– Ты принёс? – семнадцатилетка повернулся ко мне.
– Да, – признал я очевидное.
– Деньги добыл?
Я опустил руку в карман и высыпал пятьдесят копеек на тумбочку, а не в протянутую руку.
– О, можешь же, когда хочешь, – удивился он, сгребая всё себе, – в следующий раз принесёшь рубль, если ещё и на конфеты хватило.
– Что это у тебя, – открыл рот молчавший до этого Губа, показывая на мою кровать.
«Б…ть», – выругался я про себя из-за того, что не додумался спрятать шорты под матрас, как раньше это сделал с медалью и грамотой.
– Спортивные шорты, они нужны мне для бега.
– Лучше отдай мне, – он протянул руку.
– Нет, – я встал спиной к кровати, поскольку отдавать первую вещь, которую купил себе сам, мне не хотелось.
В комнате повисла тишина, затем мои соседи сами встали и вышли из комнаты. Бык закрыл за ними дверь, подойдя к товарищу.
– Я думаю, ты стал себе слишком много позволять в последнее время, – оповестил он меня, – давно в больничку не попадал? Так это мы сейчас обеспечим.
– Немой, лучше отдай тряпку, и всё, – Губа покачал головой, – ты знаешь правила.
Я бросился к кровати и рывком вытащил дужку, которую заранее ослабил и держал для подобного случая, когда нужно будет защищать свою жизнь.
– Ты сам подписал себе приговор, – они оба отодвинулись от меня, а Губа сказал: – Позови, Бык, ещё троих, нам понадобится помощь.
Тот кивнул и бросился бежать, а я, пошарив рукой за спиной, взял шорты, затем наступил на них ногой и разорвал почти на две половинки, бросив их ему.
– Надеюсь, тебе они будут в самый раз.
Губа оскалил зубы и готов был броситься на меня, но кусок металла в моей руке заставил его быть осторожным, и он дождался товарищей. Они пришли, кто с ножом, кто с такой же дужкой, и, окружая меня в не сильно широкой комнате, радостно заулыбались.
Чтобы ко мне не зашли со спины, пришлось отступить к окну, и когда я упёрся спиной в подоконник, а они поняли, что у меня другого выхода нет, парни бросились на меня вчетвером. Всё, что я успел, – это два раза отмахнуться, прежде чем дужка, такая же, как и моя, не опустилась мне сначала на руку. После чего табурет прилетел мне в голову. Сознание мгновенно поплыло, и я уже не чувствовал, как меня повалили на пол и стали жестоко избивать, зато отлично запомнил свёрнутый набок нос Губы, из которого хлестала кровь.
Глава 8
– Иван! Иван! – голос доносился до меня словно издалека, но он был настойчив, никак от него было не отвязаться. Я с трудом попытался открыть глаза. Картинка расплылась, но затем с трудом собралась в обеспокоенное лицо директора, сидевшего рядом на табурете.
Я попробовал пошевелиться, но мне это не удалось, всё тело было словно один большой синяк, к тому же на груди виднелись бинты. Всё, что я смог, – это оглядеться в поле своего зрения, чтобы понять, что нахожусь не просто в больнице, а, скорее всего, в реанимации.
– Иван! Ты слышишь меня?! – продолжал бубнить директор, так что пришлось кивнуть.
– Сейчас тебя будет опрашивать милиция, не вздумай им что-то сказать, – угрожающе сжал он мне загипсованную руку, и боль прострелила по всему телу, – если будешь молчать, я тебя награжу! Слышишь?!
Я лишь кивнул, не в силах ничего сказать, а он, удовлетворённый, вышел из палаты.
Через час вошедшая медсестра поставила капельницу, с жалостью глядя на меня, а через два, когда я наконец полностью пришёл в себя и мог хотя бы шевелить языком, в палату заглянул человек в синей форме, с накинутым на плечи белым халатом. Его я не знал.
– Иван, привет, я следователь из районной прокуратуры, – представился он, – хотел бы расспросить тебя о случившемся.
– Можете не стараться, – с трудом ворочая языком, хрипло ответил я, – ничего не было, я упал.
– У тебя три резаных раны, две колотых, был почти содран скальп и сломаны рёбра, – нахмурился он, – врачи говорят, просто чудо, что ты выжил.
– Ну, значит, упал в кучу острого металлолома, – пожал я плечами.
– Иван, ты должен помочь мне! Я человек новый, но мне уже надоели вызовы в больницу по детским переломам и травмам, которые постоянно происходят у вас в школе-интернате. Кого ни спросишь, все говорят, что упали. Помоги мне, расскажи, кто тебя избил!
– Вы идиот? – мне было так больно и хреново, что я хотел только одного, чтобы он наконец от меня отстал.
– В смысле? – удивился он. – Ты что себе позволяешь? Ты разговариваешь с представителем советской власти!
– Мы живём в интернате двадцать четыре часа в сутки до восемнадцати лет, – ответил я, – кто хоть слово скажет, тому там больше не жить. Так что прекращайте тут свою агитацию и идите лучше работать самостоятельно.
Он открыл рот, изумлённо покачал головой и сложил карандаш в планшетку.
– Ну, Добряшов, а ведь я хотел с тобой по-хорошему, – сказал он.
– Мне уже и сейчас так хорошо, просто сил нет, – ответил я и закрыл глаза, сил разговаривать и правда больше не оставалось.
***
Крепкий молодой организм быстро приводил себя в норму, мой лечащий доктор только всплёскивал руками на обходах, говоря, что я по темпам выздоровления дам фору любой бездомной собаке. На что я обычно отвечал, что хоть и бездомный, но не собака. Он улыбался, щупал меня, заставлял дышать, слушал лёгкие и в конце концов через две недели перевёл в общую палату, где меня встретили знакомые лица. Которые тут же, едва персонал вышел из палаты, вывалили на меня ушат новостей. В интернат приезжала милиция, и не простой участковый, а кто-то другой, поскольку директор бегал перед ними на цыпочках и вежливо улыбался. После их приезда целую неделю их вкусно кормили и даже выдали новую одежду, но, когда всё улеглось, одежду приказали сдать, а столовая вернулась на прежнюю выдачу помоев. Но все были рады и такому. Ещё из интересного, Губу выписали из больницы, но нос у него остался кривоватым, так что его иногда называли то Носом, то Губой, что его чрезвычайно злило.
Кстати, в интернате начался ремонт, говорят, делают новый актовый зал, так что все с нетерпением ждут, когда стройка закончится. От таких новостей у меня холодный пот пробежал по спине, поскольку никакого актового зала не будет, а строят там звуконепроницаемые комнаты, в которых будут встречать высоких гостей.
Вывалив на меня всё это, знакомые вернулись в свои кровати, а я задумался, правильно ли поступил. Ведь теперь время, проведённое в больнице, помножится ещё и на срок реабилитации, а бегать мне хотелось уже сейчас.
«В любом случае, надеюсь, сломанный нос отвадит от меня желающих присвоить вещи», – решил я наконец.
***
Ещё через две недели я смог наконец ходить, и выздоровление пошло ещё быстрее. Что было приятно – это гость, посетившей меня перед самой выпиской. Я тогда вернулся из туалета, поэтому сначала поразился тишине, царившей в палате, а затем заметил красную от смущения девушку, на которую пялились все до единого парни. Она же стояла возле моей кровати, сжимая в руке авоську, в которой лежали какие-то мелкие кульки, свёрнутые из газеты.
– Лилия? – удивился я. – Ты что здесь делаешь?
– Тебя проведать пришла, мы ведь друзья, – огрызнулась она.
– Да? Ну тогда давай лучше выйдем в коридор… друг.
Она пошла за мной и, когда мы оказались за дверьми и подошли к окну, тут же вручила мне кульки, а авоську забрала себе.
– Яблоки, к чаю там, – сказала она, сильно смущаясь.
– Спасибо, Лиля, – я покачал головой, – я не хочу, чтобы ты обижалась на меня, но, пожалуйста, не приходи больше.
– Почему? – вздрогнула она. – Я сделала что-то плохое?
– Нет, просто не хочу, чтобы ты пострадала. Такие, как я и они, плохая компания, – я показал поворотом головы в сторону палаты.
– Чем же они могут мне навредить? – удивилась она.
Тут я уже не выдержал её наивности и простоты.
– Затащат в туалет и вы…т тебя, так доступнее?
Она нахмурила лоб.
– Что такое вые…т? Это такая игра? Не знаю такой.
Я сделал рука-лицо и понял, что разговаривать с пионеркой бесполезно.
– Вечером, когда с родителями будешь ужинать, спроси у них значение этого слова, – посоветовал я, – они тебе популярно объяснят.
– Да? – удивилась она. – Хорошо, спасибо. Я попробую.
– Ну вот, так что спасибо, но больше не приходи.
Лиля пожала плечами и, повернувшись, зашагала к выходу, я же, вернувшись в палату, к визгу детей и радости подростков, разделил между всеми принесённые сладости. Получилось помалу, но зато честно.
А на следующий день медсестра, улыбаясь до ушей, принесла мне записку, на которой было написано всего два слова, но зато печатными буквами и с кучей восклицательных знаков:
«Ненавижу тебя!»
«Видимо, всё-таки спросила», – удовлетворённо понял я и съел записку, поскольку её некуда было выбросить, а кругом имелась куча любопытных глаз.
В остальном дни до выписки протекали скучно и единообразно, так что я стал делать гимнастику и ОФП, чтобы наконец начинать вспоминать нормальное состояние своего тела, и в интернат вернулся уже немного окрепшим, с горячим желанием добраться наконец до стадиона.
***
– Немой, к директору, – заглянувшая в дверь маленькая девочка крикнула сообщение и сразу убежала.
– Зачастил ты что-то к нему, – Пузо почесал пузо.
– Можешь сам сходить вместо меня, – предложил я.
Он тут же заверил, что просто пошутил. После той памятной драки, в которой я, оказывается, успел не только сломать нос Губе, но и переломал пальцы ещё одному старшаку, все парни моего возраста обходили меня стороной, старшие же разговаривали много спокойней, чем раньше.
Поход к директору всегда был событием, так что я сначала переоделся в школьную форму, повязал галстук, расчесался, взял с собой медаль, дневник, в который вложил грамоту, и, наряженный, отправился вниз.
– Вызывали, Андрей Григорьевич? – протиснулся я через щель и прикрыл дверь за собой.
– Да, Добряшов, присаживайся, – Пень явно находился в хорошем расположении духа.
Я тут же это сделал, скромно примостив попу на уголок стула и сложив руки на коленях.
– Мне сегодня письмо пришло с ГОРОНО, – он показал на конверт, лежащий перед ним на столе, – ты заявлен на районные соревнования, как победитель общешкольных. Что скажешь?
– Я ещё не восстановился после больницы, Андрей Григорьевич, – я показал ему бледную руку, – боюсь, не смогу выступить.
Мои слова заставили его нахмуриться.
– Подумай хорошо.
– Андрей Григорьевич, если вы скажете, я, конечно, пойду, но нужно ли нашей школе последнее место? – я не поднимал на него глаз.
– Хм, – задумался он, – доля истины в твоих словах есть, но нам бы не помешало сейчас скрасить то происшествие, виновником которого, кстати, ты был сам.
«Конечно, конечно», – изумился я от подобного уровня наглости, поэтому просто промолчал.
Видя, что я никак не реагирую на его слова, он подскочил с места и, подойдя ко мне, наотмашь дал оплеуху, удар был настолько сильным, что голова качнулась в сторону.
– Смотри на меня, когда разговариваешь с директором, щенок! – прошипел он и ударил ещё раз, а потом ещё, пока я нехотя не поднял на него взгляд. – Так-то лучше, – он достал платок, вытер ладонь от крови, которая текла у меня из разбитого носа и испачкала его руку, и вернулся на место. – Что нужно, чтобы ты достойно – я подчёркиваю – достойно выступил?!
Я задумался, если он и правда хочет победы, надо заламывать по максимуму, пока есть такой шанс.
– Мне нужно время, спортивная форма и приспособления для тренировок, – наконец ответил я.
– От занятий я тебя освобожу, это не проблема, формой обеспечу, а что тебе нужно для тренировок? Это же бег. Бегай, и всё.
– Две гантели по пять килограмм, шестнадцатикилограммовая гиря и крепкие железные санки.
– Санки? – удивился он. – Зачем? Вроде не зима ещё.
– Потом можно будет их не найти, лучше запастись сейчас, – соврал я, не моргнув и глазом.
– Вроде ничего такого, – он покивал головой, – а где хранить всё будешь?
– В подсобке у вахтёров, буду забирать перед тренировками и возвращать после, – быстро выкрутился я, добавив: – А то сопрут же.
– Это да, это у нас могут, – согласился он. – Медаль и грамоту оставь у меня, наверно, пора делать стенд с трофеями, и свободен, я постараюсь всё достать как можно быстрее.
– Могу я уже с завтра не ходить на занятия, а набирать форму?
– Конечно, – он покачал рукой, выпроваживая меня.
Поднявшись к себе, я зашёл в комнату, наткнувшись на любопытные взгляды соседей. Сняв куртку и затем рубашку, я увидел, что она вся в крови. Её и галстук придётся сегодня долго застирывать, чтобы отмыть кровь.
– Всё ещё хочешь сходить вместо меня к директору, Пузо? – показывая её, поинтересовался я.
– Нет, ты чё, Немой, я же пошутил, – испугался он, отводя от меня глаза, остальные так и вовсе притихли.
– Ну-ну, – вздохнул я и отправился в туалет.
Застирывал я, конечно же, лицом к двери, чтобы видеть, кто входит и выходит, так что ужасом стало, когда в дверь заглянул Бугор. Повзрослевший, похудевший и с ещё более злым взглядом, чем прежде.
– Немой? – глухо спросил он.
Я поднялся на ноги, сжав в кулаке мыло.
– Да.
– Будут проблемы со старшаками, зови меня, – оповестил он, – ясно?
– Да.
Он кивнул и вышел из туалета, оставив меня с отчаянно бьющимся сердцем и испариной на лбу. Я тут же бросился в комнату, где уже сидели хмурые соседи.
– Что в школе опять делает Бугор? – срывающимся голосом спросил я.
– Говорят, его и ещё двоих бывших выпускников приняли на работу сторожами и вахтёрами, – глухо ответил Пузо, – ты их не застал, но мрази те ещё, п…да спокойной жизни.
«Похоже, взамен тех, что отравил я», – мгновенно догадался я, так как директору явно были нужны послушные громилы, чтобы запугивать детей и прислуживать при доме увеселений, который строился на первом этаже стремительными темпами, словно и не в СССР мы жили.
О том, что Пузо оказался прав, мы узнали уже утром. Видимо, вне жизни за стенами интерната новоявленные сторожа не пользовались популярностью у женщин, поэтому, попав обратно туда, где могли спокойно беспредельничать, они втроём в первую же ночь изнасиловали девочку шестнадцати лет, которую затащили в комнату к Бугру и выпустили только под утро. Она не появилась на завтраке, как и в последующие несколько дней, а когда всё же вышла, на неё было невозможно взглянуть без жалости – жёлто-фиолетовая гематома на всю правую сторону лица и разбитые губы.
Я, вернувшийся со стадиона, где теперь пропадал целыми днями, забив на всё, старательно гнал от себя мысли о том, что это меня как-то касается. С шумом в столовую ввалились те, о ком я думал, а за ними, избитый и переодетый в девичье платье, шёл незнакомый мне мальчик. Старые порядки возвращались в интернат.
«Никита, это не твоё дело, – продолжал увещевать я себя, – ты Ире обещал помочь, а что сделал с тех пор? Ни-че-го! Тут того же хочешь?»
Мучаясь сомнениями, я поднял голову, когда почувствовал на себе взгляд, направленный от преподавательского стола. На меня строго смотрела Ангел, словно в чём-то укоряя. Не выдержав взгляда, я опустил голову и, закончив завтрак, отправился на стадион, забрав санки, две гантели, оказавшиеся просто приваренными к металлической короткой палке шарами, и самодельную же гирю, весившую точно больше шестнадцати килограмм, но в отсутствие весов я даже примерно не представлял себе, на сколько она потянет. Отложив гантели в сторону, я стал прикручивать гирю к санкам, а те привязывать к школьному ремню, который от тяжести стал весьма сильно растягиваться. Но у меня не было выбора, я мог бегать с утяжелёнными санками только так, других способов просто не имелось.
– Иван, – внезапно раздался тихий голос, и я, повернувшись, увидел Иру, которая махала мне рукой, зовя за деревянную трибуну. Плюнув от злости, я пошёл туда как есть, взяв гантели в руки, поскольку оставлять их без присмотра было чистым безумием.
– Ты с ума сошла? – я стал делать вид, что занимаюсь и не смотрю в сторону спрятавшейся за деревянной конструкцией девушкой.
– Как ты? – вместо ответа спросила она. – Прости, но я не могла навестить тебя.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги