***
– Вот что, ва… ва… Прости Господи! – священник перекрестился. – Имя есть?
– Не помню, – ответил мужчина. – Наверное, есть.
– У всех должно быть имя, и у вас – тоже. А назову-ка я вас Ва… Ва… Василий. Васей будешь, понятно? И чтоб в моём доме этого крамольного слова «вампир» я больше не слышал! – подняв указательный палец, произнёс отец Николай. – Я и так знаю, а остальным всё знать не нужно, нет надобности в том. Понятно?
– Понятно. А что же вы людям скажете? – шмыгая носом, спросил Вася.
– Скажу, странник. Идёшь, мол, издалека. Вот я и впустил в дом сил поднабраться. Поживешь пока в баньке, а я подумаю, что мне дальше делать. Зубы свои особо не скаль и не выпячивай. Да глазищами не зыркай. Нечего, отвыкай. А пока возьми одежду, сходи помойся да переоденься в чистое, а то от тебя смрад такой, точно лет двести не мылся.
– Спасибо, батюшка, – ответил мужчина и, выходя из дома, поклонился.
– Спасибо потом скажешь, когда я из тебя всю твою дурь выгоню, а пока ступай, мне прилечь нужно. Старый я стал, даже забор починить сил не осталось. Хотя на всё воля божья. А ты… Это… Молоток держал в руках когда-нибудь? – крикнул батюшка в темноту.
– Нет, – раздался приглушённый голос.
– Вот ты скажи: пятьсот лет по земле шастает, а молотка ни разу в руки не брал. Я же совсем забыл: он же вроде королём был, раз на монете чеканили. Ладно, завтра сам начну, ну, и его заодно к труду приучать буду. Нечего: раз хочешь жить по-людски, то и работать по-людски нужно, – вслух высказал свои мысли отец Николай и, помолившись на ночь, пошёл спать.
***
С первыми лучами солнца отец Николай проснулся и, выглянув в окно, не поверил своим глазам. Забор вокруг дома, который ещё вчера кое-где покосился, а кое-где вообще упал, стоял, как на выставке-продаже: ровно, словно под нитку, штакетник к штакетнику. Наспех выбежав из дома в одном исподнем, батюшка первым делом пошёл к сараю и увидев, что заранее заготовленный им для забора штакетник там не лежит, а стоит, как ему и положено – самым настоящим забором, медленно побрёл в баньку. Дверь приоткрылась, и на пороге отца Николая встретил улыбающийся и довольный Вася.
– Принимайте работу!
– Вася, ты же говорил, что молотка в руках отродясь не держал, как же тогда забор справил?
– Руками!
– Вот я тебе сейчас руками как дам по шее! Ты кого дурить вздумал? Руками? Где такое видано, чтобы гвозди руками забивали! – покачал головой отец Николай.
– Смотрите, – Вася взял из ведра один гвоздь и, уперев его в стену, одним пальцем надавил на шляпку.
Гвоздь вошёл в дерево, словно горячий нож в масло.
– Я так все доски скрепил, без единого стука. А старый забор сложил за банькой, чтобы под ногами не валялся.
– Это ты правильно сообразил, – всё ещё переваривая увиденное, ответил батюшка. – Порядок должон во всем быть. Ладно. Ты, это… Ложись, отдыхай, коли всю ночь работал. А я пойду по хозяйству немного пройдусь. Нужно и курей выпустить, и ещё кое-что сделать.
– Да, я днём стараюсь не выходить, сами понимаете, – закрывая дверь, ответил Вася и, проводив взглядом священника и закатив глаза, растворился в темноте помещения.
– Это ж надо, такая силища без дела пропадает! – сокрушался священник. – Я, значит, не знаю, кого о помощи просить, а оно – на тебе! Спасибо, Господи! – отец Николай снова перекрестился и, зайдя в дом, написал длиннющий список дел, дабы себя занять, да и незваного гостя задействовать. Грех не использовать его силу. Хоть какая-то польза от его одержимости, да должна же быть!
***
К дому отца Николая с воплями бежала пожилая женщина. Она вскидывала руки и истошно вопила на всю улицу.
– Помогите! Помогите, люди добрые, он её убьёт!
Но все прохожие отворачивались, так как знали, что раз в месяц после получки её зять Тихон напивался до беспамятства и гонялся за женой с топором вокруг дома. Ни беседы участкового, ни увещевания друзей и соседей не имели на него никакого влияния. После таких разговора становилось ещё хуже. Единственно, кого уважал и боялся Тихон, был отец Николай. Тот находил такие слова, что Тихон, стоя на коленях, у всех просил прощения. Но, как правило, этой беседы хватало до очередного возлияния, и всё начиналось сначала. Мужчина с ополоумевшим взглядом вновь брался за топор и крушил всё подряд, невзирая на свои обещания и клятвы, которые давал ранее. Так случилось и в этот раз: после ночного пьянствования Тихон решил выяснить у жены, с кем она ему изменяет. Хотя в деревне, кроме нескольких стариков, мужчин давно уже и не было.
– Батюшка, помоги! – раздался стук в дверь. – Убьет ведь, окаянный.
– Иду, иду, – послышался голос из открытого окна. – Когда же он так напиться-то успел? Утро ещё толком не наступило…
– Да он целую ночь пил, а к утру мозги набекрень и поехали, – ответила женщина.
Накинув на себя одежду, отец Николай поспешил на другой конец деревни, откуда доносились сумасшедшие вопли и звенело разбитое стекло.
Из-за суматохи женщина не заметила, что возле баньки за каждым её шагом и словом следил мужчина лет сорока, и, как только она с батюшкой скрылась из виду, он тоже пропал с того места, где только что находился: словно растворился в воздухе.
***
– Открывай, открывай, сказал! – вопил разъярённый мужчина. – Открывай, а то хуже будет!
– Отстань Тихон, не изменяла я тебе! Отстань! Я же тебя люблю! – кричала за дверями дома жена.
– Я измену за версту чую! Ты меня не обманешь! Вот доберусь, я покажу, как мужа любить надо и семью блюсти! – пьяный мужчина сообразил, что дверь никто ему не собирается открывать, и начал рубить её топором.
– Остановись! – раздался знакомый голос. – Остановись, грешник!
У Тихона дрогнули ноги, и он, развернувшись, увидел, как к нему приближается отец Николай, а за ним по пятам – тёща.
– Я… Это… – начал было Тихон.
– Опять за старое! Уж сколько мною тебе было сказано. Грешно упиваться так. Грех это и очень губительный, потому как ты превращается из богоподобного существа – в существо скотоподобное.
– Я немного выпил, – начал было оправдываться Тихон. – А она…
– Что она? – перебил мужчину священник. – Что она любит тебя, дурака такого? Другая бы бросила давно, а эта несёт достойно свой крест. Ты когда пить перестанешь?
– Когда, когда? Когда мне сам чёрт скажет, что достаточно, тогда и перестану!
– Ох, не вспоминай нечистого, а то ведь, не ровен час, придёт по твою душу, – вздохнул батюшка и добавил: – Топор в сарай занеси, не позорься. Хватит на сегодня, хватит!
Мужчина послушно развернулся и, опустив голову, зашёл в сарай. Не прошло и пяти минут, как он, держась за сердце рукой, выполз оттуда на коленях.
– Там, там…
– Что там? Толком говори, совсем уже с ума сошёл, что ли?
– Там чёрт был! – ответил, заикаясь, Тихон. – Он со мной говорил.
– Как он выглядел? – поинтересовался батюшка.
– Глаза горели и зубы белые острые, а лица не видно. Я с испугу не разобрал.
– А что он тебе сказал?