Хтонь. Истоки

Вернувшись на свежий воздух, они обнаружили что лавка у ступеней уже пуста и решили расположиться прямо на ней. Гриша, владелец велосипеда, гордо поставивший его подле себя, стал рассказывать про местную речку, куда они с отцом ходили прошлым летом на рыбалку: «.. а потом сома поймали, вот с меня ростом. Ну как поймали, он на берегу уже валялся дохлым. Передняя часть нормальная, а хвостов два, только один поменьше и сбоку.

– Глупости, – фыркнула Ленка. Зачем ему второй хвост?

– Да кто же его знает, что он с ним делал. Только тут странная рыба часто ловится. Отец говорит, что выше по течению раньше воду с атомной станции спускали, которая реактор охлаждает. Вот и наплодилось всякого.

Димка не понял про какую станцию была речь, но история про рыбу-мутанта, обладающей судя по размерам возможностью его проглотить, ему совсем не понравилась. Поэтому, когда ребята решили пойти к реке, он твердо решил в ней не плавать и остаться на берегу.

Дорога до реки была неблизкой и проходила через засохшее поле, бывшее когда-то колхозным. Рассасывая во рту сухарик со вкусом бекона, Димка с интересом поглядывал на ржавые остовы огромных железных машин, стоявших в отдалении и напоминающих древних мамонтов. «Комбайны» – заметив его удивленный взгляд, пояснил Гришка. «Тут раньше их много ездило, когда колхоз еще был. Школа была целой, людей то несколько сотен в деревне жило, да еще соседские».

Подойдя к речке, они не сразу увидели ее за высокими камышами, настолько она казалась на этом участке мелководной. Но пройдя еще около десяти минут вдоль берега, они обнаружили подходящий спуск к реке и решили расположиться под одиноко раскидистым деревом, стоящим неподалеку и дающим защиту от палящего солнца. Гришка со своим братом и Ленкой почти сразу умчались к воде, а Димку оставили сторожить велосипед, с чем он, помня про сома-переростка, с радостью согласился.

Положив голову на рюкзак, он беззаботно растянулся на траве, прикрыв глаза и принялся раздумывать о том как здорово было бы передвигаться на одной из железных машин, виденных им по дороге. Наверняка в них имелась множество функций, как по сюжету его любимого японского мультфильма про огромных роботов, защищающих город от вторжения злобных инопланетных существ. Димка представил себя в образе пилота подобного робота, бредущего по полю к сверкающей, ждущий его машине, а вдалеке восторженных родителей и испуганную Ленку, которых он сейчас защитит от коварных инопланетян.

Шум от купающихся ребят мерно слился со стрекотом насекомых и пением птиц в общий убаюкивающий фон. Солнце приятно нагревало голову, разморив Димку окончательно и он, сам того не замечая, провалился в сон.

Очнулся он уже в сумерках, от невыносимо соблазнительного запаха жареной рыбы и голосов совсем рядом. Гришка со своим братом суетились у костра, Лена помогала какому то незнакомому мальчику свежевать рыбу у берега. Видимо новенький и был рыбаком, так как ни у кого из них днем не было с собой рыбацких снастей. Присоединившись к ребятам, Дима разложил оставшиеся рыбные тушки на углях. Обычные караси, они слабо ассоциировались с рассказами о мутантах и скоро стали выглядеть вполне сносно. У новичка, выяснилось, что он местный и зовут его Костя, с собой оказалась и соль, поэтому ужин обещал быть первоклассным.

Когда с едой было покончено и последняя рыба, сверкая золотистой боком, оказалась на газете, сумерки уже сгустились и ребята инстинктивно сгрудились вокруг тлеющего костерка.

– Ты один здесь совсем живешь? – наседала на новенького детвора.

– Почему один, с папкой, – невозмутимо ответствовал тот, жуя рыбу. – Зимой скучновато, когда разъезжаются все, но в остальном ничего. До города всего час на автобусе, весной и летом в лесах чего только не найдешь. У нас и грибы и ягоды, в городе потом с батей продаем. А еще он меня в этом году на охоту обещал взять, на уток. Дробью будем бить с двустволки.

Мальчишки завистливо переглянулись, но на Ленку это похоже не произвело впечатления.

– А что взрослые здесь в деревне какие-то странные? Все глазеют, шепчутся, – требовательно спросила она.

– Так молодежь им вся в новинку, – пожал плечами Костя. – Они последними и были в свое время, кто здесь вырос и постарел. Сейчас только такие как вы на лето приезжают, а им это как аттракцион, чьих вы будете и кого из ваших родственников они знали. Здесь время остановилось после войны. Кто вернулся – детей завели, умерли. Дети выросли и уехали, бросили село. А мы доживаем, как на осколках. И не только у нас так. Соседские села такие же. А в округе раньше десятки тысяч народу жило.

Что-то насторожило Димку в его монологе. Пять минут назад он еще казался их сверстником, таким же худощавым и поджарым сорвиголовой, всего лишь немногим старше. Но сейчас в его тоне засквозило нечто стариковское, глухое и дымчатое. Новенький чуть повернул голову, и Дима смог внимательнее разглядеть его лицо. Только теперь он обратил внимание на то что один глаз его был словно парализован и смотрел в сторону. В остальном внешность была ничуть непримечательна: маленький курносый нос, широкие славянские скулы и непослушная челка, создавали в целом впечатление вполне обыкновенного подростка.

– Вы вдвоем с папой живете? – Не унималась Лена.

– Угу, – деловито кивнул мальчик в ответ. – С детства папка воспитывает. Еще дедушка живой, он тут самый старый в деревне, первую мировую ещё застал. Но он у леса живет, редко к нам приходить стал.

– А почему не в деревне?

– Так раньше там старый хутор стоял, потом уже люди сюда переселились, поближе к реке. А он остался, – скомкано пояснил Костя.

– Я что-то слышал от мамы, – оживился Гришка, доевший свою порцию и сладко позевывая. – Там ведь пожар был в старом селе?

– Не то пожар, не то пожёг себя кто-то, – пожал плечами новенький. – Отец говорил что пару семей в доме том сгоревшем нашли.

– Это как, сам себя пожёг? – не понял Димка.

– А вот так, заперлись изнутри и подожгли все. Там поп-раскольник вроде был какой-то, – глухо проронил Костя, явно жалеющий закончить тему. – Ну да хватит об этом, ночь сегодня не та чтобы про такие вещи говорить. Про это днем ещё можно, да и то, немного. А в здешних местах и днём не нужно.

– Почему это нельзя? – Заупрямилась Ленка.

– Здесь нельзя, – тяжело вздохнув, назидательно и совсем по-взрослому повторил Костя. – Нечистая сила на такое слетается. А мы тут беззащитные. Да и любят они детей, – будто про себя добавил Костя. – Я бы на вашем месте до темноты здесь не оставался, – усмехнулся он и эта легкая улыбка, скривившая его тонкие губы, совсем не понравилась Димке.

Тьма продолжала сгущаться и в игре отблесков пламени костра лицо Кости неуловимо преобразилось, вплетая в себя причудливые тени, будто продолжающие жить на нём своей жизнью.

Последующие минуты ребята провели в неловком молчании, уставившись на затухающий костерок. Диме нравилось смотреть на огонь. Верующая мать часто брала его с собой на службу в церковь и там, устав от долгого стояния на ногах, он часто сводил взгляд к огоньку свечки. Ограниченный клочок материи, живущий по своим собственным законам и в тоже время гармонично вписывающийся в умиротворяющий фон церковной службы очаровывал его и приобщал к таинству. Здесь же, на открытой природе, огонь казался совсем другим. Языки пламени прожорливо пожирали все до чего могли дотянуться, извивались в попытках вобрать в себя все что могло им послужить пищей. Смертельные и в то же время согревающие собравшихся вокруг людей.

Где-то вдалеке послышался шум проходящего поезда. Повернувшись к железнодорожной насыпи, Гришка промолвил – «вечерний пошел, пора идти уже». Все облегченно поддержали предложение и стали собираться в путь. Потушив костер и уже выйдя к проселочной дороге, Костя вдруг спохватился – «Я у реки снасти оставил, вот остолоп» – шлепнул он себя по лбу.

– Пойдем соберем, – вызвался Димка.

– Да там надолго, я же еще ловушку на окунька выставлял – скомкано проронил Костя в ответ. – Вы идите по прямой и как к насыпи выйдете, то уже вдоль путей. Оттуда до деревни рукой подать. Бывай малой, – потрепал он неожиданно Димку по плечу и заговорщически добавил, – может свидимся.

Дети вышли на пустую ночную дорогу, освещенную лишь первыми звездами и восходящей луной. Шли притихшие, догадываясь что дома уже ожидает родительский нагоняй. Пройдя около четверти часа, Димка ощутил неестественную тишину. Стрекот насекомых, шелест ветра и другие присущие сельскому полю звуки словно приглушили и их отрезало от внешнего мира невидимым колпаком.

Кажется, остальные ощутили то же самое. Гришка остановился и стал напряжённо озираться по сторонам.

– Ты чего, – ткнул его младший брат, явно напуганный не меньше его.

– Славо, дене дене агавай – начал бормотать Гриша

–Повторяй – шикнул он на младшего. – Нечистая грядет.

Пискнув, тот начал вторить брату, коверкая услышанное.

Тоненько засмеявшись, Ленка зашагала вперед. Испугавшись выглядеть трусливее сестры, Димка обогнал ее и еще бойчее зашагал вперед. Обо брата плелись где-то в отдалении и спустя какое-то время Димка стал повторять их мантру, но лишь про себя, дабы не быть высмеянной Леной.

Им оставалось совсем немного до железнодорожной насыпи, когда из лесной посадки по левой стороне от дороги чуть позади них послышался скрип колес и спустя пару мгновений из леса выехала телега, запряженная прихрамывающей лошадью. Телега выглядела совершенно обыкновенной, одной из тех, что Димка не раз уже видел в селе. Маленькая сгорбленная фигурка, одиноко сидящая на ней и помыкавшая лошадью, казалось, была женщиной, судя по цветастому платку у нее на плечах. Лица в темноте видно не было. Телега быстро догнала ребят, будто остолбеневших на обочине дороги.

Димка начал мысленно молить ее быстрее проехать мимо. Шепот стоявших неподалеку Гришки с братом стал ощутимо громче, они взирали на телегу округлившимися глазами. Одна лишь Ленка с вызовом смотрела на нарушителя ночного спокойствия, презрительно сморщив носик.

«Тпру родимая», – отчетливо прошелестел старческий голос, и хромая лошадь встала как вкопанная. В нахлынувшей на них тишине бормотание братьев стало совсем уже отчетливым, но женщину это кажется не смущало.

– А вы что тут бродите ночью, соколятки? – перегнулась она к ним из телеги. В свете луны Димка снова обратил внимание на красивый расписной платок и заметил под ним уголок белесой сморщенной кожи. Но лицо женщины по-прежнему было скрыто в тени.

– Домой мы идем, в Давыдовку – тихо ответила Ленка.

– Поздний час уже, негоже вам по полям бродить. Ты садись ко мне, – напевно предложил голос из-под платка, обращаясь по всей видимости лишь к Ленке.

К изумлению Димы, та, лишь едва замешкавшись, действительно сделала шаг по направлению к телеге. Внезапный страх обуял его с такой силой, что любые слова застыли в глотке. Уже увереннее подойдя к телеге, Ленка молча протянула руку вверх. Старая женщина ухватила ее и едва уловимым рывком мгновенно подтянула к себе. Выглядело это еще более неестественно чем безропотная реакция сестры. Здесь Димка уже смог совладать с собой и запищал, бросившись к телеге: «Лен, Лен, ты чего. Пойдем так».

Лицо фигуры, все еще не различимой в темноте, повернулось к нему: «Ты брат ее? Залезай сынок, со мной быстро доедете». Сказано было мягко, но Димка почувствовал неодолимую силу в этих словах. Лишь страх, который наполнял его мгновение назад и по-прежнему сковывал все его члены, не позволил ему сделать инстинктивное движение вперед. Телега, впрочем, его и не дожидалась, а тотчас тронулась вперед, заскрипев и растворяясь во мраке. За спиной раздался топот ног. Оглянувшись, Димка обнаружил что Гриша с братом с пробуксовкой уносятся от них в противоположенном направлении.

Колеблясь еще долю секунды, Дима заковылял вслед телеге, которая, несмотря на кажущуюся медлительность, была уже на значительном отдалении. Поборов волну страха, он ускорил шаг чтобы ее догнать. Когда ему это удалось, Ленка сидела рядом и о чем-то разговаривала с фигурой в телеге, но по прежнему не отзывалась на его мольбы спуститься. Телега между тем набирала темп и Диме пришлось сорваться на бег чтобы от нее не отстать.

Железнодорожная насыпь, которая должна была быть уже рядом, все никак не показывалась, а вместо этого он обнаружил что по бокам от дороги появляется все больше кустарников и деревьев. Таинственная женщина везла Ленку явно не в деревню. Ощущая противоестественность происходящего, Димка остановился и громко закричал вслед. Но телега, уже углубившись в темноту, стала неразличимой. Спустя пару мгновений ему показалось, что он будто бы услышал ответный крик сестры.

Это придало ему мужества, и он двинулся вперед. Дорога между тем становилась все уже, и вскоре он уже шел по едва различимой тропе между наваливающимся с боков лесным массивом. Густой и беспросветный, он сейчас ничуть не напоминал те редкие посадки, мимо которых они проходили днем.

Димка не замечал прошедшего времени, но постепенно начал чувствовать тяжесть в ногах. Лес по сторонам к тому моменту уже совсем сузился и почернел, налившись густой тьмой. Стараясь не смотреть по сторонам, он ускорил шаг чтобы вновь попытаться приблизиться к телеге, которая поскрипывала где-то впереди. Однако стоило ему начать сокращать расстояние, та внезапно остановилась. Замедлив шаг, Димка начал пристально вглядываться в темноту, в попытке понять, что там происходит. Телега явно находилась на лесной прогалине и деревьев вокруг не было. Маленькая фигурка Лены уже спрыгнула на землю, а следом спускалась женщина, оказавшаяся гораздо выше, чем он себе представлял.

Взявшись за руки, они вместе побрели в лес, начиная растворяться на фоне противоположенной от прогалины стены леса. Димка, какое-то время не находивший смелости последовать за ними, осторожно двинулся вперед. Аккуратно огибая телегу, он обнаружил, что та более не запряжена и лошадь словно провалилась сквозь землю.

«Лее-на» – прокричал он, пройдя поляну и остановившись перед кромкой деревьев. «Ленка» – просяще повторил он тише и неуклюже двинулся вперед, раздвигая упругие ветви деревьев и кустарников, неразличимые уже в своей плотной массе. Вокруг, как и прежде, стояла настигнувшая их еще на дороге тишина. Лес представал безжизненным, а оттого еще более сюрреалистичным.

Запнувшись о торчавший из земли корень и упав на землю, он тотчас разодрал лицо, после чего заплакал от боли и обиды. Дальнейший путь Дима продолжил уже не различая примерного направления, размазывая слезы по лицу и сдавлено всхлипывая. Где-то поблизости стал слышен шум воды, и Димка немедленно повернул к этому единственному источнику звука. Воды было не видно, но судя по звуку и очертанию русла, перед ним находился небольшой родник.

Спустившись с небольшой насыпи берега вниз, Димка склонился и зачерпнул холодной воды, омыв свое грязное после падения лицо. Над водой шелестел ветер, словно оживший на этой кромке территории. Дима повторно зачерпнул воду и жадно припал к ней сухими губами. Привалившись без сил к земляной насыпи за спиной, он безуспешно попытался определить направление, в которое углубились фигуры с телеги. Журчание воды успокаивало и стало придавать уверенности.

Наконец он сделал попытку подняться и тогда в аккомпанемент появившихся лесных звуков вдруг стал вплетаться совершенно новый.

Похожий на все то же журчание воды, он был близок с чем-то еще, чего Дима не мог в начале понять. И лишь приблизившись к воде, он осознал, на что это походит. Застыв на удалении нескольких шагов от бережка, он напряженно стал вглядываться в темную гладь.

Так и было. Журчание воды то усиливалось, то ослабевало, перемежаясь с легкими и воздушными нотками, бывшим однако не ветром, а легким женским смехом. «Кто здесь?» – слова слетели с его губ помимо его воли.

Больше всего Диме хотелось вжаться в землю, в лучше вообще находиться где-то еще. В нем также жило смутное осознание, что ближе к воде больше подходить не стоит.

Однако звук, судя по всему, отреагировал на его вопрос и к смеху добавилось нечто еще. «Где они, где Лена?» – выкрикнул он, срываясь на визг. Новый звук усилился и Димке, не смеющим подойти к воде, стало казаться что в нем повторяется одна и та же череда слогов: «динеи..ди..не..иди» – оформилось в его мозгу наконец послание. Сделав пару шагов назад и упершись спиной в земляную насыпь, Димку почувствовал крупную дрожь. Возвращаться в лес не хотелось до жути, но и вперед было нельзя. Стоя в нерешительности, он ощутил, как им стала овладевать апатия.

Он медленно сполз по стене и закрыл лицо руками. Осознание произошедшего и вся усталость, подавленная до этого страхом и адреналином, наконец навалились на него со всей силой. Проваливаясь в черноту, он понадеялся, что проснется в своей светлой московской квартире, разбуженной мамой под запах утренних блинов, без намека на ночные кошмары.

Давящая темнота нахлынула в его сознание. Никаких снов он больше не видел, по крайней мере визуальная их составляющая отсутствовала. Между тем, на краю сознания он воспринимал колебания вокруг себя, будто бы множество грузных извивающихся тел ползало вокруг него где-то рядом. Не обладая нужными органами восприятия, он не мог их увидеть. Но, возможно, так было и лучше.

Разбудил его луч фонаря, безжалостно пробивающийся сквозь закрытые веки и тревожные голоса вокруг. Рассвет еще только пробивался через кромки деревьев, ручей мирно бежал у ног и совсем не напоминал своего ночного преображения. Взрослые переговаривались между собой и насторожено вглядывались в его лицо. Заплаканные глаза подошедшей матери через мгновение вытеснили все остальное и он осознал, что этот кошмар наконец закончился.

Поиски Ленки продолжались и последующие сутки, а после прибытия следователей из регионального центра и последующие месяцы. Но никакого ее следа, равно как и неучтенных жителей в ближайших лесах обнаружено не было. Поиски в реке также не дали результата и потому окончательная версия об утоплении делала ударение на якобы сильном течении, которое должно было снести тело из их возможных районов поиска. Упоминание женщины в материалы дела не вошло и трансформировалось в «депрессивное расстройство с тревожной симптоматикой у ребёнка, вызванное долгим пребыванием в дикой природе».

После нескольких месяцев безрезультатных поисков с этой трактовкой согласились даже родители, цепляющиеся за любую ниточку к вероятности благополучного исхода для дочери. А когда школьный психолог в первом для Димки учебном году намекнул им на более благоприятные возможности к развитию в «специальном учебном заведении» для детей, видевших галлюцинации, они достаточно быстро убедили его в том, что рассказывать об этом больше никому не нужно. Однако убедить его в том, что большая часть этих событий была его собственным вымыслом, они его не смогли.

Повзрослев, Дима начал догадываться, что они ему так никогда и не поверили, но поднимать ставшую негласно запретной тему больше ни разу не пытался. Сам не замечая того, он задвинул далеко в уголок подсознания то что случилось тем летом, а детский гибкий ум быстро заживил оставленные рубцы.