Джеймс приложил к губам палец, хотя этот жест был шутливым лишь наполовину. Ведущий переводчик британского посольства насмешливо оскалился и потряс его руку с такой силой, будто качал рычаг насоса. Представлять дона Симона Эшер даже и не подумал – он ничуть не сомневался, что Гобарт вовсе не видит элегантную фигуру вампира, замершую в полутёмной нише между шторами и стеклом.
– Мне нужен тот, кто смог бы поручиться за меня, – пояснил Джеймс. – Тот, кто на все вопросы обо мне – а я абсолютно уверен, что кто-нибудь из немецких послов обязательно начнёт расспрашивать, – ответит: «Да боже, я знаю его ещё со времён Оксфорда, и он не вылезал оттуда последние двадцать пять лет!».
– Ха, я так и знал! – Бледно-голубые глаза Гобарта сверкнули весельем, и он улыбнулся шире, обнажая порченые зубы. – И в девяносто восьмом ты торчал в Оксфорде, а вовсе не шнырял по Шаньдуню, прицепив побитую молью бороду и болтая с немецким акцентом…
– Я серьёзно, Гобарт, – тихо одёрнул его Эшер. – Если уж ты узнал меня тогда, значит, кто-нибудь вполне может узнать и сегодня. Поэтому весьма важно пресекать все расспросы в зародыше – или уводить любопытных ложным путём как можно дальше.
– Можешь рассчитывать на меня, дружище, – здоровяк шутливо отсалютовал, а затем, помрачнев, оглянулся на стоявших в дальнем углу немецких офицеров. Те уже переключили своё внимание на одного из помощников президента Юань Шикая – худосочного пронырливого мужчину, поддерживавшего под локоть красивую китаянку лет пятидесяти.
– Гунны липнут к Юаню как мухи, – проговорил сэр Грант, понизив голос. – Не удивлюсь, если именно им в конечном итоге достались все средства, которые он назанимал в каждом европейском банке. А это рядом с ними Хуан Да-фэн – посредник между Юанем и криминальными авторитетами города. А вот та дамочка – пусть по ней и не заметно – заправляет половиной пекинских борделей… Готов поспорить, сэр Эллин понятия не имеет, кто у него тут гостит, – Гобарт кивнул в сторону дверей гостиной, где хозяин вечера вместе со своей остролицей хозяйкой о чём-то ожесточённо спорили с дворецким-китайцем в белом сюртуке. – Учитывая, что его жёнушка ни на шаг его не отпускает, сомневаюсь, что сэр Эллин в курсе, чем певички[2 - Имеются в виду Чансань – куртизанки служащие для развлечения гостей культурными беседами, песнями и стихами. В первую очередь выполняют именно светскую функцию (по аналогии с японскими гейшами).] отличаются от певиц. – Сэр Грант поморщился: он-то уж достаточно разбирался в китайской культуре, безвылазно проторчав в Пекине добрых двадцать лет, пока министры, атташе и дипломаты сменялись один за другим. – В общем, если тебе понадобится какая-то помощь, то я или Ричард… да, ты же знаешь, что мой сынишка Ричард сейчас здесь, у меня на подхвате? Мне нужен был секретарь, которому я мог бы доверять… к тому же, сказать по правде, требовалось увезти парня подальше от той компании, с которой он знался в Лондоне. Так вот, если тебе понадобится помощь…
– Не переживай об этом. – Эшер отмахнулся. – На этот раз я и в самом деле приехал сюда исключительно за народными преданиями и легендами. В частности, меня интересует легенда о крысолюдах – шу-жэнь, или шу-квей. Возможно, мне сможет помочь одна из миссионерок, доктор Кристина Бауэр.
– А, эта! – Гобарт снова поморщился. – Знал бы ты, какие тесные шашни она водит с немцами – полковник фон Мерен за последние полгода раз шесть выезжал в деревню Миньлянь, и дело тут было вовсе не в деревенском ополчении, набираемом партией Гоминьдан. Миньлянь – та самая деревня, где эта Бауэр организовала свою церковь и то, что она называет «лечебницей». Но в местных горах хватает пещер. В некоторых целый полк можно спрятать под самым носом у пекинских властей… Так что я отправлю с тобой Ричарда, чтобы…
В этот момент сквозь гул голосов, наполнявший гостиную, пробился визгливый крик леди Эддингтон:
– … но ведь он же знал, что сегодня будет официально объявлено о помолвке! Это настоящее оскорбление!
Гобарт нахмурился, и его красное морщинистое лицо как будто покраснело ещё сильнее.
– Я говорил сыну, что на сегодняшний приём лучше явиться, – проворчал он. – Что ещё она от меня хочет-то? Или я должен был отправиться в город и лично его поискать? – Сэр Грант грубовато хохотнул. – Не думаю, что эта девица да и её матушка выдумали историю с помолвкой нарочно. Но ситуация складывается чертовски неловкая. Насколько я знаю, Рики и впрямь просил руки Холли Эддингтон – парень многовато пьёт. Я его уже вытаскивал из одной передряги в Кембридже, где в него вцепилась какая-то старая домовладелица, якобы «из-за доченьки»… – сэр Грант поджал губы, и его седые усы встали дыбом. – А у тебя пока нет сына, а, Эшер? До меня долетали слухи, что ты якобы наконец-то остепенился, женившись на наследнице старого Уиллоуби. Вот уж на кого бы никогда не подумал…
– Да, мисс Уиллоуби оказала мне честь, согласившись стать моей женой, – ответил Эшер как можно спокойнее, вспоминая все те причины, по которым не переносил Гранта Гобарта в Оксфорде.
– А она приехала с тобой сюда? Я так понимаю, старый Уиллоуби согласился расстаться с парочкой миллионов.
– Да, миссис Эшер приехала в Китай вместе со мной, – ответил Джеймс, мысленно добавив самому себе: «Если я сейчас сломаю этому ослу нос, это гарантированно привлечёт внимание полковника фон Мерена». – Мы прибыли сегодня днём на корабле «Ройял Шарлотт» и остановились в гостинице «Вэгонс-Литс». И да, в начале этого года у нас родилась дочь Миранда.
От одного упоминания дочери у Эшера потеплело на душе.
– Ах ты старый лис, – Гобарт пихнул его локтем под рёбра. – Ну, теперь придётся глядеть в оба, когда девчушка подрастёт. Если старина Уиллоуби отпишет ей свои шекели, охотники за богатством мигом возьмут вас в осаду, что твои готтентоты… Все оксфордские девицы носились за Рики, как свора адских гончих, точа зубы на состояние его матери. А уж когда у тебя наследница, женихов отгонять и вовсе замучаешься. Сам знаешь, как это бывает – если мужчина рассчитывает на карьеру дипломата, ему непременно требуется в жёны денежный мешок, даже если в этом мешке всего пара сотен…
Речь сэра Гобарта прервал женский крик.
«Это из сада», – мигом сообразил Эшер, распахивая окно – Исидро уже успел покинуть нишу, никем не замеченный. Колючий ночной ветер ударил в лицо, а в темноте мелькнуло светлое пятно.
Раздался ещё один крик, полный боли и ужаса.
Эшер выскочил через окно и в два торопливых шага пересёк кирпичную террасу. Из оставшихся позади окон гостиной и через двери, располагавшиеся где-то дальше, лился свет – достаточный, чтобы разглядеть тонкие ветви деревьев, заиндевевшую поилку для птиц и ворота в противоположном углу сада. Туда устремились двое слуг-китайцев в белых сюртуках, вооружившись лампами, а следом и некоторые гости.
Бегло оглядевшись по сторонам, Эшер заметил на усыпанной гравием дорожке молодую темноволосую женщину в светлом приталенном платье – он уже видел её раньше, в гостиной, – а впереди, в нескольких шагах – ещё одну, в белом, ничком лежавшую на земле.
«Исидро…»
От ужаса и злости у Джеймса перехватило дыхание.
«Да нет, он бы ни за что…»
Он опустился на колени. На земле лежало не одно тело, а два.
– Холли! – Женщина, чей крик и привёл всех сюда, всхлипнула: – Dio mio[3 - Боже мой (итал.).], Холли!
Убитая девушка и впрямь была Холли Эддингтон – Эшер узнал её по платью: белый тюль и розовые розочки на груди, больше подходящие семнадцатилетней девушке, а не той молодой леди двадцати с лишним, каковой Холли показалась Джеймсу поначалу, когда он впервые увидел её, разговаривающую с матерью. Тогда он даже не сумел толком разглядеть её черт – так искажала их недовольная гримаса, полная плохо сдерживаемой злости. Девушку задушили мужским галстуком – шёлковая красно-синяя лента всё ещё стягивала её горло.
Рядом с девушкой, распластавшись на земле лицом вниз и похрапывая, лежал ещё один человек – Эшер даже сквозь ледяной ветер ощущал исходящий от него запах выпивки. Твидовые брюки и ладно скроенный сюртук из той же ткани подсказывали, что, где бы этот человек ни напился, он пришёл туда ещё днём.
Свет фонарей отбрасывал на его взъерошенные волосы золотисто-рыжие блики. Когда мужчина шевельнулся и засучил руками по земле в тщетной попытке встать, оказалось, что он довольно молод – не старше двадцати лет, – а воротник его сорочки расстёгнут, обнажая горло.
Сквозь толпу зевак протиснулся сэр Эллин Эддингтон.
– Холли! О боже! – вскрикнул он с таким надрывом, будто это его самого прямо сейчас убивали.
– Нет! – завизжала леди Эддингтон и, оттолкнув Эшера, рухнула на колени рядом с убитой девушкой. – Господи, пожалуйста, здесь есть доктор?..
Из-за чужих спин выбрался хирург из немецкого госпиталя и присел рядом с Холли на корточки – впрочем, даже Эшер с первого взгляда понял, что девушка уже мертва.
Юноша, барахтающийся на земле, сумел подняться на карачки, осоловело уставился на собравшихся, моргнул – и согнулся в приступе тошноты, выдающей крайнюю степень опьянения.
– Ублюдок! Ублюдок! – заорал Эддингтон так, словно это слово было в его словаре самым страшным ругательством, а затем набросился на молодого человека. Эшер и оказавшийся рядом японский атташе Мизуками поймали его за руки прежде, чем он успел развязать драку. Сэр Эллин бился в их руках, как разъярённый тигр.
– Грязное животное! Убийца, сопляк проклятый!
Грант Гобарт вышел вперёд и опустился на колени рядом с пьяным юношей.
– Ричард! – воскликнул он с отчаянием того, кто до последнего момента не верил собственным глазам.
Глава вторая
– Итак, значит, на празднике, куда пришёл известный убийца, убили молодую девушку, – гулкий баритон ребе Соломона Карлебаха сочился таким откровенным сарказмом, что хоть ложкой зачерпывай. – Ну надо же, какой неожиданный поворот! Полагаешь, эти две вещи как-то взаимосвязаны?
– Вполне возможно, – не поддался на подначку Эшер и оглянулся на дверь своего номера в «Вэгонс-Литс». Небольшой коридор за ней вёл в комнаты прислуги и детскую, где над кроваткой малютки Миранды дремала миссис Пилли – молоденькая вдова двадцати двух лет, добросердечная и свято уверенная, что Китай стал бы куда лучше, колонизируй его Англия и перетяни всё население под крыло методистской церкви.
Затем Джеймс подошёл к соседнему креслу и, взяв супругу Лидию за руки, наклонился и поцеловал её.
– С другой стороны, я тоже известный убийца – по крайней мере, известный в тех кругах, членов которых я надеюсь не встретить здесь, в Пекине, – и мне доводилось убивать совершенно незнакомых людей даже тогда, когда никаких войн между нашими странами официально не объявлялось.
«Да и не совсем уж незнакомых, честно говоря, тоже…»
От этих воспоминаний Джеймс мысленно содрогнулся.
– Полковник фон Мерен тоже убивал людей – раз уж он тридцать лет прослужил в немецкой армии. Я знаю, как выражаются адвокаты, «из собственных источников», что и граф Мизуками убил как минимум одного человека на Шаньдуньском полуострове четырнадцать лет назад. Потому что я собственными глазами видел, как он это сделал. Да и его телохранитель наверняка всё это время околачивался где-то рядом…
– Ты же понимаешь, о чём я. – Старый профессор поудобнее устроился в кресле, обитом тёмно-зелёным бархатом, греясь у очага, и пристроил одну скрюченную артритом руку, ещё более-менее двигавшуюся поверх другой, уже совсем кривой и изломанной. И пусть тон раввина казался насмешливым, его тёмные глаза смотрели на Эшера серьёзно и обеспокоенно.
– Я понимаю, о чём вы, – Эшер крепче сжал пальцы жены – длинные, перепачканные чернилами. Даже после двух месяцев совместного плавания на борту «Ройял Шарлотт» она всё ещё не надевала очки в присутствии Карлебаха, и поэтому – судя по тому, как лежали карты на игорной доске, дожидавшейся на мраморном столике между креслами, – постоянно проигрывала ему в криббедж[4 - Карточная игра, популярная в Англии.]. Похожая на тонконогую рыжеволосую болотную фею, одетая в кружевное чайное платье из своей внушительной коллекции, Лидия всё равно была непоколебимо уверена в собственной непривлекательности. И, хотя она страдала крайней степенью близорукости, в очках, насколько Джеймс знал, её видел лишь он сам, их маленькая дочь и крайне редко – горничная Эллен…
А ещё – дон Симон Исидро.
