Коварный брамин из Ассама. Гибель империи. Реванш Янеса

– Брахма тебя проклянет!

– Я ничем не обидел Брахму, зачем же ему меня проклинать?

– Затем, что ты причиняешь зло его жрецу.

– Хорош жрец! Половину министров перетравил! Говори, подлец, на кого работаешь! Признаешься, и мы оставим тебя в покое, накормим досыта и угостим холодным пивом.

– Мне не в чем признаваться.

– Ну, в таком случае попробуй заворожить марабу. Боюсь только, их мозги не слишком чувствительны к твоим огненным взорам. А я отправляюсь на боковую. Но не забывай, мы рядом, а за дверью стоит вооруженный раджпут.

– Чтоб тебя парша заела! Не видать тебе нирваны, как своих ушей!

– Нирвана мне и так не светит, – усмехнулся Каммамури. – Не сказал бы, что это меня сильно волнует.

Проверив напоследок, надежно ли привязаны марабу, маратха с крысоловом покинули подвал. Каммамури наказал раджпуту быть начеку, после чего они поднялись по лестнице в небольшой подвал, куда раньше были доставлены две походные койки.

– Дело оказалось нелегким, – сказал Каммамури. – Надо немного поспать.

– В клоаках мне доводилось не смыкать глаз по многу ночей, – ответил старик. – Спи, а я предпочту бодрствовать.

– Боишься, пленник удерет?

– Нет, хочу посмотреть, что будет дальше.

– Марабу продолжат концерт, вот и все.

– Я предвижу великое сражение.

– Между кем и кем?

– Между твоими марабу и моими крысами.

– Думаешь, грызуны вернутся?

– Разумеется. Если не решатся напасть на человека, нападут на птиц.

– В случае чего буди меня. Главное, следи, чтобы в подвале не объявилась рани.

– Можешь на меня рассчитывать, – кивнул старик.

Каммамури широко зевнул, словно медведь, вылезший по весне из берлоги, и улегся на койку, положив рядом свои двуствольные пистолеты. Крысолов присел на соседнюю и, прислушиваясь к нескончаемому карканью марабу, раскурил древнюю, довольно вонючую трубку.

Парии, конечно, не удавалось задремать под вопли марабу, тем более что подвал был весьма гулким. Воистину адский хор даже на расстоянии раздражал слух крысолова. Крупные птицы то ревели, будто морские слоны, то вновь заводили свое заунывное «кра-кра-кра».

Прошло два часа. Вдруг старик вскочил со словами:

– Они идут… Кто же станет их жертвой, человек или птицы? Клювы у марабу крепкие, а желудки – стальные. В их зобах легко поместятся десятки живых крыс.

Крысолов бросил взгляд на мирно похрапывающего Каммамури, не забывавшего, впрочем, и во сне сжимать кулаки, и бесшумно спустился по лестнице. Раджпут все так же стоял у дверей, опершись на пику, неподвижный, точно бронзовая статуя.

– Все спокойно? – спросил старик.

– Конечно, господин.

– Что делает пленник?

– Мечет из глаз молнии. Должно быть, хочет напугать марабу и заставить их замолчать, но зря пыжится. Те лишь громче орут.

– Он не пытался снять цепи?

– Нет. Лежит, как камень, даже не шевелится. Зато глазищами так и ворочает. Но, как я уже докладывал, без толку. Только марабу злит. Если бы не цепи, они бы его мигом заклевали. Видать, голодные до смерти.

– Их мучат и голод, и жажда, – кивнул крысолов. – Но скоро еды у них будет навалом. Я пришел помешать им нажраться.

– Кто ж им туда еду принесет? – изумился раджпут и даже огляделся вокруг.

– Крысы могут нарушить наши планы. После того как они доказали свою бесполезность, мы в них не нуждаемся. К сожалению, им не достает выносливости, в отличие от марабу.

– Просто закрой двери в нижние подвалы.

– Поздно. Они уже здесь.

– Тогда давай их выгоним.

– Нам потребуются палки. Выстрелами их не разгонишь.

Раджпут положил пику на ступеньку и со всей силы ударил по ней ногой. Крепкое бамбуковое древко раскололось надвое.

– Вот тебе и палка. Какую половину выбираешь?

– Оставь себе ту, что с наконечником. Ты управишься с ней лучше меня.

Вооружившись таким образом, они вошли в подвал, откуда раздавались странные звуки. Крысиные легионы вернулись. Наверное, грызуны надеялись добраться до пленника, но, увидев птиц, набросились на них и принялись кусать их за ноги. Однако быстро убедились, что перед ними достойные противники. Даже привязанные, марабу отчаянно сопротивлялись и оглушительно кричали. Мощные клювы щелкали, заглатывая трепыхавшихся крыс, и те отправлялись прямиком в объемистый зоб, чьи соки способны переваривать даже камни.

Старик, не желая, чтобы марабу досыта наелись, накинулся на орды грызунов и принялся раздавать удары палкой направо и налево. Раджпут насаживал их на наконечник, а потом с размаху бил по стене, оставляя кровавые пятна.

Бой закончился быстро. Обитатели сумрачных подземелий были разгромлены. Остатки воинства убрались обратно в темноту. Бронзовые двери с грохотом захлопнулись за ними.

– И чего им не сиделось в норах? – проговорил старик, сжимая окровавленный обломок древка. – Иногда крысы бывают невыносимы.

Пленник вновь поднял голову и метнул в него фосфоресцирующий взгляд.

– Не трудись, – осадил его крысолов. – Я не крыса и не женщина.

– Рано или поздно ты мне поддашься. – Пария заскрипел зубами.

– А еще попаду в ад, предназначенный для врагов браминов? – усмехнулся крысолов.

– Ты подчинишься, как подчинились твои крысы, и освободишь меня.

– Чтобы махараджа отрубил мне голову? Мой котелок, может, и не так хорошо варит, как в молодости, однако он мне еще дорог.

– То есть ты не боишься браминов?

– Ты пария.

– А что скажет на это твой товарищ?

– Что он насадил на свою пику несколько дюжин крыс, – ответил старик. – А ты попробуй уснуть.

– Поспать мне бы не мешало. Я уже две ночи не смыкал глаз.

– Никто тебе не запрещает.

– Убери марабу. Они чересчур шумят.

– Уберу, если признаешься.

– В чем?

– Об этом спроси у махараджи.

– Я ничего не знаю. Я бедолага, покинутый богами.

– Значит, точно пария, как мы и думали. Будь ты настоящим брамином, кто-нибудь из богов тебе бы обязательно помог.

– Даже всеведущим богам случается забывать о своих верных слугах.

– Коли так, придется тебе остаток своих дней просидеть в этом подвале, наслаждаясь сладкозвучным пением марабу.

– Вы еще не знаете, кто я!

– Знаем. Пария.

Крысолов развернулся и вышел за дверь. За ним последовал раджпут, с обломка пики которого еще свисали тушки крыс с кишками наружу. Марабу перекусили, но теперь их мучила жажда, и они продолжили свои песни, сопровождаемые звоном железных цепей.

Каммамури уже проснулся и теперь сидел перед внушительной корзиной, в которой принесли так называемый тиффин, то есть второй индийский завтрак, состоящий из лепешек, холодного мяса, бобов и пива.

– Присоединяйтесь, – сказал он. – Главный повар раджи не жаден, наваливает от души.

– Кто принес еду?

– Наверное, мой хозяин. Он заботлив и, даже занятый похоронами, не забыл о нас.

– Давай поедим в том подвале.

– Чтобы позлить пленника? Будем завтракать под вопли марабу.

– Ничего, уши у нас крепкие. Да и не думаю, что придется сидеть там долго.

Великан-раджпут поставил корзину себе на голову и отнес в нижний подвал. Проголодавшиеся приятели поспешили за ним. Втроем они уселись на обломок балки напротив пленника и принялись уплетать принесенные яства. Ненасытные марабу, почуяв запах мяса, начали так неистово хлопать крыльями, что во все стороны полетели перья.

– Ни дать ни взять – настоящие тигры, – заметил раджпут, евший и пивший за четверых. – Если порвут цепи, мигом прикончат пленника.

– И напьются его крови, – кивнул крысолов. – Вижу, их паршивые зобы еще недостаточно обвисли. Твари переваривают крыс.

– А мне сдается, они не прочь отнять у нас завтрак, – сказал маратха. – Эй, вы! Это не ваше. Вам еще предстоит как следует помаяться, потому что больше вы не получите ни крошки еды и ни капли воды.

– Именно вода им сейчас нужна больше всего на свете.

– Ты прав, старик. Я часто наблюдал за этими облезлыми тварями. Налопавшись, они всегда летят к реке и пьют вволю.

– Воды… – вдруг произнес голос.

Пленник, приподняв голову, во все глаза смотрел на жующих людей. Впрочем, аппетита им его взгляд не испортил.

– Воды, – прохрипел он вновь.

– Хочешь искупаться? – насмешливо спросил Каммамури.

– Хочу пить! Без сна я могу обходиться долго, но я умираю от жажды. Дайте глоток воды.

– У нас нет воды, только отличное английское пиво.

– Хорошо, дайте пива.

– Получишь, когда все нам расскажешь.

Лицо пленника перекосилось, глаза вспыхнули еще ярче.

– Безмозглые убийцы, почему вы решили, что именно я отравитель!

– У нас имеются доказательства, приятель. Мы все, и в том числе я сам, тебя опознали.

– Значит, тот брамин, отравивший ваших министров, был на меня похож.

– Твою физиономию нелегко забыть. Ко всему прочему у тебя на лбу отвратительный шрам. Точно такой же был у отравителя.

– Этим шрамом меня наградил тигр, напавший, когда я пытался помочь умирающему брамину.

– Ты нас, часом, с марабу не перепутал? – засмеялся маратха. – Им свои байки рассказывай. Может быть, заслушаются и притихнут.

– Дайте пить! – заревел пленник.

– Получишь целую бочку пива. Но сначала придется заговорить. Отмалчиваться бесполезно, слишком много против тебя улик. Расскажи, на кого работаешь, и получишь вдоволь еды и питья.

– Проклинаю бога, который позволил тебе родиться на свет!

– Шива слишком занят, чтобы заметить твою дерзость. Наверное, у него, как и у Вишну с Брахмой, сейчас много дел.

– Убейте меня!

– И не мечтай. Мертвецы, знаешь ли, разговорчивостью не отличаются. Твоя смерть обесценит наш героический поход в клоаки.

В этот момент дворец содрогнулся. Жутко завыли трубы, загудели колокола, загремели барабаны. Тысячи и тысячи голосов слитным хором воззвали к богам.

– Что это? – Пария дернулся.

– Хоронят отравленного тобой первого министра.

– Днем? Похороны надлежит проводить на закате.

– Так велел махараджа. Он уважает нашу религию, но на народные предрассудки, если честно, ему плевать.

– Где похоронят умершего?

– В какой-нибудь пагоде. Сам понимаешь, он был важной шишкой.

Шум сделался настолько громким, что собеседники перестали слышать друг друга.

Особенно надрывались огромные барабаны-дхаки, в которые нельзя бить без специального разрешения раджи. Не отставали от них и танпура[30], изукрашенные позолотой и рисунками: музыканты столь яростно терзали струны, что заглушали даже пронзительные визги рамсинг[31], шахнаев[32] и бансури[33]. Должно быть, процессия в несколько тысяч человек, сопровождаемая солдатами, жрецами и танцовщицами, покидала дворец.

Подождав, пока грохот стихнет, маратха показал пленнику бутылку пива и сказал:

– Вот твое питье. Чтобы его получить, тебе нужно просто рассказать нам все.

– Лучше убей меня. Защититься я не могу.

– Ладно, друзья. Раз уж мы позавтракали, пора уходить.

– Вы бросаете меня? – с тревогой спросил пария.

– Нам здесь делать нечего. Мы поели, попили, теперь отправляемся спокойно покурить.

– А если крысы вернутся?

– Сам с ними справишься.

– Они меня живьем съедят!

– Правда? Что же, посмотрим. Нас вполне устроит, если они отгрызут тебе кончик носа и уши. Захочешь спать – смело закрывай глаза. Мы мешать не будем.

– Убери своих марабу, под их вопли не заснешь. Или хотя бы напои птиц.

– Тогда они сунут голову под крыло, встанут на одну лапу и сами уснут. А это не то, что мне от них нужно.

– Неужели тебе так нравятся крики вонючих падальщиков?

– Не мне же их предстоит слушать и не моим товарищам. В последний раз спрашиваю, по чьему наущению ты отравил троих царедворцев раджи?

– Уже троих? – злобно воскликнул пленник. – Завтра трое превратятся в десяток, лишь бы замучить меня до смерти!

– Поскольку того, которого хоронят сегодня, отравил определенно ты, даже не отнекивайся, значит и первые двое на твоей совести.

– Да ты сбрендил!

– Ну как знаешь. – Каммамури встал, потянулся и жестом пригласил товарищей следовать за ним.

Они перебрались в верхний подвал, куда крики марабу едва доносились благодаря мощным бронзовым дверям, одна из которых перекрывала лестничный пролет.

– Подождем, – сказал маратха, распечатывая коробку местных папирос, набитых смесью пальмовых листьев и красного табака. – Рано или поздно он сломается, какими бы крепкими ни были его нервы.

Он уже хотел было присесть на койку, когда из-за дверей, ведущих в царскую часть дворца, послышался странный вой и позвякивание железа. Трое мужчин переглянулись и схватились за оружие.

– Кажется, мастиф желает составить нам компанию, – предположил крысолов. – Наверное, бедное животное обезумело от похоронной музыки.

– Точно, – кивнул раджпут, – это один из наших мастифов.

В эту минуту дверь, не запертая на засов, распахнулась и на пороге появилась Сурама. На ней был голубой шелковый халат и белые шаровары, из-под которых виднелись приподнятые носки туфелек из алого сафьяна. За рани, подвывая, плелся мастиф и волочил за собой длинную железную цепь.

– Именем раджи не двигаться! – быстро приказал Каммамури. – Ее нельзя будить!

– Рани до сих пор под гипнозом, – кивнул крысолов. – Почему за ней никто не присматривал?

– Дворец, скорее всего, опустел. Янес и Тремаль-Наик сейчас на похоронах первого министра. Пойдемте за Сурамой и посмотрим, что она станет делать.

– Грязный пария! – проворчал старик. – Что же за зелье такое разлито в его взгляде! Он способен останавливать крыс и внушать людям дурные мысли.

Сурама вскинула руки и быстро зашевелила пальцами. Ее широко открытые глаза светились в точности как глаза парии, однако троих мужчин она явно не видела. Умный мастиф, нутром чуя неладное, пытался удержать хозяйку за полу халата, но Сурама упорно шла к лестнице в нижний подвал, едва слышно бормоча:

– Ты этого требуешь… я должна повиноваться… ты наложил на меня страшное заклятие… я должна тебя освободить… Но что потом скажет мой муж?

Рани остановилась, будто борясь с таинственным влечением. Она заломила руки, замотала головой, разметывая длинные волосы, но продолжила спускаться и хрипло шептать:

– Все бесполезно… я обязана подчиниться… обязана его освободить…

Маратха отозвал мастифа, и вся троица в молчании последовала за рани. Та шла уверенно, не запинаясь и не спотыкаясь. Открыв следующую дверь, она застыла, словно вновь пытаясь овладеть собой, после чего преодолела остаток лестницы и толкнула дверь в подвал, где находился пленник.

– Давайте постоим здесь и понаблюдаем, – предложил Каммамури. – Мы всегда успеем помешать отравителю сбежать.

Задержавшись на пороге, рани нашла взглядом парию и уставилась на него. Между Сурамой, неспособной сопротивляться гипнозу, и магнетизером словно проскочила искра. Пария не сводил глаз с молодой женщины.

Между тем ненасытные марабу подняли неописуемый гвалт и тарарам, который невозможно было описать. Они ревели, как быки, рвались с цепей и мощными клювами пытались расклевать их звенья, однако индийское железо не поддавалось.

Сурама прошла мимо них на безопасном расстоянии, глядя только на пленника, и застыла над тюфяком:

– Ты звал меня?

– Я ждал тебя, госпожа.

– Чего тебе нужно?

– Где махараджа?

– На похоронах.

– Значит, ты одна?

– Да. Зачем ты меня звал?

– Кто с тобой пришел?

– Собака.

– Я ее не вижу.

– Наверное, убежала. Так что тебе нужно?

– Я хочу пить. Ты поднимешься наверх, найдешь там корзину с припасами. В ней три бутылки пива. Принесешь мне одну. После чего вернешься в постель и спокойно заснешь.

– Откуда ты все это знаешь?

– Вижу.

– Сквозь стены?

– И сквозь стены тоже, маленькая рани.

– Мне идти?

– Да. Я так хочу, – повелительно ответил пленник.

Сурама понурилась, затем как будто собралась с силами, повернулась спиной к парии и направилась к двери, аккуратно огибая птиц, пытавшихся ее клюнуть.

Каммамури, слышавший все до последнего слова, приказал своим товарищам ждать, а сам взбежал по лестнице, разбил все три бутылки и быстро сгреб осколки в корзину. Пиво, пузырясь, растекалось по полу. Затем он взял кусок мяса и бросил верному мастифу, лежащему у двери.

– Посмотрим, что теперь. Негодяю придется разбудить рани, иначе он сдохнет либо от жажды, либо от голода, либо от бессонницы.

Он выглянул наружу и посмотрел вниз. Раджпут и крысолов стояли, вжавшись в стену. Из открывшейся двери вышла Сурама. Все так же глядя в пустоту, она поднялась наверх и направилась к корзине, повинуясь приказу магнетизера. Однако маратха его перехитрил. Вернувшись к товарищам, он сказал:

– Ждем. Только тихо, ни звука.

Глава 8

Голод, жажда и побои

Ноша была тяжела, но в Сураме словно проснулась мощь, сравнимая с силой раджпута. Подняв корзину, она спустилась в подвал и двигалась так же легко и уверенно, как прежде, хотя вряд ли что-то видела, потому что по-прежнему не замечала ни Каммамури, ни крысолова, да и вообще никого, кроме магнетизера.

В третий раз она безразлично прошла мимо марабу, злобно метавшихся на своих цепях. Птицы проглотили немало крыс, и теперь их мучила жажда. Рани остановилась перед тюфяком со словами:

– Я вернулась.

– Ты опоздала, – мрачно произнес пария. – Я видел все, хоть и лежал здесь.

– Пей. Тут несколько бутылок.

– Они пусты. А те, которые были полны, разбиты. Я ясно вижу пиво, капающее из корзины, но не могу до него дотянуться.

– Ты очень хочешь пить?

– Так сильно, что кажется, вот-вот умру от мучений, которым подверг меня этот шакал-маратха.

– Почему тебе тогда не попить пива с пола?

– Разве ты не видишь, маленькая рани, что я связан?

– Чего ты еще от меня хочешь? Я устала, с ног валюсь, а в голове туман.

– Все пройдет, только слушай мой голос.

– Я устала! – простонала Сурама. – Последние силы покидают меня.

– Сейчас я верну их тебе. Открой глаза пошире и посмотри мне в лицо.

– Нет-нет, я боюсь! – отчаянно закричала рани. – Ты причиняешь мне зло.

– Не бойся. Я просто хочу, чтобы ты была послушной. Открой глаза.

Вместо этого Сурама спрятала лицо в ладонях. В колеблющемся свете ламп засверкали ее драгоценные кольца. Она тяжело дышала и истекала потом, будто стояла не в сыром подвале, а под полуденным индийским солнцем. Казалось, рани вот-вот упадет, но магнетический взгляд пленника понемногу даровал ей новые силы.

Так прошло несколько минут. Сурама дрожала, по ее лбу градом катились капли пота. Влажные пятна проступили сквозь голубой шелк на спине. Наконец она отняла ладони от лица.

– Опусти руки, – спокойным голосом сказал пария. – Я сильнее тебя.

Фосфоресцирующее пламя из его глаз выплеснулось на беззащитную принцессу.

– Подойди ближе, – велел негодяй.

– Ты не причинишь мне зла?

– Нет, рани, такая красавица не должна страдать. Но ты обязана подчиняться.

Гортань у парии до того пересохла, что его охрипший голос больше походил на звериный рык.

– Приказывай, – произнесла Сурама.

– Разорви цепи.

– Мне не хватит сил.

– Слушай меня. Ты сильна, как молодая львица. Приказываю тебе. Ты чувствуешь в себе силы?

– Да. Но в голове пустота, и я ничего не вижу, точно ослепла.

– Не говори глупостей, маленькая рани. Нагнись и разорви проклятые цепи.

– Моими тонкими пальцами?

– Они крепки, словно сталь.

Сурама склонилась над пленником, ухватилась за цепи и рванула их. На миг маратхе показалось, что она действительно разорвет их.

– Слушай меня. Ты сильна, как молодая львица. Приказываю тебе. Ты чувствуешь в себе силы?

– Сильнее, – рявкнул пария. – Порви их, и я разгоню туман, что застилает тебе разум. Сегодня же ночью ты будешь мирно спать рядом со своим мужем.

Сурама дернула так, что приподняла с пола пленника, но цепи не поддались. С губ парии сорвался яростный крик:

– О горе! Я не могу внушить тебе силу слона! Что ж, тогда ты останешься в моей власти.

– Чего ты еще хочешь? Говори скорее… отпусти меня… я устала, устала… скоро вернется мой муж.

– В таком случае поторопимся. Ты меня слышишь?

– Да. Твой голос отдается в голове, точно удары грома.

– Тогда иди к себе, возьми бутылку пива и своего сына. Пиво принесешь мне, а ребенка бросишь марабу. Когда они насытятся, я смогу уснуть.

– Моего сына? – непонимающе переспросила Сурама.

– Да, да, твоего Соареса. Его так, кажется, зовут?

– Ты хочешь, чтобы он умер?

– Я хочу спать. Иди! Приказываю!

Сурама, двигаясь, как лунатик, пошла к выходу. Она на минуту остановилась против марабу, глядя на их страшные клювы, которые должны были впиться в нежное тельце малыша, и покинула подвал.

– Крысолов, за ней, – велел Каммамури. – Поднимай тревогу. И запри двери, чтобы госпожа не смогла их открыть.

Сам же он кинулся к парии и набросился на того с кулаками. Подбежавший раджпут занес над подлецом обломок пики.

– Не убивай его! – предупредил маратха, продолжая избивать пленника. – Смерть – слишком простой исход для таких, как он. К тому же проходимец еще не заговорил. Клянусь всеми богами, я заставлю его признаться!

– Ты сам его сейчас прикончишь, приятель, – усмехнулся раджпут.

– И то верно. Что-то я разошелся… Ну и рожа у него теперь.

– Ох и тяжелы же твои кулаки.

– Кто бы говорил. Не хотелось бы мне сойтись с тобой в драке.

– Как-то раз я одним ударом убил зебу.

– Охотно верю. – Каммамури повернулся к парии. – Хватит с тебя или продолжить?

– Да падет на тебя проклятие Брахмы! – крикнул пленник, напрягая мускулы в тщетной надежде порвать цепи.

– С Брахмой я незнаком и боюсь только проклятий своего Бога.

– Тебя проклянет и он!

– Почему это?

– Потому что ты посмел поднять нечестивую руку на брамина.

– Кончай ломать комедию, прохвост. Прикажешь каждые четверть часа напоминать тебе, что ты пария? Надоело, знаешь ли.

– Вы все ошибаетесь!

– Брось, браминов можно узнать с первого взгляда. Будешь говорить или нет? Если надеешься дождаться рани, то напрасно. Она не вернется, все двери заперты.

– Мне безразлично. Главное, рани знает, что надо сделать, чтобы очнуться от сна.

– Тебе мало побоев? – взревел маратха, занося кулак.

– Бей, бей. Может, убьешь наконец.

– Даже не рассчитывай. Сдохнешь, если захочешь, но после того, как во всем признаешься. Жалкий ублюдок! Ты велел рани скормить ее собственного сына птицам, чтобы те насытились и замолчали! У тебя нет сердца.

– Я хочу спать.

– Так спи.

– Убери марабу. Их карканье сводит меня с ума.

– Птички останутся здесь до тех пор, пока ты не раскаешься, мучимый голодом, жаждой и бессонницей.

– Убийца!

– Сам ты подлый убийца, отравивший троих человек. Не отпирайся, это бессмысленно. – Маратха поднялся. – Раджпут, тебе, случайно, не мешают птичьи трели?

– Мне? Мои уши привыкли к пушечной канонаде.

– Что бы ни случилось, не убивай этого человека. Помни, махараджа пока не желает его смерти.

– Тогда я, пожалуй, спрячу пику подальше. Боюсь не устоять перед искушением.

– И кулаками не размахивай. С виду они у тебя как кузнечные молоты.

– Обещаю, приятель, – осклабился раджпут.

– Следи, чтобы преступник не убежал и не заворожил тебя.

– Я же не маленькая рани, куда ему со мной справиться.

– Договорились. Пойду проверю, не вернулся ли махараджа, заодно прослежу, чтобы госпожа рани не исполнила приказ парии. Смотри в оба. А вот уши я бы посоветовал чем-нибудь заткнуть.

Каммамури обошел дико горланящих марабу и поднялся на верхний этаж. Бронзовые двери крысолов запер, чтобы не прошла рани, но у маратхи был свой ключ. Он взбежал по лестнице и оказался во внутренних покоях как раз в ту минуту, когда во дворец вернулись министры, стража и прочие придворные.

Маратха отправился в кабинет Янеса, где и застал португальца: тот беседовал с Тремаль-Наиком и крысоловом. Судя по всему, они только что вошли, немного обогнав кортеж, что сопровождал колесницу, запряженную белоснежными зебу, чьи позолоченные рога были обвиты разноцветными шелковыми лентами.

– Я уже все знаю, – бросил Янес маратхе. – Я велю казнить этого мерзавца с особой жестокостью!

– Не стоит, мой господин. Пленник должен заговорить, и он заговорит, клянусь. Я его дожму.

– Но негодяй продолжает гипнотизировать мою жену, даже когда лежит связанный в подвале.

– Нет-нет, Янес, – возразил Тремаль-Наик. – Он заворожил ее в тот миг, когда впервые увидел. Он понял, что перед ним впечатлительная женщина, неспособная сопротивляться его взгляду.