Смоленская Русь. Запад-36

– Как с такими силами вотчины в повиновении держать, дворы боронить – ума не приложу!

– И почто государю в Смоленске спокойно не живется? Там бы свои порядки и наводил, нас не трогая.

Говорить бояре говорили, но все больше тишком да шепотком. В открытую ослушаться наместника, теперь уже боярина и губернатора, никто не посмел.

Борис Баженович баловаться такими вольными разговорами постерегся. Смекал он, что появились у Владимира в Минске свои глаза и уши. А от того, что он выскажет хулу на государя, заботы не убавятся, а как бы, наоборот, новые не нажить! Многих бояр смоленских, полоцких не дрогнувшей рукой извел Владимир на бранных полях да в застенках своей о-вэ-эсной службы. О тайных службах Владимира слухи не на пустом месте ходят, это боярин знал точно. К нему седмицу назад уже приходил какой-то странный смоленский купец, все у боярина выспрашивал да вынюхивал, и вскоре сразу два минских боярина пропали, без вести куда. И вятшие люди исчезали не только в Минске. О пропавших без следа боярах в Логойске и Друцке Борис слышал со слов своих родичей. Говоруны и крамольники надолго на белом свете у Владимира не заживаются, боярин это точно знал, а потому и отмалчивался, никогда не вступая в опасные для здоровья и жизни разговоры.

Во дворе, во главе нарядно одетой челяди меня встречала княжна, тоже по случаю приодетая, протягивая братину с подозрительным содержимым. Сверзившись при помощи телохранителей с коня, я подошел к ней.

– Здравствуй, мой любый государь, отпей с дальней дороги… – Параскева Брячиславна протянула кубок.

Принюхавшись, я понял, что имею дело с медовухой. У телохранителей, что оставались во время моей трехнедельной отлучки в тереме и несли здесь дежурство, подозрительно поблескивали глаза и просматривалась расшатанность координации. И это утром! Нет, с алкоголем надо завязывать, да и людей распускать нельзя. Не те нынче на Руси времена… хотя когда они были благополучными? Сразу и не припомнишь.

Чтобы не обидеть княжну, прополоскал в братине язык, делая вид, что пью, а потом, оторвавшись от посудины, во всеуслышание заявил:

– Спасибо тебе, княжна, за встречу, но на будущее запомни: хмельное я со своими людьми пью только по случаю больших побед или на великие христианские праздники. В остальное время мы вполне обходимся кипяченой водой, молоком, квасом, взваром, киселем.

С этими словами я передал братину ближайшей челядинке, а потом продолжил:

– А вот хорошо поесть да в баньке попариться мы любим… но только, опять же, без хмельных возлияний!

– Государь, столы уже накрыты, сейчас Марфа уберет с них хмельное, – с этими словами она посмотрела на сенную девку, которая тут же метнулась по направлению к бывшей гриднице, прихватив с собой до кучи с десяток своих товарок.

– А вы, соколы мои ясные… – обернулся я к телохранителям, не участвовавшим в моей поездке по Минской и Полоцкой областям и остававшимся в Смоленске при княжне. – Если на службе вздумаете пить, мигом отправлю на постоянное место жительство в самые дальние казармы, там будете мужиков гонять, обучая ратной науке. А кому будет невтерпеж выпить, то пейте, но не попадаясь в таком виде мне на глаза, и только в свободное от дежурств время. Графики несения службы до вас всех завтра будут доведены.

С запойными княжьими пирушками, с бесконечными выездами на охоту, сопровождающимися непомерным употреблением горячительного, надо было раз и навсегда кончать. Все, замеченные мной ранее в регулярном закладывании за воротник, уже переехали с глаз долой на собственные подворья или в казармы. До них я тоже попытался довести информацию, что во время военно-учебных сборов пить нельзя, дома, в отпусках – пожалуйста. Правда, пока никакие санкции для отступников от этого правила я не ввел, не все сразу. В будущем провинившихся будем штрафовать рублем, то есть урезать им довольствие. Если и тогда не возьмутся за ум, то окончательно списывать «на берег».

После обеда направился в Гнездово, воочию посмотреть на прибывающие туда полки Смоленской области. Меня, прежде всего, интересовала их амуниция, ведь всем им предстоял длительный двухмесячный зимний поход.

Спустя двое суток вернулся назад в Свирский дворец. Уже вечерело, когда я вступил на женскую половину терема. В плане убранства, за время моего долгого отсутствия комнаты княжны сильно преобразились в лучшую сторону. Исчез суровый мужской аскетизм, былой интерьерный минимализм оказался завешанным многочисленными коврами, заставлен открытыми резными ларями, а полки ломились от дорогой домашней утвари.

Мое появление спугнуло не только развалившихся по укромным местечкам кошек, но и мамок-приживалок – сквозанули так, что только юбки зашуршали. Княжна сидела на постели и с грустным видом расчесывала свои волосы гребнем, усыпанным драгоценными камнями.

Княгиня вскочила, от охватившего ее напряжения чуть не завибрировала, как натянутая гитарная струна. Что-то на меня люди неадекватно реагируют, подумалось мне, глядя на супругу.

– Ты меня, княже, зачем в жены взял? – сверкая глазами, спросила пунцовеющая от охватившего ее гнева княжна. – На потеху людям?

Не выдержав мой недоуменный взгляд, закрыв лицо руками, она зарыдала.

– Женился я на тебе, потому как красивее тебя княгинь мне еще не доводилось видеть. А я их, поверь мне на слово, многих перевидал. У своих родственничков Ростиславичей…

– Если я тебе люба, – всхлипывая и растирая по лицу слезы, перебила меня Параскева, – то почему ты от меня после столь долгой отлучки сбег? И было бы куда… смешно сказать, к смердам, в хазармы!

Так, все понятно! Как говорится, в данном конкретном случае языком делу не поможешь, надо другими частями тела действовать!

Стоило мне в кои-то веки задержаться в столице, как тут же принялись досаждать многочисленные думные и служилые бояре. Мало того, в терем они взяли моду заявляться не одни, а вместе со всем своим семейством. Жены и дочери бояр составляли свиту княгине, окружая вниманием, выполняя ее малейшее желание. Гнать их язык не поворачивался, не хотелось вновь услышать упреки от моей благоверной об умалении княжеской чести, о том, что я неправильный князь, и тому подобной чепухи и предубеждений.

Эх! Поспешил я жениться! Знал бы, что у меня начнут бояре со своими женами тусоваться, никогда бы подобной дурости не совершил! Дело в том, что Изяслав Мстиславич жил вдовцом, поэтому-то бояре к нему и являлись (прям как о призраках говорю) лишь исключительно с сыновьями, жен и дочерей к вдовому князю было не принято водить. Нет, ну если бы князь, конечно, изъявил бы желание жениться на боярской дочери, то на смотрины бояре бы ходили со своими дочерями хоть до морковкина заговенья, пока князя не оженили бы.

Поэтому, отдохнув пару дней, неимоверно устав от высокосветской болтовни со своими боярскими подданными, я опять взялся за старое, пока до начала похода еще оставалось время – начал мотаться по заводам. Бояре, не из числа заводских пайщиков, наконец, от меня приотстали, бояре-пайщики, понятное дело, активизировались, но самое обидное, что жены и дочери бояр даже и не думали покидать мой терем, постоянно зависая с княжной. Дальше – больше, своровали мою же идею, составив между собой график посещения княгини, дабы непролазными толпами в покоях не набиваться. Теперь я был вынужден появляться в тереме, только чтобы переночевать. Стоило днем заехать, то тут же, как черти из табакерки, выскакивали бояре, видать боярыни, ошивающиеся при княгине, стучали мужьям. Нет, так дело не пойдет, надо срочно отбывать в поход, иначе, чувствую, полетят скоро чьи-то бородатые головы!