Стихея
Нана Рай
Триста лет назад в Вэйландском замке пытали и сжигали ведьм, но в наши дни это престижный университет. Мари Бэсфорд – потомственная ведьма, и волей случая ей предстоит учиться в Вэйланде. С первого дня ее пребывание омрачается смертью первокурсницы, а пристальное внимание к Мари звезды университета оборачивается травлей. Души ведьм взывают о мщении, и Мари предстоит распутать тайны прошлого, а также разобраться в своих чувствах к молодому профессору, который знает о ней больше, чем она сама. Времени совсем мало – ведь тайное общество «Sang et flamme» вновь открыло охоту на ведьм…
Нана Рай
Стихея
Не всех осуждённых вешают. Некоторых сжигают…
Часть I. Обитель скорби
Глава первая. Нагая душа
В обстановке вычурного кабинета ничто не намекает на то, что его хозяйка – убийца. Самая изощренная убийца двадцать первого века, на совести которой двадцать одна загубленная душа. Элизабет вела им счет. Каждая смерть – очередной флакон с ноготок на полке орехового книжного шкафа в углу комнаты. Несколько грамм праха – вот содержимое разноцветных пузырьков, но лишь избранные знают, для чего он нужен и кому принадлежит.
На рабочем столе зазвонил стационарный телефон, и Элизабет кончиком острого ногтя, который будто окунули в кровь, нажала на кнопку громкой связи. Кабинет наполнился звуком мужского голоса:
– Пленница доставлена. Прикажете исполнить казнь?
Элизабет чуть задержала дыхание и раздраженно прищелкнула языком. Ее перманентно яркие карминные губы искривились.
– Ждите! – Она отключила связь. – Я сама. Всегда сама, – в тишине сказала Элизабет и улыбнулась, но в раскосых глазах наметился болезненный блеск.
Она встала из-за стола и провела ладонями по своей худощавой фигуре с выпирающими тазобедренными косточками. Черное траурное платье с высоким воротником и длинными рукавами только на Элизабет сидело так, словно она в нем родилась. Ее кожа смотрелась еще бледнее, а волосы – чернее. И все же невозможно было оторвать глаз от болезненной худобы женщины и ее бледности, отливающей синевой, а во взгляде Элизабет таилась страсть, которая сметала любые преграды. Но больше всего она гордилась кольцом – золотой печаткой на указательном пальце правой руки с выгравированным на ней язычком пламени.
Элизабет коснулась губами кольца и ухмыльнулась картине, висящей напротив. Молодая девушка сидела на троне с львиными головами, она была в полупрозрачной серой вуали, покрывающей ее тело на греческий манер. В одной руке жезл, в другой – чаша.
Элизабет подошла ближе и изучала картину так долго, словно ждала, что та оживет под ее взглядом.
– Моя дорогая Цирцея, – нараспев произнесла Элизабет, – каково тебе каждый раз наблюдать, как я убиваю твоих дочерей? – Она выждала пару секунд и вздохнула. – Очень жаль, что ты не можешь ответить…
Элизабет подошла к книжному шкафу, и каждый ее шаг сопровождался стуком каблуков. Потянула на себя красный фолиант. Послышался звук открывающегося засова, и через мгновение книжная стенка отъехала, открыв взгляду потайной лифт.
– Я сама, – вновь прошептала Элизабет и зашла в тесное пространство.
Лифт дернулся и медленно пополз вниз, погрузив ее в темноту. Лишь мерцающая наверху лампочка дребезжала, напоминая Элизабет, что она спускается вовсе не в ад.
Двери разъехались, и она оказалась в овальной зале, посреди которой высилась колба из жаропрочного стекла высотой в два человеческих роста. Элизабет с блаженным вздохом опустилась в кресло с красной обивкой, почти кожей ощутив прикосновения предыдущих владельцев. Любовно провела пальцем по рычажку управления на подлокотнике. А это устройство сделали специально для нее.
– Ведите! – приказала она, хотя кроме нее в комнате никого не было.
Невидимые слуги прятались за стенами, шуршали, словно крысы, перебегая по узким скрытым коридорам, которые пронизывали здание сверху донизу. Пол в колбе опустился, и через некоторое время поднялся обратно, неся на себе драгоценный груз. В стеклянную ловушку попала связанная девушка. Она была измождена, в ее застывших глазах больше не плескалась жизнь; пленница могла лишь стоять на коленях. На безобразно худом лице глаза цвета неба казались огромными. Вместо одежды серый саван, подпоясанный потертой веревкой – дань уважения традициям священной инквизиции.
Элизабет в возбуждении сжала рычажок и чуть подалась вперед, впитывая обреченность и страх пленницы.
– Сознаешься ли ты, дочь Цирцеи, в колдовстве и сговоре с Дьяволом? – на одном дыхании спросила Элизабет.
Девушка лишь кивнула, и ее слабого покачивания головой было достаточно, чтобы надавить на рычажок. Сверху разгорелся огонь, а затем ржавые струи пламени окутали пленницу, и ее визг разнесся по овальной зале, достигнув ушей Элизабет сладким пением.
В саване сизом – нагая душа,
«Sang et flamme» несёт просвещение.
Демон рыдает, еле дыша,
Для души обретая прощение.
Эта жертва была двадцать второй.
Глава вторая. Пленники зла
«Испейте из чаши багрового яда,
Позволим один раз вздохнуть.
Сгиньте, ведуньи, так вам и надо.
В огонь уготован вам путь!»
Мари еще раз перечитала жуткое четверостишие, выведенное золотыми буквами на застекленной табличке. Затем подняла взгляд на памятник инквизиции, стоящий посреди двора перед зданием главного колледжа Вэйландского университета – старинным замком, увитым плющом. На деревянном помосте стоял грубо обтесанный столб, а к нему обугленным канатом было привязано чучело, набитое сеном, в грязном холщовом саване. В довершение картины на горизонте темнело небо, тучи наполнялись водой, готовясь обрушить мощь ливня на маленький студенческий городок.
– Мне это снится, – пробормотала Мари и невольно пошатнулась.
Ноги ослабли, и она села на тяжелый чемодан, который тащила за собой по брусчатке от самого вокзала.
Начало сентября в Вэйланде – настоящая осень. Ветер просачивался под одежду и холодными пальцами ласкал горячую кожу. Листья на деревьях еще держались на ветвях, но уже потеряли сочный зеленый оттенок, скручивались и блекли. Через неделю-другую они лягут на землю красно-желтым покрывалом.
Любимое время года Мари больше ее не радовало.
Не радовала возможность вырваться из-под надзора отца, который и отцом-то был всего последние полгода. Не радовала свобода от нудных единокровных братьев и их постоянного соревнования «Кто больший брюзга». Не радовало даже то, что она почти год не будет видеть брезгливую гримасу мачехи. Все приятные мелочи, которыми обещала наполниться жизнь Мари, теперь тускнели перед интуитивным ужасом.
В ушах звучали слова отца, сказанные незадолго до ее поступления в университет:
– Тебе уже восемнадцать, Мария. Поэтому я не могу заставить тебя учиться в Вэйланде, ты вольна выбрать любой другой университет. Но я и без того был чертовски плохим отцом, так что… Я оплачу твое обучение, если захочешь туда поступить. Поверь, после Вэйланда перед тобой откроются все двери мира. Это меньшее, что я могу для тебя сделать…
Теперь его навязчивая забота не казалась наигранной. Потайное дно вскрылось, и гниль вырвалась наружу. За сладкими речами отца, который бросил Мари, когда ей исполнился всего год, крылась истина:
– Ты похожа на свою мать, и я даже не могу взглянуть тебе в глаза без содрогания. Она называла себя ведьмой, умоляла принять ее такой, какая она есть. Но я не смог. Не смог полюбить и тебя – родную дочь. И все же я хочу попытаться помочь тебе стать нормальной. В Вэйланде ненавидят таких, как ты… Это поможет тебе научиться не выделяться, быть как все. Ради твоего же блага, поверь.
– Медвежья услуга, – пробормотала Мари.
Подумаешь инсценировка сожжения ведьмы. Никто не узнает, кто она, а даже если и узнает, то в двадцать первом веке не так-то просто сжечь человека безнаказанно.
– Впечатляет, не правда ли? – позади раздался грудной голос, и Мари обернулась. – Тебе стоит привыкнуть. Вэйланд кишит подобными памятниками. Я – Джорджи!
Длинная и тощая, как жердь девушка подмигнула и протянула Мари листовку. На вытянутом лице губы казались слишком большими, зато модная прическа отвлекала от непропорциональной фигуры. Черные волосы с красными прядями она перекинула на левую сторону, оголив забритый иероглифами висок.
– Мари, – она встала и с нервной улыбкой рассмотрела листовку – старуха на метле летела на фоне луны и надпись «Добро пожаловать в Вэйланд!». – Мило…
– Ты первокурсница, верно? – Джорджи согнула правую ногу в колене. Узкие джинсы каким-то чудом держались на ее мальчишеских бедрах. – Не видела тебя раньше.
– Верно. Заселяюсь.
– А жить будешь в главном колледже? Тебе ведь уже прислали распределение?
