В центре комнаты стояла большая кровать, на которой лежала молодая девушка, укрытая одеялом. Ее перебинтованная голова покоилась на подушке, словно София безмятежно спала, не замечая царящей вокруг нее суеты. Белое лицо с потемневшими кругами под глазами, говорило о том, что тело почти полностью обескровлено.
– Что произошло с ней? Мне нужно знать все, – произнес он, ставя свои вещи на пол и обводя взглядом комнату.
– Она упала с лошади, – раздался в ответ детский, почти ангельский голос и Николай, обернувшись в сторону входной двери, увидел девочку лет восьми. Она была одета в красивое светло-бирюзовое платье. Золотые локоны падали ей на плечи, а сияющее лицо было настолько милым, что на несколько секунд Чернов позабыл обо всем на свете. Глядя в синие глаза прекрасного создания и, не сдерживая улыбки, он подумал, что вообразить себе не мог, встретить здесь столь прекрасное дитя.
– Как тебя зовут, милая? – спросил доктор, снимая пальто и закатывая рукава сорочки до локтей.
– Лиза, – ответила девочка. Ее светлые глаза, в которых отражались огоньки свечей, смотрели с нескрываемым любопытством на гостя, словно ребенку приходилось видеть чужих людей очень редко.
– Зайди в комнату и расскажи мне, что случилось с Софией, – попросил Чернов.
Лиза, сделав несколько шагов вперед, кинула беглый взгляд в сторону женщины, проводившей Николая в спальню. Та, словно повинуясь услышанному только ей одной голосу, поспешила выйти из комнаты.
– Мы катались на лошадях, – начала Лиза, остановившись возле кровати сестры. Девочка смотрела на Софию, печальными глазами. – Я и моя сестра Екатерина, мы с ней близнецы.
Лиза улыбнулась, посмотрев на гостя. Николай тем временем раскладывал на письменном столе инструменты, колбы и всевозможные препараты.
– У тебя есть сестра-близнец?
– Да. Но она не любит гулять по дому. В основном Екатерина сидит в своей комнате.
После этих слов девочка рассмеялась, а затем, вернувшись к кровати Софии, взяла сестру за руку.
– Лошадь чего-то испугалась и встала на дыбы. София упала, ударившись затылком. Мне кажется, Матильда увидела змею.
– Матильда?
Лиза отпустила руку сестры, вновь посмотрев на гостя, она ответила на его вопрос, голосом, по-детски заигрывающим и с таким чистым спокойствием, что говорить с Лизой хотелось непрерывно.
– Так звали лошадь, на которой ехала София. Матильда. Наш папенька имел много лошадей. Он давал им самые изысканные клички.
– Матильда действительно красивое имя, – согласился Чернов. Он уже разложил все необходимое и, перенеся больше свечей к кровати, стал ощупывать пульс Софии, затем, приподняв правое веко, оценил состояние зрачка, опередив, что тот ушел сильно вверх. Вернувшись к своему саквояжу, он стал вынимать колбы с резиновыми трубками.
– Может быть, София просто не умеет ладить с животными, – сказала Лиза, наблюдая за действиями гостя с нескрываемым интересом.
Николай пожал плечами, вставляя трубку в колбу.
– Милая, будь добра, попроси кого-нибудь принести теплой воды и еще… – он осмотрел комнату, застыв на мгновение. Лизы уже здесь не было, дверь закрыта и только свечи создавали тени, заменяя собой уходящее за кроны сухих деревьев солнце.
Спустя четверть часа Николай собрал аппарат для переливания крови, установив его возле кровати. Затем передвинул кресло на такое расстояние, чтобы резиновые трубки дотягивались и до него. Воткнув иглу в вену на руке Софии, он сел в кресло и вторую иглу, воткнув себе в руку. Включив хитроумное устройство собранное им самим по доработанным чертежам отца – Чернова Григория Яковлевича, закрыл глаза. Кровь тоненькой струйкой побежала по трубке в колбу, а затем устремилась дальше в руку Софии, где попав в вену девушки, распространялась по всему ее организму, соединяя собой две жизни, которые отныне будут существовать в этом прекрасном, юном теле.
Отдавать часть себя, как духовно, так и физиологически, вот чему учил Григорий Яковлевич, говоря с трибуны университета о том, что плоть человеческая, способна помочь любому, если знать, как поделиться ею. Подобные высказывания воспринималось как ересь сумасшедшего. Многие отцы медицины, посмеивались над практическими действиями Чернова Григория, ровно до тех пор, пока мужчина не оставил этот мир, завещав все свои труды единственному сыну, идущему по его стопам.
Но Николай был более скептичным человеком. Он всегда верил в науку и традиционную медицину больше, чем его отец, возлагавший надежды на народную мудрость, часто при этом, опровергая новые открытия, которые считал ошибочными.
Чернов отдавал собственную кровь неизвестному ему человеку, ощущая, как усталость от поездки начинает давать о себе знать. А ведь после переливания, ему будут нужны силы, чтобы продолжить обследование.
Он вспомнил образ Лизы, прекрасной девочки, разгуливающей по холодным коридорам особняка, в откровенно летнем платье и решил, что, несмотря на довольно плачевный внешний вид поместья, жизнь здесь, еще теплится.
***
«Не спи»
Открыв глаза, мужчина вырвался из мучительно тяжелого сна. Перед ним стоял письменный стол с записями, сделанными, за последние пять дней. Каждая запись датировалась, что позволяло в любой момент выдернуть хронологически верные заметки, определив, когда они были сделаны. София еще не пришла в сознание, несмотря на три операции, которые провел Чернов, для ускорения процесса заживления раны.
Последнее переливание было проведено вчера и эта процедура, слишком сильно сказалась на его собственном здоровье. Вялость, сонливость, невнимательность, все это навалилось на Николая, мешая работать. Ему необходим был длительный сон и обильное питание. Восстановление сил дало бы возможность продолжить работу, а если за сутки состояние Софии не ухудшится, то тогда есть шанс.
Чернов тяжело поднялся на ноги и взяв с собой свечу, покинул комнату. Прислонившись спиной к стене, Николай несколько секунд стоял с закрытыми глазами, пытаясь привести себя в порядок. Голова сильно кружилась, в желудке все сжималось от голода, организм требовал восстановления, полностью игнорируя врачебную этику, предписывающую не отходить от кровати тяжелобольного пациента.
«Иди»
Чернов направился к лестнице, цепляясь рукой за стену. Еще никогда ему не было так тяжело и плохо. Возможно, последнее переливание крови полностью забрало у него все силы, тем более, что он поторопился и в какой-то момент неправильно рассчитал давление из-за чего кровь из вены Софии, перешла в колбу, попав в его собственное тело. В тот момент Николай не придал этому значения. Восстановив правильную работу аппарата, он продолжил переливание.
Лестница оказалась очень крутой, опираясь всем своим весом на перила, мужчина начал спускаться вниз, внимательно глядя под ноги. Ветер, бушующий на улице, заставлял стены дома стонать, словно старое животное, готовившиеся к своему последнему дню жизни. Удары о стены сотрясали громадину, как бумажный дом, только лишь чудом, оставляя здание стоять на месте. В холле первого этажа, давно потухший камин, гудел обожженным чревом, напоминая стаю диких волков, оповещавших округу о своем присутствии. Чернов направился мимо каменного, воющего исполина в сторону кухни, где горел свет и, судя по теням, были люди.
«Мы ждем тебя»
– Вы, наконец-то, вышли из комнаты! – воскликнула Лиза. Она сидела во главе большого деревянного стола, за которым могло уместиться человек двадцать. Семья помещика Звягинцева была не очень большой, дочери устраивали здесь игры и радовали глаз взрослых своей красотой, а сыновья вели дела главы семейства, внушая надежду на будущее процветание семейного гнезда. Каждая комната в поместье кричала о былом величии фамилии Афанасия Ивановича, и Николаю захотелось увидеть поместье в самом расцвете своих дней.
Помимо Лизы за столом сидела еще одна девочка, в темно-фиолетовом платье. Екатерина, не поднимая головы, смотрела в тарелку со скромным ужином. За пять дней мужчина впервые увидел вторую сестру Софии, которая, как и ожидалось, была точной копией Лизы, только в отличие от близнеца, Екатерина не излучала столько жизнерадостной энергии.
– Мне нужно поесть, – сказал мужчина, садясь за стол и ставя свечу рядом с собой.
Женщина, являющаяся здесь единственным представителем прислуги, сразу же принялась накрывать на стол, в то время как Лиза продолжила диалог:
– Мы все еще ждем пробуждения Софии. Она скоро вернется к нам?
Чернов несколько секунд изучал взглядом девочку, которая игриво смотрела на него в ответ. Эйфория от первого знакомства прошла, теперь Николай более предвзято относился к юной хозяйке поместья, которая, по всей видимости, заправляла здесь абсолютно всем. Помимо Елизаветы и служанки, мужчине не довелось никого встретить. Никто не приходил в спальную Софии, чтобы проведать ее и вскоре Чернов стал серьезно беспокоиться о своем положении.
Особенно сильно он ощутил себя затворником, когда обнаружил, что дверь спальни каждую ночь кем-то запирается на ключ.
– За те дни, которые я нахожусь в вашем доме, мне не довелось познакомиться со взрослыми. Где ваши родители и почему в доме практически нет прислуги?
Женщина, подававшая еду, в этот момент замерла на одном месте. Слова доктора привели ее в ступор. Чернов увидел неподдельный ужас в ее глазах. Она смотрела на Лизу, трясущимися руками держа тарелку с едой.
Екатерина произнесла сухим, практически безразличным голосом:
– Поставь тарелку и выйди.
Женщина моментально подчинилась, поспешив покинуть столовую.
Чернов глядел на все это действие с нескрываемым любопытством и смятением. Ему никогда не доводилось видеть чего-то подобного – две маленькие девочки хозяйничали в большом доме так, словно кроме них здесь больше никого не было. Никого, кто имел бы больше прав распоряжаться. Сейчас они смотрели на гостя без тени улыбки. Сверлящие взгляды двух хищных животных, от которых становилось не по себе. Былая ангельская красота Лизы сменилось яростным образом маленькой ведьмы, обитающей вдалеке от большого города, где никто не сможет оспорить ее права.
– Мы хотим, чтобы София вернулась к нам, – сказала Лиза, глядя на мужчину, при этом медленно вращая вилкой в тарелке, в которой слегка дымились сгустки черной еды, более похожие на опаленное мясо.
– Ешьте, вам нужны силы, – добавила Екатерина. Мужчина опустил взгляд на бесформенные куски розово-красного цвета, мясо было лишь слегка обожжено огнем. Подцепив вилкой один, Чернов увидел струйки крови, сочившиеся, сквозь свежую мякоть.
– Еда непригодна, – сказал он голосом, дрогнувшим от ужаса и отвращения. Но Лиза с Екатериной смотрели на него пристально, почти осуждающе.
