Чревовещания души. Восемь пьес для театролюбивых интеллектуалов

Несколько положений для одной спальной комнаты и двух актеров

Действующие лица

Он – молодой мужчина, актер по профессии, исполняет все мужские роли:

– МУЖА (Никиту Петровича Шутихина), «рогатого» и немного сумасбродного, хотя весьма образованного и воспитанного;

– ПИЕРА д‘КРУГА (Петра Круглова), якобы «французского» любовника (без слов);

– ГОРАЦИО НЕЛЬСОНА, почти английского морского офицера;

– ГАРРИ, совсем английского дворецкого (только голос);

– OТТО фон ГАМИЛЬТОНА, немца, супруга и мавра в одном лице;

– -БЕСА-ИСКУСИТЕЛЯ, совершенно неудавшегося небесного исповедника и душеприказчика;

– ОМОНОВЦА, весьма жестокого и коварного;

– ДИКТОРА РАДИО, железным голосом читающего криминальные новости (только голос).

Она (Лариса Александровна Шутихина) – барышня с небольшим умом и большими претензиями.

Действие первое и оно же последнее

Действие происходит зимой в маленькой питерской спальне (хотя с тем же успехом может происходить и в какой-нибудь другой) без всяких перерывов и антрактов. В прочем антракт можно сделать, практически в любом месте, по произволению постановщика. Количество декораций сведено до минимума. Посредине спальной комнаты большая двуспальная кровать. С одной стороны кровати современное трюмо и дверь – выход на балкон, с другой входная дверь и массивный антикварный трехстворчатый шкаф для белья. Звучит лирическая музыка. На кровати поверх одеяла лежит Лариса – красивая молодая женщина в полупрозрачной ночной рубашке. Пред ней, вытанцовывая, как в стрипшоу, раздевается бородатый мужчина, лицо которого не видно зрителям, поскольку он стоит к ним спиной. Внезапно раздается пронзительный звонок.

ЛАРИСА: Тсс! Le… d’alarme, quelqu’un tente d’ouvrir la porte! Твоя сигнализация сработала, кто-то пытается открыть дверь… (с ужасом вскакивает с кровати) Это муж! C’est le mari! Быстро на балкон! Vite pour le balcon! Скорее, скорее… Он сейчас войдет….

Лариса открывает балконную дверь, оттуда валит пар. Она выталкивает полуголого мужика на балкон, скидывает ему всю его одежду и дубленку, и шапку. Накидывает легкий халатик и садится к трюмо с немного растрепанной прической и ужасно раскрасневшимся лицом. Лариса пытается изобразить какое-нибудь дело, наконец ее озаряет и она начинает снимать косметику косметическим молочком… Входит Никита, не такой красивый, как жена Лариса, небольшого роста, худой, но жилистый, сильно сутулый, лысеющий молодой мужчина с немного кривоватыми ногами. Он одет в старое поношенное пальто и собачью шапку. Никита в веселом, приподнятом настроении, увидев жену на кровати, быстро скидывает верхнюю одежду и, подкравшись сзади, набрасывается на жену, как хищник из засады.

ЛАРИСА: (отталкивая его) Грубятина, когда ты, Никита, наконец, поймешь, что я – женщина, существо хрупкое. Мне требуется нежное обхождение, посему ко мне надо подходить с лаской… А не набрасываться сзади, как Паниковский, который пять лет женщин не видел…

НИКИТА: Паниковский этого, Лариса, не говорил, он сетовал на свою судьбу, жалуясь Шуре Балаганову: «Шура, меня женщины не любят!», а пять лет он в бане не мылся. Классику надо читать вдумчиво, а если уж берешься цитировать, то не надо перевирать.

ЛАРИСА: Ой-ой-ой, скажите пожалуйста, какой знаток классики. Нужны мне эти классики. Я уже выросла, чтобы в них играть, есть игры и позанятнее … (поправляет ночную рубашку на груди) Никиша, а ты чего так рано сегодня, спектакль, что ли, отменили?

НИКИТА: Нет, просто я не стал дожидаться окончания и сразу же после своего выхода свалил домой. Проходя мимо соседнего здания, я увидел в окне второго этажа какую-то пьяную грудастую алкоголичку, которая стоя нагишом у незанавешанного окна, смачно курила папиросу, отсутствующим взглядом глядя куда-то в неизвестность. Должно полагать, эта падшая женщина, втягивая в прокуренные легкие ядовитый дым, досмаковывала ощущения, пережитые при очередном, по всем видимостям, грубо проведенном соитии с ее бездарным полюбовником, кой, наверняка, уже давно дрых зубами к стенке. Хотя думаю, она была просто очень пьяна, и ей было все по фигу… И, тем не менее, вид этой похотливой бабенки так сильно возбудил меня, что я страстно возжелал тебя. Я почувствовал, что так сильно истосковался по тебе, Ларочка, что не в силах подавить в себе сластолюбивое желание… Ты знаешь, по тантре, мужчина и женщина, чтобы достичь гармонии и божественной нирваны должны потакать друг другу в плотских желаниях, должны стать жрецами в храме собственного тела. (тискает жену) Хочу тебя!

ЛАРИСА: (оттолкнув его) Точно – жрец! В смысле, ненасытный едок, жрун прожорливый, откуда такая африканская страсть, пигмей недоношенный? (поправляя растрепанную прическу) Какой сегодня вечер выдался – не вечер, а прямо телепередача «Играй гормон»… Не думаю, что тебя от задумчивого вида какой-то задрюченной шалавы на меня потянуло? Манька, поди, опять отшила, али Катька не так приветила?

НИКИТА: (оскорблено) Какая такая Манька? (задумывается) А это ты про какую Катерину?

ЛАРИСА: Про Вторую, конечно, Великую…

НИКИТА: Не Великую, а Великанову… А что ты против нее имеешь?

ЛАРИСА: Я ничего не имею, это ты ее имеешь, но может и не только ты, а я только ото всех и слышу: «Опять твой… (нарочито подмигивает глазом) это… самое… с Катькою-то…»

Он встает с кровати и начинает собирать разбросанную одежду и вешает ее в шкаф.

НИКИТА: Дурочка ты, Лариска, и больше никто. Ну, подумаешь, несколько раз в театральном кафе с Катькой-буфетчицей перебросился парой фраз, что мне теперь ни с кем не разговаривать что ли? А с Манькой у меня только производственные отношения. Ты же сама хорошо знаешь, что у меня с нею по действию постельная сцена в третьем акте, что же мне теперь прикажешь из театра уйти? А ежели бы я в порнофильмах снимался, ты бы меня к каждой партнерше ревновала бы?

ЛАРИСА: (ухмыльнувшись) Да тебя с таким аппаратом ни в какое порно не возьмут, тебе бы в мединститут на кафедру сексопатологи устроиться в самый раз…

НИКИТА: В качестве кого?

ЛАРИСА: В качестве ненаглядного пособия.

НИКИТА: Какого такого пособия?

ЛАРИСА: Сходи в туалет – увидишь, какое у тебя миниатюрное пас-с-собие…

НИКИТА: Мал золотник – да дорог.

ЛАРИСА: Конечно, золотник… от велосипедной шины…

НИКИТА: А причем тут велосипед?

ЛАРИСА: А притом… Во-первых, нечего тут шлангой прикидываться, будто бы у тебя с твоими бабами ничего кроме пустопорожних разговоров не было, а, во-вторых, велосипед, наверное, самое подходящее для тебя прозвище. Велос – сильный, а ты хоть и худенький, но жилистый, силенки у тебя хоть отбавляй, Но как говориться сила есть, ума не надо… А вот слово «пед» и переводить не надо…

НИКИТА: Ну, если я – велосипедик, то чего ты меня тогда к бабам ревнуешь?

ЛАРИСА: А ты – английский велосипедик…

НИКИТА: Это еще почему?

ЛАРИСА: Дело в том, несколько тебе это известно, Никита Петрович, по-английски велосипед звучит как bicycle…

НИКИТА: Ну и что с того, Лариса Александровна?

ЛАРИСА: (вертит пальцем у виска) А ты произнеси нараспев: бай-сикл, би-секл, бисексуал… Черт побери… угораздило же меня выйти за тебя замуж. Надо же было так промахнуться. Ты, мало того, что грубятина, еще и тупятина ко всему…

НИКИТА: Слушай, тебе не надоело меня оскорблять? Я все-таки мужчина, представитель творческой интеллигенции, актер, на худой конец…

ЛАРИСА: (смеясь) Вот именно, что на худой… А в творческой ентеллигенции этих велосипедиков, как собак нерезаных. Творческая интеллигенция! Ха! Да посмотри на себя внимательно, кто ты такой? Второплановый актеришка, задохлик-статист… Самая колоссальная твоя роль, это лакей, который в конце второго акта произносит всего два слова: «Кушать подано!»

НИКИТА: (с гордостью) Да, но как произносит!!! После моих слов, весь зал встает и дружными колоннами идет в буфет.

ЛАРИСА: Так ведь антракт…

НИКИТА: О, Господи, Лариса! Ты мне лучше, ненаглядная ты моя, скажи, что тебе опять не нравиться, я или моя работа?

Никита обиженно поворачивается лицом к зрителю и становится спиной к Ней. Лариса встает с кровати, подходит к мужу и, нежно обняв за плечи, начинает мурлыкать, как похотливая кошечка, прижимаясь к нему всем телом.

ЛАРИСА: Ненаглядный ты мой, Никитушка, мне все нравиться: и ты, и твоя профессия, и твои… (многозначительно улыбается) многочисленные гастроли… Зарплата разве что не по душе…

НИКИТА: И чем это она тебе не по душе?

ЛАРИСА: Да она какая-то преферансная, мизерная она какая-то, как и…

Лариса смеется, скользя обнимающей рукой к мужскому достоинству, в данном случае недостатку. Никита грубо хватает ее руку и прижимает к своей груди…

НИКИТА: Согласен, мизерная… Но, а халтуры? Да я за одни только рекламные ролики и приодел тебя, и квартиру обставил. А за счет новогодних утренников мы уже в Европу съездили и в Азию.

ЛАРИСА: В Финляндию и в Турцию – и это называется Евразия? Азиопа – вот как это называется…

НИКИТА: Дожили, уже и Финляндия для нее не Европа.

ЛАРИСА: Ну, ладно, Европа. Только я хочу в всамделишную Европу… в Вену, например, а лучше, естественно, в Париж… (напевает) О, шампс Елизе… Хотя, если уж зашел разговор о Азии, то не плохо бы и в какую-нибудь экзотическую страну слётать, на Гавайские острова, опять-таки в Сингапур, на Тибете побывать тоже хорошо было бы, или, в крайнем случае, в Японию сплавать на теплоходе из Владика, наведаться в Киото какое-нибудь деньков на пять…

НИКИТА: Неразумная ты моя… Финляндия – это ж европейская Япония…

ЛАРИСА: Точно, а Турция – это азиатская экзотика. Милый… (скривив гримасу) ты бы еще Париж с Берлином, что в Челябинской области находятся, вспомнил…

НИКИТА: А что на Урале Париж есть?

ЛАРИСА: На Урале, дражайший мой, все есть, как в Греции… Но только я туда не хочу. Я желаю жить во Франции.

НИКИТА: А умереть, поди, мечтаешь в Париже… (с иронией) как леди Ди в подземном туннеле возле моста Альма…

ЛАРИСА: Нет, Шутихин, в собственной постели…

Лариса бросается на кровать и принимает нарочито развратную позу. Улыбка расцветает на ее лице.

НИКИТА: (растопыривает пальцы рук, будто готовится удушить ее) От удушения, как Дездемона?

Никита набрасывается на нее и хватает за горло. Лариса его грубо отталкивает.

ЛАРИСА: (тяжело дыша) Не угадал, ничего у тебя из этого не выйдет.

НИКИТА: Это еще почему, думаешь, у меня на то не хватит сил и терпения?

ЛАРИСА: Думаю, что хватит…

НИКИТА: А может я, по-твоему, недостаточно ревнивый?

ЛАРИСА: Еще как ревнив…

НИКИТА: Разве мы не в Венеции живем?

ЛАРИСА: Пожалуй, если считать сточную канаву – венецианским каналом, а лужу, посредине которой построен наш дом – Средиземным морем, то мы точно живем в Венеции, но только не в Северной Венеции, а засе…

НИКИТА: (перебивая) Какая разница, где мы живем… Ты мне не ответила: почему же это у меня ничего не выйдет?

ЛАРИСА: Почему? Почему? Потому что у тебя… вся спина белая…

НИКИТА: Не смешно…

ЛАРИСА: И на Мавра ты совсем не похож…

НИКИТА: Ну, бесценная моя, тут делов-то на копейку… Надо мне только пару раз лопатой по носу съездить да гуталином морду гуще понамазать…

ЛАРИСА: Да я, дорогой, говорю не о внешности…

НИКИТА: Не пОнял…

ЛАРИСА: А вот был бы Мавром – сразу бы понЯл…

После последних слов Лариса опускает Никиту из своих объятий и идет к трюмо, где садится на пуфик и продолжает снимать косметику, напевая какой-нибудь современный шлягер. Никита направляется к бару. Он достает бутылочку пива, открывает и присаживается на угол кровати.

НИКИТА: (как бы промежду прочим) Слушай, а мне сегодня новую роль предложили…

ЛАРИСА: В какой постановке?

НИКИТА: В шекспировском «Гамлете»…

ЛАРИСА: (удивленно приподняв бровь) Небось, роль второго могильщика или тень Тени отца Гамлета…

НИКИТА: А вот и не угадала. Бери выше…

ЛАРИСА: «Видал сосун»… Неужто Розенкранц и Гильдестерн в одном флаконе…

НИКИТА: Тебе бы все шутить. А я, между прочим, буду играть Самого Гамлета – принца Датского.

ЛАРИСА: (удивленно расширив глаза) Быть того не может или не может того быть…

НИКИТА: Правда, Гамлета. Истинный крест…

ЛАРИСА: Наверняка, во втором составе…

НИКИТА: Нет, в первом…

ЛАРИСА: Обалдеть… Прямо зареветь хочется…

НИКИТА: Дурочка, радоваться надо…

ЛАРИСА: Я и радуюсь, только все равно мне не нравится…

НИКИТА: Чего тебе опять не нравиться?

ЛАРИСА: Мне? Мне многое не нравится. Например, наша страна не нравится, да и время, в котором мы живем, тоже не нравиться… А еще мне не нравиться…

НИКИТА: (перебивая) А скажи мне, родная, кому? и в какой стране ты нужна? В Японии? Во Франции? Ага, ждут тебя там, не дождутся. Ты и языка ихнего не знаешь…

ЛАРИСА: Французский я на курсах год назад проходила…

НИКИТА: Вот именно – проходила… мимо…

ЛАРИСА: Чего ты все время ко мне придираешься? Не хочешь жить во Франции, поехали в Англию. В Англии тоже, в общем-то, ничего, и от Парижа недалече…

НИКИТА: А ты, Лариса, по-английски шпрехаешь?..

ЛАРИСА: Вообще-то я в школе немецкий проходила, но можно закончить еще одни курсы…

НИКИТА: Можно конечно… Ты уже одни закончила. Ну, пригодились они нам?

ЛАРИСА: (глядя на шкаф и закатив глазки) Нам – не знаю, а мне…

НИКИТА: (не слушая ее) Но и потом о времени, в коем мы живем… Дорогая, времена – они тоже бывают разные. Я бы не хотел бы с тобой оказаться в средних веках…

ЛАРИСА: Это еще почему, Шутихин?

НИКИТА: Да тебя, Шутихина, как подлинную колдунью, сразу же инквизиторы на костре сожгли бы, а меня за сокрытие ведьмы четвертовали бы к чертовой матери…

ЛАРИСА: (кокетливо) А меня, должно полагать, приняли бы за ведьму исключительно за красоту и ум…

НИКИТА: Почему ты так думаешь? Ларчонок, тебя бы приняли за ведьму, исключительно за то, что ты ведьма, несмотря на твою красоту и ум…

ЛАРИСА: (обиженно) Слушай, хватит стебаться, допивай пиво и ложись спать… (взглянув на балконную дверь) Но сначала вынеси ведро с мусором!

НИКИТА: Что? Опять? И так всегда… Нельзя было, что ли, это сделать днем?

ЛАРИСА: Некогда было… Я тебе его сразу хотела дать, а ты со своими приставаниями и разговорами совсем голову заморочил.

НИКИТА: (недовольно бурча под нос) Да-да, конечно, дел у тебя невпроворот, детишек мал-мала…

ЛАРИСА: Хватит нудить… Нудист бесстыжий! А вы бы, Никита Петрович, сами посидели бы дома, да посмотрели – сколько дел у женщины, коя занимается домашним хозяйством… (приказным тоном) Иди, неси!

НИКИТА: (нехотя идя на кухню) Прямо как в анекдоте, только ножи, почему-то, как были тупыми, так и остались.

Шум на кухне, стучит входная дверь. Убедившись, что муж ушел, Лариса открывает дверь на балкон…

ЛАРИСА: Давай быстрее, пока он ушел…

В комнату входит замерший мужчина (переодетый Никита) в дубленке, в шапке ушанке, с опущенными клапанами, и с замотанным шерстяным шарфом лицом. При этом он трясется и бьет себя по бокам. Лариса бесцеремонно выталкивает его, даже не поцеловав на прощание.

…(по-французски) Le mien par le chemin, pars. Viens demain… Пока, мой дорогой, увидимся завтра! Au revoir!

Выпроводив любовника, Лариса включает ночник и, выключив основной свет, снимает халатик и остается в ночной рубашке. Садится на край кровати и начинает причесывать волосы.

…Слава богу, ничего не заметил. Вот был бы скандал. И угораздило же его вернуться на пару часов раньше обычного. А еще, черт языкастый, полчаса лясы точил, чего только не плел… (смотрит на балконную дверь) Как только мой французик на балконе не окочурился, как в отечественную кампанию 1812 года. Хорошо еще, что на улице минус три, а не тридцать… (потягивается) А вообще… вот было бы здорово уснуть сейчас и проснуться во Франции 16 века и, на крайняк, Англии 18… В каком-нибудь роскошном особнячке, к примеру сказать, сэра Гамильтона…

Лариса, закончив причесываться, откидывает одеяло и ложится в кровать, заложив руки за голову и мечтательно глядя в потолок.

…Мечта идиотки! Впрочем, а что нам русским баб еще остается, ежели графьев да баронов еще в 17 к праотцам отправили. Выродки мы все. Иссяк источник голубой крови. Где они лихие кавалергарды, благородные гардемарины, пылкие корнеты, остроумные поручики? Где она белая кость, цвет нации… Осталась одна мразь и серость. Расплодились ничтожества, как крысы в грязных, затхлых трюмах неизвестно куда плывущего корабля. Судно тонет, все бегут, а мне бежать некуда и не на что…

А мой благоверный козлик еще и патриот своей Родины, ни за что эмигрировать не желает. Да и кому он нужен со своей дурацкой профессией. Говорила мама: «Дочка, прежде чем замуж выходить, сто раз все взвесь!»

А я, дура, выскочила за актера. Думала, буду женой звезды, миллионные гонорары с неба посыплются, приглашения в Голливуд. Может и меня кто из кинобоссов заметит. Размечталась… А впрочем, это единственное, что мне осталось! Мечтать – так мечтать! Кто мне это запретит? Итак, я в Англии, ко мне вот-вот должен придти на тайное свидание капитан Нельсон – он еще не всемирно известный адмирал, но уже очень даже ничего не только как офицер, но и как мужчина…

Лариса откидывается на подушку и очень быстро засыпает. В это время, крадучись, будто ночной воришка в комнату входит Никита, завернутый в черный плащ и без мусорного ведра, и начинает переустройство комнаты. С помощью небольшого количества элементов, типа, драпировки, подсвечников со свечами на столе, балдахина над кроватью. Возможно, ему кто-то в этом помогает, работники сцены, например. Все происходит очень быстро и по возможности бесшумно, со всякого рода обыгрыванием своих действий. Автор оставляет большой простор для фантазии режиссера. После того как комната стилизована под английскую спальню XXVIII века, Никита скрывается на балконе обегает за кулисами и входит во входную дверь уже в дубленке, в шапке ушанке, с опущенными клапанами, и с замотанным шерстяным шарфом лицом, на цыпочках подходит к кровати. После того как убеждается, что жена спит, Никита медленно подходит к шкафу, осторожно, чтобы ни что не скрипнуло, отрывает дверку и прячется в шкафу.