– Видел, – соглашаюсь я.
– И что, его куда? Нельзя, чтобы он до суда у нас побыл?
– Нет, там правила очень строгие… В общем…
– Его поместили в детский дом, – вступает отец, – в Берёзовском.
– В детский дом? – восклицаю я. – Зачем? Он же и так в интернате живёт.
– Затем, что интернат для тех, у кого есть родители, а если у ребёнка родителей нет, значит его надо поместить под опеку.
Да, это я всё, конечно же, хорошо знаю, да только вот хреново как-то. Нет, правда хреново…
– А ему позвонить-то хоть можно? Или съездить, навестить?
– Можно, хотя это всё очень непросто, особенно сейчас, перед судом.
– А когда суд? – спрашиваю я.
– Вроде, через месяц, – отвечает отец.
– Ну, он хоть звонил оттуда?
– Звонил один раз, – кивает мама. – Голос, конечно, не очень был, но бодрился. Сказал, что ребята нормальные вроде.
Вроде… Вот то-то и оно, что вроде…
– Надо к нему ехать. Сейчас Платоныча попрошу или дядю Гену опять.
– Да подожди ты, герой, – злится отец. – Тебе нельзя никуда ездить, ты и так после вон какой дороги. Надо к врачу скорее показываться да лежать сейчас.
– Пап, у меня уж всё затянулось давно. Ну ты что!
– Да вот то, то самое. Я-то уж знаю, о чём говорю. Опыт имеется… Затянулось у него. Скажи спасибо, что тебя вообще отпустили. И Юрию Платоновичу тоже спасибо… И потом, куда на ночь глядя?
– Какая ночь? День ещё.
– В это время к нему точно не пустит никто. Ложись в постель давай. Ужинай или обедай, не знаю, что это у тебя, и – в горизонтальное положение. Без разговоров, это приказ.
По еде домашней я, естественно, очень соскучился, несмотря на сносную больничную пищу и постоянные гостинцы с деликатесами, но сейчас кусок в горло не лезет, даже мамины голубцы… Блин, надо Трыню вызволять, попал братишка… С адвокатом попробовать перетереть? Я звоню Платонычу и он обещает подумать.
Сплю я плохо – рана беспокоит. Знаю по прошлому разу, болеть зараза долго будет. Главное, половина груди нечувствительна, а под ключицей боль кромешная. Проклятые нервы…
Утром еду в больницу. Звоню на фабрику и директор присылает машину. Можно было бы пройтись, больница находится в пятнадцати минутах, это та самая «двушка», в которой я лежал когда-то с Платонычем, но родители настаивают, чтобы я ехал только на машине. Ладно, не хочу с ними спорить, расстраивать, итак они натерпелись из-за меня.
Хирург внимательно рассматривает мои бумаги, выписки, заключения и снимки.
– Ну что же, Егор, – выдаёт он резюме. – В принципе, картина хорошая, но боли меня настораживают. Расслабляться нам пока рано. Предстоит ещё долгий путь к окончательному выздоровлению. Организм у тебя молодой, сильный, но ему надо помочь. Так что, готовься к длительной реабилитации.
Да знаю я, знаю. Не первый раз эту пулю хватаю. Лучше бы, конечно, на поле боя, чем вот так… Ну, с другой стороны, значит так надо.
Получив рецепты и кучу наставлений, выхожу из больницы и снова сажусь в машину. Если честно, чувствую себя хреново после перелёта. Всё болит, голова кружится, даже, кажется, что есть небольшая температура, хотя врач ничего не намерил.
Ладно, поговорю сейчас с Большаком про Трыню, а потом поеду к Новицкой, наводить мосты любви и дружбы. Машину я пока отпускаю и говорю водителю, когда снова приехать. Медленно и спокойно двигаюсь к дому.
На лавке у подъезда сидят двое парней лет двадцати пяти. Спортивные, на блатных не похожи. Чего здесь делают, непонятно, но ладно. Не буду же я с ними сейчас бодаться. Мне бы в коечку, полежать немного.
– Э, слышь, – явно ко мне обращается один из них.
Блин, у меня что, на лбу написано, что я приключений ищу?
– Извини, земляк, не могу сейчас с тобой говорить, – бросаю я и шагаю дальше.
– Слышь, Бро, это ведь ты Бро, правильно?
И кто это такие? Что за чудеса на виражах?
– Кто спрашивает? – отвечаю я.
– Корней.
Они встают и подходят ко мне. Сзади появляются ещё двое, постарше. Выглядят солидно, один в костюме, другой в тёмных очках, джинсах и футболке.
– Ну, допустим, – останавливаюсь я. – Но сейчас не могу уделить вам внимание. Болею.
– Да знаем мы, знаем, – кивает тот, что в джинсах. – Знаем, что ты маслину от ментов словил.
Ого, легенда уже пошла в народ. Так рождаются герои эпоса. Легенду эту, впрочем, придумал не народ и не я сам. Её придумал Злобин, кагэбэшник, похожий на Де Ниро.
– А раз знаете, что тогда? Приходите, когда здоровье поправлю.
– Ну, ты не быкуй, мы же по-человечески. Нужно поговорить.
Блин. О чём Корнею со мной говорить? О выстрелах в дачном посёлке? Ему-то что до всего этого?
– Ребят, давайте не сейчас, мне в постель надо.
– Нет, потом нельзя, – отвечает один из тех, кто помоложе, вероятно более резкий и борзый. – Надо ехать сейчас.
– Ехать? Да куда ехать-то? Вы что, русский язык не понимаете?
– Походу, это ты не понимаешь, – пожимает плечами костюм.
У парня пшеничные усы и довольно длинные волосы.
– Давай, садись.
К подъезду подъезжает «Рафик» с надписью «Маршрутное такси» на борту и новосибирскими номерами.
