красивая постройка монастыря – колокольня, изящная, с исключительно верно найденными пропорциями (предполагается участие в ее постройке зодчего Осипа Старцева). Неудивительно, что В.И. Баженов, сравнивая ее с колокольней Ивана Великого, сказал, что «колокольня Ивана Великого достойна зрения, но колокольня Девичья монастыря более обольстит очи человека, вкус имущего». Она расположена довольно необычно – строитель выдвинул ее на самый край монастырского ансамбля, на линию проезжей дороги, так, чтобы она была издали видна при подъезде к Москве. Колокольня построена в 1690 г., и, заботясь о сохранении общего ансамбля, зодчий украсил ее декоративными деталями, похожими на использованные в других монастырских постройках. В нижнем ярусе колокольни находилась церковь преподобного Варлаама и царевича Иосифа, а наверху часы, отбивавшие не только, как обычно бывает, целые часы, их половины и четверти, а даже каждую минуту, как бы говоря о быстротечности земной жизни. Рассказывали, что эти часы были поставлены Петром I для того, чтобы напоминать заключенной Софье о крамоле ее.
Рядом с колокольней стоят бывшие больничные палаты, приземистое одноэтажное строение, в котором в 1939–1984 гг. жил знаменитый реставратор, ревнитель нашего наследия Петр Дмитриевич Барановский.
Над северными и южными воротами монастыря две церкви были «преудивительно лепотне водружены, и внутрь всяким реснотесным благообразием украшены». Они построены в конце XVII в.: Преображенская, стоящая над парадными северными воротами, и Покровская над южными, выходившими когда-то к сетуньской переправе через Москву-реку. Преображенская церковь, освященная патриархом Иоакимом 5 августа 1688 г., первая приветствовала путника, подошедшего к монастырю, вся праздничная, веселая, сияющая, щедро изукрашенная пышной каменной резьбой и великолепными раковинами в арках закомар. Внутри церкви – один из самых красивых иконостасов, в создании которого принимал участие известный резчик Карп Золотарев. Значительно скромнее Покровская церковь, построенная, возможно, несколько ранее Преображенской. В Покровской церкви над основным четвериком доминируют три непропорционально больших главы на вытянутых барабанах, поставленные в ряд с востока на запад. Также отличаются и жилые палаты, выстроенные рядом с надвратными церквами. Если палата у Покровской церкви, построенная вначале двухэтажной (третий этаж появился в XVIII в.), довольно проста и умеренна в декоре, то палата у северных ворот под стать своей соседке, Преображенской церкви, особенно второй этаж, возведенный в одно время с ней со сплошной резной лентой оконных наличников по всему этажу. Корпус у Покровской церкви был приспособлен для дочери царя Алексея Михайловича царевны Марии и назывался Мариинскими палатами, а у Преображенской – Лопухинскими, так как там в 1727–1731 гг. жила царица Евдокия Лопухина.
Монастырские стены являются сложными фортификационными сооружениями, с различными видами боев; в плане они представляют собой неправильный четырехугольник периметром 870 м, с угловыми круглыми башнями, между которыми поставлены еще восемь четырехугольных. Но они – не только утилитарное сооружение, предназначенное для оборонительных целей, но самостоятельное и незаурядное произведение искусства. На башнях обращают внимание кружевные зубчатые короны-навершия.
На территории монастыря издавна существовало кладбище, от которого сохранились лишь незначительные остатки, ибо многие могилы за время правления большевиков исчезли, и к 1950-м гг. оно представляло собой печальное зрелище полного запустения. Тогда его решили благоустроить, и сделали это по-советски: захоронения наиболее известных деятелей привели более или менее в «порядок» (заменяя надгробные памятники, а иногда и ставя их на другом месте (!)), а другие могилы сровняли с землей. На кладбище внутри монастыря похоронены, в частности, Д.В. Давыдов, М.П. Погодин, С.М. Соловьев, М.Н. Загоскин, С.П. Трубецкой, А.А. Брусилов, А.Н. Плещеев, А.А. Остроумов, Ф.И. Буслаев, Л.М. Лопатин, А.Ф. Писемский и многие другие. Интересна часовня-надгробие купцов Прохоровых почти напротив входа в монастырь, выстроенная в неорусском стиле в 1911 г.
За пределами монастырской стены еще в 1900 г. отвели землю под расширение монастырского кладбища, которое стало в советское время привилегированным. В «демократическом» советском государстве рабочих и крестьян существовали четко очерченные привилегии во всем и для всех, и даже для уже покинувших этот мир. Новодевичье кладбище стало вторым по значению после некрополя на Красной площади. На кладбище – могилы известных политических и культурных деятелей: Н.С. Хрущева, А.И. Микояна, В.Я. Брюсова, А.П. Чехова, М.А. Булгакова, С.С. Прокофьева, Д.Д. Шостаковича, К.С. Станиславского, В.И. Вернадского, С.И. Вавилова, Н.Н. Бурденко и многих других.
Во время массового поругания московских кладбищ останки некоторых известных деятелей русской культуры – в частности, С.Т. Аксакова, Н.В. Гоголя, Д.В. Веневитинова, Н.М. Языкова, А.С. Хомякова, И.И. Левитана – были перенесены сюда на новое кладбище. Сюда же перевезли из Англии в 1966 г. прах Н.П. Огарева, и в 1986 г. из Франции прах Ф.И. Шаляпина.
Здесь есть значительные произведения скульпторов С.Д. Меркурова, И.Д. Шадра, В.И. Мухиной, В.А. Домогацкого, Э.И. Неизвестного и других. Но в последние 20–30 лет там появилось множество пышных надгробий (особенно военных чинов) – чем массивнее и больше, тем, как считали, достойнее.
Перед стенами монастыря простиралось большое и пустынное Девичье поле, которое стало застраиваться только во второй половине XIX в. Оно было известно гуляньями, связанными, вероятно, с торжественными крестными ходами, происходившими в день празднования иконы Смоленской Богоматери 28 июля. Документально известно, что в 1765 г. на Девичьем поле казна построила деревянное театральное здание, в котором в продолжение нескольких лет, до московской чумы 1771 г., устраивались представления для народа. На поле в конце XVIII столетия фокусник Пинетти устраивал амфитеатр и показывал там чудесные превращения, а другой фокусник, француз Жени Латур, поражал зрителей тем, что входил в раскаленную печь и преспокойно садился там обедать.
Самое большое гулянье на поле московские власти устроили 16 сентября 1826 г. в ознаменование коронации Николая I. Здесь тогда построили ротонду для высоких гостей – императорской семьи и придворных, окруженную несколькими галереями, изящно украшенными и обитыми раскрашенным холстом. Рядом находились столы, которые, по описанию газеты «Северная пчела», «были убраны самым привлекательным образом: березки, яблоками унизанные; разноцветные корзинки с калачами, служившие вместо приборов; ветчинные окорока, жареные птицы и баранина; кондитерское хлебенное, мед, пиво; наконец, бараньи головы с золотыми рогами на блюдах, покрытых красной каймой». Около столов соорудили два больших и 16 малых фонтанов, из которых должны были бить струи красного и белого вина.
Перед праздником заранее распространялись афиши, где излагался ход праздника: по первому сигналу народ должен становиться у скамеек, по второму – садиться за столы, а по третьему – начинать трапезу. Перед началом праздника тысячи алчущих дарового угощения собрались на поле, и, как только подали сигнал к началу его, огромная толпа, пренебрегая распорядком, ринулась к столам и фонтанам и, как вспоминал современник, «в минуту не стало ни обеденных столов, ни расставленных на них припасов. Кучи позолоченных калачей и пряников рассыпались, быки и бараны как будто провалились сквозь землю, стены и скамейки разобраны по доске вместе с подставками – и на том месте, где был стол яств, виднелась только сплошная волнующаяся толпа народа. В то время, когда алчущие распоряжались таким образом с кушаньями, жаждущие хлынули толпами к бассейнам, где только что начали бить фонтаны белого и красного вина… Через четверть часа от поднятия флага, к удивлению всех незнакомых с русским характером того времени, на месте народного праздника осталось одно голое, истоптанное поле с волнующейся на нем толпою». О том, как прошел праздник, есть лаконичная запись в дневнике историка М.П. Погодина: «Скифы бросились обдирать холст, ломать галереи. Каковы!»
После финала народного «угощения» А.С. Пушкин, присутствовавший на празднике, вместе с Погодиным поехали в загородный дом Трубецких, стоявший на южной стороне поля, а император – на бал, дававшийся графиней Орловой-Чесменской в своем дворце в Нескучном.
Этот праздник был последним на Девичьем поле. Позже тут обычно проходили воинские смотры и учения для солдат, и только с 1864 г. на поле начинаются регулярные гулянья, проходившие на пасхальной неделе: строились балаганы, катальные горки, лавки, качели, карусели. Как писал житель Девичьего поля М.П. Погодин, «дешевое вино разливалось потоками, сосуды всех родов, штофы, ковшы, шкалики, рюмки красовались батареями на прилавках… Разливанное море. Сотни чайных палаток, харчевен, кофеен, ресторанов, балконы с пьяными паяцами и охриплыми комедиантами, качели с объятиями, поцелуями и песнями, коньки (это что-то вроде каруселей. – Авт.) с шарманкою, хороводы с наглыми ухватками». Гулянье проходило ежегодно до 1910 г., когда по постановлению городской думы его перевели за Пресненскую заставу к фабрике Мамонтова, а здесь к 1913 г. разбили парк, существующий и сейчас.
Девичье поле с запада и востока было ограничено большими усадьбами, принадлежавшими богатым московским аристократам – Трубецким, Юшковым, Долгоруким, Олсуфьевым, Апраксиным. Как вспоминала Янькова: «Летом обыкновенно все дворяне живали у себя по именьям, конечно, исключая тех, которые, будучи при дворе или на службе, не могли отлучиться из города, и потому у многих богатых бар были не дачи, а загородные дома в отдаленных частях Москвы, вошедших потом в состав города. Поблизости от Кремля всего более избирали места на Девичьем поле, около Хамовников, у Крымского брода».
Современные очертания весь этот район приобрел уже в конце XIX – начале XX в., после застройки поля с запада медицинскими клиниками Московского университета и с востока зданиями благотворительных и учебных учреждений между Большой и Малой Царицынскими улицами.
Самое старое здание на Девичьем поле, где до большевистского переворота находилось Усачевско-Чернявское женское училище, находится на его северной стороне (Зубовская ул., 14). Здесь в конце XVIII в. было владение некоей Матрены Прохоровны Пушечниковой, принесшей его в качестве приданого флигель-адъютанту Р.Р. Кошелеву, прикупившему к усадьбе еще несколько соседних участков. Его внук, известный славянофил и публицист А.И. Кошелев, писал: «Дед мой был богатый человек и пользовался большим почетом в Москве, где он жил на Девичьем поле в своем доме… Он беспрестанно задавал пиры, и в особенности, когда приезжали из Петербурга сильные там люди, с которыми он был в родстве или приязни. Дед мой жил так открыто и безрасчетно, что сыновьям своим, которых у него было шестеро, оставил очень много долгов». Возможно, что именно он выстроил фасадом на поле усадебный дом, обозначенный на плане 1778 г. как трехэтажные каменные палаты.
К 1808 г. справа и слева от главного дома, владелицей которого была княгиня Софья Сергеевна Мещерская, были сделаны пристройки. С октября 1814 г. усадьба принадлежала гвардии корнету С.А. Мальцеву, потом как приданое его внучки Софьи перешло к высокопоставленному чиновнику С.Д. Нечаеву, глубоко интересовавшемуся историей и выступившему инициатором сооружения памятника на Куликовом поле. В доме на Девичьем поле жил мальчиком его сын Юрий Нечаев, получивший огромное наследство от своего дяди миллионера С.И. Мальцева и ставший известным меценатом, благодаря которому был выстроен Музей изящных искусств.
Об истории получения им наследства так рассказывает внучатый племянник С.И. Мальцева А.А. Игнатьев в своих мемуарах «Пятьдесят лет в строю»: «У Сергея Ивановича детей не было. Жил он одиноко, вставал всегда в пять часов утра, шел к ранней обедне и в семь часов садился за работу. Единственным его помощником был скромный, молчаливый и необыкновенно трудолюбивый чиновник Юрий Степанович Нечаев… Каково же было удивление всех родственников, когда после смерти Мальцева выяснилось, что все многомиллионное состояние завещано Юше. Дядюшка написал в завещании, что заводское дело он считает дороже семейных отношений, а так как среди родственников Игнатьевых и Мальцевых нет никого, кто мог бы дело сохранить и вести дальше, то он оставляет свои богатства человеку простому и деловому».
В 1866 г. дом был приобретен Усачевско-Чернявским женским училищем. История его начинается в 1827 г., когда купец Чернявский пожертвовал дом и капитал для призрения бедных женщин с детьми; в 1833 г. в доме другого благотворителя, купца Усачева, открыли училище под названием «Дом рукоделия Чернявского», а в 1859 г. его перевели в дом на Маросейке и назвали «Усачевско-Чернявским».
После переезда жилища на Девичье поле старинные палаты были переделаны; справа от главного дома построили церковь во имя св. Александра Невского, освященную в 1869 г. В главном здании находились классы и актовый зал училища, ставшего с 1877 г. гимназией, а во флигеле помещались лазарет для учащихся и Сергиевское начальное училище. В 1930-х гг. все здание было надстроено тремя этажами.
Рядом с самым старым сооружением на этой стороне Девичьего поля стоит самое молодое, да и самое большое здание, где находится Военная академия имени М.В. Фрунзе, тяжелое, массивное, обработанное однообразными кессонами вокруг рядов окон, оно было призвано утвердить представление о пугающей мощи Советской армии. Рядом с основным зданием на нарочно сооруженном пьедестале был водружен огромный макет танка, который теперь куда-то подевался, а вот надпись на пьедестале осталась: «Ни одной пяди чужой земли не хотим, но и ни одного вершка своей земли не отдадим никому». Под ней была и подпись автора сего не очень грамотного высказывания – «И. Сталин», но ее стерли уже после того, как благодаря его прозорливости и гениальному руководству отдали врагу чуть ли не половину своей страны и погубили десятки миллионов сограждан… На здании имеется и табличка с фамилиями авторов и времени постройки – это были Л.В. Руднев и В.О. Мунц, 1932–1937 гг.
Напротив Военной академии – сквер, где стоит грузный памятник Л.Н. Толстому, на месте которого находилась невысокая статуя, сделанная скульптором С.Д. Меркуровым в 1913 г. Сначала предполагалось поставить ее на Миусской площади, но соседство памятника писателю, отлученному от церкви, и собора Св. Александра Невского, строившегося там, не показалось властям наилучшим. Статуя осталась в мастерской скульптора, и только в 1927 г. ее водрузили в сквере Девичьего поля, но там она простояла сравнительно недолго: по мнению руководителей советской культуры, памятник не «отражал» подлинного Толстого, и меркуровскую статую убрали во двор Литературного музея Толстого на Пречистенке, а здесь поставили новую – Толстой кажется задавленным необоримым грузом собственной значимости (1972 г., скульптор А.М. Портянко). На другом конце сквера, у пересечения с Клинической улицей (с 1965 г. ул. Еланского), стоит еще один памятник – врачу Н.Ф. Филатову (1960 г., скульптор В.Е. Цигаль).
В конце XIX в. на Большой Царицынской (после 1924 г. Большой Пироговской) улице развернулось невиданное еще в Москве, да и в России строительство: возводился целый медицинский город.
Начало было положено пожертвованиями Е.В. Пасхаловой на строительство акушерской и В.А. Морозовой на строительство психиатрической клиник. Город пожертвовал на Девичьем поле большой земельный участок, на котором университет построил несколько зданий для обучения студентов-медиков и лечения больных. «Скажем же искреннее задушевное спасибо от нашей корпорации, – отмечал профессор Ф.Ф. Эрисман, – и тем частным жертвователям, которые приняли на себя практический почин в этом деле, и городу Москве, который столь великодушно поддержал начинание Университета, и правительству, которое щедрой рукой отпустило средства для постройки и содержания нашего клинического городка».
После тщательной подготовки, ознакомления с практикой больничного строительства в Европе началось строительство по проекту архитектора К.М. Быковского: первой в начале января 1887 г. была открыта психиатрическая клиника, выстроенная по инициативе профессора А.Я. Кожевникова. Через два года вступила в строй акушерская и гинекологическая клиника на средства Т.С. Морозова и Е.В. Пасхаловой, а в октябре 1890 г. закончены сразу несколько зданий, выстроенных на средства города, – терапевтическая клиника доктора Г.А. Захарьина, хирургическая Н.В. Склифосовского, клиники нервных болезней, детская Н.Ф. Филатова, институты общей патологической анатомии во главе с профессором И.Ф. Клейном, общей патологии, фармакологии, гигиены. К концу 1892 г. – клиника госпитальной терапии А.А. Остроумова, госпитальной хирургии, пропедевтики внутренних болезней и клиника глазных болезней. Последними были открыты в 1895 г. общая клиническая лаборатория и клиника болезней уха, горла, носа. На западной окраине Девичьего поля появились десятки новых зданий, в которых использовались последние достижения медицинской науки и практики – это было крупнейшее медицинское учреждение России и одно из крупнейших и лучших в мире. Государство предоставило на возведение клинического городка около двух миллионов рублей, а частные жертвователи принесли на алтарь отечественной медицины более трех миллионов!
Если идти от Клинической (Еланской) улицы в сторону Новодевичьего монастыря, то первым с правой стороны будет стоять здание гинекологической и акушерской клиник (значительно перестроенное в 1937–1939 гг. в духе сталинского псевдоклассицизма), перед которым находится памятник знаменитому акушеру В.Ф. Снегиреву, открытый в 1973 г. (скульпторы С.Т. Коненков и А.Д. Казачок).
Далее по улице – однотипные строения, в которых помещались факультетские (на первом этаже) и госпитальные (на втором этаже) клиники университета; позади них находились пропедевтическая и глазная клиники, институт гигиены, общей патологии и фармакологии, а также хозяйственные постройки. Между клиниками с отступом от улицы стоит здание, украшенное дорическим портиком, – оно было построено на средства В.А. Алексеевой для общей амбулатории по инициативе профессора В.Д. Шервинского и по проекту архитектора И.П. Залесского. Там теперь находятся ректорат и интересный музей академии.
Расположение зданий в медицинском городке на Большой Пироговской как бы символизирует человеческую жизнь от рождения до смерти: если в начале городка находится акушерская клиника, где происходило физическое рождение, и церковь, знаменующая духовное рождение, а в середине различные лечебные учреждения, то в конце – патологоанатомический корпус и часовня для отпевания ушедших в мир иной. В начале медицинского городка – церковь Св. Михаила Архангела, построенная на средства профессора А.М. Макеева архитекторами М.И. Никифоровым и А.Ф. Мейснером в 1897 г. (она была закрыта в 1931 г. и долгое время стояла полуразрушенная, но недавно была передана верующим и восстанавливается), а в конце – часовня Св. Дмитрия Прилуцкого (около 1890 г., перестроена архитектором Б.Н. Кожевниковым и освящена как церковь в сентябре 1903 г.).
Перед фронтом построек по Большой Пироговской улице – несколько памятников. Это памятник хирургу Н.И. Пирогову, открытый 3 августа 1897 г.; внизу постамента находится следующая надпись: «Проект. и лепил В. Шервуд. Отливал Ф. Вишневский. 1897 год». На памятнике – медные доски с цитатами из речей и сочинений Пирогова. Как вспоминала сестра А.П. Чехова Мария Павловна, при следовании траурной процессии с гробом писателя по Большой Царицынской улице: «Еще одна остановка с литией была у клиники около памятника Пирогову. В этой клинике брат лежал, когда у него открылось кровохарканье в 1897 году». Недалеко от памятника Пирогову находится памятник физиологу И.М. Сеченову (1958 г., скульптор Л.Е. Кербель), имя которого носит Российская медицинская академия, занимающая теперь здания городка. Тому же автору принадлежит выразительный монумент, открытый в 1972 г. в память медиков, погибших на фронтах Великой Отечественной войны, стоящий несколько в глубине от улицы, рядом с ректоратом академии. Другой памятник – Н.А. Семашко (1982 г., скульптор Л.В. Тазьба) – находится далее по улице, а во 2-м Клиническом (с 1956 г. Абрикосовский) переулке в 1960 г. поставлен памятник профессору А.И. Абрикосову (скульптор А.Г. Постол).
За советское время на территории городка возведено много крупных зданий, и в частности, здания хирургического центра на углу Погодинской и Абрикосовского переулка («посадку» 14-этажного корпуса на старое трехэтажное здание сравнивали со сложной хирургической операцией) и нескольких клиник.
Левая сторона Большой Царицынской улицы начинается от перекрестка с короткой Зубовской, идущей от Садового кольца. У начала улицы находится мрачное, плоское здание (Зубовская ул., 5), построенное архитектором Д.М. Иофаном, в котором находится Химико-фармацевтический институт.
