Первопроходец. Бомж с планеты Земля
На другом берегу стояла небольшая деревушка, гордо названная Новым Харьковом. Она меня поразила – не названием, а архитектурой. Совершенно необычное, по-настоящему внеземное зодчество – дома располагались уступами над рекой, и какие дома! Крутые и пологие купола с треугольными входами, с круглыми и овальными окнами, аркады и круглые башни с завальцованными макушками.
– Вот это ничего себе! – поразился я.
– Красиво, правда? – поддержал Эдик. – Это база рептилоидов, мы ее заселили в позапрошлом году, когда проложили мост.
– Кого-кого? – сделал я «квадратные глаза». – Рептилоидов?
– Да! – небрежно подтвердил «студент». – А, ты ж не в курсе… Местные сталкеры уже пять или шесть баз пришельцев отыскали в радиусе ста километров от Нового Киева. Именно пришельцев! Они тут робинзонили, пока не вырождались и не вымирали. Хотя, думаю, с одной базы чужие спаслись-таки…
– Минутку, – нахмурился я. – Пусть я и безграмотный землянин, но с чего ты взял, что робинзоны здешние – пришельцы из космоса? И что это вообще пришельцы?
– О-о! – с удовольствием протянул Лахин. – Тут долгая история…
– «До пятницы я совершенно свободен», – усмехнулся я, цитируя то ли Пятачка, то ли Винни-Пуха.
– Ну, ладно, изложу тебе свои теоретические воззрения, – Эдик солидно откашлялся. – Вернее, гипотетические. Ты здешнее солнце видел?
– Ну. Белое такое, маленькое…
– Очень верно подмечено! – восхитился Лахин. – Это белый карлик. Знаешь, откуда они берутся, белые карлики? Могу тебе все подробно растолковать.
– Лучше популярно.
– Ладно, – покладисто согласился Эдик и заговорил лекторским тоном. – Наше земное Солнце – желтый карлик. Но оно не вечно – через миллиарды лет Солнце выгорит и вспыхнет, как Новая. Нова Солис. Светило превратится в красного гиганта, распухнет, поглощая Меркурий и даже Венеру, а потом сбросит внешние оболочки и сожмется до размеров Земли, превратится в белого карлика. Вот так же и здесь было. Но! Представь себе, что Солнце разнесло-таки в красного гиганта. Про Венеру с Меркурием я уже сказал, а Земля? Фотосфера гигантского Солнца будет палить совсем рядом – океаны испарятся, леса сгорят, но и это еще не все. Когда на месте Солнца засияет белый карлик, опаленная Земля вымерзнет – уж очень далеко она окажется от звезды, ей не хватит тепла. Понимаешь? Так вот, Манга тоже когда-то, пару миллионов лет тому назад, обращалась вокруг обычного желтого карлика.
Вопрос: как же она тогда не замерзла? А просто – поменяла орбиту, приблизилась к звезде, когда та из гиганта обратилась в карлика! Но передвинуть планету могут только разумные существа, достигшие высот, и все такое. Верно? Это единственное объяснение!
– Короче, Склифосовский! – выкрикнул Полторашка.
Эдик рассеяно глянул на него и продолжил с тем же увлечением:
– Допустим, что мангиане выстроили на полюсах мощнейшие… ну, скажем, гравитаторы, и стали менять орбиту. Сначала они увели Мангу подальше от красного гиганта, чтобы не сгореть, а потом приблизили ее к белому карлику, чтобы не замерзнуть. Доказательства? Они расположены через каждые пятьсот-семьсот километров, меридианально. Однажды я с геологами вылетал на самолете в океан, на восток, до Меридианных островов, а потом на запад, за тысячу километров от берега. Меридианные острова – это подводный хребет, который тянется от экватора на север. И вдоль всего побережья тоже идет горный хребет, строго с юга на север. Семьсот с лишним километров на запад – опять хребет! И еще один за ним, в шестистах семидесяти кэмэ, по-моему. Одинокие горы. Понимаешь? Природа не могла заняться подобным горообразованием, это все мангиане!
– Но зачем? – пожал я плечами. – За каким лешим им городить хребты?
– Думаю, – важно сказал Лахин, – это побочный эффект. Мангиане не громоздили гор, они словно армировали планетарную кору колоссальными стяжками толщиной в сотни метров из материала, фантастически плотного и прочного.
– Как в нейтронных звездах? – решил я блеснуть эрудицией.
– Нет, нет! – замотал Эдик головой. – Нейтронное вещество слишком сильно сжато, один его кубический сантиметр будет весить миллионы тонн. Нет, здесь плотность на порядки ниже…
– Я с каким-то сталкером в одной палате лежал, – перебил его Лысый, – так он рассказывал, что далеко на севере, на втором хребте, если от берегового Приморского считать…
– На Кругосветном, – подсказал Лахин.
– Да-да, – нетерпеливо бросил лохматый. – Так там в древности типа вулкан извергался. Потом он потух и как бы провалился внутрь себя. Образовалась… эта… как ее…
– Кальдера, – подкинул наводку Эдик.
– Во-во, она самая. Короче, вулкан извергался, пока вся лава не вытекла, хребет как бы просел, и сейчас в той кальдере большое озеро. А над ним, от берега до берега, тянется та самая арматурина – круглая, как труба, метров двести в поперечнике, темно-синяя, такая, почти черная, и блестит. Сталкер этот к ней на плоту подплывал, а эта громадина – вот так, полтора метра над водой. Хотел, говорит, отбить молотком кусочек – бесполезно, отскакивает. Да что молоток – по этой трубе даже стеклорез скользит, и ни царапинки!
– Я тоже видел эту… э-э… арматурину, – подхватил Эдик, – только поближе, на Приморском хребте. Там склон осел, труба эта и оголилась. Именно труба – «арматурина» внутри пустотелая и разделена на горизонты. Это что-то среднее между глобальным туннелем и бункером – именно там жили мангиане, когда их солнце разбухло в гиганта. Правда, выходов и входов в туннели-бункера немного, но они есть. Стоп, что-то я отвлекся… Короче, сеть этих ТБ, по всей видимости, сводит тектонику до нуля. По крайней мере, за десять лет наблюдений не зарегистрировано ни одно землетрясение. Вулканы извергаются, да, а вот землю не трясет. ТБ собирают энергию и направляют ее к полюсам – уверен в этом! К тому же только «пучок» таких «арматурин» способен выдержать массу и колоссальную тягу планетарных гравитаторов. Или антигравов… Конечно, доказательства у меня пока только косвенные, но они есть. Например, у Манги вообще нет наклона оси вращения – крутится как волчок, строго перпендикулярно к плоскости эклиптики. А раз в две недели что-то на тех полюсах случается.
По крайней мере, полярные сияния дотягиваются аж до тутошних субтропиков. Я и подумал: если все так, как мне представляется, то, возможно, каждые две недели эти гравитаторы включаются, из-за чего что-то происходит в окружающем пространстве. Ну, не знаю… Может, невидимые джеты бьют с обоих полюсов на световые годы, да еще в каком-нибудь гиперпространстве. Или в нуль-пространстве… Тут, как ни назови, ясно одно – настоящие звездолеты не станут перемещаться в обычном континууме, это слишком долго…
– Кажется, я понял, – поскреб я за ухом. – Чужой звездолет попадает в этот самый джет, и его… ну, не знаю… выбрасывает, что ли, в нормальное пространство. И ему ничего не остается, как дрейфовать к Манге и садиться. А экипажу – робинзонить.
– Именно! – просиял Эдик. – Так что это не просто планета, а настоящий заповедник для ксенологов! Но пока одни лишь сталкеры роются на базах…
– Ты что-то там говорил о рептилоидах… – напомнил я скучающим тоном, чтобы не слишком выказывать свой интерес.
– А, ну да. Нашли мы парочку мумий в скафандрах. Почему рептилоиды? Да похожи просто. Такие здоровенные саламандры, с человека величиной, а цветом… Ну, как медная патина. Зеленая такая.
– Вот с кем бы выпить! – ухмыльнулся Полторашка. – Небось, эти, зеленые, и свое вино делали.
– Кто о чем! – фыркнул я.
– А еще я с самолета видел большой город под прозрачным куполом, – вздохнул Лахин. – Далеко только, у подножия Кругосветного хребта – это второй от берега. Как туда пройти? Надо перевал искать и пробиваться лесом за сотни километров… A-а! Кому это надо? Вон, нефть нашли – и хватит с них…
Как быстро Эдик загорелся, так и угас, а я не стал его тормошить. Тем более что время разговоров подошло к концу – асфальт под колесами уступил гравию, а после и вовсе потянулась обычная грунтовка. С обеих сторон поднялся густой лес, высоченные деревья зажимали путь, частенько перекидывая через дорогу толстые лохматые лианы, а то и попросту сплетаясь ветвями, образуя тенистый полог.
Дорогу, похоже, грейдеровали редко – трясло немилосердно, кидало и подбрасывало. Часов пять тряски вымотали всех, и вдруг зеленые стены леса разошлись, выпуская колонну на небольшую равнинку, поросшую жесткой травой и кустарником, смахивавшим на живую спираль Бруно.
Машины направлялись к горам, что высились совсем рядом, – было видно, как дорога петляет по склону до седловины меж двух огромных гор. Но вовсе не вершины завладели моим вниманием, а исполинская «труба».
Она висела прямо поперек седловины, выходя из одного склона и уходя в другой. Это был тот самый ТБ, как это сооружение называл Эдик, по извечной привычке ученых, стремящихся дать всему мудреные названия.
Но я бы не стал именовать это образование, сравнимое с горой, трубой, туннелем-бункером или еще как-то, примеривая скромные потуги человечества к рельефу планетарной коры.
Имея в поперечнике метров двести, если не все триста, ТБ висел над дорогой, тускло отсвечивая темно-лиловым, бликуя на солнце – и придавая всему пейзажу реальную величественность, торжественность даже.
Следовало сделать над собою немалое усилие, чтобы представить искусственное происхождение «трубы».
Дымящаяся домна для плавки чугуна впечатляет, но только не на фоне извержения вулкана. Так и здесь.
Я почтительно взирал на это чудо, сотворенное иным разумом, и только головой качал.
– Ну, ни хрена себе… – выговорил Лысый. – Пипе-ец…
А караван как ехал, так и продолжал свое движение, крутясь по серпантину, то и дело попадая в тень необъятного ТБ.
– Это же надо, а? – с чувством сказал Лахин.
Даже Полторашку, вроде, проняло. По крайней мере, в выражении его лица ясно читался вопрос: «Куда ж это я попал?»
Выехав на перевал, машины оказались под самим ТБ и остановились. Прозвучала команда: «На выход!»
Я с облегчением поднялся и вылез из душного кунга. Размялся, потянулся, неотрывно глядя на «трубу», круглившуюся над головой. Лишь затем я заметил «патрубок» – величиной с пятиэтажку, он отходил от ТБ, смахивая то ли на чудовищное орудие, то ли на упавшую башню, торчавшую строго горизонтально, вопреки силе тяготения. Аппендикс.
К «патрубку» вела насыпь, по которой медленно спускался самосвал «КамАЗ», груженный темно-синей породой. ТБ они, что ли, долбят?
Сильный тычок сбил меня с мысли.
– Топай давай! – прикрикнул гвардеец с автоматом, указывая верный путь.
И я потопал вверх по насыпи, морщась от противного запаха сгоревшего соляра.
Глава 4
Каторга
Однажды я прятался в бетонной трубе под шоссе, и ее «круглость» была вполне ощутима. Но вогнутые стены «патрубка» отстояли друг от друга метров на двадцать, и дорога посередине была ровной, присыпанной тяжелой синей пылью – следы шин и ботинок четко отпечатывались на ней.
Чем дальше я удалялся от широченного «входа», тем заметней делался сквозняк, а вот свет пригасал. Зато шуму прибавилось – рокот, буханье, рев моторов, человеческий гомон…
И вот я попал, наконец, в нутро ТБ. Здесь поднимались две решетчатые мачты с прожекторами, но полностью рассеять мрак они не могли – лучи не доставали до сводов.
Гирлянды мощных ламп свешивались из громадных прорех в перекрытиях, перекидывались между обваленными стенами.
Лахин сказал правду – внутри ТБ делился на несколько горизонтов, я насчитал восемь, но они были почти полностью обрушены, образуя гигантскую пустоту в районе «патрубка». Выработку.
– Налево! Налево! – заорали гвардейцы, помахивая фонариками.
И толпа бомжей, подчиняясь конвоирам, повернула к пандусу, широкому, как проспект. Пандус вывел нас на третий или четвертый уровень, если считать снизу. С обеих сторон тянулись аркады, уходящие в перспективу. Глухие шумы, наплывавшие на меня, стали слышны четче, выделяясь из общего хора.
Посветлело – и мы вышли в громадный зал, величиной с Красную площадь. Повсюду долбили ручные перфораторы, пробуривая в стенах и перекрытиях отверстия-шпуры. Стены многометровой толщины поддавались неохотно, а клубы пыли неожиданно быстро опадали. Тяжел здешний прах.
Я обратил внимание, что все работали в касках, только одни бурильщики были в изгвазданной спецодежде, а другие зачем-то обрядились в меховые куртки и штаны.
Взрывники на иных участках уже закладывали «колбаски» взрывчатки, а несколько погрузочно-доставочных машин нагребали в ковши отбитую породу и с грохотом наполняли ею кузова самосвалов. Вот один из них заворчал, вывернул и покатил прочь – на обломках в кузове плясали синие блики.
В сторонке был выстроен целый поселок – домики из металлических контейнеров, дощатые сараи и бараки, навесы, под которыми работали дизель-генераторы, цистерны с топливом, баки с водой, ангары, склады.
– Стой!
Навстречу «нашим» гвардейцам вышли другие – в рабочих спецовках, в касках, но с теми же «Калашниковыми».
– Новая группа?
– Так точно, господин лейтенант!
– В комендатуру. Мохов!
– Сержант Мохов по вашему приказанию…
– Отставить! Сбегай за Кузьмичом, пусть принимает пополнение.
– Есть!
Здание комендатуры было сколочено из досок и брусьев лет десять тому назад, если судить по объему выбранных «стройматериалов», но по-прежнему отливало свежей желтизной – здесь никогда не шли дожди и не палило солнце.
– Смотри, – негромко сказал Эдик, кивая на исполинскую колоннаду, поддерживавшую верхний горизонт.
Опорные столбы были как заводские трубы в обхвате, но Лахина заинтересовали явно не размеры – на поверхности колонн выделялись пушистые наросты, покрывая многие десятки квадратных метров. Ворсинки наростов еле заметно шевелились на фоне слабого свечения.
Сияние пробивалось изнутри наростов, высвечивая какие-то перепонки и мембраны.
– Это моховища, – шепотом сказал Лахин, – они тут везде. Раньше светящийся мох покрывал все стены и потолки, а теперь…
Он поддел усохшую пластину моховища, и она отломилась, треснув, как вафля.
– Это тоже работа мангиан – моховища давали свет, очищали воздух, выделяли кислород. Но миллионы лет… За такой срок что угодно выродится!
– Новоприбывшим собраться у комендатуры! – залязгал голос в рупоре.
– Пошли, – буркнул я.
Нас встретило человек десять, оторванных от буро-взрывных работ. Отдельно кучковались работяги в меховых одеждах.
Я заморгал в уверенности, что меня подводит зрение, но нет, глаза не врали – то были не люди. Существа с нас ростом, все покрытые бурой шерстью, словно Чубакка из «Звездных войн», только не морды их отличали, а вполне себе гуманоидные физиономии.
Не красавцы, ясное дело, но и отвращения, отторжения они не вызывали. Прикиды у гуманоидов были просты, как набедренная повязка – все носили кожаные шорты со множеством карманчиков и по паре широких поясов.
– Эдик! – позвал я шепотом. – Это кто? Тоже пришельцы?
– Нет, аборигены! – пришатнулся ко мне Лахин. – Цверги, так мы их называем. Уровень у них первобытный – духовые ружья, огниво, горшки…
– Я не понял… Неужто эволюция так быстро закрутилась, что уже и до разумных существ дошла?
– Да ну, куда там… Цверги – гориллоиды, отдаленные потомки мангиан. А те так и не выбрались из своих туннелей… Что-то у них с самого начала пошло не так, не «по сценарию».
Я целый месяц работал с одним палеонтологом, дядей Мишей. Вот его как раз похитили, привезли сюда. Дядя Миша сначала в позу стал, обижался, ни с кем даже разговаривать не хотел, но… Самому же интересно! Тут один разлом есть, и по нему вся история видна – сначала мощный культурный слой, потом толстый пласт сажи, потом тонкая прослойка наносов – и снова эволюция в рост пошла. В общем, получается, что мангиане чуток запоздали – планета не успевала вовремя ускориться, чтобы отойти на орбиту подальше. Местное солнце выросло в красного гиганта и спалило все леса и степи, уничтожила жизнь на суше. Миллиарды тонн сажи окутали Мангу, ослабляя напор светила, а потом, когда закипели верхние слои океана, всю планету закрыли тучи.
– А потом?
– А потом они ждали несколько веков, когда же их звезда схлопнется в карлика. Представляешь себе жизнь десятков поколений в убежищах? Мангиане просто не могли не деградировать! Дядя Миша вообще был уверен, что в обратный путь, поближе к солнцу, уже к белому, Мангу направили автоматы. Очень даже может быть…
– А жизнь? Что она, сама, что ли, восстановилась?
– Сама бы она просто не успела. Природе на это потребовались бы сотни миллионов лет, чтобы обратно из моря на сушу… из той ухи, в которую превратился мировой океан, на просторы глобальной гари… Нет, тут и растения высаживались, скорее всего, и какие-то животные выращивались, но, опять-таки, кто всем этим занимался? Мангиане? Или их долговечная техника, пережившая одичавших хозяев?
– Разговорчики в строю! – прикрикнул на нас комендант, толстый важный дядька в потрепанной форме.
Расписавшись на куче всяких бумаг, он сунул весь ворох своему помощнику и сделал знак седому человеку в каске:
– Принимай, Кузьмич!
Тот кивнул и вразвалочку приблизился. В чересполосице света и теней, как во всяком подземелье, трудно было оценить возраст Кузьмича. Но лет шестьдесят ему стукнуло, это точно. Его щеки покрывала неопрятная седая щетина, зато усы были подбриты прямо-таки щегольски. Близко посаженные синие глаза, словно искавшие защиты у хрящеватого с горбинкой носа, смотрели прямо и с прохладцей. Подбородок Кузьмича казался вялым, но лишь до той поры, когда сжимались губы, и челюсть выдавалась вперед в извечном порыве упрямства.
– Значится, так, – начал он свою речь. – Фамилия у меня смешная – Бунша, но все зовут по отчеству, Кузьмичем. Отрабатывать будете здесь. Как это строили, – Бунша похлопал ладонью по капитальной стене, – никто даже понятия не имеет, но в этой синей гадости полно редких земель – всякого, там, иттрия, эрбия и прочего иридия. Наша задача – наковырять обломков побольше. Их, значится, отвезут на фабрику, разотрут на мельницах – и отправят на Землю, вроде как, концентрат. Вот и все.
– И долго нам ковырять? – послышался голос из толпы.
– Год, – усмехнулся Кузьмич.
В толпе зароптали.
– Или пару лет, – хладнокровно добавил Бунша. – Это уж, как себя покажете. Будете нормально вкалывать здесь, безо всяких закидонов и вытребенек, тогда вас могут послать на дальний участок. Если повезет, там можно найти эти… как их… артефакты. Сдаете такую находку в комендатуру, и вам заменяют отработку – отправитесь на ферму, на свежий воздух. Вот и все. Только не думайте, что на курорт попали! Зря, что ли, оргнаборы идут? Вон, у меня в бригаде был полный комплект. И что? Двоих упыри задрали, еще одна парочка решила деру дать, и гвардия их задержала. Ну, как задержала… Пустили длинную очередь, и всего делов. А еще одного мне всех жальче было. Главное, настоящий проходчик был!
– И что с ним? – напряженным голосом спросил Лахин.
Кузьмич зловеще усмехнулся.
– Каменюкой по башке – и ага! Летальный исход. Так что каски не снимать! И популярно объясняю местные правила.
Выполняешь норму до полудня – обедаешь. Справляешься с делом до вечера – ужинаешь, а назавтра тебе и завтрак подадут. Не выполняешь, не справляешься? Тогда и жрать не проси – не получишь. Кто не работает, тот не ест. Вот и все. Вопросы есть? Вопросов нет.
Подозвав помощников, Бунша быстро распределил бомжей по бригадам. Он никого не выбирал – отсчитает десяток душ слева направо и подзывает одного из помощников – забирай, мол, твои.
Последний десяток с правого краю, и меня в том числе, Кузьмич взял в свою бригаду. Вместе со мной оказались Лахин и Полторашка.
– В столовую, – сказал Бунша, – обеденный перерыв. За мной.
Тут все воспряли, да и я повеселел – последний-то раз на Земле ел.
Столовая находилась неподалеку – длинное, приземистое сооружение, от которого накатывало весьма аппетитными запахами. Наша бригада оказалась первой и тут же заняла длинный стол, который принято называть монастырским. Я присел с краю – терпеть не могу, когда кто-то сидит по обе стороны от меня.
Что сказать… На первое подали борщ. Наваристый, с куском мяса – ни единой жилочки, сплошная мякоть! На второе было пюре с котлетой, а в большой кружке стыл компот.
Такую каторгу и потерпеть можно! Другое дело – зачем терпеть? На что мне это все вообще сдалось? Нет, бродить по ТБ, разыскивая артефакты, – это мне было крайне любопытно, но выполнять и перевыполнять план по добыче… Да идут они все… туда!
Долго ковыряться в зубах и отдуваться Кузьмич не позволил.
Нажрались? Молодцы. Тогда вперед – вы ж еще не наработались!
– Вон ваши спецовки и каски. Давайте, по-быстрому!
Бунша привел нас в «забой» – к толстенной стене, изгрызенной так, что возвышалась всего на два человеческих роста. Вместе с людьми работали два цверга, выглядевшие забавно в касках.
– Такка, – сказал им Кузьмич, делая ударение на последний слог, – сака-так хтэ катта-токо шух-га таккат-кат.
– Катта-кат, Кузами, – покивали цверги, надувая щеки совсем по-земному. Гордились оказанным доверием.
Прикрепив новичков к опытным «отработчикам», Бунша подошел ко мне.
– Звать как?
– Александр.
– Ты, случаем, не ксенофоб, Санек?
– В смысле?
– В смысле, что твоим напарником будет Тука. Тука, кат те!
Здоровенный цверг отставил перфоратор и вразвалочку приблизился, куда больше напоминая не гориллу вовсе, а худого медведя.
– Тука кат, Кузами, – прогудел он, стукнув себя в гулкую грудину кулаком.
– Тука сах катта-токко ко Аексанта. Took?
– Took, Кузами.
Тука развернулся в мою сторону, с любопытством меня разглядывая, и воздел правую лапищу – наверное, в транскосмическом жесте приветствия. Я не придумал ничего лучшего, чем протянуть цвергу свою руку. Напарник все же.
Тука даже пошатнулся от потрясения (если я верно распознал испытанные иномирцем эмоции!), оглянулся на Кузьмича и как-то робко пожал мне руку. У него и пятерня была лохматой!
– Александр, – представился я.
Цверг замешкался, но понял и тоже отрекомендовался:
– Тука.
– Очень приятно, Тука.
– Сэх тоокко-тэ, Тука, – перевел, ухмыляясь, Бунша.
Вот так и состоялся первый контакт с представителем внеземной цивилизации. А дальше пошла работа. Тяжелая или очень тяжелая.
Поболтать по душам с Тукой не получалось – цверг, щеря острые зубы, налегал на перфоратор, набуривая дырки в стене, а я загребал лопатой обломки и перекидывал их в вагонетку.
Маленьких электровозиков, которые бегают по штольням земных рудников, тут не было – отработчики сами толкали вагонетку до приемного бункера. Не графья, чай.
Часа через два Кузьмич скомандовал отбой.
– Значится, так, – сказал он внушительно. – Самосвалов до вечера не будет, но норму на сегодня выдать нужно. Поэтому часика три отдохнем и выйдем на доделку…
– А ужин как? – с тревогой спросил Полторашка.
– Не боись, – усмехнулся Бунша, – накормим.
И мы всей гурьбой потопали в поселок. Как оказалось, бригада Кузьмича занимала половину барака нумер пять, куда даже крылечко вело, что выглядело немного странно – неба-то не было над нами. Только свод исполинской «трубы» чуть отблескивал в вышине – Останкинская башня сюда точно не влезет, а вот «Эмпайр стейт билдинг» впишется вполне.
Перед входом в барак тянулась стойка с умывальниками. Сняв каску и повесив ее на гвоздик, я умылся и вытерся рукавом – полотенец нам не выдавали.
У крыльца уже кучковались человек пять половозрелых особей мужского рода в возрасте от двадцати до пятидесяти. Двое держались наособицу – пришибленные какие-то затюканные, зачморенные, зато трое «колотили понты» изо всех сил.
Когда мы крушили стену, я что-то не замечал эту троицу в рядах передовиков производства. Судя по татушкам, все трое отсидели небольшие сроки, но держали себя с напыщенностью авторитетов – в одних штанах, синие от наколок, они играли накачанными мышцами, смолили сигаретки и цедили матерщину.
Равнодушно скользнув по троице глазами, я поднялся на крыльцо и открыл дверь – внутри было прохладней. Упарился я в своем термобелье…
– Куда прешь? – заорал один из троицы, небритый, коротко стриженный тип с очень тонкими губами – словно их с рожденья не было, а доктор прорезал рот с помощью скальпеля.
Надо полагать, этот губастик метил в вожаки, чтобы «держать зону». Обойдется.
Я даже не обернулся на ор – вытер ноги и закрыл за собой дверь. Внутри «блок» оказался даже просторней, чем я ожидал, – тут вместились десять двухъярусных кроватей, куча каких-то ящиков, а у стены тянулся ряд шкафчиков.
Ну, я не особо-то осматривался, памятуя, что безгубый наверняка рванет сейчас дверь, срочно требуя сатисфакции. Будет тебе сатисфакция, дождешься ты у меня…