Новая жизнь

© Лариса Автухова, 2024

ISBN 978-5-0059-3161-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Господи, она снова пришла. Пришла пожелать ему доброго утра. И, конечно же, отдернуть шторы на окне – резко, скрипуче, отвратительно, как железом по стеклу. Неужели без этого нельзя было обойтись?.. Он никак не мог этого понять.

– Ну зачем?.. – проворчал он, утыкаясь в подушку.

– Так надо, – бодро, почти весело отвечала Марта. – Таковы правила. Вы же знаете. Доброе утро-о-о!..

– Доброе, – усмехнулся он.

– Да ладно вам ворчать. Конечно, доброе.

За то время, что он провел здесь, он возненавидел это, – а именно, смену ночи днем, которая обнажала всю отвратительность его бытия здесь. Потом он обвыкался с новым днем, с его приходом и течением, но это пробуждение ему было в тягость. Потому что он знал, в ближайшем будущем ничего хорошего новый день ему не принесет. Нечего и надеяться. Только эта комната со светлыми, чуть шероховатыми стенами, плотными портьерами, неудобной кроватью и Мартой по утрам. Особенно, пожалуй, Мартой. Остальное еще, может, он бы как-то и принял, но эта женщина в белоснежной, хрустящей крахмалом медицинской одежде со своей лучезарной улыбкой выводила его из себя.

– Знаете, вот я подумал, – заговорил он, ложась на спину и вперив взгляд в потолок.

– Вы проснулись, – с удовлетворением заметила она. – Это уже хорошо. А то обычно вас не растормошить.

Горькая усмешка тронула его губы, но он не посмотрел в ее сторону.

– Почему вы каждый раз здесь? – спросил он.

– Ну это моя работа, – не раздумывая, отвечала Марта.

– Работа? Отлично. А у вас бывают выходные? Хотя бы иногда?

– Значит, я вам надоела? – рассмеялась она.

– Что-то вроде того. Это как навязчивый сон. Один и тот же. Утро. И вы. Снова и снова.

– Думаю, вы знаете, почему.

– Нет. Откуда?..

– Ну, по крайней мере, догадываетесь.

Она замолчала. Он ждал.

– Это компонент терапии, – продолжила она.

– Не понял.

– Вы больны, – она вздохнула. – Вам нужно исцелиться.

– Ладно, пусть так. Но как это связано с вами?

– Персонал обязан контактировать с больными. Да и к тому же один и тот же распорядок приведет в норму ваше сознание. Вы привыкнете к постоянному ходу вещей, и вам станет легче. После травмы ваш организм еще не восстановился. Вам нужен уход.

Ну да, что-то подобное он и ожидал услышать. К чему он вообще завел этот разговор?.. Они его лечат, как могут. И ему надо это терпеть. Если он хочет быть здоровым. А он хочет быть им. Очень хочет. Но вот хорошо бы все-таки без этого компонента терапии – Марты.

– Скажите, а есть известия от моей жены?

– К сожалению, я этого знать не могу. Вам лучше это уточнить у доктора.

– У доктора?.. Ясно.

Когда ушла Марта, он тяжело поднялся с постели. Нога не болела, но гипс ему снимать не спешили. Это доставляло множество неудобств: передвигаться теперь он мог только с помощью костылей, да и вставать с постели было непросто.

Что именно случилось с ним, он помнил не особенно четко, как во сне. Дорожная авария. Что-то такое произошло с его машиной, вроде какая-то поломка тормозов. В общем, его выбросило в кювет. Впрочем, судить о деталях он мог большей частью с чужих слов – доктора, Марты. Подробностей в его собственной памяти не было. Однако сама авария и ее подробности его не особенно беспокоили. Гораздо больше его занимал вопрос, как он оказался в этой клинике, кто его привез, как его принимали в приемном покое, как наложили гипс. Он совершенно не помнил этого. А осознал он себя уже здесь, в этой комнате, где каждое утро шторы открывает Марта. Странно. Как будто кто-то стер все эти моменты из его памяти. Неужели с ним что-то серьезное, что-то с мозгом, с памятью, а ему просто не говорят об этом? И куда делась его жена? Неужели об ее визитах он тоже забыл?

Ему придется об этом серьезно поговорить с доктором. За это время они виделись несколько раз, да и то мимолетно. Он приходил к нему в комнату, расспрашивал о самочувствии, но никаких процедур не назначал. Доктор утверждал, что сейчас ему нужен покой, полный покой, а затем они обсудят детали дальнейшего лечения. Честно сказать, он не чувствовал себя больным. Если бы не гипс на ноге, да не все эти разговоры об аварии, он бы и не подумал, что чем-то болен. Он ощущал себя вполне здоровым, полным сил. И все-таки он не врач, и доктору, наверное, виднее, нужно ему лечение или его можно уже отпустить домой. Нет, надо поговорить с доктором. Прямо сейчас?.. Ну, а что тянуть?..

И он, прихватив костыли, решительно поковылял к выходу. Коридор был пуст. Где искать доктора, он не знал, так как тот сам приходил к нему. Он немного постоял в нерешительности, потом повернул направо. Он прошел почти до конца коридора, когда из-за какой-то двери вынырнула остроносая молодая медсестра в такой же хрустящей белоснежной одежде, как и у Марты.

– Девушка, где мне найти доктора? – спросил он у нее.

– Доктора?.. – озадачилась та.

И в этот момент он подумал, что не знает, как зовут его доктора. Вот идиот!.. Не удосужился это узнать. Как же он теперь его найдет?..

– Какого доктора? – как и следовало ожидать, уточнила она.

– Я не знаю его имени. Извините. Он невысокий, полноватый… э-э… темные волосы…

– Как ваше имя?

– Петр.

– Вы, кажется, после автомобильной аварии?

– Да, это я.

– Пойдемте, я вас провожу. Вашего доктора зовут Михаил.

– Михаил?.. А отчество?

– Просто Михаил. Этого достаточно. Идемте.

Они шли недолго: кабинет его доктора оказался за одной из тех дверей, которые он прошел. Медсестра коротко стукнула в дверь и распахнула ее. Он обратил внимание, что никакой надписи на ней не было, а дверь была в точности такая же, как и все остальные. Как же девушка узнала куда заходить?.. Считала что ли?..

Доктор слегка обеспокоился его появлением.

– Что-то случилось? Вам стало хуже?

– Нет-нет, все в порядке. Просто мне надо с вами поговорить. Если позволите.

– Конечно. Присаживайтесь, пожалуйста.

Доктор поблагодарил медсестру, и та покинула их. Петр уселся в узкое кресло напротив рабочего стола. Что делать с костылями он не знал, ведь он никогда в своей жизни не ходил на костылях. То ли положить их на пол, то ли держать в руках, то ли приткнуть к столу. Доктор увидел его замешательство, и пришел к нему на помощь. Он взял костыли и положил их на кожаный диван, стоящий неподалеку.

– Спасибо, – сказал он, доктор кивнул, и уселся на свое место.

Итак, можно было задавать свои вопросы. Так что же он хотел узнать?.. О чем собирался поговорить?.. За всеми этими манипуляциями заранее построенный разговор выветрился из его головы. Он смущенно молчал, собираясь с мыслями.

– Как ваше самочувствие? – спросил доктор, внимательно вглядываясь в пациента.

– Хорошо. Я в полном порядке.

– Нога не беспокоит?

Да, конечно, нога!.. Об этом он хотел спросить. Вроде бы…

– Нет, совсем не болит. Все хорошо.

– Прекрасно. Это просто прекрасно. Знаете, вы счастливчик. Не каждому так везет, кто попал в аварию, подобную вашей. Вы что-то вспомнили об этом?

– Не особенно ясно. Как-то туманно все.

– Это последствия происшествия. Но это пройдет, не беспокойтесь. Вам не о чем волноваться. Все идет просто замечательно.

– Значит, все по плану? – уточнил он у доктора.

– Совершенно верно. Все по плану.

Они помолчали. Доктор стал перебирать какие-то бумаги на своем столе. И он понял, что, наверное, пора уходить.

– Хорошо. Тогда я пойду.

Но он медлил, потому что была некая недосказанность. Он ясно понимал, что пришел поговорить о чем-то конкретном, получить какую-то ясность, но он не мог вспомнить, о чем думал, направляясь сюда.

– Еще одно, – сказал он. – Меня это все-таки беспокоит. Почему я не помню все отчетливо, как раньше? Я как будто в тумане. Такое ощущение, что с моей памятью что-то не так. Я чем-то болен?

– Это реакция организма на стресс, – пояснил доктор. – Вы пережили страшное дорожное происшествие. Поэтому. Это пройдет. Но необходимо лечение.

– Лечение? Лекарства?

– Не обязательно. Мы будем работать с вашей психикой, памятью ментальными средствами. Химия вам не нужна.

– А это надолго?

Доктор пожал плечами:

– Время покажет.

– Мне… мне бы хотелось лечиться дома, в клинике у платного врача. Нет, не поймите меня превратно, это не из-за недоверия к вам, а просто дома ведь лучше. Дома и стены помогают. Как говорится. Потом у меня есть жена, она обеспечит уход. Ну, не сама, конечно, наймет сиделку, если надо.

Да-да, он вспомнил! Он ведь хотел спросить про жену. Неужели она приходила, а он не помнит и ее? Честно сказать, это беспокоило его. Странно, но это было так.

– Моя жена, она приходила? Она, конечно, не самый лучший человек на свете, но она не могла бросить меня здесь, как собаку. Даже для нее это слишком.

– Что вы, конечно же, нет, она постоянно звонит и справляется о вашем здоровье.

– Звонит?..

– Ей пока нельзя вас навещать. Я же говорю – последствия стресса, вам нужен покой. Пусть пройдет немного времени, и потом она сможет приехать сюда. Вы поговорите, и, я надеюсь, ваши размолвки останутся в прошлом. Знаете, после таких испытаний люди по-иному начинают воспринимать себя и своих близких.

– Откуда вам известно о наших размолвках? – удивился Петр.

– Видите ли, у нас специфические методы лечения. Ради выздоровления пациента мы учитываем не только физическое, но и его психо-эмоциональное состояние, отношения в семье. Делается это исключительно для того, чтобы не ранить больного и не осложнить процесс выхода из стресса.

– И что же наговорила вам моя жена? – усмехнулся он.

– Ничего конкретного, уверяю вас, на мой вопрос, есть ли между вами напряженность, она ответила утвердительно. Никакие подробности не обсуждались. Этого было достаточно.

И вновь в который раз за сегодняшний разговор с доктором он удивился. Как точно он ухватил смысл происходящего между ними – напряженность. Именно так он и сам чувствовал. Странно. Как же он мог узнать об этом?.. Ведь они незнакомы, а о своих семейных обстоятельствах он не распространялся.

– По этой причине мы решили, что встреча с женой может вас взволновать, если что-то в разговоре пойдет не так, и потому решили не рисковать. Когда ваше состояние стабилизируется, тогда мы это обсудим.

Слушая доктора, он понемногу успокаивался: значит, ничего такого страшного, как ему представлялось, с ним не произошло, никакой потери памяти или повреждений мозга нет, просто шок и стресс. И всего-то.

– Да, еще одно, – сказал Петр, когда уже стоял, опираясь на костыли. – Можно мне выходить на воздух? Прогулки мне разрешены?

Доктор отрицательно покачал головой:

– Сейчас очень холодно, да и к тому же снег, наледь. Нет, пока нет. Сожалею.

Но это уже не могло расстроить его. Нет прогулок?.. Да и ладно, можно потерпеть. Главное, что он ничем серьезным не болен, с ним все в порядке. Значит, жизнь продолжается.

***

Он подумал, что болезнь, по сути, для него хороший повод отдохнуть от дел. Он не помнил, чтобы когда-то праздно проводил время. Нет, конечно, нельзя сказать, что он работал сутками, были и сауны с друзьями или партнерами, и шашлыки, и рестораны с застольем до глубокой ночи. Случались и женщины. Он полагал, что без этого мужчине нельзя. Особенно, если дома огня не было и в помине. Но дела всегда были в его голове, а телефон под рукой.

И вот сейчас в этой клинике, сидя в кресле у окна своей комнаты, он неспешно перебирал одну мысль за другой. Вернее, даже не так – мысли, будто, сами несли его, причем каждая сопровождалась очень яркой картинкой с полным ощущением своего присутствия там. Поначалу он удивлялся, как же так получается и почему раньше с ним такого не происходило, чтобы воспоминания были такими живыми, настоящими, но потом объяснил это себе тем, что просто он расслабился, восстанавливается, не думает о делах и никуда не бежит. Видимо, и, правда, отдых – полезная вещь.

Была еще одна странность, на которую он обратил внимание: самые яркие воспоминания касались только его детства. Всплывали в памяти давно забытые моменты, иногда совсем незначительные, о которых он и думать не думал, а теперь отчего-то они вдруг пришли на ум. И он наблюдал за ними словно со стороны, ярко ощущая при этом все, что было там, в том далеком времени.

– Сюда! Скорее сюда! – голос брата гулко звучал в лесу. – Эй! Тебе говорю!

Пестрая рубашка Андрюхи еле различима была среди деревьев, но он замахал руками и Петр заметил его.

– Ты оглох? Зову тебя, зову, – проворчал брат, когда он подошел. – Смотри какие!

Он наклонился и в лицо пахнул терпкий грибной дух с примесью прелой листвы. Он любил этот запах. И даже потом, когда он перестал собирать грибы со своей семьей, и стал жить совсем в другом мире, этот запах иногда ему снился. А еще макушки сосен в глубине неба и шелест травы под ногами. Просыпаясь, он ощущал какую-то щемящую печаль где-то в глубине души, как если бы утратил что-то нужное в своей жизни. Он не понимал себя в такие моменты. К чему ему это? Откуда вдруг эта жалость? Глупости! У него все есть, и обратно в ту жизнь его не заманишь никакими коврижками. И все же, почему тогда печаль?..

– Петька, ну как же так? – услышал он голос матери. – Говорила же тебе, не гоняй, опять разбил коленку. Надо же осторожнее.

Зеленка жгуче вгрызалась в его рану, аж слезы брызнули из глаз, а мать все не отнимала руку с зеленым тампоном от его разбитой коленки.

– Подумаешь, коленка, – усмехнулся отец. – Он же мужик. Прекрати из него растить барышню.

– Ну хватит, мам. Всё уже. Больно, – морщился он, пытаясь увернуться от материной руки.

– Вот говорю же, барышня, – рассмеялся отец.

Мать бросила укоризненный взгляд на мужа.

– Вот сломает себе ногу или руку, потом посмеешься.

– Ой-ой, какие нежности.

– И вообще, эти велосипеды – баловство одно, – продолжала ворчать мать, отец же только смеялся.

Сколько себя помнил, так всегда и было – отец все переводил в шутку. Оттого, наверное, и не было между родителями никаких ссор. В ответ на такую реакцию отца и мать смягчалась, даже если и была чем-то рассержена. Он только уже, будучи взрослым, стал понимать, как счастливы, наверное, были вместе его родители. Была ли у них напряженность друг от друга? Вряд ли. Ведь он и Андрюха, скорее всего, почувствовали бы это. А они ничего такого не замечали. Нет, напряженности не было. Была нормальная крепкая семья, где каждый за другого горой, хоть в огонь, хоть в воду.

Так почему же у него получилось в жизни иначе? Но к чему этот вопрос, к чему лукавство? Он знал, давно знал ответ. Просто однажды он выбрал для себя другие ценности. Он не хотел простой, как ему представлялось, скудной жизни. Считал, что его цель доказать себе и другим, что он чего-то стоит, что он может двигать настоящие дела, а не стоять сутками у станка как его отец и брат. И, в общем-то, не жалел о своем решении – у него был неслабый бизнес, отличный дом, машины, деньги. Он – человек состоявшийся. Ну а то, что дом совсем не греет, так, наверное, и нельзя все иметь по полной программе: повезло с одним, ущерб в другом.

Его родители и брат, потом уже женатый и с детьми, не любили бывать у него в доме. Это чувствовалось в их поведении, в том, как они себя вели, что говорили. Нельзя сказать, чтобы Ольга плохо их принимала, нет, и стол накрывался, и беседа шла по мере возможности, но они, его родственники, в его богатом доме рядом с его ухоженной, разодетой женой смотрелись как инопланетяне. Они теряли всю свою непринужденность, зажимались, и потому каждое их слово было не к месту. Да и сами они были здесь лишними. Они были очень разными – его родственники и его жена. Как говорится, люди из разного теста. Им было сложно, да что там – практически невозможно, найти общий язык.

Как бы он ни злился на свою жену, но он полностью отдавал себе отчет в том, что только выбрав ее, он мог стать тем, кем стал. Другие варианты ему в этом бы не помогли. А они, конечно, были, ведь парень он был хоть куда – балагур, весельчак, на лицо не урод, словом, девушкам нравился.

Другие варианты… Да, другие варианты… Иногда он думал об этом. Это странно, но ее тоже звали Ольга, как и его жену. Только в ее случае это было какое-то другое имя – более теплое и легкое. Оля… Она была Оля, но никак не Ольга. Они учились вместе в университете, и встречались почти год.

Всё началось, как это бывает в молодости, естественно, само собой. У нее были обжигающе черные глаза, а волосы, не такие темные, как глаза, чуть светлее, пахли солнцем. Когда он говорил ей об этом, она смеялась:

– Глупый, это травяной шампунь. Ну, шампунь на травах. Понимаешь?

Он тупо улыбался и отрицательно мотал головой, чем вызывал еще больший приступ смеха.

Ему было хорошо с ней. Она была из тех людей, с которыми легко молчать, а если выпала охота поговорить, то наговориться можно было от души.

И все-таки что-то не давало ему покоя. Он плыл по течению своих мыслей по тем временам, когда еще все было просто, они не должны были его волновать, но что-то, какая-то мимолетно появившаяся мысль не давал ему покоя. О чем он думал, когда?.. Что это была за мысль, которую он не успел ухватить?.. Его бывшая подруга?.. Нет, не то. Его жена?.. Жена?.. Авария?.. Авария… Да-да, что-то вроде того… Что-то близко… Что-то связано… А когда это произошло?.. Сколько дней он уже здесь?.. Дней?.. А может быть месяцев?.. Месяцев!.. Минуточку, это что же получается – он тут заперт? Заперт?!. Нет-нет, ну нет, не может быть… Надо успокоиться… Так, спокойно, он ведь жив, память при нем, а это значит, он все может вспомнить и во всем разобраться.

Он разволновался. Сама мысль о том, что его удерживают здесь против его воли, была ему невыносима. А то, что его искусственно, нарочно изолировали от окружающего мира, от людей, с которыми он общался, очень было похоже на правду. Никто не пришел его навестить. Никто! Ни друзья, ни жена. А между тем, его круг общения был достаточно широк. Не может быть, чтобы никто не озаботился его отсутствием, не заметил бы этого.

«Надо успокоиться… Надо первым делом успокоиться… И тогда я вспомню всё».

За окном висело свинцовое небо, готовое в любой момент разразиться колючим снегом. Голые ветви деревьев трепал ветер. Дорожка парка была покрыта корками льда. Прав был доктор: гулять небезопасно.

Доктор… Что ему сказал доктор тогда при их встрече?.. Что-то что его насторожило. Он отлично это помнил. Но не сами слова, а то, как он на них отреагировал.

«Ей пока нельзя вас навещать».

И все-таки это странно. С чего бы вдруг ей или кому-то еще нельзя его навещать?.. Разве он заразный?.. Если только… Нет, так можно далеко зайти.

Нет-нет, надо успокоиться и всё обдумать как следует. С чего же ему начать?.. С того дня, по всей вероятности.

Несмотря на все провалы в своей памяти, он помнил, что этот день был 23 ноября, воскресенье. Он не был ни долгожданным, ни чем-то примечательным. Но когда он, проснувшись, открыл глаза, ему показалось, что наступил какой-то особенный день. И он сразу подумал, а какое же сегодня число? Было 23 ноября.

23 ноября… 23 ноября… Что это за день?.. Чей-то день рождения?.. День чьей-то смерти, свадьбы?.. Вроде нет. Еще что-то важное случилось когда-то в этот день?.. Нет, на ум ничего не шло. Или должно случиться?.. Сегодня?.. Но никаких планов у него нет. И все-таки странное ощущение важности этой даты не покидало его.

В доме было тихо. Вероятно, Ольга еще не вставала, и значит, он должен торопиться, если хочет успеть выпить кофе без того, чтобы видеть, слышать ее, чувствовать запах ее духов – невыносимо терпко-сладких, которые ассоциировались у него с духотой запертой, давно не проветриваемой комнаты. Душно. Дышать нечем. Хоть бы не задохнуться. Если бы она об этом узнала, то подняла бы его на смех: что он, плебей, может понимать в элитном парфюме. Смешно!.. Но он никак не мог отделаться от мысли, что если останется подольше в комнате наедине со своей половиной, то просто задохнется. То ли от нее, то ли от ее духов, то ли от того и другого. В конце концов, какая разница?.. Ольга раздражала его, и это его раздражение делало порой невыносимым его существование рядом с ней.

Когда началось это невероятное напряжение между ними? Точно он не знал. Да это было и неважно. Ясно только, что давно. Он попытался вспомнить, о чем он думал тогда, когда решил жениться на ней. Почему он видел только то, что снаружи, а внутрь так и не заглянул?.. Неужели надеялся, что придет счастье, счастье рядом с человеком, в общем-то, случайным, которого он даже не удосужился узнать?.. Хотя, конечно, сейчас он лукавит сам с собой, – это было его осознание решение. Просто ему импонировали ее положение, этот ее образ ухоженной привлекательной девушки из обеспеченной семьи. Подобных людей не было ни в его окружении, ни в окружении его семьи. И он старался не обращать внимание на то, что рядом с ним человек, с которым ему холодно. На что он рассчитывал? Да просто думал, что стерпится-слюбится.

– Красивая девушка, – сказала мать после ухода Ольги, когда он представил ее семье, как свою избранницу. – Но не ровня она нам. Это где же надо работать, чтобы такую красоту обеспечивать?.. Нелегко это. Ох, нелегко. Подумай, сынок.

Конечно, его мать была права. Не ровня – это точно. Но ведь поэтому-то он ее и выбрал. Наверное, главным образом поэтому. Он не хотел прозябать всю жизнь, как его родители. А тут такой шанс. Нет, он не мог его упустить.

Его жена была единственным ребенком в семье. Бытует мнение, что если это так, то избалованности и изнеженности не избежать, что такое потомство нежизнеспособно, оно только и может, что рассчитывать на других. В общем-то, как показывает жизнь, у любого правила есть исключение. Да и какое же это правило, если отступлений от него масса?.. История знает много опровержений этого, по сути своей, предрассудка. В конечном счете, все зависит от характера человека: и в более многочисленных семьях можно порой встретить инфантильное и слабое потомство.

Однако его жена не стала исключением из этого правила. Она не стремилась ни к чему в жизни, не было у нее ни целей, ни интересов. Попытки и преодоления – это для других. Ольга для себя выбрала легкую дорогу – быть сначала за папиной спиной, потом за мужниной. Впрочем, такой была и ее мать. Отец Ольги – крупный чиновник с множеством полезных связей – смог обеспечить себе и своей семье роскошную жизнь. Он полностью содержал своих женщин – жену и дочь, – исполнял все их капризы. Работать ни у той, ни у другой не было желания, тем более что никто этого от них и не требовал. Круг их интересов был достаточно узким – магазины, салоны, рестораны, светская болтовня с подругами. Правда, с какого-то времени его жена вдруг возомнила себя бизнес-леди, даже вложилась в салон красоты. Но это, скорее, было не дело, а развлечение – еще одно место, куда можно выйти, показать себя, дать указания подчиненным, ведь она хозяйка.

Со своей будущей женой он познакомился в университете. Хотя Ольга и не собиралась штурмовать трудовые высоты, но иметь диплом о высшем образовании требовали правила приличия того общества, где вращалась ее семья. Они учились на разных факультетах: она – на филологическом, он – на экономическом.

Он был из простой семьи: отец всю жизнь работал на заводе мастером, мать была учительницей. В общем, ни денег, ни связей. За свою жизнь они заработали только двухкомнатную хрущовку с необходимым набором мебели. Ну еще, правда, был старенький москвич, на котором иногда выбирались за город по грибы или ягоды. Его старший брат, окончив школу и техникум, отправился работать на отцовский завод. Петр не мог понять, зачем ему это. Неужели нет больше возможностей построить свою жизнь, как только став работягой?..

– И что в этом плохого? – пожал плечами Андрей в ответ на вопрос брата.

– А хорошего что? – удивился Петр. – Будешь всю жизнь стоять у станка?

– Ну, кто-то должен и этим заниматься. Не всем же быть министрами.

– Не понимаю тебя. Пошел бы в институт, стал бы человеком.

– В смысле, начальником? – уточнил брат.

– Ну, хотя бы.

– Знаешь, лично мне не нужно высшее образование. Идти в институт? Зачем мне эта головная боль? Обойдусь без этого.

Он отодвинул прочь все эти воспоминания, которые вдруг полезли в его голову. Не до того сейчас. Итак, 23 ноября. Надо вернуться к этому. Какие планы были у него на этот день? Как он его провел? Это необходимо было вспомнить.

Он поднялся тогда с постели и выглянул в окно. Ослепительная белизна резанула по глазам. Выпал снег. Значит, будет сыро и промозгло, как обычно в это время года. Он не любил зиму, а особенно не любил ее преддверие – ноябрь. Когда зима еще не началась, но снег уже выпал. И этот снег, который уже не растает и который приносил то слякоть, то гололед, каждый день портил настроение, потому что все еще было впереди – морозы, грязный снег, холод, сырость. Сейчас он был в тепле, в своей спальне, но глядя на заваленный снегом двор, зябко повел плечами. Ух, какая же гадость такая погода.