Он сообщил, что уже уведомил об этом, совершенно не уместном, по его мнению, запросе генерала Линевича и ждет от него телеграммы для окончательного решения. Также Казбек сообщил, что не сомневается в том, что Линевич, как начальник всех сухопутных и морских сил, действующих против Японии, его непременно поддержит и откажет в выделении войск. Даже более того, прикажет использовать пришедшие корабли и их экипажи с артиллерией для организации береговой обороны по образу порт-артурской.
Несколько ошарашенный такой встречей, Рожественский с трудом подавил вспышку гнева. Однако довольно быстро справился с эмоциями и ледяным голосом ответил, что войска ему нужны не для организации охоты и даже не для обороны, а для ведения активных действий на территории противника. Поэтому он считает любые проволочки в решении этого вопроса недопустимыми и даже вредительскими, граничащими с изменой, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Что на основании одной только этой вот телеграммы (с этими словами он выложил на стол депешу о назначении его наместником) у него достаточно полномочий, чтобы просто поставить в известность коменданта крепости о забираемых им из гарнизона войсках, даже невзирая на мнение по этому вопросу генерала Линевича.
Однако он не считает для себя возможным такое ведение дел и надеется на полноценное и эффективное сотрудничество берегового командования с флотским начальством в общем и очень важном для Державы деле. В этой связи наместник императора надеется, что все произошедшие в последние дни недоразумения могут быть быстро урегулированы к взаимному удовольствию сторон уже в ближайшее время.
Что касается организации береговой обороны, то флот всячески поддержит в этом армию, вплоть до выделения орудий с прислугой для дополнительных береговых батарей, средств связи и минеров для оборудования сигнальных постов и их комплектования. Но только в случае, если эта техника и люди не будут затребованы для обеспечения боеспособности самого флота, намеренного вести активные боевые действия, а не стоять в бухте, как было в Порт-Артуре.
Однако взамен флот требует всемерного содействия сухопутного командования в создании частей обеспечения, жизненно необходимых для действующей эскадры. А что касается «безобразий», так об этом разговор еще впереди, и виновные непременно будут наказаны.
Увидев императорский бланк телеграммы, Казбек несколько умерил свой гнев. Пока генерал изучал депешу и осмысливал её содержание, Зиновий Петрович успел, оглянувшись, обменяться выразительными взглядами с сопровождавшими его офицерами, дав понять, что о «безобразиях», о которых в общей суете ему так и не успели доложить, спросит с них в ближайшее время, причем с пристрастием. Когда же комендант, оторвавшись от чтения, поднял глаза на него, Рожественский снова был невозмутимым образцом уверенности в себе и своих действиях.
Прочитав телеграмму несколько раз и обдумав ее, а также все услышанное, и поняв, что от сотрудничества с этим адмиралом, сумевшим за неделю сделать больше, чем все, что были до него, вместе взятые, можно немало выгадать, комендант совсем успокоился и сказал:
– Учитывая ваши заслуги, авторитет и, несомненно, дельные предложения, я считаю, что нам есть о чем поговорить. Поэтому предлагаю начать беседу заново! Генерал-лейтенант Казбек – комендант крепости Владивосток. Чем могу служить?
Рожественский в ответ также представился с полным перечислением титулов и званий и протянул генералу руку, со словами: «Служить, надеюсь, вместе будем!»
Закончив, таким образом, обмен любезностями, генерал-лейтенант и генерал-адмирал обменялись рукопожатиями, после чего выпили чаю, начав говорить о деле. Этот разговор занял более двух часов. При этом то морские, то армейские офицеры неоднократно отправлялись на телеграф со срочными сообщениями, а управляющие вагоноремонтного завода и паровозного депо, оказавшиеся по случаю на станции Владивостока, были вызваны в управу под конвоем. Там они пробыли не долго. Им вручили чертежи требуемых от их предприятий изделий с четким ограничением по срокам и качеству, да вдобавок с максимальным соблюдением секретности, и отпустили в сопровождении полуроты солдат для несения караульной службы на становившихся военными предприятиях.
А в конце к совещанию присоединился еще и полицмейстер, получивший инструкции по активизации действий в выявлении и локализации японской агентуры в городе и окрестностях. При этом от арестов пока было настоятельно рекомендовано воздержаться, так же как и от огласки присутствия Рожественского на этом совещании, что вызвало полнейшее недоумение как у коменданта, так и у главы полиции. Только после довольно длительного разъяснения целесообразности таких мер на данном этапе в свете предоставления противнику заведомо ложной информации вопрос был снят.
Выйдя от коменданта, Рожественский, в сопровождении полицмейстера, отправился в городскую тюрьму для ознакомления с делами флотских арестантов, что сейчас там сидели. Туда же были вызваны флаг-офицеры Свербеев и Кржижановский с писарем и городской прокурор. А также начали свозить сидельцев с эскадры с гарнизонной «губы» и из всех полицейских участков и околотков города.
Когда столь представительное собрание ознакомилось с сутью большинства уголовных дел, заведенных «по погромам в городе Владивостоке, имевшим место 21 мая», пришли к выводу, что тяжких преступлений совершенно не было, никаких политических и антиправительственных действий также не отмечено. А посему, с учетом того, что последствия погромов уже устранены силами личного состава флота и пострадавшим выплачены компенсации за понесенный ущерб, все арестанты могут временно считаться не уголовными преступниками, а обычными дебоширами.
Судебные меры в отношении них могут быть перенесены на более поздний срок, даже с учетом строгостей военного времени. Все они немедленно передаются флотскому командованию под личную ответственность нового наместника императора на Дальнем Востоке для отбывания срока исправительных работ на кораблях эскадры и на берегу, по усмотрению штаба флота и в зависимости от серьезности содеянного. Их уголовные дела приостанавливаются до окончания боевых действий, после чего будут рассмотрены вновь с учетом обстоятельств дальнейшей службы.
Это решение устраивало всех, поскольку тюремное начальство спихивало со своей шеи сразу несколько сотен ртов, а флот возвращал себе столько же подготовленных специалистов. На этом заседание было окончено, и все разъехались по своим делам. А смутьянов и погромщиков вывели во двор тюрьмы и построили вдоль стены. Решение собрания им зачитал начальник тюрьмы, после чего они под конвоем комендантского взвода отправились в порт.
У ворот порта, уже в сумерках, конвой отпустили, а колонну арестантов провели на пристань, где стоял разгружаемый от боезапаса и артиллерии крейсер «Россия». Здесь их уже ждал командующий.
Когда бывшие арестанты замерли, словно съёжившись, под его грозным взглядом, он устроил им выволочку с использованием всего флотского лексикона. За 15 минут каждый из них осознал всю глубину своей вины перед жителями РУССКОГО города Владивостока, так долго ждавшего их. А также перед остальными моряками из экипажей кораблей, чью честь они запятнали своим дебошем. И, наконец, перед всей Россией, считающей их всех до одного героями и чудо-богатырями.
Закончил речь Рожественский словами: «Вина ваша велика, но и заслуга огромна! Вам дается шанс начать все заново. Отныне вы не относитесь к флотскому экипажу, а являетесь штрафным батальоном флота. Сумеете отслужить – вернетесь во флот, и дела ваши непотребные никто не вспомнит, а если нет, то себя вините!»
Общее впечатление усиливалось еще и тяжелыми взглядами всех, кто был занят в работах на крейсере за спиной адмирала, так что теперь каждый из проштрафившихся горел желанием искупить свою вину любым способом, хоть в пекло посылай, все исполнят.
Оставшись довольным результатом разъяснительной беседы, Рожественский приказал штрафникам идти отсыпаться, где покажут, но до завтрашнего утра самим организоваться, выбрать старших и в дальнейшем всемерно участвовать в работах на стоящих в заводе и у стенок порта кораблях под руководством флотских инженеров и портового начальства. Дальнейшую их судьбу он обещал решить в ближайшее время, подчеркнув, что все теперь зависит только от них самих.
Закончив с этим неприятным вопросом, командующий отбыл на свой флагман, где его уже ждали офицеры, участвовавшие в артиллерийских опытах на полигоне в бухте Парис, и срочно созванные со всех кораблей первого и второго рангов артиллерийские офицеры. Результаты стрельб «Богатыря» были, мягко говоря, ошеломляющими. О малом разрушительном действии наших снарядов уже догадывались. Но такого не ожидал никто.
Глава 3
Стрельбы проводились из 152-миллиметрового скорострельного орудия Кане с трех кабельтовых. При этом новые фугасные снаряды с двухкапсюльными взрывателями и пироксилиновой начинкой если и взрывались, то лишь в 30–40 метрах за целью, оставляя после себя в стальных конструкциях аккуратные круглые отверстия, легко поддающиеся заделке. Внутренние конструкции, не задетые самим телом снаряда, чаще всего оставались совершенно целыми, а воронка от разрыва в мягкой глинистой почве позади мишени получалась всего чуть больше полуметра диаметром и еще меньше глубиной. И это те самые снаряды, что до сих пор состоят на вооружении и использовались в цусимском бою!
Зато старые снаряды, снаряженные бурым порохом и взрывателями Барановского, каждый раз срабатывали в полуметре или чуть более за первой же преградой с весьма серьезным фугасным действием. Так, например, одним попаданием были напрочь разбиты все внутренности водотрубного котла.
По своему воздействию эти снаряды сильно отличались от того, что было у противника. Намного уступая в силе взрыва, они производили основные разрушения преимущественно крупными осколками уже внутри, в то время как большая часть японских снарядов даже тонкую обшивку пробивали уже взрывной волной. А образовывавшиеся при этом в огромных количествах осколки чаще всего имели малую пробивную силу, ввиду незначительной собственной массы, и легко задерживались даже тонкими стальными переборками[2].
В этой связи комиссия рекомендовала боезапас действующих кораблей флота «Нахимова» и «Наварина» с не скорострельной артиллерией перекомплектовать, по возможности, «тяжелыми» стальными снарядами «старого» образца, что было начато еще в походе после доставки боеприпасов и трубок Барановского из Севастополя. Некоторый запас подобных снарядов имелся на складах крепости. Одновременно в срочном порядке начать работы по возможной замене пороха в таких снарядах на другую взрывчатку, для усиления разрывной силы, и по мере готовности этих боеприпасов заменять ими боекомплект кораблей.
Часть «старых» шестидюймовых снарядов по распоряжению нового заместителя начальника снарядных мастерских лейтенанта Плансона уже начинили мелинитом вместо пороха, подготовив для опытов. По два восьми- и двенадцатидюймовых снаряда должны были подготовить к утру и доставить на дежурные корабли. Однако затем этот план изменили, решив из соображений безопасности испытать «опытные» боеприпасы стрельбой из береговых орудий.
Вообще, этот деятельный молодой офицер с «России», автор брошюры «Курс артиллерии для учеников комендоров», изданной еще до войны, после ранения в цусимском бою отстраненный от плавания и перебравшийся во Владивостокские снарядные мастерские, сделал очень многое для быстрого и качественного улучшения снарядного парка флота.
Именно им, совместно с лейтенантом Пржиленцким и мичманом князем Щербатовым были разработаны все методики замены взрывчатой начинки, взрывателей и запальных трубок в русских снарядах, в массовом порядке применявшихся на Дальнем Востоке в последние месяцы войны. Именно тех снарядов, которые разрушили японские крепости от Майдзуру до мыса Канон и отправили ко дну остатки объединенного флота.
Пржиленцкий и Щербатов, кроме того, в течение месяца разрабатывали методику производства аммонала на борту стоявшего в порту на приколе и разбираемого на запчасти крейсера «Россия». Хотя опыты были вполне успешными, производство аммонала в достаточном количестве во Владивостоке было невозможно по причине недостатка расходных материалов и отсутствия нужного для этого оборудования
Изготовленной ими в кустарных условиях взрывчаткой снарядили шесть двенадцатидюймовых снарядов, поступивших затем в боекомплект броненосца «Александр III». Все они были израсходованы в ходе учебных стрельб 13 июня и показали большую разрушительную силу. К сожалению, использовать такие боеприпасы в боевых условиях возможности не было.
Выслушав доклад и изучив представленные схемы, Рожественский распорядился создать при штабе специальную комиссию для разработки мер по повышению эффективности боеприпасов и их всесторонним испытаниям, а также по доработке противоосколочной защиты, особенно мамеринцев шестидюймовых башен новых броненосцев, неоднократно заклинивавших в бою.
В ГМШ и Артиллерийский комитет была отправлена срочная телеграмма с описанием и анализом итогов сегодняшних стрельб и запросом о срочной отправке во Владивосток всех имеющихся на данный момент в наличии тонкостенных бомб Рудницкого, опытная партия которых была закуплена морским ведомством еще в 1903 году. Также в этой телеграмме указывалось на необходимость срочного начала массового производства подобных боеприпасов всех калибров.
Приказом по флоту из погребов всех кораблей изымались все оставшиеся «новые» снаряды с взрывателями Бринка. Весь остаток таких снарядов надлежало в срочном порядке передать в мастерские порта для переснаряжения и замены взрывателей в максимально сжатые сроки.
Для проведения этих работ начали оборудовать специальные снарядные мастерские на острове Русский, неподалеку от мыса Старицкого, под которые приспособили часть подсобных помещений батареи Ларионовская на пике, прикрывавшей западное устье Босфора – Восточного и вход в бухту Новик.
Артиллерийские опыты было решено продолжить и систематизировать, с целью получения достоверной картины эффективности всех типов имеющихся боеприпасов. На следующий день были намечены стрельбы на полигоне из противоминных орудий и «обуховских» шестидюймовок. А затем планировалось отстреляться и главными калибрами «Нахимова» и «Наварина» с обязательным фиксированием результатов. Для большей наглядности решено было привлечь фотографов с эскадры. Охрана полигона отныне усиливалась, и на его территорию доступ посторонних лиц строжайше запрещался. Разошлись все только за полночь.
С рассветом Рожественский был уже на заводе, где встретился с флагманским механиком Политовским, руководившим подготовкой дока к постановке в него «Орла». С ним обсудили дополнительный список работ по корабельному оборудованию, которые возможно передать в депо и вагоноремонтный завод. В числе прочего им планировалось поручить ремонт электрического и трюмного оборудования, а также изготовление противоосколочной защиты и новых облегченных броневых артиллерийских рубок.
Чертежи для всего этого уже были подготовлены Политовским, а материалы (листовая и броневая сталь, угольники и профили) были заказаны из европейской части страны. Но чтобы не ждать их доставки несколько недель, это все планировалось пока брать на разбитых броненосцах и крейсерах, используемых сейчас как источники материалов и запчастей. Более широкое привлечение железнодорожников к реконструкции и восстановлению боеспособности флота позволило бы несколько разгрузить мастерские порта и, возможно, серьезно сократить сроки необходимых работ.
Здесь же, на заводе, командующего нашел и Костенко, всего лишь за ночь подготовивший проекты перевооружения обоих «князей» на единый калибр в 152 мм. Его проекты были тут же рассмотрены на совещании штаба и инженеров, при активном участии Политовского, одобрившего идею в целом, но усомнившегося в её исполнимости при теперешней загруженности завода и порта.
Зиновий Петрович предложил обсудить этот вопрос напрямую с инженерами и администрацией базы и завода и распорядился отправить за кем-нибудь с «Камчатки» и за контр-адмиралом Греве, для немедленной организации производственного совещания с обменом опытом, после чего засел за изучение проектов, под комментарии автора.
Они ему определенно нравились. Планировалось разместить на каждом из старых крейсеров по восемь 152-мм пушек Кане, использовав, образовавшийся после разоружения «Суворова», «Осляби», «России» и Громобоя» запас. Причем в бортовом залпе после предлагаемой перестройки могли участвовать целых 7 орудий, так как почти все они размещались в диаметральной плоскости. Кроме унификации артиллерии и усиления бортового залпа, подобная перестройка позволяла пустить освобождавшиеся 120-мм с «Князей» на довооружение и замену разбитых и изношенных пушек на броненосцах береговой обороны, как раз стоявших на ремонте у стенок завода.
Зацепившись слухом за слово «довооружение», Рожественский потребовал пояснений. Оказалось, что малые броненосцы Костенко также не обошел вниманием. Он предлагал на них срезать небронированные казематы из двух слоев обычной судостроительной стали с толстой палубой над пушками и все лишние надстройки вдоль бортов между ними на шкафуте, заменив их легкими противоосколочными щитами на орудиях с кольцевыми ограждениями от волн, и установить по дополнительной стодвадцатке между уже имеющимися позициями. Удалить все навесные палубы вокруг труб, разместив на надстройках батареи трехдюймовок с нормальными секторами обстрела. Тяжелые фок-мачты заменить легкими с бронированными артиллерийскими рубками новой конструкции из тонкой брони, снятой с выведенных из состава флота броненосцев. Такие рубки, прикрытые 28-мм броней, будут почти вдвое легче тех, что имеются сейчас. Броню на них можно взять из горизонтальной защиты носовых и кормовых казематов «Суворова». Расчеты весовой нагрузки прилагались. Из них следовало, что при усилении вооружения корабли еще и облегчались почти на 7 тонн.
Одобрив и этот проект, Рожественский уже начал прощаться с Политовским, но вынужден был снова задержаться. Оказалось, что Костенко, помимо основного задания и проекта перестройки броненосцев береговой обороны, подготовил еще и предварительные проекты перевооружения базирующихся на Владивосток номерных миноносцев, с примерным расчетом изменения весовой нагрузки от замены неподвижных носовых минных аппаратов 75-мм пушкой, устанавливаемой в средней части корпуса. Эта позиция орудия, при некотором уменьшении секторов обстрела, позволяла максимально эффективно его использовать, так как воздействие качки оказывалось минимальным.
Наброски проекта очень заинтересовали командующего, предложившего проработать возможные варианты более детально и применительно к возможностям базы в данный момент. Все эскизы он забрал с собой, сказав, что это нужно непременно обсудить со штабом, предложив инженеру сейчас же отправиться на «Орел». Но Костенко остался на заводе, сославшись на неотложные дела. Рожественский не возражал и тепло поблагодарил молодого инженера за его работу, сказав, что «именно такие люди и есть будущее России!».
Покинув контору завода уже перед обедом, он отправился на «Орла», где начиналось собрание штаба. На нем были рассмотрены все проекты Костенко, вызвавшие поначалу много споров. В проекте «Князей» вызывала опасения кажущаяся чрезмерной скученность артиллерии вокруг оконечностей, но после обсуждения сошлись во мнении, что именно такая компоновка позволяет максимально защитить как сами орудия, так и подачу боезапаса.
В броненосцах береговой обороны сомнительной выглядела установка еще двух орудий при почти неизменном боезапасе для них. Однако доводы артиллерийских офицеров о том, что наличного боезапаса для ведения продолжительного боя на больших дистанциях все равно недостаточно, а в скоротечных стычках в условиях ближнего боя в полтора раза большая численность довольно мощных скорострелок и, соответственно, возросшая огневая производительность может серьезно помочь, возымели свое действие, и проект перестройки и перевооружения был принят. Но с обязательным условием его исполнения в течение 20 дней.
По миноносцам много вопросов вызвало возможное ухудшение остойчивости, поэтому окончательное решение по ним отложили до предоставления полных расчетов весовой нагрузки и остойчивости, хотя признавалось допустимым ослабление торпедного вооружения до одного поворотного минного аппарата. Однако, несмотря на неопределенность ситуации, Рожественский настоял на предварительной проработке тактики использования подобных судов (с ослабленным или вообще снятым минным вооружением, обладающих малым водоизмещением и осадкой, но с артиллерией на уровне истребителей и с приличным ходом).
Затем обсудили потребности флота в материалах, необходимых для выполнения запланированных работ, и наметили первоочередные мероприятия по усилению и повышению эффективности береговой обороны залива Петра Великого. Единодушно сошлись во мнении, что более-менее надежную оборону можно организовать лишь с использованием минно-артиллерийских позиций на входе в Амурский и Уссурийский заливы.
А для их создания, по предварительным расчетам, нужно было не менее 3000 мин заграждения, которых на Дальнем Востоке почти не было. Кроме того, для постановки наступательных минных заграждений (так решили назвать минные поля, выставляемые на коммуникациях противника) было бы желательно иметь их еще не менее 1500–2000 штук.
В условиях, когда с Россией Владивосток связывала одна железная дорога, доставка такого количества мин, параллельно со всем остальным снабжением представлялась весьма затруднительной. Развернуть производство якорных мин в самом Владивостоке оказалось невозможно из-за полного отсутствия подходящих для этого предприятий, поэтому решили попробовать закупить мины в Америке, о чем отправили телеграмму в ГМШ. Туда же полетели и другие депеши с запросами, самой важной из которых была заявка на взрывчатку, в том числе и на новый немецкий тол, которым планировалось снаряжать снаряды.
Так же единодушно пришли к выводу, что для уверенных действий флота необходима устойчивая дальняя радиосвязь. Поскольку при продолжении кампании предполагалось разделение оставшихся сил на отдельные отряды, действующие автономно, но в рамках одного общего плана, вопрос согласования этих действий был весьма актуальным.
Для этого в каждом отряде кораблей обязательно должен быть передатчик дальнего действия по типу того, что имеется сейчас на «Урале». Такая же станция, или даже не одна и более мощная, должна быть и на берегу, для обеспечения возможности управления отрядами из штаба флота. В связи с этим признавалось необходимым срочно заказать не менее 5 подобных станций. Запрос на станции был также немедленно отправлен в столицу, причем общее число необходимых комплектов было утроено.
Старые номерные миноносцы Владивостокской базы также решили оснастить беспроволочным телеграфом, для чего каждый из них должен был в ближайшее время получить по две новые легкие мачты для растяжки антенн. Их изготовлением решили озадачить железнодорожников. Оставалось только решить, где добыть нужное количество радиооборудования. Конечно, можно было всемерно использовать станции разбитых судов, которые, по заверениям специалистов, удастся восстановить. Но на всех их не хватало. Тогда решили снять радио еще и с «Александра» с «Сисоем», явно надолго застрявших в ремонте. Для ускорения дела помогать с монтажом и обслуживать радио на миноносцах будут те же минеры, переведенные вместе с оборудованием.
Для более надежной работы службы наблюдения за морем предполагалось развернуть сеть телеграфных станций и на островах на южных подступах к заливу Петра Великого. Это было проще, быстрее и дешевле, чем ставить туда радио. К тому же телеграфная связь не зависит от погоды и соответственно надежнее любой светосигнальной, что особенно важно для Приморья с его частыми летними туманами.
После совещания, отправив всех офицеров, что с ним были с различными поручениями, адмирал отправился на базу подводных лодок, в качестве которой использовался пароход «Шилка». Когда его катер пришвартовался к борту, командующий поднялся на палубу, где его встретил дежурный офицер лейтенант барон Трубецкой – командир подводной лодки «Сом», единственной, стоявшей пока без дела у своей базы.
Барон первым делом предложил командующему отобедать, но Рожественский изъявил желание сначала осмотреть подлодку, на что было потрачено более получаса. При этом молодой лейтенант объяснял внутреннее устройство лодки, стараясь загородить собой бензомотор, весь в подтеках масла, так как «Сом» только что вернулся из дозора.
Однако это не помогло. Почти отодвинув командира, адмирал прошел в корму, дотронулся рукой до еще теплого двигателя, посмотрел на свои испачканные мазутом пальцы, понюхал их и задал совершенно неожиданный вопрос: «Как же вы всем этим дышите, когда погружаетесь? Какова скорость вашей лодки, глубина погружения?»