Родина
На зачистку лучше идти с пистолетом – и пистолет у него есть: Стечкин. Вместе с фонарем. Так как он охранял шефа – он прошел курс спецподготовки ФСО и умению стрелять из пистолета может поучить любого, в своем полку. Поэтому – он и идет первым… пистолет в правой руке, фонарь в левой… методика ФБР. У нас мало мест, где ее знают и еще меньше инструкторов.
В здании – удивительно чисто, оно совсем не пострадало – если не считать следов того, что кто-то быстро сматывался. На полу – аж ковры…
Дверь справа. Табличка – он машинально прочел – посольство Королевства Саудовская Аравия.
Это ох…ть не встать. Ичкерия – не признана ни одним государством мира, а вот посольство – тут есть. Надо эту табличку снять – пригодится. Хотя… конечно же, отбрешутся – мало ли кто что на двери повесил…
– Можно… шепотом говорит сапер.
Пинок по двери – ногой назад, так чтобы самому стоять за бетоном стенки, а не перед дверью. Взрыва нет, он влетает в комнату, луч света скользит по стенам…
– Чисто!
Большая комната – и из нее вход еще в одну. Мебель, обстановка… все больших денег стоит. В стене – настежь открытый сейф, пустой…
– Ни х… себе – выражает общее мнение кто-то.
– Так, идем дальше.
Они выходят в коридор – и в этот момент в здание врезается ракета РПГ. Пыль… на них падает потолочная плитка…
– Твою мать…
До них доносится грохот автоматов…
– Занимайте позиции, осторожно только – говорит Брат – я вниз…
– Есть…
* * *Внизу – полный бешбармак… кто за чем… через битые стекла летят пули, рикошетят. Разведчики – кто за чем, ведут ответный огонь. Пылающие Уралы – освещают площадь…
Гуся он нашел у лестницы.
– Что?! – прорычал он.
– Наверху не все посмотрели… но нет там никого. Пацаны оборону занимают.
– Связь… говно… а тут, похоже, серьезная банда подошла… пойти, посмотри, что с тыла. Как бы не обошли.
– Есть…
Фонарь в левой руке, пистолет в правой. Каждый поворот, каждая дверь – может огрызнуться выстрелами, встретить снопом осколков – охнуть не успеешь.
Так… эта дверь куда? Ага, понятно, бывшая столовка… лучше заминировать. Вон, тут какая-то бумага лежит – плотно свернуть в жгут, прижать гранату, хвост жгута прищемить дверью, аккуратно выдернуть чеку. При любой попытке открыть дверь или обезвредить гранату – она взорвется…
Так… что еще. А вот… привалить для верности… только не забыть предупредить…
Так… с другой стороны коридор… тут ничего не сделаешь. Двери нет – или ставить человека на стрем, или просто надеяться, что не зайдут. Или можно… вот эту дверь открыть и сделать ловушку, подсунув гранату с выдернутой чекой – сложно, но можно, тронул дверь – бах. Сюда тоже непросто попасть – вон, решетки на окнах…
А мы еще и сюда – гранатку. Ночью – не видно ни хрена, вот, пусть только попробуют окно открыть…
Здание содрогается от попадания – то ли мина, то ли ракета. Нормально замесились… до утра бы дотянуть.
Так… а это что?
Он потом вспоминал – чем его привлекла эта дверь – в ряду других. С виду ничем… только открыв ее, он понял, что за ней еще одна, решетчатая. А за ней…ход вниз.
В преисподнюю грозненских подземелий…
Оставлять такое у себя за спиной – себе дороже…
Прислушавшись к звукам боя – он посветил по краям дверного проема, чтобы не пропустить такой же сюрприз, какие он сам только что оставил гостям – сюрпризов не было. Толкнул стволом массивную, сваренную в каком-то гараже решетку – и она неожиданно поддалась…
Надо идти.
* * *Тридцать две. Ступенек было тридцать две.
Они вели куда-то вниз, в просвечиваемую только его фонарем сырую тьму – из которой в любой момент могла полоснуть очередь. Заменив пистолет на автомат, подсвечивая фонарем, он прошел все до единой, ступил на аккуратно выложенный кирпичом пол.
Луч высветил провода, лампочку, потом еще одну – освещение, но выключателя не было. Выключив фонарь, он пошел вперед, доверяя больше своей чуйке… если в темноте кто-то есть, то они будут на равных…
И кому повезет…
Продвинувшись вперед метров на двадцать – он никого не обнаружил, решил заминировать коридор и возвращаться – но тут приклад автомата неожиданно стукнул обо что-то.
Дверь. Дверь, прямо в стене.
Он стукнул по ней – железо отозвалось звуком пустоты. Что там… известно только шайтану. И в одиночку – сюда лучше вообще не соваться…
Он еще раз стукнул по двери, скорее для очистки совести – и… сердце пропустило очередной удар, когда с той стороны – кто-то отозвался…
Борт самолета Ту-154. «Салон» авиации погранвойск ФСБ РФ. 05 января 2000 года. Где-то над центральной Россией
От ВДВ у него осталось умение спать вполглаза и просыпаться, когда это было нужно, по любому признаку опасности. На сей раз – опасность пахла одеколоном Вежеталь и была чревата увольнением «по дискредитации». Но это вряд ли.
Когда шеф сел напротив него – он уже проснулся и смотрел ему в глаза. Точнее, глаза он опустил, чувствуя вину.
– Так… теперь с тобой … – зло сказал шеф – ты вообще как там оказался, герой?
– Евгений Николаевич…
– Не Евгений Николаевич, а товарищ генерал! Что, молодость вспомнил!? Пионерские костры в ж… не отгорели? Я, б… явно приказал – без моей команды ни шагу! Было!?
– Так точно… – ответил он, смотря в полированную поверхность отделанного карельской березой столика.
– Было! – шеф бухнул кулаком по столу – так какого же, твою мать, хрена ты выкаблучиваешься? Висюльку захотел?! Так я тебе и так навешу – хочешь?!
– Товарищ генерал…
– Молчать. Я тебя паразита чему-то научить пытаюсь. Головой, б… думать. Людьми руководить! А не по развалинам рысачить!
…
– Б… Прилетим в Москву – объяснительную на стол!
– Есть.
– На ж… шерсть…
Генерал достал из внутреннего кармана пиджака фляжку – это было признаком того, что гнев заканчивается.
– Рассказывай дубина, все по очереди. И на кого ты там охотился в центре Грозного – так, что пришлось Альфу за вами посылать?
– На Абу Саеда.
Генерал отхлебнул из фляжки.
– С чего ты это взял? По нашим данным – он вообще обратно в Афганистан перебрался, работает там с Талибаном.
– Была информация. От пленного. По крайней мере, духи грамотные были, не похожи на лохов.
– Чего же тогда вы этих грамотных…
– Засада. По головному сразу Шмелем врезали, остальные забили из ПК…
– Сколько там было?
– От тридцати до сорока. Тридцать пять… тридцать семь…
Генерал хмыкнул.
– И то неплохо. Есть что в сводку вставить. Самого Абу Саеда там видел?
– Никак нет. Машины толком и досмотреть не успели, минометный обстрел начался. Две сгорели… если он там, и был – в головешку превратился.
– Ясно… – генерал задумчиво пожевал губами – ну, а как ты потеряшку нашего нашел?
Окраина Москвы. Вечер 05 января 2000 года
– Завтра в девять часов как штык. И думай, что врать будешь…
Не ожидая ответа – шеф стукнул по сидению впереди и водитель – тронул бронированную Волгу с места. А он – остался на грязной обочине улицы, засыпаемый тихо падающим снегом…
Снег ложится… летает… не тает…И поземкою кружаЗаметает, зима, заметает…Все что былоДо тебя…
Если бы все было так просто…
Чапая по грязному снегу, он выбрался на тротуар – и пошел искать остановку. По тротуару шли люди, шли торопливо, погруженные в какие-то свои заботы.
Мирные заботы…
Он не первый раз возвращался с войны – и уже научился не ненавидеть своих сограждан, которые просто живут, простой городской жизнью, в то время как там, на Кавказе, в грязном месиве войны сражаются – кость в кость, до кровавых осколков – сражаются и умирают люди. И потому – он просто шел, смотрел по сторонам… подмечая и вразнобой припаркованные машины, и выброшенную в сугроб елку, и мигающую иллюминацию на магазине, которую еще не сняли. Кстати… магазин… хорошая идея, надо бы зайти. У него еще оставались деньги из оперативного фонда… ерунда, отчитается.
* * *В магазине было тепло, сухо, он бросал в тележку, не считая – мясо, колбасу какую-то, какие-то фрукты… бросал, не видя ничего перед собой. У стеллажа со спиртным задержался… рука сама потянулась… нет, нельзя, надо быть трезвым. В таких обстоятельствах надо быть до боли, до крика трезвым, как бы не хотелось нажраться…
И он прокатил тележку дальше.
* * *– Три семьсот пятьдесят будет…
Девушка на кассе – смотрела с подозрением, да и охранник подобрался поближе… пахнет от него, конечно, не фонтан, да и одежонка. Но он молча достал пачку тысячных, отсчитал четыре купюры.
– Ваш пакет. И сдачи не надо…
* * *Старый Икарус – выплюнул его на окраине Москвы с двумя огромными пакетами. Уже окончательно стемнело, новостройки высились перед ним исполинскими, расцвеченными огнями утесами. Каждая квартира, каждый огонек – как микрокосм человеческой судьбы…
Твою мать…
Он со злостью пнул подвернувшийся под ногу ком грязного снега – и решительно пошел в сторону домов…
* * *Знакомый до боли подъезд, знакомый, исписанный лифт. Именно в таких домах на окраине Москвы – давали квартиры оставшимся без кормильца семьям героев посмертно.
Знакомая дверь. Он огляделся… ага, вон, светится глазок – подсматривает, карга старая. Хрен с тобой, подсматривай… все равно ничего не увидишь…
Обе руки были заняты тяжелыми сумками – и он как-то извернулся… позвонил в звонок … носом. Как то разом вспомнилось… Рязань… а дальше не вспоминалось – потому что она открыла дверь.
– Вот… – прервал молчание он – я… продукты принес.
Она посторонилась – и он шагнул в узкий коридор… ногой захлопнув дверь.
– Лешка…
– Леша у мамы… – сказала она, не отрывая от него взгляда. У нее были совершено шикарные глаза… медового цвета.
– Надь…
– Тебя долго не было…
– Я…
Он опустил одну сумку… затем вторую… ему зачем-то понадобились руки… чтобы сказать очередное вранье, где он был… чтобы объясниться… чтобы она поверила. Но объяснений не требовалось… их уже влекло навстречу друг другу… как разнополюсные магниты…
– Надь…
– Заткнись.
Как то само собой все получалось… вот он прижал ее к стене… рванул вниз трусики. А она только ойкнула… когда что-то упало с туалетного столика… и кажется, разбилось…
* * *– Надь…
…
– Надь, поговорить бы надо.
– Не хочу…
Они лежали на спешно разложенном … точнее, раскиданном диване. Он сам не помнил, как они туда перебрались, после столика в прихожей…
– Ничего не хочу, слышишь…
Он слышал. И от того – было не легче.
Хреново все было.
– Я не хочу, чтобы ты туда ездил – отчетливо сказала она – не хочу…
– Я адъютант генерала ФСБ. Мы или не выезжаем за периметр Ханкалы, или выезжаем, но в сопровождении целой мотострелковой роты. Там нечего бояться.
Вместо ответа – она откинула его руку и встала. Пошла в коридор… так и не одеваясь. Свет ночника – рисовал узоры на ее обнаженном теле.
Твою мать…
Он еще какое-то время полежал – а потом пошел следом…
Ее он нашел на кухне… кухонька была маленькая, интимно-тесная, обжитая. Накинув на себя только старый халатик – она заваривала чай. Он присел у стола… молча.
Чай заварился, она начала разливать его по чашкам.
– Что я для тебя? – спросила она.
– Ты знаешь.
– Нет, не знаю! – она повысила голос – ты хоть представляешь, что я чувствую, когда ты туда уезжаешь?! Ты думаешь, я верю, когда ты мне рассказываешь все эти небылицы про Полярный круг…
– Надя, я должен! Я солдат!
– Ты никакой не солдат! Ты теперь сотрудник ФСБ. Помощник генерала.
– Это то же самое.
– Нет, не то же. Сотрудники ФСБ ловят шпионов. Здесь, а не в Грозном.
Она присела напротив, заглянула ему прямо в глаза.
– Ты помнишь, как долго я тебя к себе не подпускала?
…
– Если бы ты не ушел из армии – и не подпустила бы. И не из-за денег.
…
– Лешке нужен отец. А мне – муж. Ни он не я – не вынесем еще раз…
– Надя…
– Нет, дослушай. Тебе надо принять решение. И мне тоже. Мне уже тридцатник… не девочка. Лешка тоже… он в таком возрасте, что ему нужен мужчина как пример… нужен кто-то, кто будет дома, в семье, а не так. Поэтому… ты должен принять решение. Или мы вместе… по-настоящему вместе – или… уходи.
– Надь…
– Не говори ничего. Просто – подумай об этом…
– Надь…
…
– Лешка нашелся.
– Что?!
– Лешка нашелся. Я его нашел. Он – жив…
– Что?
– Лешка жив. Его держали чеченцы в подвале. Я его нашел… в Грозном.
– Леша… жив.
– Это что-то меняет?
…
– Надь…
– Уходи.
– Надь…
– Мне надо подумать.
– Подожди…
– Я сказала – уходи! – вызверилась она.
– Ты только что мне предложила законный брак, борщ по вечерам и стиралку «Вятка – автомат» – или я ошибаюсь?
– Где он?
– В госпитале, скорее всего. В нашем…
Она молча встала, прошла в комнату. Сбросила халат, начала одеваться – свитер, джинсы. Он зашел в комнату…
– Надь…
– Пусти.
– Нет, не пущу. Я … любил тебя… всегда, еще тогда…
– Он мой муж – просто сказала она – и отец Лешки. Мы венчаны… перед Богом. И он твой друг… кстати.
– Да?! – разозлился он – а ничего так, что он отбил тебя у меня?! Ничего?! Ты хоть знаешь, что я стреляться пытался?! Дурак, был! Надо было его пристрелить, крысу, и тогда не было бы ничего!
– Я не вещь, понял?! – она ударила его в грудь и высвободилась – и я сама принимаю решения! Уходи! И сумки свои забирай с собой. Мне они не нужны!
– Ему отнеси! Больным фрукты полезны!
– Убирайся! Пошел вон!
* * *На площадке – она выбросила сумки с продуктами следом за ним и захлопнула дверь – он заметил, как на мгновение мелькнул свет в соседней двери – карга устроилась подсматривать.
– Что зыришь!? – заорал он – с…а старая! Интересно?! Интересно?!! Когда же ты сдохнешь, наконец?!
И – бросился вниз, не дожидаясь лифта…
* * *Новый день – он встретил на какой-то станции метро… открытой. Ждановской, кажется. Просто сидел с полупустой бутылкой и смотрел на падающий снег.
Рядом – притулился какой-то бомж, опасливый, драный. Он посмотрел на него… затем молча передал бутылку. Бомж принял, отхлебнул… «Финляндия»[9]… не шутка.
– Эта… спасибо.
– Не за что…
Он схватился за голову… зажал ее между ладонями, чтобы не лопнула.
– Эй, мужик… плохо тебе? Может, Скорую позвать?
– Не надо… Скорую.
* * *Бомж жил неподалеку отсюда, в старой, панельной хрущобе. По пути – они купили пару бутылок и закуси еще…
Бомжу то он все и рассказал. Все – начиная с самой Рязани. С того, как завязалась в узел эта история… в узел, который теперь сам черт не распутает…
Бомж слушал, понятливо кивая головой, потом многозначительно промычал.
– Да… история.
За его спиной – колыхался синий цветок газовой горелки… отопления в квартире уже не было…
– И вот что, теперь мне делать? – спросил он – знаешь, если бы не… ну, короче – я бы пальцем ее не тронул, понимаешь!? Но я любил ее, с. а, любил! Едва не застрелился из-за нее! Когда Леха пропал… я подумал… значит, так тому и быть, так судьбой значит намечено. А теперь – как?! Вот как, б…, как?!
– Ну… они все-таки семья… – сказал осоловевший от водки бомж.
– Да какая, б… семья?! – зло сказал он – они уже пять лет не семья! Мы – семья, понимаешь, мы! Мы уже съезжаться собирались, а тут…
– Какая-никакая, а семья – строго сказал бомж – значит, Бог так решил. И ребенку… отец нужен. А ты… если любишь ее, отойди…
Больше бомж сказать ничего не успел… он пришел в себя через несколько секунд. Бомж хрипел… в ужасе смотря на него, на занесенный для удара кулак.
Оттолкнув бомжа – он бросился вон из чужой квартиры…
Балашиха, Подмосковье. Центр подготовки войск специального назначения. 06 января 2000 года
Каким-то чудом – он не опоздал. В своем крохотном кабинетике – ему, как порученцу генерала полагался отдельный кабинет, что по здешней тесноте было роскошью – он методично привел себя в порядок. Пошел в санузел, побрился над раковиной, почистил зубы, затем сменил одежду (комплект свежей всегда был в шкафу), побрызгался одеколоном, Тройным, чтобы убрать последние признаки бурно проведенной ночи. Он заканчивал с ботинками, когда в кабинет заглянул Остряков. Видя приготовления, хмыкнул.
– Давай, к Евгению Николаевичу в кабинет. Сейчас выезжаем.
Генерал – сегодня тоже был в форме, со звездой Героя и прочими наградами. Папка… значит к докладу едем.
– Коллегия ФСБ сегодня. Вопрос о нашем потеряшке включен в повестку дня. Едешь со мной…
– Есть – мрачно говорит он.
– Да ты не колотись… Может, еще и подфартит тебе сегодня. Ты же у нас, как ни крути – герой. Товарища, из плена спас. Ты ведь его хорошо знал?
– Так точно.
Генерал набросил на плечи длинную, под пальто кожанку, напялил на голову шегольской «пирожок», прихлопнул сверху.
– Поехали…
Втянул воздух носом.
– Тройной, что ли? Что, нормальный одеколон купить не можешь?
* * *Уже в Волге, мчавшейся под спецсигналами в сторону Москвы – генерал как бы невзначай осведомился.
– С вдовой… точнее, супругой получается… Першунова – проблем не будет?
Как ледяной водой окатило – знает. И это – знает.
Впрочем, мало на свете было такого, о чем генерал не знал – он уже давно это просек.
– Нет.
– Хорошо бы. Не к месту нам сейчас… проблемы.
Он угрюмо промолчал.
Дом-2
Главное здание, Лубянская, дом-2, самое высокое здание Москвы – с него Магадан виден, не то что. Машина – проехала мимо, свернула в проулок, проехала под светофор – здесь были такие хитрые здания, со светофорами на заездах во двор. Машина остановилась, он привычно вышел первым, огляделся, сопроводил – открыл дверь, закрыл. Пристроился на три шага сзади…
Спустились вниз. В основное здание – отсюда вел подземный переход, настоящий. В нем было немноголюдно, все встречные кивали, отдавали честь – здравия желаю…
И снова – вверх, из сумрачного мрака подземелья – в красноковерный канцеляризм коридоров, в чрево кита – внутрь неутомимой, работающей по двадцать четыре часа в сутки машины…
Он был одним из тех, кто допущен, кто многое знал – и мог наблюдать ситуацию со стороны. В девяносто первом году Шамиль Басаев, тогда студент Института нефти и газа имени Губкина – пришел к Белому дому защищать неокрепшую российскую демократию… с тремя гранатами в авоське. Это было сюром – но у террориста номер один России – имелась первая российская медаль – Защитнику Белого дома, в просторечье – забелдоска.
А через пару дней такие же вот обладатели забелдосок – пришли сюда, к Дому-2, хотели сначала громить его, потом, после уговоров со стороны высших должностных лиц новой России надругались символически – сдернули краном с постамента памятник Дзержинскому, святой для любого чекиста. Пустой постамент – и до сих пор стоял в центре Москвы напоминанием тем дням.
А всего через четыре года – этих чекистов, охаянных и оплеванных – и не хватило, чтобы удержать в разных мирах, в разных вселенных Басаева и сотню его отборных головорезов – и маленький южный русский город, известный ранее как Святой Крест. Миры эти столкнулись – и ничего хорошего из этого не вышло…
Но с той поры – видимо, что-то изменилось, и жители огромной страны – вспомнили о неутомимых ткачах. И дрогнуло, пробуждаясь от сна, снова пошло, со скрипом – но пошло колесо старого, заржавевшего механизма, оно увлекло за собой другое… и третье.
И – снова размахнулся маятник, разбрызгивая первые, редкие пока капли крови…
Наблюдая процесс изнутри – он поражался неутомимости людей, работающих в этой организации, неутомимости ткачей, подновляющих старые сети и ткущих новые. В ВДВ, откуда он пришел – все было заточено на быстроту, натиск, подвиг. Здесь все было не так… здесь неутомимые ткачи ставили сеть за сетью – и ждали. Они никого не ловили… но сетей становилось все больше и больше и рано или поздно в них ты попадался… просто по закону больших чисел. А зная генерала, он был уверен в том, что рано или поздно – попадется в них и Басаев.
Ведь генерал знал все…
Перед ними – привычно отворилась дверь. Генерал бросил через плечо.
– Жди.
Сам прошел внутрь…
* * *Коллегия КГБ мало изменилась со времен Андропова… те же озабоченные лица, те же листы для записей, прошнурованные и пронумерованные… компьютеров тут по-прежнему не было. Еще два года назад – в этом кресле сидел невысокий, даже щуплый подполковник из Ленинграда. Тот самый, который осваивал сейчас совсем другие кабинеты…
– Владимир Иванович, что там дальше, по теме.
– Абу Саед, Валентин Евгеньевич. Он снова проявил себя.
– Хорошо. Служба готова?
Служба – это была СВР. Служба внешней разведки. От нее – пригласили Бориса Каплунова, полковника Бориса Каплунова, еврея-мусульманина, внука эвакуированного в Ташкент актера Большого, уроженца Ташкента, который вместе с советским еще спецназом – уходил в афганские горы, чтобы встретиться с агентами…
– Итак… Абу Саед… Я позволю себе биографическую справку, не все знают.
Директор ФСБ сделал разрешительный жест.
– Настоящее имя Абу Саеда – Салман Моеддин. Он уроженец Джелалабада, родился двадцать восьмого апреля пятьдесят седьмого года в семье бедного рыночного торговца, одиннадцатый ребенок в семье, по национальности пуштун, клана Бурак. Образование – семь классов, по убеждениям на тот момент – коммунист, член НДПА, фракция Хальк[10]. Вступил в партию еще до революции, был призван на работу в Кабул в органы госбезопасности. После свержения Хафизуллы Амина и прихода к власти фракции Парчам – возвращен обратно в Джелалабад. Партийное расследование в отношении его – не показало каких-либо нарушений законности, и он был направлен на работу в Царандой[11], в отдел по борьбе с бандитизмом.
На данной работе – проявил себя с наилучшей стороны, судя по отзывам работавших с ним советников – владел оперативной ситуацией в тех уездах, за которые отвечал, имел и расширял собственную агентурную сеть, данные, которые он предоставлял – были неизменно точны. В восемьдесят третьем – по настоянию советских специалистов был возвращен в ХАД[12], где занялся тем же самым – борьба с бандитизмом, агентурная работа и разложение банд. На этой работе так же показал себя с лучшей стороны, однако подвергался преследованиям со стороны коллег, и непосредственного начальство, которое принадлежало фракции Парчам. В числе других афганских студентов – был направлен на повышение квалификации в СССР, характеристика на него подписана лично генералом Дроздовым[13]. Окончил Высшую школу КГБ в Москве, по отзывам преподавателей – настойчивый, цепкий, самолюбивый, не отступает перед трудностями. Вернулся в Афганистан в восемьдесят шестом к началу процесса национального примирения[14]. Поступил на работу в органы ХАД. Сыграл немалую роль в провале общего наступления банд моджахедов на Джелалабад в восемьдесят девятом.
В девяностом году – в звании подполковника государственной безопасности Афганистана – примкнул к мятежу министра обороны Шах Наваза Танаи, так же халькиста. Когда мятеж провалился – именно Моеддин организован переход министра и мятежных генералов на сторону моджахедов – и сам перешел на их сторону. В Пакистане – он сменил убеждения, примкнув к исламо-фашиствующим группам в составе руководства пакистанской армии и госбезопасности, перешел под руководство генерала армии Насраллы Бабара, на тот момент министра внутренних дел Пакистана. Так же встречался с генералом Абдаллой Гулем, на тот момент уже отстраненного от руководства пакистанской межведомственной разведкой ИСИ.
Один из авторов проекта создания организации Талибан из детей моджахедов, прошедших подготовку в пакистанских лагерях. Лично знаком со многими полевыми командирами и авторитетными моджахедами – в том числе с муллой Омаром, Гульбеддином Хекматьяром, Бурхануддином Раббани, Юнусом Халесом[15]. Находясь в Пакистане – принял радикальный ислам ваххабитского толка…
По нашим данным – руководство ЦРУ США через посредничество пакистанской разведки – использует бывшие элементы ХАД и Царандоя для организации подрывной работы на территории постсоветского пространства, в частности в Чеченской Республике. Основная часть его сети по-прежнему находится в Афганистане, талибам запрещено разыскивать и мстить им под угрозой прекращения поставок. При посредничестве Моеддина – организованы лагеря подготовки боевиков на территории Чеченской Республики – а так же организован массовый прием студентов с Кавказа и из республик Средней Азии в крайне ортодоксальные учебные заведения Пакистана, такие как медресе Хаккания и учебный комплекс при Красной Мечети в Исламабаде. Кроме того, в приграничных районах Афганистана создаются лагеря террористических организаций, таких как Движение Исламского возрождения Таджикистана и Исламское движение Узбекистана. Согласно данным, полученным нами от разведки Северного Альянса – только узбеков в этих лагерях насчитывается не менее пяти тысяч человек, все они проходят интенсивную военную подготовку. Финансирование этой подготовки – осуществляется на средства государств Пакистан, Турция, Саудовская Аравия, под кураторством ЦРУ США и межведомственной разведки Пакистана. Инструкторами в этих лагерях – выступают кадровые военнослужащие элитных боевых частей Пакистана.