Мечты, грезы и фантазии
Сергей Тарасов
Фантастику пишут все, кому не лень, в разных стилях и всеми доступными методами, даже дедушки и бабушки. Я тоже решил написать – реальные истории, которые со мной произошли совсем недавно
Сергей Тарасов
Мечты, грезы и фантазии
Золотые яблоки
В моем огороде росли две большие яблони, посаженные еще отцом лет пятьдесят назад. Одна из них, на которой были крупные красные яблоки, стала засыхать – пришлось мне прошлой осенью спилить одну довольно большую ветвь и несколько мелких. Это мне не нравилось – урожай яблок был гораздо меньше, не такой, как раньше: ведер пятнадцать, а не тридцать, как раньше. Как теперь я должен прожить зиму – без яблочного компота?
Эту неожиданную напасть мне надо было предотвратить – посадить еще яблоню, а лучше две. Но я не знал, как назывался этот сорт яблони и решил, что посею все семечки, которые найду в мешках, в которые я складывал после просушки дольки яблок. Их получилось много – целая пол-литровая банка семечек, и следующей весной я посадил их в огороде.
Прошло несколько лет, несколько семечек взошло, а из одного выросла красивая яблоня. Весной на ней появились первые цветки, но не белые, как обычно бывают у яблонь, а большие золотистые цветки. Таких цветков я раньше не видел , и они обладали таким ароматом, что у меня кружилась голова. Когда цветы уронили свои лепестки, на их месте образовалась завязь, тоже золотистого цвета. Это был какой-то неизвестный науке сорт, про который я нигде не отыскал никакой информации – ни в книгах, ни в Интернете. Я ждал, когда настанет осень, и наконец, яблоки станут большими, – наверное, красивыми и вкусными.
Летние дни бежали одно за другим, и яблоки на этой удивительной яблоне увеличивались с каждым днем, – и не только в размере: они становились все тяжелее и тяжелее. Ветки под их тяжестью гнулись до самой земли, и мне пришлось ставить под них подпорки. Кроме того, они стали сверкать на солнце, как новогодние игрушки, и чтобы спастись от вопросов соседей, мне пришлось огородить яблоню тканью. В общем, хлопот с этой яблонью у меня прибавлялось с каждым днем.
В августе, когда я собирал упавшие со старых яблонь еще незрелые яблоки, чтобы сварить из них компот, я подошел к молодой яблоне, и собрал упавшие с нее плоды – деревья роняют лишнее, чтобы не ломались ветки, и им бы не хватило сил на созревание оставшихся на ветках яблок.
Эти яблоки оказались такими тяжелыми, что я с трудом дотащил до осенней кухни ведро. Поставил его на столик и достал одно яблоко, чтобы разрезать на дольки. Но мой нож оказался бессилен – оно были металлическим. Я достал из ящика напильник и провел им по яблоку. Напильник оставил после себя опилки желтого цвета – они напоминали золото.
Пришлось мне запастись терпением и основательно поработать с этим яблоком напильником. Когда я им сточил им половину яблока, то на куске брезента образовалась кучка этих опилок, и я пошел в мастерскую – за трубкой и сухим спиртом. На лекциях по минералогии нас, студентов-геологов, учили пользоваться паяльной трубкой, чтобы плавить золото из шлихов, и я отлично справлялся с этой задачей в институте.
Я зажег таблетку сухого спирта и стал дуть через трубку на пламя, за которым находились опилки желтого цвета. Через минуту вместо горсти опилок на столе был небольшой слиток золота. Он остыл через полчаса, и можно было взять его в руки. С этим слитком я отправился в мастерскую. Нашел молоток с наковальней и расковал этот слиток до небольшой золотой пластины.
Ее можно было продать, – но кому, и за сколько, я даже не представлял. Кроме того, у меня было целое ведро золотых яблок, которое я набрал с земли, а на ветвях дерева еще осталось висеть еще несколько ведер этого удивительного урожая. Надо было крепко подумать, что с ними делать осенью. Но мне уже было понятно, что я стал садоводом – миллиардером, и мне никто не поверит, что я вырастил, на свою радость или беду, такой урожай.
Золотой ручеек
В летнем сосновом лесу было тихо и прохладно. Подлесок в основном здесь был из рябины, иногда встречалась черемуха, особенно в небольшом логу, в котором негромко журчал небольшой ручеек. За ним начинались невысокие горки, на которых, судя по карте, были старинные копи, в которых добывали драгоценные камни – рубины. Хоть они были нанесены на старинную карту, найти их оказалось трудным делом – прошло не менее полутора сотни лет, они постепенно осыпались, их заваливало листьями, ветками и хвоей. Я ходил по одной горке уже часа два, но ни одной копи или шурфа, так и не нашел. Прежде чем перейти на вторую горку и там поискать следы старых горных работ, надо было сначала пообедать. Вода была рядом – в этом небольшом ручейке, под горкой.
По-видимому, он тек из какого-то родника,– вода в нем была чистая, как слеза, холодная и вкусная. В заросшем малиной и дикой смородиной логу, по которому он протекал, было тихо и прохладно. Все комары и мошкара попрятались от солнца, и я присел на небольшой ствол от сосны на берегу ручья, достал из рюкзака еду и котелок для чая. Пока разгорался небольшой костер, я набрал в котелок воды из небольшой ямки, на дне которой лежал песок с листочками слюды и мелкими гальками молочно-белого кварца. Ручеек тихо журчал свою песню и местами скрывался в своей тенистой заросшей травой и кустарником пойме. Это был райский, тенистый и уютный лесной уголок, и я так бы и остался бы тут до вечера, но мне надо было сначала пообедать.
Сосновые ветки уже прогорели, я поставил котелок с водой, открытую банку с кашей на угли, и когда она согрелась, приступил к своему скромному обеду. Пока я опустошал банку с вкусной гречневой кашей, вода в котелке забурлила, я насыпал в него заварку. Когда чай был готов, достал свою походную красную пластиковую кружку. Сидя с горячим чаем на сосновом столе, я смотрел на ручеек и думал, что неплохо бы его осмотреть, особенно его песчаные отложения на дне. Судя по обилию галек молочно-белого кварца, здесь было масса кварцевых жил, в которых запросто могло оказаться золото.
Покурив после плотного обеда, я собрал посуду и пошел ее мыть. Вымыл, оставил ее на берегу и прошел вверх по течению ручья по берегу, продираясь сквозь заросли смородины и малины. Вскоре я наткнулся на чей-то котелок, который торчал из песка, и когда стал его вытаскивать, обнаружил, что это был не котелок – а старательский ковш, которым мыли шлихи и золото.
Это была интересная находка, и очень своевременная. Обычно я мыл шлих обычной миской, но старательским ковшом было гораздо удобнее и быстрее. Я вытряхнул из него песок, вымыл под речными струями и стал искать место, откуда можно было взять шлиховую пробу. Все тяжелые минералы, особенно золото, скапливаются на определенных местах в речной долине. Я нашел такое место недалеко – под большим кустом черной смородины. Зачерпнул ковшом песок и стал его промывать, прямо на берегу ручья, где была небольшая глубокая яма. Скоро легкие минералы все смылись и остались тяжелые – в основном это был минералы магнетит и ильменит. Но в шлихе оказалось много золотистых чешуек – я сначала подумал, что это слюда, но потом, рассмотрев поближе, понял, что это было золото. Его было много для такого небольшого объёма песка, которое я промыл, – всего неполный старательский ковш.
Это было потрясающе – настоящее эльдорадо. Пришлось вернуться к костру, поставить ковш на еще неостывшие угли, чтобы высушить шлих. Пока он сох, я закурил, и стал думать, как мне быть дальше. Мне нужен был магнит, чтобы с его помощью удалить магнетит, но он был только дома. Я решил намыть побольше черного шлиха и разобраться с ним – уже в домашней обстановке, вечером. Шлих, который сох в ковше, уже высох, и я ссыпал его в свой армейский котелок, закрыл его крышкой и пошел на место, где брал пробу.
Уже было часа три дня, а мне уже надо было через час идти на электричку, чтобы вернуться домой вечером к ужину. Потому я не собирался долго мыть шлихи – ну, час, максимум. Когда я закончил свою работу, весь котелок был полон черным шлихом, в котором было много золотин, и мелкие золотые песчинки. Кроме того, в некоторых кварцевых гальках, которые я нагреб из ручья, были небольшие, до сантиметра скопления ярко-желтого металла – это тоже было золото. Наверное, этот ручей протекал по кварцевым жилам с золотом, и поэтому в нем было галек и обломков кварца с этим благородным металлом.
Дома я достал из рюкзака тяжелый котелок, вытряхнул его содержимое в таз, потом взял большой магнит от старого динамика, обернул его бумагой и принялся за дело. Весь магнетит прилипал к бумаге, я убирал магнит, вытряхивал на землю магнетит, и снова шарил магнитом, обернутым в бумагу по тазу со шлихом. Через полчаса в тазу осталось практически одно золото – песок, золотины и небольшие самородки. Я ссыпал его в стеклянную банку и поставил ее предо мной на обеденный стол. Судя по весу, в банке было больше килограмма золота, и мне надо было решить, что с ним делать дальше.
Хорошо было быть старателем в старое, дореволюционное время – можно было его сразу унести к перекупщику, получить деньги и купить себе бархатные портянки, наполнить ванну шампанским, или купить себе гарем. Но сейчас за это золото можно было сразу готовиться к отсидке в колонии строгого режима.
И я поступил так же, как поступали старые, мудрые и опытные старатели – на следующее утро отнес эту банку к ручью и высыпал ее содержимое в воду. Совесть у меня теперь была чиста, и я снова направился искать следы старых горных выработок на следующую гору – иметь дело с красивыми коллекционными минералами было гораздо интересней и безопасней для здоровья. Их можно было поставить на свою книжную полку, – например, друзу горного хрусталя, или кусок мрамора с кристаллами рубина, и потом любоваться ими всю оставшуюся жизнь, на свободе.
Волшебная рубашка
Платяной шкаф, стоящий в комнате для гостей, достался мне от родителей. Как писали Ильф и Петров, секрет изготовления такой мебели уже утерян, и сейчас мебель делают из древесно-стружечных плит. Этот родительский шкаф для одежды и сейчас стоит в комнате, – довольно вместительный и лёгкий. В нем хранятся простыни, пододеяльники, куртки и рубашки. Когда недавно туда заглянул, чтобы повесить дубленку, мне на глаза попалось женское платье, которое я ни разу до этого момента не видел никогда. Я живу один, гости ко мне приходят очень редко, и никто из них не мог принести это платье. Оно печально висело на плечиках рядом с моими сорочками и скучало. В прошлом году я наводил в этом шкафу порядок, но его там не было, я в этом был уверен.
Я был очень удивлен незнакомой вещью и достал плечики с этим незнакомым женским платьем. Оно было сшито из клетчатой серо-синей хлопчатобумажной ткани и было очень длинным. Скорее всего, это был какой-то рабочий халат, подумал я, глядя на его черные пуговицы,– такие обычно пришивали к рабочей одежде. У меня были две любимые рубашки с похожим рисунком, но одну я уже доносил до дыр и выкинул, а вторую носил только летом – она была из натуральных волокон, в ней мне было комфортно и холодной зимой, и в жаркое лето. Мне сразу пришла мысль, что из этого платья могла получиться отличная домашняя рубашка: надо только ее немного переделать – укоротить и пришить карманы.
Отец подарил мне на свадьбу отличную швейную машину, на которой я постоянно что-то шил, – в прошлом году сшил целых пять летних рубашек, и очень довольный своей работой, проходил в них все лето. Сейчас у меня не было никакой швейной работы, – я пребывал в печали, так как любил что-нибудь сшить. Но то, что лежало на швейной машине с осени, я переделал за долгую зиму, а нового шитья у меня не было. Я, конечно, перештопал все шерстяные носки, и уже скучал без женской работы. И тут появилось это, появившееся ниоткуда, платье. Его было нетрудно перешить в рубашку, и я с увлечением взялся за дело.
Я смерил его со всех сторон, записал на листе бумаги все цифры, потом достал свою летнюю рубашку, тоже измерил, написал на этом же листе результаты. Потом вычислил, где были между платьем и рубашкой расхождения, и записал,– где надо было отрезать, а где, наоборот, пришить. Потом открыл тумбу, достал швейную машинку, и операция по переделке платья началась. Она продолжалась не очень долго – часа полтора. Львиную долю этого времени заняло изготовление карманов – как правило, чем меньше деталь, тем больше на нее уходит времени. Но машина шила хорошо, ниток самых разных у меня было много, а так как я в своей жизни занимался шитьем много раз, то считал, что могу сшить все, что мне было надо. Это было моим полезным хобби, – вернее, одним из многих домашних дел, которыми я занимался с удовольствием.
Скоро я с рубашкой закончил – осталось только пришить пуговицы. Пришивать их я не любил, и оставил это занятие на следующее утро. В квартире было душно, и я проснулся – в спальне было жарко, а когда я отворил балкон и уснул, через час стало холодно, и я проснулся. Пришлось закрывать балкон, чтобы в очередной раз проснуться, на этот раз от жары и от духоты. В шесть утра я встал и решил, что больше не смогу заснуть – впереди был целый день, и надо было переделать кучу домашней работы, а потом поехать за город, в свой загородный дом. Но сначала надо было пришить пуговицы. Я достал большую коробку и стал в ней искать подходящие пуговицы. Это было увлекательное дело – их было в этой коробке из-под обуви, наверное, целый миллион, и, когда закончил выбирать подходящие, порядочно устал.
Петли на этом платье уже были, и пуговицы я пришил быстро – сказался мой большой опыт. Теперь можно было померять обнову. Я надел рубашку, застегнул пуговицы, подошел к зеркалу, но в нем ничего не отражалось – только ковер на стене и прикроватная тумбочка. Меня там не было, и я очень удивился этому обстоятельству, подошел к зеркалу поближе, провел по нему пальцем и был озадачен тем, что зеркало было на месте, а меня в нем не было: вот такая нелепость, – чудеса, да и только. Я снял новую рубашку, надел теплую куртку и пошел на балкон покурить, привести свои чувства в порядок.
Что-то мне мешало спокойно подышать никотином, – какое-то подозрение у меня появилось в голове,– я сразу бросил недокуренную сигарету и отправился разбираться с зеркалом и рубашкой. В зеркало я сразу заглянул, даже не снимая куртку – я отражался в зеркале так, как и должно быть. Но когда снова одел недавно сшитую рубашку, то в зеркале меня не было. Снял рубашку, снова появился. Надел ее снова – пропал. В зеркале отражалась снятая рубашка и я рядом, но как только я ее одевал, то немедленно пропадал – зеркало отказывалось показывать меня в этой рубашке. Кроме этого зеркала в квартире было зеркало в прихожей и в ванной комнате, но когда я посмотрел в эти зеркала, меня в них не было. Оказалось, что я сшил волшебную рубашку, в которой меня никто не мог увидеть, даже я сам.
Надо было эту мою мысль проверить на практике: выйти в сшитой рубашке в магазин на первом этаже и купить продуктов для второго завтрака. Я одел кроссовки, новую, только сшитую рубашку, сунул в карман кошелек, сигареты с зажигалкой, отворил дверь и тихо вышел на лестничную площадку. Мой сосед стоял перед дверью своей квартиры, доставал из сумки ключи. Когда я решил закрыть свою дверь и уже засунул в замочную скважину ключи, он обернулся, – услышал, как мой ключ проворачивался в скважине. Но для него коридор был пуст, и он меня не увидел, хотя стоял в трех метрах от меня.
Спускаться на первый этаж на лифте я не рискнул, пошел через запасной выход – жильцы им практически не пользовались, ездили на лифте, и я в полном одиночестве дошел по лестнице до двери, нажал кнопку магнитного замка и вышел на улицу. По двору бегали дети – кто с автомобилем, кто с куклой, но меня они тоже не заметили. Было очень интересно быть невидимым, – но я был голоден, и решил поразмышлять на эту тему после обеда.
Магазин «Магнит» был на первом этаже нашего дома,– мне надо было выйти на улицу со двора, обогнуть дом, и оказаться перед входом. Я зашел в магазин, у входа в торговый зал, взял несколько пластиковых мешков и начал в них складывать свои покупки. Покупателей в магазине было мало, но несколько пожилых женщин с удивлением смотрели, как мимо них проплывают батон, пачка пельменей, несколько плиток шоколада и пачка халвы. После этого мне надо было благополучно покинуть с товарами торговый зал.
Я подошел к кассе, стараясь держать пакеты с продуктами пониже, у самого пола, чтобы кассир их не видел. Сигнализации на кассе не было, я благополучно миновал кассу и вышел к камерам хранения. Там стояла пластиковая корзинка, в которую положил свои покупки. Цены на них я знал хорошо, и когда в уме подсчитал стоимость продуктов, из кошелька достал двести рублей, подошел к кассе и засунул их в отделение для мелочи. Теперь моя совесть была спокойна – я не хотел стать магазинным вором, хотя мне это было нетрудно сделать.
Покупки я засунул под рубашку и спокойно пошел по улице к двери. Достал из кармана жетон, открыл дверь и пошел к лифту. Уже в гостиной, после плотного и сытного обеда, я стал думать, что можно сделать полезного в жизни, обладая такой волшебной рубашкой. Но додумать множество пришедших в мою голову мыслей я не успел – уснул на диване.
Аметистовые друзы
Среди камыша и осоки невдалеке от тропинки находилась большая, высокая куча аметистовых друз. Грани кристаллов сверкали на солнце фиолетовым сиянием, искрами и моим глазам было больно смотреть на этот рукотворный костер. Большей красоты в жизни мне не приводилось встречать. Большие, великолепно ограненные сине- фиолетовые кристаллы росли вместе, они были практически одинаковыми и очень крупными – до восьми сантиметров длиной и почти такими же размерами в основаниях кристаллов. Все они были без трещин, с идеальным качеством для огранки, но гранить их было незачем – они и так, без огранки, смотрелись очень эффектно, и каждая из друз представляла собой произведение искусства. Каждая могла стоить целое состояние, – такие большие и красивые аметистовые друзы я видел только в музеях.
Такое богатство попадает в руки только раз в жизни, и мне очень повезло. Унести их домой я не мог – их было очень много, и чтобы они больше никому не попались на глаза, следовало их сначала спрятать получше, а лишь потом начать перетаскивать их домой. Они были не очень тяжелые, килограмма по два, три и размеры их были почти одинаковые: сантиметров двадцать или тридцать в поперечнике.
Я посмотрел по сторонам, оценивая окружающие места и думая лишь о том, где и как их можно спрятать – в укромное место, поближе к этой куче, чтобы недалеко было тащить. Мне надо было оперативно действовать, иначе за этим занятием меня кто-нибудь заметит и тогда все пропало. Место мне было знакомое – тут раньше я был не один раз, и сразу отмел в сторону выходы гранитных глыб на невысокой горке, которая была в ста метрах от меня. В них можно было спрятать все угодно,– в одной такой маленькой пещерке между гранитными глыбами я хранил махровую простынь и всякую мелочь, вроде сапог, в которых переходил болото. Их было неудобно тащить домой, и я прятал их каждый раз, когда уходил.
Вокруг было большое болото, с редкими тропками рыбаков. По одной из них, самой безопасной и мелкой я проходил на небольшой остров, где росли сосны и был пляж, на котором я купался в июле, когда была такая жара, что спастись от нее можно было только в воде. Воды в болоте было много, и болотные сапоги часто заливало, поэтому я раздевался, надевал на ноги туфли или старые кроссовки, а сейчас для этой цели служили старые зимние сапоги – чтобы стерня камышей и осоки не поранила мне ноги. Тропа через болото была метров триста длиной, потом я снимал их и шел на маленький пляж уже босиком. Вечером, после купания, снова их надевал, а потом прятал до следующего раза.
Таких маленьких пещер было на горке много, и в них было спрятать что угодно. Но до них было далеко – метров триста, и мне надо было найти место поближе. В болото прятать я не хотел – их потом самому было не найти, и оставалось только единственное место – в густой траве, у самого подножия горы.
Я взял несколько аметистовых друз в охапку и отправился вдоль кромки леса. Через метров сто я нашел на окраине соснового леса маленькую длинную полянку, заросшую густой травой и спрятал в нее первые три аметистовых друзы – просто положил их на землю, а сверху положил сорванную траву, которую нарвал еще раньше, по дороге. Рвать траву на этой полянке я не мог – это было неправильным. Любой внимательный человек бы сразу заметил изменения в травяном покрове, и заинтересовался бы этим.
Теперь, когда место было выбрано, я начал как челнок, сновать между кучей аметистовых друз и полянкой. Больше, чем три друзы, я унести не мог – боялся их поцарапать,– от этого их стоимость сразу бы упала в цене. Сейчас каждую друзу можно был продать за пару сотен тысяч рублей, а их было, по моим скромным подсчётам, около ста пятидесяти штук. У кристаллов аметиста была разная твердость – грани были более мягкими, а ребра их, особенно сами головки кристаллов, были тверже, и мне не хотелось, чтобы такие коллекционные образцы были с царапинами.
Я переносил их осторожно, складывал в очередную горку в траве, накрывал сверху травой и шел за следующей. Когда на полянке образовался целый ряд с кучками аметистовых друз, стал выкладывать новый ряд, в метре от предыдущего. В конце, когда перетащил все найденные аметистовые друзы, на полянке было несколько таких рядов. Чтобы все на полянке выглядело, как раньше, сорвал большую рябиновую ветку и пригладил траву, под которой были ряды с кучками драгоценных камней.
До лесной тропинки я шел задом и приглаживал примятую траву, по которой шел к этой маленькой полянке. На тропинке, которая была без травы, только с многочисленными упавшими сосновыми шишками, я выкинул эту уже не нужную рябиновую ветвь, и посмотрел издали на результаты своих трудов.
Все выглядело естественным и нормальным – на следующее утро немного помятая трава встанет, и полянка опять станет прежней, как будто по ней никто и не ходил. Можно с завтрашнего утра их переносить домой, не опасаясь, что на них кто-нибудь наткнется. Хотя здесь я практически никогда и никого не встречал за все время, когда ходил купаться. Но всегда мог какой-нибудь проныра – грибник из коллективного сада отправиться за червивыми сыроежками, надеясь найти здесь красноголовик, или белый гриб, и наткнуться на спрятанные в траве аметисты. Вероятность такого события была ничтожна, и я спокойно отправился домой.
Эти события происходили очень давно, несколько лет назад. Сегодня я ночевал в своей городской квартире, и плохо выспался – в спальне была вполне комнатная температура, градусов двадцать пять градусов, но предыдущей ночью я спал в своем загородном доме, где температура ночью была всего девятнадцать градусов. Там мне спалось под толстым ватным одеялом очень хорошо, без снов и кошмаров.
