– Насколько глобальным может быть кризис? – услышал я новый голос, и в комнату вошёл старик с тростью.
Поскольку он не представился, то и я не стал с ним здороваться.
– Ну, если учесть текущие запасы нефти у стран ОПЕК и их ежедневную выработку, – задумался я, прикрывая глаза и делая вид, что прикидываю в уме количество, – то вам, Великобритании, Канаде, Нидерландам и Японии пиздец.
Последнее слово я произнёс на русском.
– Это слово вам понятно? – вежливо поинтересовался я у них. – Я просто на английском не знаю схожего понятия с нужной экспрессивной составляющей.
– Более чем, – оба цэрэушника переглянулись, но мне ответил Майкл.
– Вот, в общем-то, и всё, что я думаю, – развёл я руками, – из предоставленных вами мне данных.
– Мы сообщим по линии Одиннадцатого управления КГБ о готовности поставить один комплект оборудования для гемодиализа, – произнёс после минутного молчания старик, – хороших соревнований, Иван, и поездки в медицинский центр.
– Благодарю, – я, поняв, что разговор окончен, поднялся и, попрощавшись, покинул комнату, в которой оставил двух задумчивых сотрудников спецслужб.
***
Поскольку я не видел больше причин скрывать свои отношения с Кэти, то, к её абсолютному восторгу, я теперь в свободное время был с ней, даже пропуск для неё организовал на территорию охраняемых полицией кампусов. Теперь она и на тренировках, и на соревнованиях была на трибунах рядом с местом нахождения советской сборной, а наше держание за ручки, конечно, не прошло мимо глаз остальных. Американские журналисты взахлёб рассказывали на страницах газет на всю страну, как маленькая красавица-гимнастка покорила русского сурового гиганта. Наши фотографии с объятьями и скромными поцелуями в щёку облетели, наверно, все уголки США, а восторженные читатели слали письма поддержки Кэти, которая хоть и привыкла ко всеобщему вниманию, поскольку была чемпионкой США 1970-го года, а также серебряной медалисткой чемпионата мира по спортивной гимнастике, но такого она точно не ожидала. Девушка с круглыми глазами мне рассказывала, что каждый день ей в мотель звонит мама и рассказывает о куче писем и телеграмм, которые приносят к ним в дом.
Ровно противоположная реакция была со стороны советской делегации. Женская её часть объявила мне бойкот за то, что мне мало русских женщин и якшаюсь со всякими там американками. Мужская часть перестала разговаривать со мной от зависти, поскольку Кэтлин была сама по себе красавицей, а уж с американской косметикой, одеждой и духами смотрелась пришелицей с другой планеты посреди одинаково одетых спортсменок из СССР, хоть многие и из них тоже были красивыми, но не на её фоне, к сожалению.
И это я уже промолчу про руководителей делегации, тренеров и сопровождающих нас от КГБ, с этой стороны вообще была пара инфарктов, попытки усовестить и угрожать мне, а также бесполезные попытки запереть в комнате. Но это было бесполезно, всё, что они смогли сделать, – это отнять у меня паспорта и не выдавать суточные. Ну и, конечно, вынести предупреждение, что это моя последняя поездка за рубеж.
Сами соревнования просто померкли на фоне разгоревшегося у нас с Кэти публичного бурного романа, обсуждаемого из каждого утюга Америки, поскольку я привычно выиграл свои дисциплины, Валерий Борзов пришёл в них вторым, но это уже мало кому было интересно. Американцы ждали, что будет, когда придёт день окончания пребывания советской делегации на американской земле, и все делали ставки на то, расстанемся ли мы или кто-то из нас решит выбрать для себя новую страну проживания. Огласка нашего романа была настолько большой, и читатели так переживали за нас, что по телевидению в предпоследний день моего вылета обратно выступил с речью президент США Ричард Милхауз Никсон, который сказал, что, если такой великий спортсмен, как я, решит остаться и жениться на Кэтлин Ригби, он сразу же получит американское гражданство. Первый инфаркт среди руководителей нашей делегации как раз последовал после этого заявления, а второй случился, когда мы расставались с Кэти в аэропорту под прицелом десятков теле- и фотокамер, целуясь в губы и обещая друг другу встретиться на Олимпиаде в Мюнхене через год. Она плакала, я обнимал её и трогательно вытирал слёзы платком, для чего пришлось встать на одно колено из-за большой разницы в росте, так что окружающие нас американцы, ставшие свидетелями этого прощания, сами едва не рыдали в три ручья от умиления.
Когда я помахал рукой, стоя на трапе, влюблённой в меня без памяти девушке и зашёл в самолёт, и всеми за нами закрылась дверь, повернувшийся ко мне представитель КГБ торжественно пообещал, что в аэропорту меня встретят и отвезут сразу на Лубянку. Откуда я отправлюсь, минуя все следствия и суды, прямо в Магадан.
У большинства окружающих меня людей в глазах при этом появилось торжество и радость, только Дима и Женя пригорюнились, поскольку им тоже доставалось от всех, ведь они были со мной. Одному Завьялову было всё по барабану, поскольку он успел напиться. Соревнования закончились, так что он честно ушёл в запой, не дожидаясь возвращения на родину.
Нужно ли говорить, что, когда мы прилетели в Москву и у трапа самолёта меня действительно ждали две чёрных «Волги», а четыре крепких парня в одинаковых костюмах вежливо предложили последовать с ними, мало кто мог скрыть торжествующие улыбки на своих лицах. Я, сев на заднее сиденье между двух парней, даже посмотрел в боковое окно, чтобы запомнить особо отличившихся в этом злорадстве. У меня самого особых переживаний не было, я не совершил, по моему мнению, ничего такого, за что можно ругать, наоборот, пора было наконец похвалить! Хотя в СССР по отношению ко мне с этим была определённая напряжёнка, но ничего, в этот раз, может, всё получится.
***
– Ваня, скажи, только честно! Ты совсем тупой?! – было первое, что я услышал в кабинете на Лубянке, когда взбешённый товарищ Белый стал вытаскивать из своего сейфа американские газеты и кидать их передо мной. Почти на всех были мы с Кэти: либо держащиеся за руки, либо обнимающиеся. – Если тебе этого мало, то вот тебе наши газеты, – он открыл ящик стола и достал оттуда привычные мне «Труд» и «Известия», где были ровно те же фотографии, что и в газетах иностранных, вот только содержание статей кардинально отличалось в худшую сторону. Хватило пары быстрых взглядов, чтобы понять это.
– То есть то, что я занял первые места, вас не интересует? – мгновенно разозлился я. Не такой встречи ожидал в этом кабинете.
– Да плевать всем на твои места! Суслов поднял вопрос в ЦК о запрете тебе представлять нашу страну на всех международных соревнованиях!
– А, ну то есть я смогу наконец спокойно иммигрировать в США и выступать под их флагом? – поинтересовался я. – Когда можно вылетать?
Он побагровел от злости, собирался мне ответить что-то явно гадкое, но тут раздалась трель телефона. Он поднял трубку, хотел туда гаркнуть, но замолчал и сказал лишь:
– Слушаюсь.
Положив её, он хмуро сказал мне:
– Идём, Андропов вызывает.
Подхватив стопку газет, он показал мне ею на дверь.
Глава 6
Кабинет председателя КГБ был неподалёку, так что много времени попасть к нему не заняло. Первое, что бросилось в глаза, когда я увидел Андропова, – его спокойное лицо и чуть посвежевший вид. В прошлый раз он был похудевшим и осунувшимся, а тут прям будто другой человек.
– Присаживайтесь, – он показал рукой на стулья.
Когда мы сели на привычные места друг напротив друга с товарищем Белым, Андропов оглядел меня, затем взъерошенного с пачкой американских газет генерала и усмехнулся.
– Прошу извинить меня, Виталий Валентинович, – начал он неожиданно, вызвав удивление у моего куратора этими словами, – что не посвятил вас в маленькую тайну, связанную с поездкой Ивана.
Генерал-лейтенант нахмурился.
– Что опять, Юрий Владимирович?
В дверь постучали, и, получив разрешение, к нам присоединился Чазов.
– Евгений Иванович, введите, пожалуйста, коллегу в курс дела, – показал он ему рукой на товарища Белого.
Начальник четвёртого главного управления заинтересованно посмотрел на меня и стал рассказывать:
– ЦРУ прислало оборудование и специалистов для гемодиализа в ФРГ, попросили нас их забрать и перевезти в Москву. Здесь, в Кремлёвской больнице, мы установили и настроили его, а их доктора показали нашим, как правильно проводить саму процедуру очистки крови. Мы сразу начали тесты и пробы на других людях, чтобы проверить, не подложили ли они чего-то в это оборудование. Первые же чистки крови у больных с отказом почек показали крайнюю эффективность данного нового метода купирования болезни, и после целой серии проверок мы положили Юрия Владимировича на эту процедуру. Улучшение наступило после первого же сеанса.
– Да? – генерал-лейтенант переводил взгляд с него на Андропова. – А почему ЦРУ нам его прислало? Что за акт неслыханной щедрости?
– Чтобы узнать это, мы тут все и собрались, – хмыкнул довольный Андропов, которому и правда, видимо, было легче, поскольку глаза за очками не так грозно сверкали, как это было раньше, когда он испытывал постоянную боль, – Одиннадцатое управление сказало, что ответ с той стороны был лишь такой: «Выполняем условия сделки с Иваном».
Три пары глаз устремились на меня.
– Ты что, Ваня, родину продал за него? – ласково поинтересовался у меня товарищ Белый.
– Если бы продал, то вряд ли бы вернулся, – проворчал я, неудобно себя чувствуя под их взглядами. Сволочи из ЦРУ решили, видимо, чтобы я сам отдувался перед кураторами, с любой удобной для себя версией произошедшего.
– Иван! – голос Андропова стал строже.
– Они пытались меня завербовать с помощью фотографий моей связи с Кэти, – я пожал плечами, – я рассмеялся им в лицо и предложил их опубликовать, они, видимо, были не совсем в курсе всех нюансов моих взаимоотношений с советской прессой.
– Ну почему же, вон тебя отлично полощут в газетах, – не согласился со мной товарищ Белый.
– Будто это в первый раз, – раздражённо пожал я плечами, – в общем, чтобы сбить их с толку, я предложил им свою сделку. Экскурсию в медицинский центр и оборудование для Юрия Владимировича в обмен на любой анализ мирового события, основанный на их вводных данных.
Лица комитетчиков стали похожи в этот момент на лицо Майкла из ЦРУ.
– И что же ты такого предсказал? – осторожно поинтересовался товарищ Белый.
– Последствия арабо-израильского конфликта, который они хотят устроить, – я пожал плечами.
Андропов посмотрел на собеседников и сказал:
– Евгений Иванович, спасибо, вы можете идти.
Тот сразу кивнул, всё поняв, и вышел из кабинета, а Андропов сделал звонок, и вскоре в кабинете стало на двух генералов больше.
– Давай с начала и подробно, – сказал мне Андропов, когда они, удивлённые моим присутствием, сели за стол вместе с нами.
Мне пришлось повторить то, что я уже сказал, а затем свой расклад по той папке ЦРУ, которую видел. Причём я всё старательно спихивал на то, что там уже содержалось много косвенных данных, на которые я опирался, и, несмотря на то что названия, даты и события замазаны, это не помешало собрать у себя в голове полную картину того, что будет происходить там через пару лет.
Когда я закончил, в кабинете стало очень тихо.
– Виталий Валентинович? – Андропов обратился к генералу, сидящему рядом со мной.
– Мы, конечно, знали о накачке Израиля оружием из США и готовящихся провокациях там от наших арабских коллег, – тот развёл руками, – но наши аналитики говорят о победе арабского союза с нашей поддержкой в этом противостоянии.
– Но тем не менее почему-то ЦРУ поверило версии Ивана, – Андропов покосился на меня, – если отсыпало целую гору подарков.
– Возможно, его версия ближе к той, которую создали их аналитики, – осторожно сказал второй генерал, – тогда всё логично.
– Прошу вас тогда составить новый прогноз с учётом услышанного, – приказал Андропов, и генералы, козырнув, удалились из кабинета, а мы снова остались втроём.
– И ведь не сказать ничего, да? Виталий Валентинович? – со вздохом обратился председатель КГБ к моему куратору. – Мы и раньше знали, что Иван умный парень, но кто же думал, что настолько…
Тот скривился, словно съел лимон. В кабинете повисла тишина.
– Организуйте ему нужные допуски и прогоните по всем ключевым событиям, что у нас намечаются, – наконец Андропов решился, – пусть даст своё заключение. Хуже всё равно не будет, а так появится дополнительный взгляд со стороны.
– Слушаюсь. А что делать вот с этим, Юрий Владимирович? – спросил товарищ Белый, показывая на наши газеты.
Андропов тяжело вздохнул.
– Не хотел вас посвящать в это, но раз уж оба оказались замешаны в расследовании с самого начала, то ладно. В общем, наше расследование вышло не совсем туда, куда мы ожидали, и внезапно оказалось, что торговля детьми лишь верхушка более большого айсберга.
Мы удивлённо переглянулись с товарищем Белым.
– Суслов является казначеем денег партии, отправляя их по решению небольшой группы из ЦК, которая определяет, какая страна социалистического лагеря сколько из них получит на поддержку выбранного курса развития коммунизма в своей стране. Так что продажа детей являлась лишь мелким бонусом тем, от кого ждали встречных услуг и переводов валюты на иностранные счета, части от этих пересылаемых денег. Для капиталистических стран, только склоняющихся на социалистический путь или имеющих коммунистические партии, то же самое планировалось делать через филиалы фонда «Открытое общество» Джорджа Сороса. Эта небольшая кучка людей хочет иметь миллионы за рубежом, чтобы потом туда уехать, а не налаживать жизнь внутри своей страны.
– Чего? – у меня отпала челюсть. – Это какие же там деньжищи тогда прокручиваются?
– Гигантские, Иван, – Андропов покачал головой, – я приказал остановить расследование, поскольку, пока у власти находится нынешняя верхушка, пытаться туда влезть будет самоубийством даже для меня, сожрут и не подавятся. Именно по этой причине Суслов и те, кто заведует распределением денег, топят тебя как могут, поскольку почувствовали дыхание КГБ на своём затылке. Ведь ты был первопричиной всего случившегося, и они теперь спят и видят, чтобы наконец избавиться от тебя и подставить нас через это, ведь ты находишься под моей личной защитой. Мы иногда даже удивляемся, почему ещё силовых акций они не устраивали по твоему физическому устранению.
Для товарища Белого это тоже была новая информация, его глаза прищурились, и он, видимо, прикидывал, в какой жопе находится страна, если вскрываются подобные гнойники на её теле.
– Что же насчёт Ивана, то нам нужно время, чтобы это всё утихло, – он кивнул в сторону газет, – а потому ты не поедешь в этом году ни на чемпионат СССР, ни на чемпионат Европы.
Он поднял руку, видя, как я возмущённо вскинулся.
– Ваня, я всё понимаю, но так нужно.
– Что же мне делать тогда? Надеюсь, на Олимпиаду хотя бы попаду? – хмуро поинтересовался я.
– Если я буду жив, то гарантирую тебе это, – серьёзно сказал он, – а пока съезди отдохни в Сочи или Кисловодск, мне нравится там бывать. Свежий воздух, кавказская минеральная вода, душевные люди! Выбирай, куда хочешь?
– А можно тогда по нескольким прокатиться? – задумался я. Раз мне соревнования теперь точно не светят, то хотя бы проедусь по санаториям, заодно и свои давно запланированные дела поделаю. – Хочу посмотреть, как отдыхают люди, приближённые к власти, а то сам я, вы знаете, получается, и не отдыхал никогда на курортах.
Андропов хмыкнул.
– Отдам распоряжение, если захочешь, получишь сервис не хуже моего, только прошу, как закончишь с анализом наших операций, уезжай из Москвы. Нужно убедить Суслова и его компанию, что ты выведен из игры, опозорен, и они могут начать топить меня без твоих потрясающих результатов, привлекающих слишком много внимания всего мирового сообщества.
– Хорошо, спасибо, Юрий Владимирович, – вздохнул я, вставая с места. Андропов тоже легко поднялся, обошёл стол и протянул мне руку.
– За оборудование и желание помочь личная благодарность от меня. Мы ждали лишь информацию о нём, а получили маленькое чудо.
– Вы, главное, не болейте и следите за всеми рекомендациями врачей, Юрий Владимирович, – я пожал ему руку, – помните, что почки по-прежнему плохо работают, вы просто очищаете кровь. Поэтому никаких прогулок после физических упражнений, сидения на холодном или купания в ледяной воде.
Всё это я помнил из устроенной мне экскурсии в медицинском центре Сиэтла, куда летал вместе с Кэтлин. Андропов рассмеялся при моих словах.
– У меня, похоже, появился второй Чазов, – покачал он головой, – хорошо, Иван, учту и твои пожелания.
Попрощавшись с ним, мы с товарищем Белым покинули кабинет. Всё время, что мы шли к нему, он кидал на меня подозрительные взгляды.
– Ну что ещё? – наконец не выдержал я.
– А ведь ты и правда мог остаться в Америке, – тихо сказал он, когда мы вошли в кабинет, – почему этого не сделал? ЦРУ же явно тебе там соломы настелило: красивая девушка, общенародное внимание, даже гражданство сразу пообещали!
– Это всё так, Виталий Валентинович, – спокойно согласился я, забирая со спинки кресла свою адидасовскую куртку, – а дома кто говно будет разгребать? Вы одни с Юрием Владимировичем?
Он остро на меня посмотрел, но сказал совершенно на другую тему:
– Примерно за неделю подготовим документы, оформим на тебя необходимые допуски, так что не уезжай никуда. Тебе нужно будет всё просмотреть и подготовить письменные отчёты, а потом уже лети белым лебедем отдыхать. Заслужил.
– Хорошо, до встречи. Не знаете, кстати, как можно письмо в Америку отправить? Хочу поблагодарить ЦРУ за медицинское оборудование, – поинтересовался я у него на выходе.
Видя, как он схватился за голову, я быстро выбежал из кабинета, посмеиваясь себе под нос. Хотя если он думал, что я шучу, то сильно ошибался. Этим же вечером я, составив два письма: одно Кэтлин, второе просто подписал «в ЦРУ от Ивана Добряшова», – отправился на такси в американское посольство. У сотрудников КГБ, присматривающих за тем, чтобы советские граждане случайно не попросили там политическое убежище, челюсти отпали, когда я, весь такой красивый, туда заявился и, встретившись с заместителем посла, попросил его отправить в США оба моих письма. И если вопросов, куда послать первое, у него не возникло, поскольку девушка оставила мне свой домашний адрес, то насчёт второго он очень сильно удивился. На что я сказал, что могу с ним поспорить на тысячу долларов, что оно уж точно дойдёт до адресата, и даже быстрее первого. Американец спорить не стал, осторожно сказал, что попробует обеспечить его доставку, но ничего не гарантирует.
Хмыкнув, я поблагодарил его и пошёл на выход, к ожидающему меня такси, нисколько не сомневаясь, что ещё одна кляуза на меня сегодня точно ляжет на стол товарища Белого.
Глава 7
– Ну что? Избавились наконец от своего подопечного, Виталий Валентинович? Хотя бы временно, – Андропов, чувствующий себя лучше после каждой проведённой процедуры гемодиализа, с усмешкой смотрел на бледного подчинённого, который уже год как пытался избавиться от надзора над Добряшовым. Но все, кому он предлагал передать шефство над этим вечным геморроем, тут же убегали прочь, поскольку об Иване в целом по Комитету такие слухи ходили, что даже просто с ним здороваться за руку считалось плохой приметой. За эти годы он успел натворить такого, что обычного человека наверняка давно бы сослали куда-нибудь далеко или вообще расстреляли, но с ним всегда было это большое «но»…
Какая-то сверхъестественная чувствительность к любой гнили в людях и их поступках каждый раз позволяла ему приносить в КГБ очередную кость, разжёвывая которую, можно было подавиться даже такому могущественному ведомству, как его.
Вот и в этот раз его попросили просто посмотреть доклады аналитиков по происходящим или будущим событиям, и что в итоге? Он по косвенным признакам выявил в рядах ГРУ предателя, да ещё какого! Вся контрразведка КГБ теперь хваталась за голову, только представляя себе объёмы той информации, которую полковник Поляков мог сдать американцам за годы своей работы в различных направлениях ГРУ. Начавшаяся разработка по нему, когда предположения Ивана подтвердились, держалась в строжайшем секрете, поскольку это мог быть такой удар по Министерству обороны, после которого нынешний министр Андрей Гречко мог и не оправиться. Андропову, который с ним находился в конфликте, как, впрочем, и со всеми остальными друзьями Брежнева, это было только на руку, а следовательно, операцию по поимке и разоблачению двойного агента нужно было провести максимально надёжно и правильно, чтобы комар носа не подточил.
Генерал-лейтенант, к которому он обратился с вопросом, схватился руками за голову.
– Он пошёл в американское посольство и написал благодарственное письмо в ЦРУ, – простонал он, – представляете себе, Юрий Владимирович? Советский гражданин идёт по своей воле в американское посольство и благодарит ЦРУ?! Кому вообще могла прийти в голову подобная идея?!
Андропов хмыкнул, поскольку, кроме Добряшова, вряд ли кто осуществил бы этот самоубийственный акт.
– Но главное, это ещё не конец истории, – Виталий Валентинович достал из кармана письмо и положил его на стол, – вот, полюбуйтесь, сегодня принесли, там, оказывается, тоже имеются любители пошутить.
Председатель КГБ аккуратно взял в руки вскрытое, проверенное на отсутствие всяких сюрпризов письмо и прочитал, кому оно было адресовано, «Ивану Добряшову от ЦРУ», и всего одна строчка на гербовом листе американского ведомства внутри:
«Благодарим за сотрудничество».
– Представляю лица тех, кто его проверял, – покачал головой Андропов, кладя письмо вместе с конвертом в большую хрустальную пепельницу, стоявшую на столе специально для подобных случаев, и поджёг документ. Оба посмотрели, как жёлтое пламя жадно пожирает бумагу. – Ну так что по остальному, Виталий Валентинович?
– Он наконец допечатал на машинке свои мысли по всем выданным нами событиям, и я его сегодня лично усадил на самолёт, отправив в Сочи, – ответил тот, – а то после его похода в американское посольство пришлось увеличить время его нахождения в Москве ещё на пару недель, хотя первоначально мы хотели избавиться от него как можно быстрее.
– Есть что интересное?
– Аналитики пока смотрят, но кое-что да, есть. Особенно это касается Афганистана, – кивнул генерал-лейтенант, – очень интересные выкладки по ситуации там накидал Иван, думаю, вам стоит их посмотреть, Юрий Владимирович.
– Хорошо, завтра после обеда найду для вас время, – согласился председатель КГБ.
***
Среди летящих со мной в самолёте я выделялся словно белая ворона: лёгкая куртка Adidas, белое поло, потёртые джинсы и белые же кроссовки, тоже немецкой фирмы. К тому же вместо огромных чемоданов, как было у всех остальных, более скромно одетых граждан, из всех вещей у меня имелся только небольшой спортивный рюкзак. На меня, конечно, косились, недоумевая, кто это, но некоторые узнавали, шёпотом на ухо рассказывая остальным.
Так что неудивительно, едва я только первым вышел из аэропорта Адлера, на меня, словно на упавшую сторублёвую купюру, бросились сразу с десяток таксистов. Я выбрал самого наглого армянина, поскольку он точно мог знать все злачные места города.
– Санаторий «Светлана», – сказал я, когда он, открыв дверь, усадил меня в «Волгу». Едва мы тронулись, как тут же запахло ненавистным бензином, я попросил остановиться и пересел на переднее сиденье.
– Отдыхать к нам или по работе? – начал он тут же разговор, косясь на мой небольшой рюкзак.
– И то и другое, – я пожал плечами.
– Могу показать, где можно у нас познакомиться с самыми красивыми девушками, – тут же забросил он крючок, – да и в картишки перекинуться.
– Обязательно, но позже, – спокойно сказал я, вызвав у него лёгкий ступор таким необычным ответом.
– Если хотите, я могу вас по городу покатать, покажу самые лучшие места, – наконец он собрался с мыслями.
– Знаете, а давайте, – перешёл я к реализации первой части своего плана, – покажите мне лучшие ваши рестораны, санатории, да и в принципе, чем можно себя развлечь.
Армянин тут же обрадовался и начал трещать без умолку, возя по городу, в котором наступало утро, а людей на тротуарах появлялось всё больше и больше. Когда солнечные лучи стали ощутимо пригревать, я снял с себя куртку.
– Хорошая у вас одежда, явно заграничная, – прервал он поток сознания, – интересует продажа или покупка?
– Давайте закончим с экскурсией, – хмыкнул я, – потом дойдём и до этого.
Почувствовав себя, видимо, Вергилием, который показывает Данте ад, таксист пару часов возил меня и демонстрировал всё, что знал, явно рассчитывая на хорошие чаевые. Когда он наконец выдохся и сказал, что из основного, наверно, всё, я попросил его ехать в мой санаторий и, когда мы туда прибыли, протянул ему сотенную купюру. При виде которой у него расширились глаза.