Мусор полетел в разные стороны, и перед Чубчиком предстал странный зверёк. Он был похож на клубок, сплошь утыканный короткими иголками. И только одно местечко на клубке было голым – то самое, где сверкали три чёрные бусины.
«Ничего себе! Весь в иголках! – удивился воробушек. – Неужели ему не больно?»
От этих мыслей его отвлекло громкое сопение.
– Я знаю, ты – воробей! – вдоволь насопев- шись, сказал клубок.
– Ну да, я воробей! Воробей Чубчик. А ты кто?
– Я ёжик! Ёжик Ёршик! И со мной лучше не шутить. Видишь, сколько у меня колючек!
– И со мной лучше не шутить, – нахохлился воробушек. – Я недавно кошку победил, а она в сто раз тебя больше!
– Хорошо, давай не шутить, – пошёл на попятную ёжик, решив, что с победителем кошки лучше не связываться.
– Так бы и давно! – сбавил тон воробушек, рассудив, что столько колючек для него будет многовато.
Они немного помолчали, бросая печальные взгляды на сосиску. Но надо было что-то делать – вот-вот проснутся чайки и вороны, и тогда ясно, кому их добыча достанется.
– А давай знаешь что лучше сделаем? – вдруг чирикнул Чубчик.
– Давай! – сразу согласился Ёршик, но на всякий случай уточнил: – Что давай сделаем лучше?
– Давай её поделим пополам. В смысле поровну!
И они её поделили. Чубчику чуть меньше, а Ёршику чуть больше. И это было ровно поровну, потому что воробушек был чуть меньше ёжика, а ёжик был чуть больше воробушка, правда, если считать вместе с колючками.
А когда сосиска кончилась, началась дружба. И Чубчик был этому очень рад, потому что жить в общей стае, конечно, хорошо, но личный друг – это ещё лучше!
Чака и трибунал
Первым делом воробушек решил показать новому другу свои владения. Честно говоря, это были не совсем его владения, и даже совсем не его. Настоящими хозяевами свалки были сторож, потом его собака, потом его ружьё, потом чайки и вороны и наконец командир Чик. Голуби в счёт не шли, потому что из-за своего мирного характера на владение свал кой даже не замахивались. Но Чубчик из скромности об этом умолчал, чтобы Ёршик не решил, что он тут последний.
В общем, воробушек скакал впереди, изредка вспархивая, а за ним, сопя и похрюкивая, семенил ёжик. Показывая кучи мусора, Чубчик гордо чирикал, вроде эти кучи он сам сюда натаскал. Но Ёршик радости не разделял. Вместо высоких куч он видел только их грязные подошвы, так как не умел задирать голову.
– Да ты посмотри! – горячился Чубчик. – Какая красота! А еды сколько! И это всё наше!
– Это кто тут раскр-чался? Это кто тут п-щ-т? – вдруг раздался хриплый голос, похожий на лай простуженной собаки.
– Ну, я! – дерзко ответил воробушек, но тут же осёкся и дрожащим голоском проговорил: – Это я, Чу-чубчик… Я тут живу… Вот решил показать другу свои… простите, ваши владения…
Испугался воробушек не зря. Перед ним стояла птица с мощным клювом, кончик которого угрожающе загибался крючком. Птицу звали Чака. Да, именно Чака и обязательно с большой буквы. Потому что это была самая скандальная чайка на всей мусорной свалке. Нет, она была не просто самая скандальная, она была самая главная скандалистка среди самых скандальных чаек. Теперь понятно, почему к ней обращались с большой буквы. А почему её звали Чака, ещё понятнее. Ведь чайки не умеют свистеть, из-за чего не выговаривают букву И, а букву Й – тем более. Вот они и называют себя не «чайками», а «чаками».
Чаки очень любят поговорить, только вместо «раскричался» чаки говорят «раскр-чался», а вместо «пищит» шипят «п-щ-т». Бузину чаки называют «буз-на», из стройной рябины у них получается какая- то неуклюжая «ряб-на», а вместо «пир на весь мир» они хрипло лают «п-р на весь м-р», что звучит уже совсем негостеприимно.
Главная Чака была такой огромной, что Чубчик не доставал до её вывернутого назад колена. Колени она выворачивала специально, потому что считала, что так красивее. Чака даже крылья выворачивала, но не сильно, чтоб не шмякнуться об землю.
– Так вот запомнь, а лучше за- убь на клюве, – пролаяла Чака, – это я тут ж-ву! Вот намну тебе бока, будешь знать, где п-щать.
– Попробуйте, – вдруг спокойно проговорил Ёршик.
Не привыкшая к возражениям, Чака даже поперхнулась от неожиданности и, позабыв про воробушка, бросилась на маленького нахала. Но не тут-то было: ёжик быстро съёжился и, наткнувшись на колючий клубок, Чака залаяла от боли и суматошно взмыла вверх. Тут только её и видели!
– Ух ты! – обрадовался Чубчик. – Здорово ты её! Жалко, что у меня вместо колючек пёрышки растут.
– Каждому своё! – глубокомысленно хрюкнул Ёршик и снова «размотался». – Вижу, у вас тут не только еды, но и забияк хватает.
– Хватает, – виновато проговорил Чубчик. – Но это ничего! Я сейчас покажу тебе автобус.
– Зачем мне автобус? Автобус – штука опасная. Автобусные колёса колючек не боятся. Когда мама учила меня перебегать дорогу, то строго- настрого наказывала сначала проверить, не катятся ли по дороге автобусные колёса.
– Да не бойся! Мой автобус без колёс! То есть не мой, а наш, – вспомнив Чаку, поправился Чубчик. – Пойдём, это недалеко – всего два взмаха… в смысле, четыре шага.
Ма Автобусной Горке кипела жизнь. Голуби уже растормошили своим настойчивым воркованием воробьёв, и те сидели на крыше, слушая последние наставления перед взлётом. Командир Чик что-то чертил крылом и стучал клювом, словно перед ним была не пыльная крыша, а военная карта. Заметив приближающегося Чубчика в компании незнакомого ёжика, толстяк Чик спикировал на них и чирикнул командирским голосом:
– Рядовой Чубчик, ать-два, откуда посторонние на секретном объекте?
– Это не посторонние… Это мой друг Ёршик…
– Отставить «друга»! Я спросил «откуда»? Отвечай по уставу.
– Разрешите доложить? – вытянув крылышки по швам, выкрикнул солдат Чубчик.
– Докладывай!
– Не знаю, откуда, но он только что Чаку прогнал.
– Прогнал Чаку? Это по-военному! – сразу подобрел командир Чик. – Тогда слушайте мою команду! Ефрейтор Ёршик назначается отгонщиком чак и ворон! Выполнять!
– Да не буду я никого отгонять! – не согласился Ёршик.
– Это как так, ать-два?
– А неохота!
– Почему? – не поверил своим ушам командир Чик.
– Потому что я ёжик, а не ефрейтор, и мне лишние командиры не нужны! Мы, ёжики, живём каждый сам по себе
– А если враги нападут на всех ёжиков?
– Вот пусть все и думают! А моя нора с краю!
Командир Чик яростно хлопнул крыльями и чирикнул так, что если бы в окнах автобуса были стёкла, они бы снова разлетелись на мелкие кусочки:
– Так ты индуи… индиву… тьфу, никак не запомню.
Чик хотел произнести умное слово «индивидуалист», которым называют тех, кто думает только о себе. Но это длинное слово застряло у него в клюве, и тогда он просто откусил от него главный кусочек:
