Крещение огнем
– Ну, говори.
– Ан’гивары о ведьмаке по имени Геральт из Ривии выспрашивают. И о девушке по имени Цирилла. Этих двух велено живьем брать. Под страхом смерти у их обоих волос с головы упасть не должен, пуговицу с платья сорвать не имеют права. Хо! Здорово же ты, видать, мил их сердцу, коли так о твоем здоровье пекутся…
Она осеклась, увидев его лицо, с которого мгновенно сползло нечеловеческое спокойствие. Поняла, что хоть и старалась, но не сумела нагнать на него страха. Во всяком случае, за его собственную шкуру. Неожиданно ей стало стыдно.
– Ну, с этим преследованием-то они впустую шебуршатся, – сказала она уже мягче, но все еще с чуть насмешливой ухмылкой. – Ты в Брокилоне в безопасности. Да и деваху они тоже живой не получат. Когда они развалины на Танедде да на магической башне, которая обвалилась, перелопачивали… Эй, что с тобой?
Ведьмак покачнулся, оперся о кедр, тяжело опустился рядом с деревом. Мильва отскочила, напуганная бледностью, которая вдруг покрыла его лицо.
– Аглайиса! Сирисса! Фаувэ! Ко мне, живо! У, хрен чертов, помирать он, что ль, собрался! Эй ты, ведьм!
– Не зови их… Со мной все в порядке… Говори… Я хочу знать.
Мильва вдруг поняла.
– Ничего они в развалинах не нашли! – крикнула она, чувствуя, как тоже бледнеет. – Ничего! Хоть кажный камень осмотрели и волшебствовали – ничего не нашли…
Она смахнула испарину со лба, жестом остановила сбежавшихся на крик дриад. Схватила ведьмака за плечи, наклонилась над ним так, что ее длинные светлые волосы упали ему на побледневшее лицо.
– Ты неверно понял, – быстро, нескладно повторяла она, с трудом отыскивая нужные слова в толчее тех, что так и рвались на язык. – Я токо хотела сказать, что… Ты неверно меня понял. Ведь я… ну откуда мне было знать, что ты аж так… Я не так хотела. Я токо о том, что девушка… Что ее не найдут, потому как она бесследно исчезла, все одно как те чародеи… Прости.
Он не ответил. Глядел в сторону. Мильва закусила губу, сжала кулаки.
– Через три дня я уезжаю из Брокилона, – сказала она тихо после долгого, очень долгого молчания. – Как токо месяц пойдет на ущерб и ночки малость темнее станут. Через десять дней вернусь, может, раньше. Сразу после Ламмаса, в первых днях августа. Не волнуйся. Землю перерою, но дознаюсь для тебя обо всем. Ежели кто хоть что-нибудь знает о той девочке, ты тоже будешь знать.
– Спасибо, Мильва.
– Через десять дней… Gwynbleidd.
– Меня зовут Геральт, – протянул он руку.
Она пожала, не задумываясь. Крепко.
– Меня зовут Мария Барринг.
Кивком и тенью улыбки он поблагодарил за откровенность: она знала, что он это оценил.
– Будь осторожна, прошу тебя. Задавая вопросы, смотри, кому задаешь.
– За меня не беспокойся.
– Твои информаторы… Ты им доверяешь?
– Я не доверяю никому.
* * *– Ведьмак в Брокилоне. У дриад.
– Так я и думал. – Дийкстра скрестил руки на груди. – Но хорошо, что подтвердилось.
Он немного помолчал. Леннеп облизнул губы. Он ждал.
– Хорошо, что подтвердилось, – повторил шеф тайных служб королевства Редании, задумавшись так, словно говорил сам с собой. – Всегда лучше, когда уверен. Эх, если б еще оказалось, что Йеннифэр… Чародейка не с ним, Леннеп?
– Простите. – Разведчик вздрогнул. – Нет, светлейший господин. Нет. Что прикажете? Если хотите получить живьем, я выманю его из Брокилона. А ежели вам милее мертвяк…
– Леннеп, – Дийкстра поднял на агента холодные бледно-голубые глаза, – не надо усердствовать. В нашем деле излишнее усердие не оправдывается. Зато всегда подозрительно.
– Господин, – слегка побледнел Леннеп, – я только…
– Знаю. Ты только спросил, что я прикажу. Приказываю: оставь ведьмака в покое.
– Слушаюсь. А как с Мильвой?
– И ее тоже. Пока что.
– Слушаюсь. Можно идти?
– Иди.
Агент вышел, осторожно и тихонечко притворив за собой дубовую дверь кабинета. Дийкстра долго молчал, уставившись в наваленные на столе карты, письма, доносы, протоколы допросов и смертные приговоры.
– Ори.
Секретарь поднял голову, откашлялся. Молчал.
– Ведьмак в Брокилоне.
Ори Ройвен снова кашлянул. Невольно глянул под стол, на ноги шефа.
– Точно. Этого я ему не забуду, – буркнул тот. – Две недели не мог из-за него ходить. Опозорился перед Филиппой. Словно пес скулил и вымаливал у нее чертовы чары, иначе хромал бы до сих пор. Ну что ж, сам виноват, недооценил. Хуже всего, что не могу ему сейчас отплатить, добраться до его ведьмачьей задницы! У самого времени нет, а использовать в личных интересах моих людей не могу. Ведь верно, Ори, не могу?
– Кхе-кхе…
– Нечего покашливать. Сам знаю. Эх, черт побери, как же власть развращает! Как искушает воспользоваться ею! Как легко забыться, когда она у тебя есть! Но стоит забыться раз, конца не видать… А что, Филиппа Эйльхарт все еще сидит в Монтекальво?
– Да.
– Бери перо и чернила. Продиктую письмо к ней. Пиши… А, черт, никак не сосредоточусь. Что там за крики, Ори? Что там творится на площади?
– Жаки закидывают камнями резиденцию нильфгаардского посла. Мы им за это, кхе-кхе, заплатили. Мне кажется.
– Ага. Ну ладно. Прикрой окно. Завтра пусть идут забрасывать камнями филиал банка краснолюда Джианкарди. Он отказался открыть мне счет.
– Джианкарди, кхе-кхе, перечислил значительные суммы в военный фонд.
– Да? Тогда пусть закидывают те банки, которые не перечислили.
– Все перечислили.
– Ну и нуден же ты, Ори. Пиши, говорю. «Милейшая Филь, свет очей моих…» Черт, постоянно забываю. Возьми новый лист. Готов?
– Так точно, кхе-кхе…
– «Дорогая Филиппа. Трисс Меригольд, вероятно, тоскует по ведьмаку, которого телепортировала с Танедда в Брокилон, делая из этого факта глубокую тайну даже от меня, что меня жестоко огорчило. Успокой ее. Ведьмак уже чувствует себя хорошо. Начал посылать из Брокилона эмиссарок с заданием искать следы княжны Цириллы, мазельки, которая тебя так интересует. Наш друг Геральт явно не знает, что Цирилла пребывает в Нильфгаарде, где готовится к браку с императором Эмгыром. Мне хотелось бы, чтобы ведьмак спокойно сидел в Брокилоне, поэтому я постараюсь, дабы это известие дошло до него». Написал?
– Кхе-кхе, «дошло до него».
– С новой строки. «Меня интересует…» Ори, вытри перо, черт побери! Мы ведь Филиппе пишем, не в королевский совет. Письмо должно выглядеть эстетично! С новой строки. «Меня интересует, почему ведьмак не ищет контактов с Йеннифэр. Не хочется верить, что такая граничащая с помешательством страсть столь неожиданно угасла, вне зависимости от политических пристрастий его идеала. Прости за невольный каламбур. С другой стороны, если окажется, что именно Йеннифэр доставила Цириллу Эмгыру и если найдутся тому доказательства, я с удовольствием споспешествовал бы тому, чтобы эти доказательства попали ведьмаку в руки. Проблема разрешилась бы сама собой, в этом я уверен, а вероломная черноволосая красотка потеряла бы покой. Ведьмак не любит, когда кто-нибудь прикасается к его девчушке. Артауд Терранова однозначно убедился в этом на Танедде. Хотелось бы верить, Филь, что у тебя нет доказательств предательства Йеннифэр и ты не знаешь, где она скрывается. Мне было бы ужасно неприятно, если б оказалось, что это очередной от меня секрет. У меня от тебя нет тайн…» Ты почему хихикаешь, Ори?
– Так просто, кхе-кхе.
– Пиши! «У меня нет от тебя тайн, Филь, и я рассчитываю на взаимность. Остаюсь с глубоким уважением», ну и т. д. и т. п. Давай подпишу.
Ори Ройвен посыпал письмо песочком. Дийкстра уселся поудобнее, завертел мельницу пальцами сплетенных на животе рук.
– А Мильва, которую ведьмак посылает на слежку, – проговорил он. – Что можешь о ней сказать?
– Она, кхе-кхе, – кашлянул секретарь, – занимается переброской в Брокилон групп скоя’таэлей, разбитых темерскими войсками. Выводит эльфов из облав и котлов, обеспечивает им отдых и возможность формировать новые боеспособные команды…
– Не ублажай меня общедоступными сведениями, – прервал Дийкстра. – Деятельность Мильвы мне известна. Кстати, я собираюсь ее использовать. Если б не это, давно бы кинул ее на сожрание темерцам. Что ты можешь сказать о ней самой? О Мильве как таковой?
– Родилась она, мне кажется, в какой-то захудалой деревушке в Верхнем Соддене. Вообще-то ее зовут Мария Барринг. Мильва – прозвище, которое ей дали дриады. На Старшей Речи означает…
– Знаю. Каня – Коршун, – прервал Дийкстра. – Дальше.
– В роду с незапамятных времен – охотники. Лесные люди, запанибрата с дебрями. Когда сына старого Барринга затоптал сохатый, старик выучил лесному ремеслу дочку. Когда он умер, мать снова вышла замуж. Кхе-кхе… Мария не ладила с отчимом и сбежала из дома. Тогда, мне кажется, ей было шестнадцать лет. Отправилась на север, жила охотой, но баронские лесничие не давали ей житья, преследовали и травили, словно зверя. Тогда она принялась браконьерствовать в Брокилоне, и там, кхе-кхе, на нее напали дриады.
– И вместо того чтобы прибить, пригрели, – буркнул Дийкстра. – Признали своей… А она отблагодарила. Стакнулась с брокилонской ведьмой, со старой Среброокой Эитнэ. Мария Барринг умерла, да здравствует Мильва!.. Сколько раз она ходила, прежде чем люди из Вердэна и Керака спохватились? Три?
– Кхе-кхе… Четыре, мне кажется… – Ори Ройвену постоянно что-то казалось, хотя память у него была безупречная. – Всего было что-то около сотни человек, тех, что особенно рьяно охотились за духобабьими скальпами. И долго они не могли сообразить, потому что время от времени Мильва кого-нибудь из них выносила из бойни на своем горбу, а уцелевший до небес восхвалял ее мужество. Только после четвертого раза, в Вердэне, мне кажется, кто-то хватил себя по лбу. Как же так получается, кхе-кхе, что провожатая, которая людей против духобаб сзывает, сама всякий раз живьем уходит? И вылезло шило из мешка, поняли людишки, что провожатая-то ведет, да только в западню, прямо под стрелы поджидающих в засаде дриад…
Дийкстра отодвинул на край стола протоколы с допросами. Ему почудилось, что пергамент все еще воняет камерой пыток.
– И тогда, – догадался он, – Мильва исчезла в Брокилоне, словно сон златой. Но до сих пор в Вердэне трудно сыскать охотника ходить на дриад. Старая Эитнэ и юная Коршунка проделали недурственную работенку. И после этого они еще осмеливаются утверждать, будто провокации – наше, человеческое изобретение. А может…
– Кхе-кхе? – закашлялся Ори Ройвен, удивленный оборванной фразой и затянувшимся молчанием шефа.
– А может, наконец-то начали учиться у нас, – докончил холодно главшпик, глядя на доносы, протоколы допросов и смертные приговоры.
Не увидев нигде следов крови, Мильва забеспокоилась. Вдруг вспомнила, что козел шагнул в тот момент, когда она выстрелила. Шагнул или собирался шагнуть – одно на одно выходило. Пошевелился, и стрела могла попасть в живот спереди. Мильва выругалась. Выстрел в живот, проклятие и позор для охотника! Неудача! Тьфу-тьфу, не повезло!
Она быстро подбежала к склону долинки, внимательно выискивая следы крови среди ежевики, мха и папоротника. Искала стрелу. Снабженная четырехгранным наконечником, наточенным так, что острия граней сбривали волоски на предплечье, стрела, выпущенная с пятидесяти шагов, должна была пробить козла навылет.
Наконец увидела, нашла и облегченно вздохнула. Трижды сплюнула, радуясь удаче. Напрасно опасалась, было даже лучше, чем она предполагала. Стрела не была обляпана клейким и вонючим содержимым желудка. Не было на ней и следов светлой, розовой и пенистой легочной крови. Весь стержень покрывал темный богатый пурпур. Стрела пронзила сердце. Мильве не надо было подкрадываться, ее не ожидал долгий поход по следам. Козел, несомненно, лежал мертвый в чаще, не больше чем в ста шагах от полянки, в том месте, которое ей укажет кровь. А получивший в сердце козел должен был, сделав пару прыжков, истекать кровью, так что след найдется.
Пройдя десяток шагов, она действительно нашла след и направилась по нему, снова погружаясь в мысли и воспоминания.
Данное ведьмаку обещание она выполнила. Вернулась в Брокилон даже раньше, чем думала, спустя пять дней после Праздника Жатвы, через пять дней после новолуния, начинающего у людей месяц август, а у эльфов Ламмас, седьмой, предпоследний savaed года.
На рассвете переправились через Ленточку она и пятеро эльфов из команды, которую она вела. Вначале было девять конных, но солдаты из Бругге все время преследовали их, а за три стоянки до реки нагнали и отстали только перед самой Ленточкой, когда в утреннем тумане на правом берегу замаячил Брокилон. Солдаты боялись Брокилона. Это спасло Мильву и эльфов. Они переправились. Исхудавшие, израненные. И не все.
У нее было для ведьмака известие, но, думая, что Gwinbleidd все еще находится в Коль Серрае, она собиралась пойти к нему только к обеду, выспавшись как следует. Поэтому сильно удивилась, когда он неожиданно возник из тумана, словно дух лесной. Молча присел рядом, глядя, как она устраивает себе лежанку, расстилает попону на куче веток.
– Ну тебя и принесло, – сказала она укоризненно. – Слушай, ведьмак, я с ног валюсь. День и ночь в седле, задницы не чувствую, а вымокла до пупка, потому как мы на заре словно волки через прибрежные ивняки продирались.
– Прошу тебя! Ты что-нибудь узнала?
– Узнала, – хмыкнула она, расшнуровывая и скидывая промокшие, упирающиеся сапоги. – Без особого труда, об этом кричат повсюду. Что ж ты не сказал, что твоя дева такая важная птица? Я-то думала, падчерица твоя, заморыш какой-нито, сирота, судьбой обиженная. А тут – глядь: цинтрийская княжна! Хо-хо! А может, и ты князь переодетый, а?
– Пожалуйста, говори.
– Не достанется уже твоя Цирилла королям, потому что, говорят, из Танедда прямиком в Нильфгаард сбежала. Не иначе как вместе с теми магиками, что королей предали. А в Нильфгаарде император Эмгыр ее с помпой принял. И знаешь что? Навроде как ожениться с ней надумал. А теперь дай мне отдохнуть. Если хочешь, поговорим, когда высплюсь.
Ведьмак молчал. Мильва развесила мокрые онучи на разлапистой ветке так, чтобы их достало восходящее солнце, дернула застежку пояса.
– Раздеться хочу, – буркнула она. – Ну, чего стоишь? Приятных-то сообщений, мнится мне, не ожидал? Ничего тебе не угрожает, никто о тебе не спрашивает, неинтересен ты стал шпикам. А твоя девица сбежала, слышь, от королей, императрицей будет…
– Сведения верные?
– Нонче ничего верного нету, – зевнула Мильва, присаживаясь на лежанке. – Разве что солнышко кажный день по небу с востока на закат плывет. А что болтают о нильфгаардском императоре и княжне из Цинтры, то должно быть правдой, уж больно много разговоров о них.
– Откуда вдруг такой неожиданный интерес?
– А ты будто не знаешь? Как-никак она Эмгыру в приданое кус земли притащит. Слушай, да она ж и моей госпожой станет, потому как я ж из Верхнего Соддена, а весь Содден, оказывается, ее лен! Тьфу, ежели в ее лесах олененка уложу, а меня прихватят, то по ейному приказу и повесить могут… Ну и поганый же мир! Зараза, глаза у меня слипаются…
– Последний вопрос. Из тех чародеев… Ну, из тех чародеев, которые предали, кого-нибудь поймали?
– Нет. Но одна магичка, говорят, жизни себя лишила. Вскоре после того, как пал Венгерберг, а каэдвенские войска вступили в Аэдирн. Не иначе как с огорчения или со страха перед казнью…
– В группе, которую ты привела, были свободные лошади? Какую-нибудь эльфы мне дадут?
– Ага, в дорогу тебе не терпится, – проворчала Мильва, закутываясь в попону. – Думается, знаю куда…
Она замолчала, пораженная выражением его лица. Неожиданно поняла, что принесенное ею известие вовсе не было удачным. И тут вдруг сообразила, что ничего, ну ничегошеньки не понимает. Вдруг, неожиданно, как-то невзначай почувствовала потребность сесть с ним рядом, засыпать его вопросами, выслушать, узнать, быть может, что-то посоветовать. Она сильно потерла костяшкой указательного пальца уголок глаза. «Я устала, – подумала она. – Смерть всю ночь наступала мне на пятки. Мне необходимо отдохнуть. В конце концов, какое мне дело до его горестей и печалей? Какое мне вообще до него дело? И до той девчонки? К чертовой матери и его, и ее! Зараза, из-за всего этого совсем сон пропал…»
Ведьмак встал.
– Так дадут мне лошадь? – повторил он.
– Бери любую. Только не лезь эльфам на глаза. Потрепали нас на переправе, окровавили… А вороного не тронь. Мой он, вороной-то… Ну, чего стоишь?
– Спасибо за помощь.
Она не ответила.
– Я твой должник. Как мне расплачиваться?
– Как? Очень просто – уйди ты наконец! – крикнула она, приподнимаясь на локте и резко дернув попону. – Я… Я выспаться должна! Бери коня… И езжай. В Нильфгаард, в пекло, ко всем чертям, мне все едино! Уезжай! Оставь меня в покое!
– За все, что задолжал, расплачусь, – тихо сказал он. – Не забуду. Может, когда-нибудь случится так, что тебе потребуется помощь. Опора. Плечи. Руки. Крикни тогда, крикни в ночь! И я приду.
Козел лежал на краю склона, губчатого от бьющих всюду родников, густо заросшего папоротником, вытянувшийся, с остекленевшим глазом, уставившимся в небо. Мильва видела огромных клещей, впившихся в его светло-льняное брюхо.
– Придется вам поискать себе кровушку в другом месте, стервецы, – буркнула она, засучивая рукава и доставая нож. – Эта уже остыла.
Ловкими и быстрыми движениями она вспорола кожу от грудины до анального отверстия, умело отделила слой жира, испачкав руки до локтей, отрезала пищевод, вывалила наружу внутренности. Взрезала желудок и желчный пузырь, ища безоары. В магические свойства безоаров она не верила, но хватало дурней, которые верили и платили за эти комочки свалявшейся шерсти.
Потом подняла козла и уложила на валявшийся неподалеку ствол распластанным животом к земле, чтобы стекла кровь. Вытерла руки пучком папоротников.
Села рядом с добычей.
– Спятивший, сумасшедший ведьмак. Псих, – сказала она тихо, вглядываясь в нависшие в ста футах над ней кроны брокилонских сосен. – Отправляешься в Нильфгаард за своей девкой. Отправляешься на край света, который полыхает огнем, и даже не подумал о том, чтобы прихватить с собой провизии. Я знаю, тебе есть ради чего жить. А чего есть?
Сосны, конечно, не отвечали и не прерывали монолога.
– Я думаю так, – продолжала Мильва, выбирая ножом кровь из-под ногтей. – Нет у тебя ни одного шанса отыскать твою девицу. Ты не доберешься не то что до Нильфгаарда, а даже и до Яруги. Я думаю, не дойдешь даже до Соддена. Мнится мне, смерть тебе прописана. На твоей морде она выписана, из глаз твоих паскудных глядит. Достанет тебя твоя смерть, чокнутый ведьм, ох быстро достанет. Ну, козлик мой не даст тебе помереть с голоду. А это тоже что-то! Так я думаю.
Видя входящего в зал аудиенций нильфгаардского вельможу, Дийкстра незаметно вздохнул. Шилярд Фиц-Эстерлен, посол императора Эмгыра вар Эмрейса, имел привычку вести разговоры на дипломатическом языке и обожал вплетать во фразы всяческие языковые диковинки, понятные только дипломатам и ученым. Дийкстра обучался в оксенфуртской академии и хоть не получил звания магистра, основы напыщенного университетского сленга знал. Однако пользовался им неохотно, ибо в глубине души терпеть не мог помпы и всяческих форм претенциозного церемониала.
– Приветствую вас, ваше превосходительство.
– Милостивый государь граф, – церемонно поклонился Шилярд Фиц-Эстерлен. – Ах, благоволите простить. Возможно, следовало бы сказать: светлейший князь? Ваше высочество регент? Ваше высокопревосходительство государственный секретарь? Клянусь честью, ваше высокопревосходительство, почести сыплются на вас таким градом, что, ей-богу, не знаю, как вас и титуловать, чтобы не нарушить протокола.
– Лучше всего будет: «Ваше королевское величество», – скромно ответил Дийкстра. – Вы же знаете, ваше превосходительство, что короля играет свита. И вам, думаю, не чужд тот факт, что стоит мне шепнуть: «Подскакивать!» – как третогорские дворяне немедля спрашивают: «Как высоко?»
Посол знал, что Дийкстра преувеличивает, но не так уж сильно. Принц Родовид был еще малолеткой, королева Гедвига пришиблена трагической смертью супруга, аристократия напугана, одурела, вся в склоках и разбилась на фракции. Фактически в Редании правил Дийкстра. Дийкстра мог запросто получить любой титул и государственный пост. Ему стоило только захотеть. Но Дийкстра не хотел. Ничего.
– Ваше высокопревосходительство изволили меня вызвать, – сказал, немного помолчав, посол, – минуя министра иностранных дел. Чему я обязан такой честью?
– Министр, – Дийкстра возвел очи горе, – отказался от своих функций по состоянию здоровья.
Посол сокрушенно покачал головой. Он прекрасно знал, что министр иностранных дел сидит в темнице, а будучи трусом и идиотом, несомненно, выдал Дийкстре все о своем не вполне невинном флирте с нильфгаардской разведкой, как только увидел «инструментарий», любезно продемонстрированный ему перед началом допроса. Он знал, что сеть, организованная агентами Ваттье де Ридо, шефа императорской разведки, была разгромлена и все нити оказались в руках Дийкстры. Знал также, что нити эти вели напрямую к его собственной персоне. Но его персона была под защитой дипломатического иммунитета, а обязанности посла принуждали его вести игру до конца. Тем более после странных зашифрованных инструкций, которые недавно прислали в посольство Ваттье и коронер Стефан Скеллен, имперский агент по специальным поручениям.
– Поскольку преемник министра иностранных дел еще не назначен, – продолжал Дийкстра, – на меня возложена малоприятная обязанность проинформировать вас, ваше превосходительство, что вы признаны в королевстве Реданском персоной нон грата.
Посол поклонился.
– Весьма сожалею, – сказал он, – что чреватые взаимным отзывом послов последствия вызваны проблемами, непосредственно не затрагивающими ни королевства Реданского, ни империи Нильфгаарда. Империя не предпринимала никаких враждебных Редании шагов.
– Если, конечно, не считать блокады устья Яруги и Островов Скеллиге для наших кораблей и товаров. А также вооружения и поддержки банд скоя’таэлей.
– Это, ваше превосходительство, злостные инсинуации.
– А концентрация имперских сил в Вердэне и Цинтре? А рейды вооруженных банд на Содден и Бругге? Содден и Бругге – темерские протектораты, а мы, ваше превосходительство, в союзе с Темерией, так что нападение на Темерию – это нападение на нас. Остаются также проблемы, касающиеся непосредственно Редании: мятеж на острове Танедд и бандитское покушение на короля Визимира. И роль, которую империя сыграла в этих событиях.
– Quod attinet[2] инцидента на Танедде, – развел руками посол, – я не уполномочен высказывать свое мнение. Его императорскому величеству Эмгыру вар Эмрейсу чужды закулисные игры и сведение личных счетов между вашими чародеями. Я весьма сожалею о том, что наши протесты относительно вашей пропаганды, всячески пытающейся навязать общественному мнению иной взгляд на вещи, дают исчезающе малый эффект. Пропаганды, распространяемой, позволю себе заметить, не без поддержки властей королевства Реданского.
– Ваши протесты поражают и безмерно удивляют меня, – улыбнулся Дийкстра. – Кстати, император отнюдь не скрывает, что при его дворе находится цинтрийская герцогиня, похищенная именно на Танедде.
– Цирилла, королева Цинтры, – с нажимом поправил Шилярд Фиц-Эстерлен, – была не похищена, но искала в империи убежища. Здесь нет ничего общего с инцидентом на Танедде.
– Серьезно?
– Инцидент на Танедде, – продолжал с каменной физиономией посол, – вызвал неудовольствие императора. А коварное покушение какого-то сумасшедшего на жизнь короля Визимира – его искреннее возмущение. Еще большее возмущение и отвращение вызывает распространяемая в обществе мерзкая сплетня о якобы скрывающихся в империи истинных подстрекателях названных преступлений.
– Изоляция истинных подстрекателей, – медленно проговорил Дийкстра, – положит конец сплетням. Будем надеяться. А их изоляция и восстановление справедливости – вопрос времени.
– Justitia fundamentum regnorum, – серьезно согласился Шилярд Фиц-Эстерлен. – А crimen horribilis non potest non esse punibile[3]. Ручаюсь, что его императорское величество также желает, чтобы стало так.
– Император в силах выполнить это желание, – как бы нехотя проговорил Дийкстра, скрещивая руки на груди. – Одна из вдохновительниц заговора, Энид ан Глеанна, до недавнего времени – чародейка, известная под именем Францеска Финдабаир, с императорского благословения разыгрывает из себя королеву марионеточного государства эльфов в Доль Блатанна.
– Его императорское величество, – холодно поклонился посол, – не может вмешиваться в дела Доль Блатанна, независимого государства, признанного всеми сопредельными.
– Но не Реданией. Для Редании Доль Блатанна – по-прежнему часть королевства Аэдирн. Хотя совместно с эльфами и Каэдвеном вы растащили Аэдирн по кускам, хоть от Лирии не осталось lapis super lapidem[4], вы слишком поспешно вымарали эти королевства с карты мира. Слишком быстро и поспешно, ваше превосходительство. Однако сейчас не время и не место дискутировать на сей счет. Пусть себе Францеска Финдабаир пока что правит, истина и справедливость восторжествуют. А как с другими бунтовщиками и организаторами покушения на короля Визимира? Что с Вильгефорцем из Роггевеена, что с Йеннифэр из Венгерберга? Есть основания полагать, что после провала путча они сбежали в Нильфгаард.