История Англии для юных
В ту пору Англия стонала от лютости волков. Изгнанные из долин, они прятались в горах Уэльса и совершали оттуда набеги на селения, вырезая скот и нападая на людей. Ничего не оставалось, как освободить валлийцев от денежной подати на условии, что они будут ежегодно сдавать в казну триста волчьих голов. Валлийцы, сберегая свои деньги, так усердно гонялись за волками, что через четыре года в Англии не осталось ни одного хищника.
Вслед за Эдгаром пришел еще один король-мальчик – Эдуард, по прозванью Мученик. Вот его ужасная история. У Эльфриды был сын, Этельред, и она прочила корону ему, но Дунстану вздумалось посадить на трон Эдуарда. Однажды юноша развлекался охотой в лесах Дорсетшира неподалеку от замка Корф, где жила Эльфрида с маленьким Этельредом. Желая выказать им свое расположение, он оставил позади свиту и, не глядя на приближающиеся сумерки, один поскакал к замку. Осадив коня у самых ворот, он протрубил в охотничий рог. Эльфрида вышла ему навстречу, сверкая улыбкой.
– Добро пожаловать, дражайший король. Милости просим в Корф.
– Я бы рад, милая государыня, но мои товарищи, верно, и так тревожатся, не случилось ли со мною какой беды. Прошу вас, прикажите подать мне кубок вина, и я выпью его прямо в седле за здоровье ваше и братца моего. Я летел сюда как ветер, только чтобы повидать вас обоих, и должен тут же лететь назад.
Эльфрида, удаляясь за вином, что-то шепнула одному из своих вооруженных слуг, и тот, выскользнув из черного проема ворот, встал незамеченный позади Эдуарда. Когда юноша поднес кубок к губам и произнес: «За ваше здоровье», – за здоровье той злодейки, которая улыбалась ему, держа за руку своего невинного сына, – убийца подпрыгнул и вонзил кинжал королю в спину. Эдуард уронил кубок и, пришпорив коня, поскакал прочь. Но от потери крови он вскоре так ослабел, что не удержался в седле и упал. К несчастью, одна нога его запуталась в стремени, и испуганная лошадь понесла, волоча за собой всадника. Его длинные кудри тащились по грязи, его юное лицо билось о камни и кочки, его нежную кожу драли сучья и рвали колючки. Охотники, напав на кровавый след, бросились вдогонку и, обуздав безумное животное, освободили обезображенный труп.
Наконец престол получил последний, шестой по счету, король-мальчик – Этельред. Увидев, как конь уносит прочь его пораженного насмерть брата, он горько зарыдал, тогда Эльфрида, вырвав у одного из стоявших рядом слуг факел, немилосердно избила им бедного наследника. Народ невзлюбил этого ребенка за злодеяние его матери, освободившее ему трон, поэтому Дунстан опасался провозглашать Этельреда государем. Он хотел отдать престол Эджите, дочери покойного короля Эдгара и той его жены, которую он похитил когда-то из Уилтонского монастыря. Но Эджита слишком хорошо знала о судьбе всех королей-мальчиков и не сдалась на уговоры оставить мирную монастырскую жизнь. Дунстан смирился и, за отсутствием лучшего, короновал Этельреда, которого именовал Неразумным за вялость и мягкость характера.
Поначалу Эльфрида имела большую власть над малолетним королем, но по мере того как тот мужал, власть ее все более и более слабела. Эта ненавистная всем женщина, потеряв возможность творить зло, удалилась от двора и, по обычаю тогдашнего времени, принялась строить церкви и монастыри, чтобы искупить свой грех. Как будто церковь, пусть даже шпиль ее касается звезд, может служить знаком истинного раскаяния в убийстве несчастного юноши, чьи истерзанные останки волок за собой обезумевший конь! Как будто под глухими монастырскими стенами, пусть даже построенными из всех камней мира, могла упокоиться ее дикая злость!
На девятый или десятый год Этельредова правления умер Дунстан. Он дожил до преклонных лет, но старость не смягчила его суровости и не умерила его коварства. Во времена Этельреда имя хитрого монаха прогремело дважды. Как-то собрался церковный собор, чтобы решить наконец, позволительно ли священникам обзаводиться женами. Дунстан сидел с опущенной головой, будто погрузившись в глубокое раздумье. Вдруг раздался голос, вроде бы исходящий из распятия, который повелел всем слушаться архиепископа Кентерберийского. Конечно, это была штучка Дунстана, ведь чревовещание – фокус нехитрый. Но вскоре он сыграл шутку похуже. Опять заседал церковный собор, и вопрос обсуждался все тот же. Сторонники Дунстана занимали одну половину просторной залы, а его противники – другую. Дунстан поднялся с места и возгласил: «Пусть же рассудит нас Христос, судия верховный!» И только он произнес эти слова, пол под его противниками провалился, причем многие сильно покалечились, а некоторые зашиблись насмерть. Ясно как Божий день, что столбы были подпилены по приказу Дунстана и повалены по его знаку. Под ним же пол даже не покачнулся. Нет, нет. Мастер он был отменный.
Когда Дунстан скончался, монахи причислили его к лику святых и стали величать святым Дунстаном. Они с таким же успехом могли причислить его к табуну и величать скакуном.
Мне думается, Этельред Неразумный вздохнул с облегчением, избавившись от этого пресвятого святого. Но, предоставленный самому себе, он оказался королем очень слабым, и его правление принесло стране только позор и поражения. Неугомонные датчане под предводительством принца датского Свена, изгнанного отцом из Дании, опять приплыли в Англию и принялись грабить большие города. Этельред попытался откупиться от них деньгами, но чем больше он отдавал, тем ненасытнее становились викинги. Сначала они потребовали десять тысяч фунтов, через год – шестнадцать тысяч фунтов, еще через год – двадцать тысяч фунтов. А страдал от этого несчастный английский народ, задавленный непосильными податями. Поняв наконец, что с датчанами ему не сладить, Этельред решил, что самый лучший выход – взять в жены девушку из какого-нибудь могущественного рода, который поможет ему своим войском. И вот в 1002 году от Рождества Христова он женился на сестре герцога Нормандского Эмме, прозванной Цветком Нормандии.
В это время совершено было такое страшное дело, какого ни прежде, ни потом не знала английская земля. Тринадцатого ноября по тайному указу короля, разосланному по городам и селам, саксы вооружились и перебили всех датчан, живших с ними по соседству. Никто не уцелел – ни старые, ни юные, ни сильные мужчины, ни слабые женщины, ни грудные детки. Конечно, среди этих датчан было немало дурных людей, которые продолжали творить зло, оскорбляли англичан своей наглостью и заносчивостью, унижали их жен и дочерей. Но было среди них и множество мирных христиан, давно породнившихся и сроднившихся с местными жителями. И всех их перерезали. Не пощадили даже Гунгильду, сестру короля датского, которая досталась в жены английскому лорду. Ее мужа и младенца убили у нее на глазах и только потом разделались с ней самой.
Король викингов, услыхав об этой кровавой расправе, воспылал гневом и поклялся жестоко отомстить. Он собрал войско и снарядил флот, каких Англия еще не видывала. Не было в том войске ни невольников, ни стариков, одни лишь свободные сыновья свободных людей, каждый во цвете лет. И все они дали клятву отплатить своим недругам за зверскую резню, в которой огнем и мечом были истреблены их братья и сестры вместе с милыми чадами. И вот мощные корабли викингов под флагами морских царей показались у берегов Англии. Золотые орлы, во́роны, драконы, дельфины, хищные звери грозно взирали с их носов, резавших водную гладь словно клинками, и их устрашающие лики отражались в сверкающих щитах, которыми были увешаны борта. Штандарт короля датского развевался над ярко раскрашенным кораблем в форме могучего змея. И разъяренный король молил родных богов отступиться от него, если его змей не вонзит своих когтей в сердце Англии.
И он вонзил их глубоко. Огромное войско, высадившись близ Эксетера, шло вперед, оставляя за собой пустыню. Датчане втыкали свои копья в землю и бросали их в реки в знак того, что остров принадлежит им. И в каждом селении, в память о той жуткой ноябрьской ночи, когда были перерезаны их соотечественники, завоеватели заставляли саксов готовить для них богатое угощение, а потом, наевшись, навеселившись и осушив кубки за погибель Англии, обнажали мечи и расправлялись с бывшими хозяевами. Так датчане бесчинствовали шесть долгих лет. Они жгли скирды, амбары, хлева, мельницы, житницы. Убивали в полях пахарей, не давая им обсеять землю. Страну поразил голод. На месте цветущих городов лежали груды дымящихся развалин. В довершение несчастья английская армия разбежалась. Этельреда Неразумного покинули даже его приближенные. Захватив множество английских кораблей, они стали промышлять разбоем у собственных берегов и с помощью бури сгубили почти весь английский флот.
В то злосчастное время лишь один достойный человек сохранил верность отечеству и своему слабому королю. Это был священник, и притом храбрый. Двадцать дней архиепископ Кентерберийский удерживал город, осажденный датчанами. А когда предатель открыл городские ворота и впустил врагов, архиепископа заковали в цепи и потребовали с него выкуп.
– Моя жизнь не стоит того, чтобы за нее платил разоренный народ. Поступайте со мной как знаете! – сказал архиепископ.
И он твердо стоял на своем, повторяя, что не желает покупать свободу на деньги нищих.
Наконец датчанам надоело его упрямство, и они, напившись пьяные, велели привести священника в залу, где шло веселье.
– Эй, епископ, – сказали они, – нам нужно золото!
Архиепископ огляделся и увидел целое море свирепых лиц и всклокоченных бород, вздыбившееся у стен, где люди влезли на столы и скамьи, чтобы смотреть через головы своих товарищей. Тут он понял, что час его пробил.
– У меня нет золота, – ответил он.
– Добудь его, епископ, – прогремел мощный хор голосов.
– Я же сказал – нет.
Датчане стали наступать на него с угрозами, но он не поколебался. Тогда один из святотатцев толкнул его, другой ударил, а кто-то выхватил из угла, куда эти варвары сбрасывали объедки, громадную бычью кость и с такой силищей метнул ее страдальцу в лицо, что кровь брызнула фонтаном. Это раззадорило остальных, и они принялись таскать кости из той же кучи и швырять их в священника. Избитый и израненный архиепископ лежал распростертый в грязи, когда воин-христианин, которого он сам же крестил, схватил секиру и зарубил его насмерть (надеюсь, убийцей этим руководило желание положить конец мукам праведника, не то гореть ему в вечном огне!).
Если бы Этельред имел столько же мужества, сколько благородный архиепископ Кентерберийский, он бы еще мог что-то сделать. Но он струсил и заплатил датчанам еще сорок восемь тысяч фунтов, только ничего этим не достиг. Свен очень скоро вернулся с намерением покорить всю Англию. И настолько мала была тогда любовь народа к своему бездарному правителю и к своему неприютному отечеству, не способному никого защитить, что Свена встретили как избавителя. Один Лондон стоял крепко, пока в его стенах оставался король, но как только Этельред украдкой бежал, город сдался на милость датчан. Все было кончено. Король укрылся у герцога Нормандского, где еще раньше нашли приют его жена, поблекший Цветок Нормандии, и дети.
Но невзгоды и печали не совсем стерли в сердцах англичан память о великом короле Альфреде и временах саксонской славы. Когда Свен внезапно умер, не пробыв и двух месяцев королем Англии, они отправили к Этельреду послов с великодушным согласием вновь признать его своим государем, «если он даст слово управлять ими лучше, чем прежде». Неразумный слово дал, но с приездом медлил, выслав вместо себя своего сына Эдуарда. Наконец он пожаловал сам, и англичане провозгласили его королем. Датчане же провозгласили королем Кнута, Свенова сына. Опять вспыхнула Война, и продолжалась она три года, пока Неразумный не переселился в мир иной. Поверьте, это был лучший его поступок за все тридцать восемь лет правления.
И что же, Кнут стал королем? «Только не нашим! – вскричали саксы. – Нам нужен Эдмунд, сын Неразумного, тот, что прозван Железнобоким за свою силу и могучую стать!» Эдмунд и Кнут пять раз сводили свои войска на поле брани – о, несчастная Англия, она вся тогда была полем брани! Наконец Железнобокий, здоровенный малый, предложил Кнуту, который был вдвое его меньше, решить спор поединком. Коротышка Кнут, конечно же, вызова не принял. Он заявил, что согласен поделить королевство – себе взять земли, лежащие к северу от Уотлинг-стрит (так называлась римская военная дорога, соединявшая Дувр с Честером), а Железнобокому отдать те, что к югу. Все устали от постоянных кровопролитий, и раздел был решен. Но очень скоро Кнут стал единственным королем Англии, потому что по прошествии двух месяцев Железнобокий вдруг взял и умер. Кое-кто полагает, что он был убит и что убийц подослал Кнут. Может, оно и так.
Глава V
Англия под владычеством Кнута Датчанина
Кнут правил восемнадцать лет. Поначалу жестокость его не знала границ. После всяческих заверений и клятв в том, что он будет справедлив и милостив ко всем, кто ему покорится, он обвинил в измене и казнил многих знатнейших саксов, равно как и многих родичей покойного короля. «Тот будет мне милее родного брата, – говаривал он, – кто принесет мне голову моего врага». И видно, таких миленьких братцев собралось вокруг него порядочно, потому что вражеские головы летели без счета. Кнуту очень хотелось убить Эдмунда и Эдуарда, сыновей бедняги Железнобокого. Но, не решаясь совершить это преступление в Англии, он отправил младенцев к королю шведскому, прося его любезно «распорядиться ими». Если бы король шведский был похож на всех тогдашних королей, он велел бы перерезать их невинные горлышки, но он оказался человеком добрым и воспитал детей с любовью.
А Кнуту между тем не давала покоя Нормандия. Там жили два сына покойного Этельреда – Эдуард и Альфред. Их дядя герцог мог в один прекрасный день потребовать для них английскую корону. Но герцог, видно, пока об этом не думал, потому что предложил Кнуту в жены свою сестру, вдову Неразумного – все тот же пресловутый цветочек. Ей так хотелось опять побыть королевой, что она бросила детей и вышла за датчанина.
Кнут распорядился вынести кресло на берег моря и, усевшись в него, приказал волнам отойти от его ног
Удача сопутствовала Кнуту. Внешние враги отступили перед силой английского оружия, смутьяны были смирены, так что правил он спокойно и сделал для Англии много полезного. Он даже слагал стихи и развлекался игрой на музыкальных инструментах. Под старость Кнут начал испытывать беспокойство оттого, что руки у него по локоть в крови, и отправился паломником в Рим, надеясь очиститься. Дорогой он раздал чужеземцам уйму денег, хорошенько обобрав перед этим англичан. Все же надо признать, что, разделавшись с противниками, он сильно переменился к лучшему и по праву считается величайшим из всех, кого в ту смутную пору послал англичанам Бог.
Древние историки рассказывают, как однажды Кнут, вознамерившись преподать урок своим не в меру льстивым придворным, распорядился вынести кресло на берег моря и, усевшись в него, приказал волнам прилива отойти от его ног, ибо он владыка земли сей. Волны, разумеется, не послушались и замочили край его одежд. Тогда Кнут принялся стыдить льстецов: «Ясно ли вам теперь, сколь ничтожна власть царей земных в сравнении с властью Царя небесного, который может сказать бездне морской: “Вот твой предел!”» Короли, конечно, вольны чудесить, только мне ясно одно: придворные никогда не перестанут восхвалять своих правителей, а те никогда не устанут их слушать. Ведь если бы Кнутовы угодники не знали наверняка, что он упивается их славословиями, они бы поостереглись столь неумеренно их расточать. И если бы эти хитрецы не догадывались, что государь их в восторге от своей тирады (которой, говоря по правде, и малый ребенок никого бы не удивил), они бы не драли глотку, повторяя ее на все лады. Воображаю себе картинку: король, страшно довольный своим красноречием, гордо восседает в кресле, увязшем в песке, а придворные ломают перед ним комедию, прикидываясь, будто они сражены наповал его великой мудростью!
Как известно, предел положен не только бездне морской. Положен он и земным властителям, и в 1035 году от Рождества Христова Кнут достиг этого предела. У его смертного одра стояла жена, сестра нормандского герцога. И, бросив на нее прощальный взгляд, он, возможно, вспомнил о Нормандии, пугавшей его когда-то, и о двух принцах, живущих в изгнании при дворе дяди. И подумал, наверно, Кнут о том, как велика должна быть нелюбовь братьев к датчанам и саксам, и представилось ему, что грозная туча собирается над Нормандией и медленно ползет в сторону Англии.
Глава VI
Англия во времена Гарольда Заячьей Лапы, Гардакнута и Эдуарда Исповедника
Кнут оставил после себя трех сыновей – Свена, Гарольда и Гардакнута. Последнего родила мужу Эмма, еще не увядший Цветок Нормандии. Кнут хотел, чтобы его владения были поделены между тремя наследниками и чтобы Англия отошла Гарольду. Но южные саксы под водительством богатого и могущественного графа Годвина (который, говорят, был когда-то бедным пастушком) восстали против этого, требуя себе в короли либо Гардакнута, либо одного из двух опальных принцев из Нормандии. Распря грозила разгореться не на шутку, и простые люди, боясь новых кровопролитий, побросали свои дома и укрылись в лесах и на болотах. Однако, по счастью, дело согласились уладить миром, для чего собрали в Оксфорде большой совет, который постановил отдать Гарольду все земли к северу от Темзы со столицей в Лондоне, а Гардакнуту – весь юг. На том и порешили.
Гардакнут, между тем, не думал покидать Данию, где предавался пьянству и обжорству, а в Англии за него распоряжались мать и граф Годвин.
Едва страсти улеглись и трепещущий народ начал возвращаться в покинутые дома, как Эдуард, старший из двух принцев-изгнанников, прибыл из Нормандии с небольшой свитой и заявил права на английский престол в надежде, что мать примет его сторону. Однако Эмма, души не чаявшая в своем последыше Гардакнуте, не только не поддержала сына, но встала против него насмерть, так что бедный принц был рад-радешенек, что вернулся домой невредимым. Его брат Альфред оказался менее счастливым. Получив вскоре ласковое послание, написанное от имени матери (с ее ли ведома или нет, никто не знает), он растрогался и поспешил к ней в Англию, правда, в сопровождении довольно многочисленной охраны. Граф Годвин встретил его на Кентском берегу и в тот же день повел в Суррей. В городке Гилдфорд гостей ждал ночлег и славный ужин. После длинного перехода и обильной трапезы Альфредовы воины, не ожидая никакого подвоха, крепко заснули в домах горожан. Глубокой ночью их окружили королевские ратники и похватали по одному. Наутро пленников (а было их без малого шесть сотен) выстроили в ряд и, вволю поиздевавшись над ними, зверски поубивали, пощадив лишь каждого десятого – чтобы продать в неволю. А бедного Альфреда привязали голого к седлу лошади и в таком виде отправили в город Или. Там ему вырвали глаза, и через несколько дней он в мучениях скончался. Не могу поручиться, что граф умышленно заманил принца в ловушку, но очень его в этом подозреваю.
В конце концов Гарольд все-таки стал королем всей Англии, хотя сомнительно, чтобы архиепископ Кентерберийский согласился его короновать (священники ведь в основном были саксами и датчан на дух не выносили). Коронованный или некоронованный, с согласия архиепископа или без, Гарольд назывался королем четыре года, после чего умер и был похоронен. В жизни он только и делал, что охотился. И так резво гонялся он за дичью, что получил в народе прозвище – Заячья Лапа.
В то время Гардакнут находился во Фландрии, в городе Брюгге. Туда (после жестокого убийства принца Альфреда) бежала и его мать, и они вместе думали-гадали, как бы захватить Англию. Датчане и саксы, оставшись без короля и опасаясь новых междоусобиц, сошлись на том, что нужно звать его на царство. Гардакнут согласился и вскорости задал жару и тем и другим. Он привез с собой множество алчных нахлебников и обложил народ непосильными податями, чтобы обогатить своих любимцев. Начались волнения. Особенно сильное возмущение было в Вустере, где горожане взбунтовались и убили сборщиков податей. За это Гардакнут спалил весь город. Он был жестоким и грубым правителем. Воссев на трон, он первым делом приказал выкопать из могилы тело бедного Гарольда Заячьей Лапы, отсечь ему голову и выбросить останки в реку. И конец его был под стать этому началу. Напившись на свадьбе своего знаменосца, датчанина Товеда Гордого, он повалился наземь с полным кубком в руке и больше уже не встал.
Корона, наконец, досталась Эдуарду, которого монахи потом прозвали Исповедником. Он сразу же сослал в деревню Эмму, припомнив своей дурной матери все обиды. Там она через десять лет и умерла. Эдуард был тем самым принцем-изгнанником, чьего брата Альфреда так подло убили. Гардакнут, став на два года королем, пригласил его к своему двору и обходился с ним ласково. На освободившийся престол Эдуарду помог взойти сам могущественный граф Годвин. Народ считал графа соучастником жестокого убийства принца Альфреда, и при Гардакнуте его даже судили, но признали невиновным. Говорят, немалую роль тут сыграл золоченый корабль с фигурой из чистого золота на носу и с сотней отлично вооруженных матросов, который Годвин подарил королю-извергу. Граф обещал поддержать нового претендента своим могуществом, если тот защитит его от недоверия и ненависти народа. Ударили по рукам. Эдуард Исповедник получил трон. Граф получил еще больше власти и земель, а его дочь Эдита получила в мужья короля, ибо таково было одно из условий сделки.
Хотя Эдита, казалось, всем взяла – и красотой, и умом, и кротостью нрава, – Эдуард невзлюбил ее с первого взгляда. Отец Эдиты и ее шестеро гордецов братьев, уязвленные холодностью короля к супруге, всячески старались очернить его в глазах англичан. Воспитанный в Нормандии, он окружал себя только нормандцами. Архиепископом при нем был нормандец, епископами тоже нормандцы. Весь его двор состоял из нормандцев, одевался по нормандской моде и говорил по-нормандски. Следуя обычаю нормандцев, Эдуард скреплял государственные документы большой печатью, вместо того чтобы по доброй традиции саксонских королей просто ставить на них крест – так делают бедняки, не умеющие писать свое имя. Могущественный граф Годвин и шестеро его гордых сыновей преподносили все это народу как доказательство нелюбви государя к своим подданным. Тем самым они все больше укрепляли собственную власть и все больше ослабляли власть короля.
Умыслу их очень способствовал один случай. Эдуард правил уже восемь лет, когда Эсташ, граф Булонский, женатый на государевой сестре, приехал в Англию в гости. Пробыв какое-то время при дворе, он пустился в обратный путь со своею многочисленной вооруженной свитой, намереваясь сесть на корабль в Дувре. Войдя в этот мирный город, графские ратники стали врываться в лучшие дома и нахально требовать, чтобы их бесплатно поили, кормили и обслуживали. Один из дуврских смельчаков, не желая, чтобы эти наглецы бряцали у него под носом своим тяжелым оружием и стальными латами, обжирались его мясом и опивались его вином, встал в дверях и загородил проход первому же чужеземцу, попытавшемуся проникнуть в дом. Тот выхватил меч и ранил хозяина. Тогда мирный дуврский гражданин ударил вояку наотмашь и зашиб насмерть. Весть об этом убийстве вмиг разлетелась по городу и достигла ушей графа Эсташа. Он и его рыцари только что спешились и еще держали коней в поводу. Они тут же вскочили в седла, помчались во весь опор к месту злополучной стычки, окружили дом, повышибали двери и ставни, вломились внутрь и убили хозяина у его собственного очага. Потом они вихрем понеслись по улицам, рубя мечами и топча копытами всех, кто попадался им на пути, – мужчин, женщин и детей. Но можете поверить, им недолго дали так потешиться. Дуврские жители с великим ожесточением набросились на чужаков, убили девятнадцать человек, ранили еще больше и, не дав им пройти к пристани и погрузиться на корабли, выгнали из города той же дорогой, которой они пришли. Побитый граф Эсташ стрелой пустился в Глостер, где в окружении нормандских монахов и нормандских вельмож сидел Эдуард.
– Прошу управы на жителей Дувра! – верещал граф. – Они порезали моих людей!
Король тут же послал за графом Годвином, который случился поблизости, и приказал ему, как своему наместнику в Дувре, немедленно расправиться со смутьянами.
– Вы клялись быть своим подданным защитой, – ответствовал гордый граф, – и не пристало вам предавать их казни, даже не выслушав. Я вашей воли не исполню.
Разгневанный таким неповиновением, король велел графу держать ответ перед судом, грозя ему изгнанием, лишением состояния и титулов. Годвин не подчинился. Он и два его сына – старший, Гарольд, и следующий за ним, Свен, – пользуясь своей огромной властью, спешно собрали войско и потребовали, чтобы граф Эсташ вместе с его свитой был судим по законам государства. Король выдать сородича отказался и тоже собрал большое войско. После многих переговоров и оттяжек граф Годвин и его сыновья увидели, что рать их значительно поредела. Тогда граф, прихватив великие сокровища и кое-кого из близких отплыл во Фландрию. Гарольд бежал в Ирландию. Так великий род на время утратил свое могущество. Но народ не забыл его.