Вепрь: со смертью на «ты»

– А, вон ты о чем! Да, одежду свою ты можешь смело выкидывать. А кашемира не жалко?

В ответ последовала короткая усмешка, вслед за которой он поднял с травы пиджак, вынул бумажник, обстучал на всякий случай карманы и, ничего больше в них не обнаружив, бросил тряпье в воду.

– Нет вещи – нет и проблемы, что с ней делать… Так как насчет магазинчика?

– Не нужен магазинчик, – отозвался парень. – Я везу на Алтай товар, и у меня для тебя кое-что найдется.

Он вынул из салона одну из коробок, поставил ее на капот и, достав из кармана выкидной нож, срезал скотч.

– Что у тебя там?

– У меня тут много чего. Джинсы. «Кэлвин Кляйн», «Ливайс», «Версаче». Спортивные костюмы – чистый «Адидас», никакого Китая.

Достав из коробки спортивный костюм в шуршащем пакете, парень кинул его на капот.

– Сорок восьмой размер. Как раз на тебя.

Переодевание заняло пару минут. На курточке радовало наличие капюшона, а на штанах – завязок, без которых ТТ не хотел держаться на поясе и проваливался в штанину.

Пара упражнений для проверки гибкости ноющего тела.

– И что я тебе должен за это удовольствие? Или это уже вошло в стоимость услуг?

– Вошло. Можешь считать это подарком от фирмы. Триста баксов, и мы квиты.

Он со вздохом раскрыл бумажник, достал три стодолларовые купюры и засунул их парню в карман кожаного плаща. Мимоходом выудил оттуда часы и надел их.

– Не могу без тиканья. Оно меня успокаивает… Все, можно ехать, земляк, что ты рот раскрыл?

Пока ехали, разговорились. Парня звали Геннадием, и, чтобы избавиться от лишних вопросов, он назвался точно так же и в доказательство продемонстрировал водительские права. Водитель, мельком видевший у него кучу документов, улыбнулся, покачав головой:

– Можешь не показывать. Мне абсолютно все равно, кто ты есть.

– И то верно, – отозвался он. – Главное, что я оказался кредитоспособен, правильно?

– Вот именно… А тебе в городе куда конкретно надо? Говори, не стесняйся, я довезу.

– Конкретно? Конкретно – никуда. Вези в центр, к цирку, там я и сойду.

– Ладом, братишка…

Зачем ему надо именно к цирку, он и сам не знал. Просто условно выбрал его как точку отсчета в той системе координат, которую избрал для поисков своей утраченной личности. В принципе это могло быть любое другое место в Городе – слава Богу, что его-то он помнил хорошо.

Не знал он, к примеру, собственный адрес («Но где-то же я жил, черт возьми, не под забором ночевал?»). Не помнил школу, хотя что-то крутилось в голове, какое-то неясное видение – зима, буран, теплый класс, молоденькая учительница с длинными волосами, казавшаяся ужасно взрослой и серьезной… И еще виделась ему какая-то девушка лет двадцати трех, но почему-то в пионерском галстуке, плачущая.

Стоп! Какое, к черту, детство! Ты собственного имени вспомнить не можешь, а пытаешься забраться в какие-то дебри. Начни с нуля. Покопайся в бумажнике, может, найдешь плохонькую зацепку. Позвони по всем телефонам, какие там есть, наверняка тебя кто-то знает, помнит, может быть, даже любит… Хотя сомнительно. Человека с кучей имен, в кашемировом пиджаке и стволом за поясом вряд ли будет кто-то любить.

Однако конченым человеком он себя отнюдь не чувствовал…

– Генаша, притормози вон там, перед поворотом. Я приехал.

Шмыгнув носом, Геннадий съехал на обочину.

– Ну что, братан, до свидания, что ли? Может, еще свидимся, и ты меня тоже выручишь. Я смотрю, парень ты крутой.

– О чем разговор, Генаша, конечно, выручу. Ибо сказано: «Кто не против вас, тот за вас».

И снова парень посмотрел на него с подозрением.

– Я не пойму, ты что, священник?

– Да я и сам не пойму. Может, просто Библии начитался, как ты полагаешь?

– Возможно. Но видок у тебя того… не библейский. Вся морда в шрамах.

– Это проходяще, поверь мне. А может, я занимался самоистязанием во имя Господа?

Геннадий рассмеялся, а он вышел из машины и, попрощавшись, захлопнул дверцу. Подошел к парапету, окружающему здание цирка, и, облокотившись на него, вынул из кармана бумажник.

Итак, начнем копать. Два паспорта, ментовское удостоверение и права. Везде моя морда. Явно, что гражданин я не очень законопослушный. Вооружен и очень опасен… А это что?

Он достал из кармашка бумажника сложенный вчетверо лист.

Ага, адрес: «Улица Кленов, 12-4». Адрес, естественно, не мой. Зачем записывать собственный адрес и хранить его в бумажнике? Или я и раньше страдал провалами памяти? Ха-ха-ха… Кстати, тут есть приписка: «Трохин Вениамин Андреевич». Надо будет наведаться на улицу Кленов – уж этот Трохин наверняка сможет объяснить мне, кто я такой. Но это не сразу. С места в карьер весьма опасно, учитывая мое темное прошлое.

Так, что тут у нас еще имеется? Еще какой-то клочок… «30-40-50. Рабочий Эдика».

Телефон – это уже неплохо. Можно кое-что выяснить, никому не показываясь на глаза. Это тоже возьмем на заметку, хотя торопиться не будем. Телефон – всего лишь комбинация цифр и никакой информации о его обладателе не несет.

Отложим.

А пока двинемся дальше. Выдранный из ежедневника листок. Слегка мятый, с голубой окантовкой. На нем торопливая надпись жирным грифелем: «74-35-55 – Шершень у Софьи. 207-206 – Шершень в «Хэль-Хаусе». Так-так-так…

Это название – «Хэль-Хаус» – вызвало в его памяти некое движение. Он чувствовал, что раньше название отеля было у него на устах довольно часто.

Может быть, я жил в этом отеле? Судя по всему, я вполне мог себе это позволить. А если за мной и сейчас там еще сохранился номер?

А кто такой Шершень? Кличка, разумеется, чертовски знакомая. Рассудим так: в «Хэль-Хаусе» его берлога, а таинственная Софья – его подруга, к которой он время от времени наведывается. Схема самая простенькая.

Ну что ж, Шершень так Шершень. Начнем с него.

Купив в лотке жетоны, он подошел к ближайшему автомату и, держа листок из ежедневника перед глазами, набрал номер под пометкой «Шершень в «Хэль-Хаусе».

Трубку сняли быстро. Но почему-то не сказали ни слова. Он дунул в микрофон:

– Алло, вы меня слышите?

В трубку кто-то дышал, продолжая молчать. Потом этот некто постучал чем-то, видимо, ногтем по трубке.

– Где Шершень? – спросил он резко.

Дыхание стихло на некоторое время, издалека послышался чей-то голос, а затем из трубки донеслось устало:

– Слушаю.

– Шершень? – спросил он.

– Да, Вепрь, это я. Ты что, перестал узнавать мой голос? Что-то случилось?

Нет, парнишка, ничего особенного не случилось. Кроме того, разумеется, что я улетел с дороги и потерял память. И как это ты меня назвал? Вепрь? Тоже очень знакомая кличка. Имени моего, впрочем, она не проясняет, но теперь я хоть как-то смогу себя называть.

Вепрь. Когда он переодевался у пруда, обратил внимание на татуировку у себя под сердцем – свирепое щетинистое животное, бугристое от мышц. Вепрь. Не из-за этой ли татуировки он заработал свое прозвище? Или наоборот – сделал по прозвищу татуировку?

Это не суть важно, главное – его узнали. Надо было с чего-то начинать разговор. Помолчав, спросил:

– Кто это брал трубку?

Человек на том конце провода удивился.

– Ты что, Вепрь, не похмелился? Сонька, конечно, кто же еще?

– Да? А что это она сегодня у тебя такая неприветливая?

Этот вопрос был излишним. Он это понял по тому, что Шершень на какое-то время замолчал. Даже по его дыханию понятно, что он пребывает в глубочайшем удивлении. Потом он спросил как-то чересчур уж осторожно:

– Что с тобой, Вепрь? Все в порядке?

– Не то чтобы все было очень плохо, но есть одна проблема. Мне надо встретиться с тобой.

– Где и когда?

– Давай в отеле. В ресторане, через полчаса. Устроит?

– Вполне.

– Ну и прекрасно. До встречи.

Он повесил трубку и повернулся, выискивая глазами такси. Отойдя от парапета, вышел к перекрестку и махнул рукой первой же попавшейся машине.

Значит, я – Вепрь, сказал он себе, усаживаясь на заднее сиденье «Ниссана» с помятой мордой. Звучит не очень – то же самое, что обозвать человека свиньей. Ну что же, клички даром не дают, значит, ты ее заработал.

Вскоре водитель «Ниссана» остановил машину напротив отеля, получил обещанные деньги, и через несколько минут Вепрь уже сидел в пустом ресторане в ожидании заказанного завтрака. В зале кроме него было только два посетителя – широкий бородатый господин в дорогом костюме, разговаривающий с официантом на каком-то скандинавском языке, и пожилая дама, с неприступным видом поглощавшая яичницу с беконом. Никого, кто мог бы называться Шершнем, здесь не было.

И еще он обратил внимание на одну деталь. Официант его узнал. Это был незнакомый ему высокий парень лет двадцати трех – двадцати пяти, с левой стороны его красной жилетки висела карточка с именем «Владимир». Он довольно- таки приветливо поздоровался с ним, поинтересовался о делах и, видя встречную доброжелательность, перешел на «ты» и осведомился о заказе.

– По твоему усмотрению, Володя, – ответил он, гадая, действительно ли они знакомы или здесь так принято общаться с клиентами. – И принеси мне что-нибудь выпить. Только учти – я очень, очень голоден.

– Уно моменто, – последовал ответ общительного официанта. – Испанский суп с языком поросенка, рулет из тунца и грибной салат с овощами? И шотландское, я угадал?

– Пойдет. Только поторопись, если не хочешь, чтобы я помер с голоду прямо за этим столиком.

– Уже бегу. Виски и салат я принесу сразу, а остальное придется немного подождать.

– Ладно, неси хотя бы салат. Только хлеба захвати.

– Все понял! Вы просто очень-очень голодны. Я сейчас вернусь, Сережа…

Оп! Он поднял на официанта глаза, и тот замер, хотя только что собирался бежать сломя голову.

Сережа. Сергей. Вот, значит, как тебя зовут, приятель. Сергей Алексеевич Комов, судя по визитке в твоем бумажнике. Возможно совпадение, но это несложно проверить.

– Володя, – обратился он к официанту. – Как часто я бываю в вашем ресторане?

Тот недоуменно хлопал глазами. Пожал плечами и сказал, вновь перейдя на «вы»:

– Раньше, когда вы здесь жили, мы виделись почти каждый день. А последние месяцы вы стали нас забывать.

– Да не забывать, Володя, просто дела, знаешь ли, дела… Ты, наверное, уже и фамилию мою забыл, а?

Официант смущенно улыбнулся.

– Помню еще. Сергея Комова трудно забыть… Так я пойду?

– Иди, Володенька, иди. Не дай помереть человеку.

Так, все сходится. Комов Сергей Алексеевич. Если, конечно, имя не вымышленное. Ну пока пусть будет Сергей.

Через несколько минут Володя принес ему виски и грибной салат с огурцами, зеленым перцем и еще чем-то – он не стал разбираться, а просто уничтожил его в один присест. Залпом проглотил шотландское, сделал знак, чтобы принесли еще, и расслабился.

Комов Сергей. Он попробовал на вкус собственное имя, в подлинности которого пока еще сомневался, и в задумчивости оттопырил губу. Звучит несколько непривычно.

Вепрь. Клыки, злость, щетина, пена. Земля из-под копыт.

Вепрь. «БМВ», баксы, пистолет за поясом и опять же злость И бомба в багажнике…

Бомба? Почему ты подумал о бомбе? С чего ты решил, что в багажнике у тебя была бомба? Постой, ты ведь не просто так подумал, ты знаешь, что так оно и было. Ты уверен в этом. Как на экране видишь протянутую к тебе руку с пультом дистанционного управления, в замедленном действии видишь нажатие маленькой красной кнопки и затем чувствуешь спиной нестерпимый жар, мощный удар, и понимаешь, что машина тебя больше не слушается.

Да, так оно и было, именно так. Кто-то пытался тебя убить. Пытался упорно и профессионально, и считает, что достиг своей цели. Значит, пока неизвестно, кто враг, а кто друг, и желательно тебе побыть мертвецом.

– Вот ваше виски, завтрак скоро будет готов.

Это вернулся официант Володя со второй порцией шотландского. Первая уже начинала немного шуметь в голове, напоминая о том, что выпита на голодный желудок.

Ловко поставив перед ним виски, Володя как- то очень уж по-официантски развернулся, но Вепрь окликнул его.

– Постой, Володя… Ты помнишь Шершня?

Официант вернулся к столику.

– Олега? Конечно. Он сейчас в нашем отеле живет, а в последнее время и Софья Васильевна к нему переехала.

– Да, я это знаю. Сейчас он должен спуститься в ресторан, а ты, будь добр, пригласи его к моему столику…

Олежка… А ты ведь кое-что начинаешь вспоминать, Вепрь, ты и его уже почти вспомнил. Олег Волков. Ты знаешь, что он похож на тебя, такой же сбитый, с прищуром смотрящий на все вокруг, пытающийся не только действовать, но и философски осмыслять свои действия. Всегда немного сумрачный и такой же упрямый, как и ты.

Это ясно. Одного ты не знаешь – как себя с ним вести. Что можно ему рассказывать, а что нельзя. И вообще, может, и для него лучше оставаться мертвецом?

Поздно. Поздно даже подняться из-за столика и покинуть отель, потому что Шершень уже пришел – остановился в дверях, оглядывая зал. Точно такой же, каким ты его вспомнил – сбитый, прищуренный, сумрачный и даже смотрит слегка исподлобья.

Увидел тебя. Ни улыбочки, ни малейшей мимики. Резкое движение головой назад, чтобы скинуть с глаз чуб, и танковое – напролом – направление к твоему столику.

Ну что ж, посмотрим, что ты за человек такой. Хотя что-то подсказывает, что доверять тебе можно. И даже нужно.

Встречный отклик с широкой улыбкой, насколько позволяют шрамы.

– Ба-а, Олежик! А я тут только-только покушать собрался! Не составишь мне компанию? Испанский суп с языком поросенка, рулет из тунца и… и грибной салат, но его я, видишь ли, уже съел. Оголодал, братец, я. Выпьешь?

Шершень прикусил губу, показав ровные белые зубы, и, выдвинув второй стул, сел, широко раскинув локти.

– Выпью.

– Что-нибудь сухое?

– Не говори ерунды. Зачем ты меня вызвал? И что это за наряд на тебе? Ты что – утренними пробежками занялся?

Кривить душой перед ним не имело смысла. Он видел все насквозь и знал его в сотни раз лучше, чем сам Вепрь знал себя. Поэтому оставалось только пригласить официанта Володю к столику и заказать еще одно виски.

– Только не морочь мне голову, Вепрь. Что произошло? Колись!

Сделав глоток шотландского, Вепрь посмотрел ему прямо в глаза.

– А произошло следующее, Олежа: сегодня утром меня пытались убить.

Реакция на эту новость была самой что ни на есть спокойной. Можно сказать никакой.

– Ну и что, у них получилось?

– Как видишь – я перед тобой, с распоротой мордой. Но случилась еще одна неприятность. Я крепко приложился головой и кое-что важное напрочь вылетело у меня из памяти.

– Вот как? – Шершень, казалось, не верил ему. – И что именно ты забыл?

– Проще ответить, что я помню: ничего.

Взгляд, который уперся ему чуть повыше переносицы, холодно буравил его. Но Вепрь прекрасно его понимал: дико слышать такое. Дико и нелепо, как в мыльной опере.

Однако оба они не признавали шуток подобного рода, и потому Шершень посмотрел вполне по-человечески – в глаза.

– Так вот почему ты не узнал Соньку, – проговорил он медленно.

– И почему же?

– Ты действительно не помнишь ее?

– Я ведь уже сказал: я ничего не помню.

Шершень помолчал. Потом сказал:

– Она немая. У вас с ней было несколько условных сигналов, по которым ты мог немного понимать ее по телефону: она выстукивала тебе их по трубке. А в этот раз ты не понял ее сигнала. И поэтому я заподозрил что-то неладное. Но не думал, что могло случиться такое…

Немая, подумал Вепрь и вспомнил, что когда-то знал немую девушку, ее действительно звали Соня. Рыжая. Да, очень рыжая, и это были ее настоящие волосы, а не краска. Милое, доброе создание, любящее своего Шершня.

– Да, я ее помню, – сказал Вепрь с расстановкой. – Ты был на зоне, а мы вместе с ней ездили к тебе… Я, она и… еще один парень. Смешливый такой. Он еще щекой вот так дергал. – Вепрь показал. – Было такое?

Шершень залпом выпил принесенное ему виски, закурил «Кэмэл» и кивнул.

– Это был Винт. Ты что, Винта не помнишь? Или косишь? Ну, Вепрь, напрягись же… Шурик. Шурик Ерсак.

Винт, Винт, Винт… Ерсак. Шурик. Вот же черт! Необходима хорошая встряска, вроде сегодняшней, чтобы вся информация, спрятавшаяся в подсознании, выплеснулась наружу. Но не биться же головой о стену!

– Нет, – помотал он головой. – Не помню. Извини… А где сейчас этот Шурик?

– Нигде, – последовал ответ. – Его убили. Я уже два года оттянул на зоне, когда это случилось. У него был «БМВ» – не такой, как у тебя, но он тоже выложил за него кучу денег. Они возвращались с Машенькой из-за города… Ты и Машеньку не помнишь? Хотя зачем я спрашиваю… Их догнал вишневый «Опель», и кто-то почти в упор расстрелял из «стечкина»… Ты ведь сам мне это рассказывал, как ты мог забыть!

– Почти так же… – негромко проговорил Вепрь.

Шершень не расслышал.

– Со мной было почти так же, – повторил Вепрь. – Кто-то подложил мне в багажник взрывчатку. Я помню пульт дистанционного управления, а потом взрыв… Так что никакого «БМВ» у меня уже нет, Шершень.

Принесли заказ. Вепрь молча прикончил долгожданный испанский суп с языком поросенка, от которого, впрочем, ожидал гораздо большего, допил виски и взялся за рулет из тунца. Шершень смотрел на него с неподдельным интересом, нечасто ему приходилось наблюдать у своего старого друга аппетит в столь ранний час.

Он тоже молчал, дав Вепрю возможность уничтожить второе, заказать чашечку эспрессо, и только затем заговорил:

– У тебя нет предположений, кто мог подложить тебе взрывчатку? Когда этому типу станет известно, что ты выжил, он захочет повторить попытку – оставлять на воле живого Вепря после покушения просто безумие.

Откинувшись на спинку стула, Вепрь с удовольствием отпил маленький глоточек кофе и даже зажмурился от наслаждения. Он чувствовал, как тепло и здоровье разливаются по его телу, силы прохладным ручейком вливаются в его мышцы, жаждущие действия, а боль уходит вместе с выступившим на лбу потом.

И он сделал еще одно открытие.

До аварии он курил! Ну конечно же, курил, несомненно! И вряд ли смог бы себе отказать после такого завтрака в хорошей сигарете.

Вепрь механически прохлопал себя по карманам, хотя отлично знал, что сигарет у него нет, сказал: «Тьфу!» – и показал Олегу два пальца: «Угости, браток».

– Мне самому хотелось бы знать, кто сыграл со мной такую шутку. И еще мне кажется, что второй раз этот фокус не пройдет. Но дело даже не в этом… – Вепрь придвинулся к столику. – Знаешь, Олежик, меня не оставляет в покое вопрос: куда я направлялся сегодня утром? Я селезенкой чувствую, что это была чертовски важная поездка, что от нее зависело многое. Может, ты сможешь пролить свет на этот вопрос?

Олег задумался на несколько секунд. Потом покачал головой.

– Вряд ли… Где, говоришь, ты попал в аварию?

– На Алтайском тракте, в нескольких километрах от тракторного завода. А что, это важно?

Олег пожал плечами:

– Не знаю. Ты никогда никого не посвящал в свои планы и не докладывал о своих поездках. Это единственное, что я знаю совершенно точно. И какой черт тебя потащил сегодня ни свет ни заря по Алтайскому тракту, мне неизвестно. Возможно, к концу прошедшего дня произошло нечто, что и повлекло тебя туда.

Вепрь откашлялся.

– Хм… Кому-то очень хотелось, чтобы сегодня утром я зажарился в собственной машине. И это помешало мне доделать дело, которое я хотел… Что это было за дело, Олежик? Я чувствую, что это чертовски важно!

Олег задумчиво покачал головой.

– Я верю, что это было важно. Не важных дел у тебя никогда не было. Но вообще-то вчера вечером мы с тобой собирались на кладбище.

– На кладбище? Ха! А мы не собирались захватить с собой дохлого кота?

Олег на шутку не отреагировал. А может, не читал Марка Твена и не уразумел, что это была шутка. Однако через секунду Вепрь понял, почему друг остался таким серьезным.

– Нет, – как-то очень жестко ответил Олег. – От бородавок меня Господь оградил. Мы с тобой собирались на могилку к Винту. Я ведь, с тех пор как откинулся, никогда там не был.

Вепрю стало неловко, он спросил осторожно:

– А что, мы с этим Винтом были большие друзья?

Олег не спеша закурил новую сигарету. Пустил дрожащее кольцо, махнув ладонью, развеял его.

– Когда-то мы втроем держали в руках весь Город. Нам с Винтом было по шестнадцать, ты – всего на несколько лет старше, но это не мешало нам в открытую воевать со взрослыми дяденьками, пытавшимися прибрать власть в Городе к своим рукам. Историю с Папочкой – была такая личность на городском небосклоне – до сих пор многие вспоминают как образцово-показательную. Пример того, как надо расправляться со своими конкурентами. Это были славные денечки, и очень денежные, одно только дело с алюминиевыми рудниками чего стоило. И никакой «угро», никакой КГБ не могло выйти на нас, потому что все было тщательно спланировано, и везде, где требовалось, мы действовали через подставных лиц. Никто и подумать не мог, что эти махинации – дело рук троих головастых мальчишек, полковники и генералы КГБ разыскивали огромную криминальную структуру – по их мнению, только ей были под силу такие дела.

– Звучит как сказка, – заметил Вепрь. – Но что-то мне подсказывает, что все это было на самом деле. По крайней мере, дело с алюминиевыми рудниками я помню. И еще я вспоминаю, как мы втроем уничтожили всю банду Папочки…

Он действительно все это вспомнил.

Как можно забыть то, что на протяжении стольких лет было его жизнью?

* * *

– Это кое-что, – обрадовался Олег. – Эй, Володя! – окликнул он пробегавшего официанта. – Принеси мне еще выпить, будь добр…

Он вновь повернулся к Вепрю.

– Не так уж ты и обеспамятствовал. Еще совсем немного – и ты вспомнишь все.

Вепрю и самому хотелось верить в это, но одно дело утешать потерявшего память друга и совершенно другое – испытать это самому.

– Я просто уверен в этом. Меня-то ты вспомнил. И Винта, войну с Папочкой. Тебе надо больше разговаривать и встречаться с людьми, и все пройдет само собой… Другой вопрос – стоит ли тебе торопиться? Не лучше ли выяснить сперва, что за дела сегодня были у тебя в районе тракторного и кто хотел заставить тебя полетать? Кто в Городе желает тебе смерти, Вепрь? Таких, пожалуй, немало: разную шушеру можно отбросить. Им слабо тягаться с Вепрем. Надо брать выше, тех, кто посильнее… Ты помнишь Малыша?

Малыш. Малышев. Антон…

Что-то ведь крутится… Антон Малышев.

Да, похоже, что я его помню, но чтобы ответить на все вопросы, не мешало бы встретиться.

Вепрь, достав бумажник, вынул из петелек «Паркер» и положил перед собой листок бумаги.

– Его адрес. Где я смогу его найти?

– Весенняя, 64, – сообщил Олег. – Квартира, кажется, сорок пятая, но точно не помню. Это его домашний. Есть у него подставной офис на Центральном проспекте. Компания «Компью- Сити», прямо против старой церкви, там вывеску невозможно не заметить. Официально фирма занимается сборкой, продажей и ремонтом персональных компьютеров, и они действительно этим занимаются, говорят даже, что фирма славится на городском компьютерном рынке. Какие-то авторизованные дилеры, дистрибьюторы и реселлеры западных монстров. Еще несколько дней назад Антон числился в фирме менеджером по рекламе, но после убийства Громова он стал единоличным владельцем компании. Это официально. А неофициально – сам понимаешь. Антону не до компьютеров, а тем более сейчас, когда убили Громова. Знаешь, Вепрь, в последние месяцы, говорят, в Городе сложилась нездоровая атмосфера, и хотя я вернулся совсем недавно, но и сам успел это почувствовать. Странные дела здесь нынче творятся. Я отошел от них, но из ума пока не выжил, и мне кажется, что кто-то стремится присвоить власть в городе. В последнее время очень ловко убрали почти всех главарей хоть что-то значащих группировок. Главарей и их приближенных. И еще, что интересно. Террор не коснулся только двух группировок: Миши-Зверя и Скруджа. Миша-Зверь слишком много болтает, чтобы играть по-крупному, а Скрудж как был всю жизнь в тени, так там и остается. Кто из них мог начать централизацию, я судить не берусь. И я подумал: может, Малыш знает?