Дирижабль осатанел. Русский дада и «адские» поэмы
65. Морской змей
По улице скелеты молодыеИдут в непромокаемых пальто,На них надеты башмаки кривые:То богачи; иные без порток.А пред театром, где гербы, гербы,Скелет Шекспира продаёт билеты.Подкатывают гладкие гробы,Из них валят белёсые жилеты.Скелеты лошадей бегут на скачках;На них скелетыши жокеев чуть сидят.Скелеты кораблей уходят в качку.Скелеты туч влачатся к нам назад.На черепами выложенном трекеИдут солдаты, щёлкая костьми.Костями рыб запруженные рекиОстановились, не дождясь зимы.А франты: бант, закрученный хитро,Перчатки, палки витьеватые, и вдруг:Зрю в рукаве своём белёсый крюк!Ан села шляпа на нос, как ведро.Болтаются ботинки на костяшках.В рубашку ветер шасть навеселе.Летит монокля на землю стекляшка.Я к зеркалу бросаюсь: я скелет.Стою не понимая: но снимаетПред мною шляпу восковой мертвец.И прах танцовщицы развязно обнимаетМеня за шею, как борца борец.Мы входим в мавзолей автомобиля,Где факельщик в цилиндре за рулём,И мы летим средь красной снежной пыли,Как карточная Ева с королём.Вот мюзик-холл… Неистовствуют дамы!Взлетают юбок веера в дыму.Разносят яства бесы с бородами,Где яд подлит, подсыпан ко всему.Оэ оркестр! Закажите танец!Мы водкою наполним контрабас;Но лук смычка перетянул испанец,Звук соскочил и в грудь его бабац!И вдруг из развороченной манишкиПолезли мухи, раки и коты,Ослы, чиновники в зелёных шишкахИ легионы адской мелкоты.Скелеты музыкантов на карачки,И инструменты захватив, обвив,Забили духи в океанской качке,Завыли как слоны, как сны, как львы.Скакали ноты по тарелкам в зале,Гостей хватая за усы, носы.На люстру к нам, карабкаясь, влезалиИ прыгали с неё на тех, кто сыт.Запутывались в волосах у женщин.В карманы залезали у мужчин.Стреляли сами револьверы в френчах.И сабли вылетали без причин.Мажорные клопы кусали ноги.Сороконожки гамм влетали в рот.Минорные хватали осьминогиНас за лицо, за пах и за живот.Был полон воздух муравьями звуков.От них нам было душно и темно.Нас ударяли розовые рукиКотами и окороками нот.И только те, что дети Марафона,Как я, махая в воздухе пятой,Старались выплыть из воды симфоний.Покинуть музыкальный кипяток.Но скрипки, как акулы, нас кусали.Толкались контрабасы как киты.Нас били трубы – медные щиты.Кларнеты в спину налету вонзались.Но всё ж последним мускульным броскомМы взяли финиш воздуха над морем,Где дружески холодным голоскомДохнул нам ветер, не желая спорить.И мы, за голый камень уцепясь,Смотрели сумасшедшими глазами,Как волны дикий исполняли плясПод жёлтыми пустыми небесами.И как, блестя над корчами воды,Вдруг вылетала женщина иль рыбаИ вновь валилась в длинные рядыКолец змеи, бушующей игриво.66.
Японский вечер безразлично тих.Он, как стихи Георга Иванова,Не млад, не стар. О беспредметный стих!Дымишься Ты над переулком снова.Она витает, бледная вода,Она летает, тает, обитает.Стекает, как конфета, навсегда.На бедных камнях шёлково блистает.Как смеешь ты меня не уважать!Я сух, ты говоришь. Я бел, прекрасно.Так знай: так сух платок от слёз отжат.И бел, из прачки возвратясь напрасно.Я научился говорить «Всегда»И «Никогда» и «Некогда», я вижу,Как поднимается по лестнице судьба,Кружится малость и стекает ниже.Не верю я тебе, себе, но знаю,Но вижу, как бесправны я и ты,И как река сползает ледяная,Неся с собою камни с высоты.Как бесконечно беззащитен вечер,Когда клубится в нём неяркий стих.И как пальто, надетое на плечи,Тебя покой декабрьский настиг.67.
Игра огней и лира водопадаУбережёт от тихого распадаТаинственное счастье страшный сонПоцеловал Тебя слегка в високПусть встречи минут только помнишь полночьЯ помню счастье но не помню помощь192568.
Как снобы в розовых носкахКак дева в липовых доскахДоволен я своей судьбоюНе выданной а взятой с боюНа башне флаги весело вилисьИ дети хорошо себя велиТо был четверг страстной он был весёлыйС горы к нам тёк необъяснимый знойПод тяжестью своих воспоминанийЛомался я как полосатый стул69. Страж порога
Не буффонаду и не опереткуА нечто хилое во сне во снеУвидела священная кокеткаУзрела в комфортабельной тюрьмеБыл дом силён и наглухо глубокНо на чердачном клиросе на хорахВо тьме хихикал чёрный голубокС клешнями рака и глазами вораИ только мил хозяин белобрысПродрав глаза тянулся сонно к штореДлиннейшей лапой домовая рысьЕго за шиворот хватала он не спорилИ снова сон храпел сопел вонялИ бесконечно животом раздавшисьЦарил все комнаты облапив всё занявНад теми что уснули разрыдавшисьИ долго дива перьями шуршаЗаглядывая в стёкла билась периПока вверху от счастья антрашаВыкидывал волшебный рак за дверью192570.
Шикарное безделие живётСлегка воркуя голоском подводнымА наверху торжественно плывётКорабль беспечальный благородныйНа нём труба где совершенный дымИ хлёсткие прекрасные машиныИ едут там (а мы на дне сидим)Шикарные и хитрые мужчиныОни вдыхают запах папиросОни зовут и к ним бежит матросС лирической восторженною минойА мы мечтаем вот бы снизу миной!Завистлив гномов подвоздушный сонмОни танцуют ходят колесомВоркуют пред решёткою каминаИ только к ним подходит водолазОни ему беспечно строят рожиПытаются разбить стеклянный глазДобыть его из-под слоновой кожиИ им смешно что ходит он как слонС свинцом в ногах (другое дело рыбы)У [них] крокет у них паркет салонСчастливое вращение счастливых.Париж 1925
Расписание Поплавского на день. Середина 1920-х
71.
Бездушно и страшно воздушноВозмутительно и лукавоЛетает трёхкрылая птицаВ неё наливают бензинНа синее дерево тихоВлезает один иностранецОн машет беленькой ручкойАрабы спали внизуОни танцевали как мышиОбеспеченные луноюОни оставались до балаОни отдавались внаёмИ было их слишком многоИ было их слишком малоПотому что поэтов не большеНе больше чем мух на снегу72.
Лишь я дотронулся до рогаВагонной ручки, я устал,Уже железная дорогаОткрыла дошлые уста.Мы познакомились и дажеСпросили имя поутру.Ответствовал польщённый труп:Моя душа была в багаже.Средь чемоданов и посылокНа ней наклеен номерок,И я достать её не в силахИ даже сомневаюсь: прок.Так поезд шёл, везя наш тихийОднообразный диалог,Среди разнообразных стихий:На мост, на виадук, чрез лог.И мягкие его сиденьяПокрыли наш взаимный бред,И очи низлежащей тени,И возлежащего жилет.Закончив труд безмерно долгий,Среди разгорячённой тьмыНа разные легли мы полки,Сны разные узрели мы.192573.
Качались мы, увы, но не встречались,Таинственно качание сюда.Туда мы с искренним привольем возвращались;В строй становились мирно, как года.Безмерно удивлялись: разве этоТа родина, которую? та? ту?Но уходило прочь земное лето.Валилось сердце в смертную пяту.Пенился океан цветочным мылом.Вода вздыхала, в раковине, тая:Ты исчезаешь, ты уходишь, милый,Но мы не отвечали, улетая.Кружась, не замечали, не смеялись,Не узнавали, умирая, дом.Мы никогда назад не возвращались,Хоть каждый день ко флигелю идём.И так пришли к тебе к тебе, бе! бе!Ты слышишь, козы блеют перед смертью;Как розовое милое бебе,Как чёрные таинственные черти.Париж август 92574. Á Catulle Mendés
Я примерять люблю цилиндры мертвецов,Их надевать белёсые перчатки.Так принимают сыновья отцовИ Евы зуб на яблоке сетчатки.На розовый, холёный книжный листКладу изнемогающую рукуИ слышу тихий пароходный свистКак круговую гибели поруку.Подходит ночь, как добродушный кот,Любитель неприличия и лени;Но вот за ним убийца на коленях,Как чёрный леопард, крадётся год.Коляска выезжает на рассвете,В ней шёлковые дамы “fin de siècle”.Остановите, это смерть в карете!Взгляните, кто на эти козлы сел!Растёт возок, и вот уже полнебаОбвил, как змей, нерукотворный бич,И все бросаются и торопятся бытьПод жёлтыми колёсами. Кто не был!Но что скачок, пускай ещё скачок,Смотри, с какой невыразимой леньюЗемля вращается, как голубой зрачокСентиментального убийцы на коленях.август 192575.
Пролетает машина. Не верьтеКак кружащийся в воздухе снегКак печаль неизбежной смертиНелюдим этот хладный брегПолноводные осени былиНе стеснялись сады гореватьИ что первые автомобилиШли кареты как эта кроватьТа кровать где лежим холостыеПраздно мы на любильном станкеИ патронами холостымиГреем кожу зимой на вискеВыстрел выстрел фрегат сгорячаПо орудии. Зырили давечеНо Очаков на бахче зачахЗавернули за вечер и завечерСомный сон при бегах поспешахЧует кол на коллоквиум счастияДует: Ластится ходко душаК смерти рвущей на разные части192576.
На улице стреляли и кричалиВойска обиды: армия и флот.Мы ели пили и не отвечали,Квартиры дверь была, была оплот.Плыло, плыло разъезженное полеВ угоду экипажам сильных сном.Ещё плыло, ещё, ещё, не боле,Мы шли на дно, гуляли кверху дном.Мычало врозь разгневанное стадо,Как трам трамвай иль как не помню что.Вода катилась по трубе из сада,За ней махало крыльями пальто.На сорный свет небесного песцаДругие вылезали, вяло лая.Отец хватал за выпушку отца,Мотал как будто. Вторя: не желаю.Зверинец флотский неумело к нам.Мы врозь от них, кто врос от страха в воду.Питомник басуркуний. Время нам!В хорошую, но сильную погоду.192577.
Запор запоем, палочный табак.Халтурное вращение обоев!А наверху сиреневый колпак:Я не ответственен, я сплю я болен.(Катились прочь шары, как черепаКатаются, бренчат у людоеда.Бежала мысль со скоростью клопа,Отказывалось море от обеда.)Я отравляю холодно веснуБесшумным дымом полюса и круга.Сперва дымлю, потом клюю ко сну(В сортире мы сидим друг против друга.)И долго ходят духи под столом,Где мертвецы лежат в кальсонах чистых,И на проборы льют, как сны в альбом,Два глаза (газовых рожков) – любовь артиста.Запор рычит, кочуют пуфы дыма,Вращается халтурное трюмо,И тихо блещет море невредимоСредь беспрестанной перемены мод.192578.
А.Г.
В серейший день в сереющий в засёрыйБеспомощно болтается рукаКак человек на бричке без рессоровИли солдат ушедшего полкаЛоснящиеся щёки городовНамазаны свинцовою сурьмоюИ жалкий столб не ведая годовРуками машет занявшись луноюИ было вовсе четверо надеждПять страшных тайн и две понюшки счастьяИ вот уже готов обоз невеждГлаголы на возах в мешках причастьяБеспошлинно солдатские порткиВзлетают над ледовыми холмамиИ бешено вращаются платкиЗа чёрными пустыми поездамиСклоняется к реке холёный дымБесшумно убывая как величьеИ снова город нем и невредимСтирает с книг последние различья192579.
Лицо судьбы доподлинно светлоПокрытое веснушками печалиКак розовое тонкое стеклоИль кружевное отраженье шалиТак в пруд летит ленивая лунаОна купается в холодной мыльной пенеТо несказуемо удивленаТо правдой обеспечена как пеньеБормочет совесть шевелясь во снеНо день трубит своим ослиным гласомИ зайчики вращаются в тюрьмеИспытанные очи ловеласовТак бедствует луна в моём мешкеТак голодает дева в снежной ямеКак сноб что спит на оживлённой драмеИль чёрт что внемлет на ночном горшке192580.
Шасть тысячу шагов проходит жизньНо шаг один она тысяченожкаДрема как драпать от подобных укоризнБорцову хватку разожми немножкоПусть я увижу. Знаю что и какНо вовне всё ж ан пунктик в сём слепогоБыть может в смерть с усилием как какЯ вылезаю ан возможно многоОгромная укромность снов мужейО разомкнись. Всю ль жизнь сидеть в сортиреСтук слышу рядом вилок и ножейМузыку дале жизнь кипит в квартиреЗвенит водопроводная капельНо я в сердцах спускаю счастья водуИ выхожу. Вдруг вижу ан метельОпасные над снегом хороводы192581.
Окружает призрак моря призрак сушиСиневея невещественной волной во тьме железнойНевещественный поток течёт в пустынеВ города вступает сверху внизУлица-река где рыщут рыбыМедленно несёт сутулый трупИ болтается в воде его игривыйКостяной язык меж тонких губА навстречу из воды пучистойДева-ангел в фиолетовом трикоВыплывает. Важный нежный чистыйОн скользит в глубоком сне вниз головойА над ним подводный садФосфоресцировала бледно флора днаЛунный лик над морем возвращалсяИ прилив вставал смеясь со снаИ въезжают в воздух звуки мракаМеталлический марсианский вальсГромкоговоритель на забореНечеловечески и невидимо пел82. Этика
Голубое солнце танцевало но не восходилоОно щёлкало своими рачьими клешнямиОно давало обратный ходПолный оскорбления недействиемПолный увеселительных полётовПолный скрежетом хрустальных зубовОно было в совершенной безопасности83. Воскресная прогулка солдата
Завивание воздушного шара продолжалось целый месяцНаконец золотой песок был насыпани алюминиевые граммофоны затрубили отъездПоследней взошла на палубу Melle Miecmememс полуконцертным роялем [под] мышкойЭто вызвало бурю энтузиазмаРастерявшийся солдат продолжает висеть на шёлковой верёвкеподнимаетсяАааахМоре 40 000 метров высотыСолдат висит5 600Солдат упорствуетКапитан вежливо просит его не настаивать6 000Солдат закуривает папиросу и насвистываетУдивление пассажиров ночьМолния начинает летать вокруг аэростатаКак фальшивая акулаОна впивается ему в затылокГлухой выстрел тревога дирижабльЛомается пополам как огурец
«Воскресная прогулка солдата»
84. La rose croix
Шум шагов и вод и бояТанец птицы рёв трубыСлышу[32] я через обоиСлышим[33] мы через гробыВозникает он как раннийХриплый голос тихий стукКак виденье в ресторанеЖёлтый выстрел на мостуАн слегка и вот всецелоМироздание гремитЛихо пляшет КонсуэлаОгнь меча из-под копытИ на Вас на нас навылетКлонится лазурный шагТы ли мы ли Выли Вы лиВаша ли[34] моя ль душаТихо ходит кровь по жиламГусто смерть лежит в часахДремлют лица пассажиров[35]В безобразных волосахИ опять привычным жестомЧешет смерть гребёнкой лобНе подвинувшись ни с местаНе покинувши свой гробЭто вечное вращеньеЭто млечное прощеньеГолубое отвращеньеСмейся позабудь о мщенье85.
Он на землю свалился оземь палКак этого хотел весенний вечерКак в это верил день СарданапалКак смел он как решился человечекКак смел он верить в голубой пинжакВ оранжевые нежные ботинкиИ в синий синий синий синий галстук парижанВ рубашку розовую и в штаны с картинкиЦвело небес двуполое пальтоСиреневые фалды молча млелиИ кувыркалось на траве аллеиШикарное двухместное автоИ кажется в минуту ту минулиКачнулся воздух выпивший холуйИ стало что-то видно будто в дулеВ самоубийстве или на балуИ вечер обессилел точно жалаЗмея лишилась душегуб ножаНазад сползла зима и задрожалаДуша моя и хлад прошёл пинжакКачнулся день и вылетел и вышелЯ к дому своему.86.
Bruire rire et mourirÊtre amoureux et heureuxPourrir et encourirToutes les horreurs des HébreuxJe ne veux ni peindre ni écrireJe voudrais dormir toujoursRire et se détruireBraire et traire l’amourÔ cygne ô assassineLibellule et saut des vaisseauxMélancolie des glycinesOphélies des universauxBruits. Brumes des ruinesGépides et rois RomainsHéroïnes des DruidesDroits divins des carlinsÔ chants, sons de SolangeChansonelle de l’échansonLe caleçon de son angeChange comme la lune au seauCe dire et ce brandirSe brailler et s’ébranlerSe dédire et se maudireSe rouler et s’écroulerRimes ruines [нрзб.]Horizons des OrionsVous n’êtes que stellaires urinesSons et rayons des aconsSonnerie des téléphonesOù le rire seul résonneEst la pomme de PerséphoneQui ne la donne à personne87.
Я яростно орудовал платкомБыл страшный насморк и к тому же слёзыИ яблоки катились над лоткомКак мокрые коричневые розыТак совершенно одинок холуйЧто даже не умеет жить как баринРазвязно ест воздушную халвуИ отдувается (ну впрямь сейчас из бани)(Дышали подворотни как китыЗемным эпилептическим весельемИ души мёртвых мягкие скотыЛетали в гости и на новоселье)Признайся пери! нет тебя в живых!Ты так как я притворно существуешьНе опуская голову танцуешьНе поворачивая головыШикарный день расселся в небесиНа белых белых шёлковых подушках(Ты тихо ешь шикарная пастушкаМоё лицо с кружками колбасы)88.
1Лицо в окне висит, стоит, лежит.Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Сноски
1
См.: Поплавский Б. Покушение с негодными средствами: Неизвестные стихотворения, письма к И.М. Зданевичу / Сост. и предисл. Р. Гейро; подг. текста и комм. Р. Гейро и С. Кудрявцева, общ. ред. С. Кудрявцева. М.: Гилея; Дюссельдорф: Голубой всадник, 1997. С. 104, 107.
2
Черновик нач. этого письма был обнаружен на одном из архивных листов с маш. ст-ния «Армейские стансы», см. коммент. к № 100.
3
См.: Поплавский Б. Покушение с негодными средствами. С. 115.
4
См.: Там же. С. 94–95 (не указанная в изд. датировка письма уточнена по архивному оригиналу). В интерпретации этого фрагмента я бы предпочёл ставить акцент на дихотомии «большая дорога человеков» – «неизвестность», а не на «христианстве», как это сделано в кн.: Токарев Д. «Между Индией и Гегелем»: Творчество Бориса Поплавского в компаративной перспективе. М.: Новое лит. обозрение, 2011. С. 61.
5
Ст-ние «Герберту Уэльсу» было опубл. осенью 1919 г. в г. Александровске (ныне Запорожье), занятом Вооружёнными силами Юга России, см.: Бурмистров К. Альманах «Радио» и дебют Бориса Поплавского // Новое лит. обозрение. 2019. № 1 (155). С. 411–419.
6
См.: Варшавский В. Незамеченное поколение / Предисл. О.Л. Коростелёва; сост., коммент. О.Л. Коростелёва, М.Л. Васильевой; подг. текста Т.Г. Варшавской, О.Л. Коростелёва, М.Л. Васильевой. М.: Дом рус. зарубежья им. А. Солженицына; Русский путь, 2010. С. 344.
7
См.: Токарев Д. «Между Индией и Гегелем». С. 9.
8
Трудно не процитировать, напр., такие характерные пассажи: «…модернистские влияния на молодого поэта связали его дебют с футуризмом, с людьми, глубоко чуждыми ему в идейном плане. Это противоречие чрезвычайно осложнило первые шаги Маяковского на литературном поприще […] Только после Октября он с полной ясностью, но уже ретроспективно осознал ту грань, которая отделяла его от тех, кого он называл своими “учителями”). […] Отрицательное влияние футуризма сказывалось и на форме ранних стихов Маяковского» и т. д., см.: Перцов В. Маяковский: Жизнь и творчество (1893–1917). М.: Наука, 1969. С. 127, 154, 181.
9
См.: Варшавский В. Незамеченное поколение. С. 373 (также см. примеч. к ст-нию № 21 «Реминисценция вторая»).
10
См.: Поплавский Б. Неизданное: Дневники, статьи, стихи, письма / Сост. и коммент. А. Богословского, Е. Менегальдо. М.: Христианское изд-во, 1996. С. 242.
11
См.: Поплавский Б. Небытие: Неизвестные стихотворения 1922–1935 годов / Сост., подг. текста и комм. С. Кудрявцева. М.: Гилея, 2013. С. 107.
12
См.: Зданевич И. (Ильязд). Восхищение: Роман. Изд. 5-е, испр. и доп. / Сост., подг. текстов, коммент. и примеч. С. Кудрявцева. М.: Гилея, 2022. С. 228.
13
См.: Поплавский Б. Собр. соч.: В 3 т. / Сост., вступ. ст., коммент. Е. Менегальдо; подг. текста А.Н. Богословского, Е. Менегальдо. Т. 3. М.: Книжница; Русский путь; Согласие, 2009. С. 240. Этот разговор с Ларионовым состоялся 13 апреля 1922 г., т. е., скорее всего, ещё до личного знакомства поэта со Зданевичем.
14
Н. Милькович в своём исследовании верно подмечает: «Чистую фонетическую заумь, характерную для теоретиков и поэтов русского футуризма, таких как А. Кручёных, по типу “Дыр бул щыл”, у Поплавского найти трудно», см.: Милькович Н. Три разговора о Поплавском. Белград: Филологический факультет Белградского ун-та, 2022. С. 181. Однако он относит к примерам поэтики «41°» поэму «Мрактат о гуне», которая, на мой взгляд, в ряду текстов, существующих в рус. заумной традиции, занимает совершенно самостоятельное место.
15
В этой связи стоит вспомнить и о сочинённой поэтом в 1922 г. рецензии на берлинскую выставку рус. художников-модернистов, в которой преобладает отстранённый критический взгляд человека из др. «лагеря», см.: Поплавский Б. Собр. соч. Т. 3. С. 10–18.
16
По всей видимости, о подобных коннотациях термина, сохранившихся по прошествии четверти века в эмигрантской среде, писал исследователю рус. футуризма В.Ф. Маркову парижский рус. литератор Ю.К. Терапиано: «…со словом “футуризм” связаны очень дурные ассоциации до сих пор», см.: «…B памяти эта эпоха запечатлелась навсегда»: Письма Ю.К. Терапиано к В.Ф. Маркову (1953–1966) / Публ. О.А. Коростелёва и Ж. Шерона // Минувшее: Исторический альманах. Вып. 24. СПб.: Atheneum; Феникс, 1998. С. 267.
17
Первая антология по этой теме “Dada russo: L’avanguardia fuori della Rivoluzione” под ред. М. Марцадури (Bologna: Il cavaliere azzurro, 1984) включает стихи из сб. «Ослиный хвост и Мишень» (1913), тексты А. Кручёных, И. Зданевича, И. Терентьева разных лет, а также Т. Толстой-Вечорки, С. Шаршуна, В. Парнаха, Р. Якобсона, А. Белого, Р. Рока, В. Шкловского и моск. литератора периода НЭПа Н. Шалимова. Материалы сб. «Заумный футуризм и дадаизм в русской культуре» под ред. Л. Магаротто, М. Марцадури и Д. Рицци (Bern: Peter Lang, 1991) посвящены В. Хлебникову, И. Зданевичу, Р. Якобсону, Б. Эндеру, К. Малевичу, И. Терентьеву, обэриутам, груз. авангарду и др. близким темам. Сб. «Дада по-русски» под ред. К. Ичин (Белград: Филологический факультет Белградского ун-та, 2013) целиком посвящён творчеству И. Зданевича. Наконец, недавняя антология “Russian Dada. 1914–1924” под ред. М. Тупициной (Cambridge: The MIT Press, 2018) составлена из текстов И. Зданевича, О. Розановой, И. Пуни и К. Богуславской, Н. Пунина, К. Малевича, А. Родченко, В. Степановой, группы «41°», А. Кручёных, Б. Арватова, ничевоков, В. Маяковского, Лефа, В. Шкловского, Р. Якобсона и С. Шаршуна.
18
См.: Поплавский Б. Собр. соч. Т. 3. С. 446; Т. 2. М.: Книжница; Русский путь; Согласие, 2000. С. 424.
19
Из главных вещей, которые, как мне кажется, автор подразумевал под «адскими» поэмами, в папке «Дирижабль осатанел» находится лишь «Морской змей». «Ручей, но чей?» представлен в ней не целиком, а «Мрактат о гуне», «Восьмая сфера» и «Литературный ад» отсутствуют, хотя на одной из версий последнего, хранящейся в др. папке, стоит помета «Дирижабль».
20
О множестве опечаток во «Флагах» сообщал Ю.П. Иваску сам поэт (см.: Поплавский Б. Собр. соч. Т. 3. С. 483), а спустя полвека писал Иваск (см.: Борис Поплавский в оценках и воспоминаниях современников / Сост. Л. Аллена, О. Гриз, предисл. Л. Аллена. СПб.: Logos; Дюссельдорф: Голубой всадник, 1993. С. 161–162). См. также: Поплавский Б. Собр. соч. Т. 1. М.: Книжница; Русский путь; Согласие, 2009. С. 501. И. Зданевич в отношении «Флагов» был более категоричен: «Издатели искромсали текст как могли, ввели старую орфографию, выбросили всё, что было мятежного или заумного…», см.: Поплавский Б. Покушение с негодными средствами. С. 115.
21
Как утверждал Ю.К. Терапиано, у издателя и редактора Н.Д. Татищева была рукопись «Дирижабля», подготовленная самим Поплавским, с пометкой «опубликовать через 25 лет», см.: «…B памяти эта эпоха запечатлелась навсегда». С. 372. Однако никаких её следов, кроме немногих свидетельств существования проектов «второй книги» и «осатаневшего дирижабля», в архивах не найдено. И главное, что состав изд. 1965 г. с известными нам авторскими планами не совпадает (туда вошли стихи 1920–1935 гг.), а в работе над ним Татищев использовал не только автографы, но и страницы вёрстки 1927 г.
22
Выражение М. Слонима, см.: Борис Поплавский в оценках и воспоминаниях современников. С. 170. Н. Берберова говорила о «божественной невнятице» Поплавского, см.: Там же. С. 31.
23
Множество неизвестных текстов раннего Поплавского также было опубл. в сб.: Поплавский Б.Ю. Неизданные стихи / Сост. и вступ. ст. Е. Менегальдо. М.: ТЕРРА – Книжный клуб, 2003.
24
Слова зачёркн., как и написанное рядом «какая есть».