Ага, и про Афган кое-что слыхал, но всего не расскажешь.
– Нормальный, советский фрукт, сын своего времени, – улыбаюсь я. – Хотел, между прочим, добровольцем идти, интернациональный долг исполнять, но видите, заминка вышла. Теперь только на вашу протекцию вся надежда.
– Да уж, теперь, может и не возьмут, – сочувственно отвечает он и его загорелое морщинистое лицо становится задумчивым. – Тут не знаю, возьмут ли меня самого обратно… Так-то брат… А с Юрой Брежневым я, кстати лично знаком. Отличный мужик. Замечательный.
Его совершенно лысая голова покоится на мягкой подушке, а руки лежат ровно вдоль тела. Он вроде лежит, а впечатление такое, будто на плацу стоит.
– Ну что, попало? – заглядывает Оленька. – Будешь знать, как в самоволки бегать.
– Буду.
– Даниил Григорьевич, – переключается она на генерала, – я вам лекарства несу.
Генерал мужественно выпивает гадкие, судя по выражению его лица микстуры и Оленька снова переносит внимание на меня.
– Теперь ты, Егор. Поворачивайся на левый бок.
– Эй ты, недострелённый, давай-ка на укол, – посмеивается генерал.
– На-ка вот, счастье моё, апельсин съешь, – протягиваю я Оле оранжевый бугристый шар.
– Ого, красота какая, но ты мне зубы-то не заговаривай, сначала укол. Поворачивайся. Осторожнее, погоди, держись за меня, обхватывай рукой. Тише-тише. Эй! Ты куда полез! Ну-ка! Убери руку, сказала!
– Ой, прости, это я случайно, – смеюсь я.
– Случайно! Нахал! Я ему помогаю тут, а он! Бессовестный.
– Ну, это как водится, – раздаётся строгий женский голос. – Это же Брагин, а он по-другому не умеет? Да, Егор?
Неужели? Быть не может. Я аккуратно отодвигаю Олю в сторонку и вижу обладательницу строгого голоса. И строгого взгляда. И вызывающе-элегантной внешности. Просто королева, правда в данный момент снежная.
На пороге моей палаты стоит Ира Новицкая, собственной персоной, и мечет громы и молнии.
3. Возвращение
Вот это неожиданность. Сюрприз так сюрприз. Я прикрываю глаза рукой, словно закрываюсь от ослепительного источника. Такой красоты никакое зрение не выдержит.
– О… – шепчу я. – О, Ирина…
– Паяц, – беззлобно, но и без улыбки констатирует она и подходит ближе. – Вы что тут, инъекцию делаете.
«Ну, подумаешь, укол! Укололся и пошёл», – всплывают в памяти строчки из Михалкова в особо художественной интерпретации Кота.
– Можно я ему поставлю? – спрашивает Новицкая, тяжело глядя на Оленьку. – Я шлепком умею. Он даже не ойкнет у меня.
Она осматривает бедную медсестричку, как лошадь на базаре, ту аж в краску бросает.
– Что вы, – лепечет она, – нам шлепком категорически запрещают. Да и вообще, не положено. Я сама.
Она подходит ко мне с тыла и массирует мне зад спиртовой ваткой.
– Расслабьтесь, пожалуйста, Егор Андреевич, – переходит она на «вы», включая режим самосохранения.
Я, конечно пытаюсь, но полностью расслабиться в ожидании прокола филейных частей, не могу. Никогда не мог, а сейчас ещё и Ирка взглядом прожигает, как гиперболоидом. Вздрагиваю, всем телом и даже чуть морщусь, от того, что это вздрагивание отзывается маленьким электрическим ударом в плече.
Ирина изгибает уголки губ в ухмылочке. Как у неё это получается? Вроде баба, как баба, даже вот будто издевается, да только от этой ухмылки меня всего пробирает, хочется вскочить и схватить её в охапку. Вот, учись, Оленька, у прирождённых королев. И Оленька, должно быть, понимает масштаб потенциальной конкурентки и учится. Ну, и молодец.
– Ну и как ты тут живёшь, товарищ Егор? – спрашивает она, когда медсестра выходит из палаты. – Девок щупаешь?
– Ириша, ну как ты можешь такое говорить! – возмущаюсь я. – Вот Даниил Григорьевич не даст соврать. Я ему тобой все уши прожужжал.
– Здравствуйте, барышня, – улыбается генерал, подыгрывая мне. – Вы значит и есть та самая Ирина? Только о вас и говорит. Даже в бреду.
Она хмурится, берёт стул и присаживается, закидывая ногу на ногу, почти как в «Основном инстинкте». Только она несравненно лучше, чем какая-то Шерон Стоун.
– Я без подробностей, честное слово, – едва сдерживая смех, продолжаю я.
Смех из меня рвётся не из-за этих шуточек, а потому что меня переполняет радость. Я действительно очень рад её видеть.
– Так, прекрати уже свой цирк дурацкий. Я же тебя насквозь вижу, Брагин, – говорит она и перекладывает ногу. – Достукался, значит, доигрался в суперагента, или в кого ты там играешь обычно?
– Какая же это игра? Ты же видишь, враги стреляли, грудь пробили, пуля всего в двадцати сантиметрах от сердца прошла, едва жив остался. Мне, между прочим, медаль обещали серебряную.
– А золотую кому? Стрелку, что тебя не дострелил?
– Нет, ну зачем… Стрелок уже в тюрьме, а медаль может и не серебряная, но точно посеребрённая. За отличную службу по охране общественного порядка… Или как-то так. Так что готовь мне место, пойду к тебе замом. С медалью.
– Нос у тебя, Егорка не дорос ещё. Рассказывай давай, куда вляпался.
– Да, случайно зацепило. Не в том месте не в то время оказался… Ты знаешь что… Помоги-ка мне на спину перевернуться.
– Не в том месте, – она качает головой и, поднявшись со стула, наклоняется надо мной.
– Только с рукой осторожнее, с правой.
Она аккуратно просовывает свою руку и вдруг прижимается и нежно меня обнимает.
– Я скучала, – тихонько шепчет прямо в ухо.
– Я тоже, – шепчу я в ответ, а у самого по коже огонь проносится, электрический импульс, заставляющий дыбом встать каждую даже самую маленькую волосинку.
– Ладно, – говорит Ирина высвобождаясь из объятий и возвращаясь на стул. – Слушай. Планы меняются. ВССО не будет.
– Почему? – хмурю я брови. – Я уже работу планировать начал.
– Ну, можешь сходить в штаб и поделиться своими идеями, ребята будут благодарны. Но самому тебе сейчас какие стройотряды?
– Блин… Я уже несколько объектов подыскал в Узбекистане. И это же ещё на следующий год, успею поправиться.
