После долгих торгов я отдал десять лошадей – себе отобрать решил самого лучшего коня, седло уже и так отложил, – всё оружие, включая луки с колчанами, а получил за это пятидесятилитровую бочку с порохом, бухту фитиля и два ружья. На этой цене купец остановился и категорически отказывался пододвинуться. Поражаясь тому, что я выкупаю и так своё имущество – взятое на саблю, пусть и бывшее, язык мой – враг мой, нафига отдал? – пришлось доставать кошели татар, все ценности-то я свои в схроне оставил. Надеюсь, тут хватит на покупку третьего ружья. Хватило. Я же, ссыпав оставшиеся деньги в один из кошелей, пробормотал:
– Чтобы я ещё раз взятые трофеи вернул! Да не в жизнь, – и под хмыканье купца, с сожалением, но с намёком сказал: – Эх, жаль, у вас пистолей нет.
– А что это такое? – заинтересовался тот.
– Это короткие такие ружья, за поясом можно носить.
– Как же нет, всё у Артемия Басова есть. Я давненько с гишпанцами торгую.
Повозившись в повозке, он достал ещё один ящик, открыл его и, разворошив опилки, где хранились пистоли, извлёк аж шесть штук. М-да, раритеты. Я даже усмехнулся невольно, обнаружив, что у двух пистолей такие же раструбы на концах стволах, как и у ружей. Настоящие пиратские пистолеты. Зачем они вообще нужны? За пояс не сунешь, неудобно. А вообще, все пистоли были разными и приводились в действие так же, как и ружья. На прямой колодке без намёка на рукоятку был насажен ствол. Нужно держать эту деревянную колодку на вытянутой руке, целясь в мишень, а другой поднести фитиль к затравочному отверстию. Следует выстрел. Не пистоль, а детский поджиг какой-то. В общем, я разговорил купца, тот выкупил это оружие как брак у гишпанского кузнеца-оружейника практически по цене металлолома. Видимо, тот пробовал себя в этом направлении, и возможно, я держу в руках первые единицы пистолей в мире. Хотя нет, купец меня разочаровал, они уже имеются в продаже, только немного другие и длиннее. Видимо, тот принял за пистоли короткие карабины. Да и с меня содрал не так и много. Зато пулелейку продал за мизерную цену. А свинца три кило продал по полной цене.
Дальше я поступил так. Привёл коня от табуна, оседлал его и нагрузил ящиками с ружьями, пистолями и фитилём. Свинец и пулелейку не забыл, а вот бочку попросил отвезти на постоялый двор – всё равно завтра поутру все туда двинут – и сдать на хранение хозяину. Тот должен будет вернуться. Пусть хранят до моего возвращения в сухом месте подальше от огня, потом заберу. На этом всё, купец уже спал, умиротворённый проведённой сделкой, а я забрался в седло, и кряхтевшая от тяжести того, что на неё взгромоздили, невысокая татарская коняшка понесла меня обратно к моему лагерю. Оставив сбоку постоялый двор, он виднелся в ночи, я добрался до схрона, где и спрятал всё огнестрельное оружие. Тут сухо под пеньком, ничего не отсыреет. Специально такое место сухое подбирал, после чего забрал своего коня, первого, и, используя второго как заводного, пусть пока отдохнёт, поскакал в сторону Твери. Будет поворот на Дубну, узнаю, добрые люди подскажут, а вот что следует торопиться, я был уверен, предчувствовал.
Всё же усталость, помноженная на стресс, давала о себе знать, денёк нелёгкий выдался. Хотя какой день? Уже за полночь перевалило давно, вчера всё было. Однако усталость навалилась на меня, и я понял, что нужно отдохнуть. Так что, не успев оставить позади и пяти километров, даже не добрался до границ княжества, хотя тут всего ничего осталось, как остановил лошадей и, взяв их под уздцы, увёл вглубь леса. Там обустроил бивуак, стреножив и обиходив лошадей, как подстилка подошли пропитанные конским потом попоны, и спокойно уснул. Как одеяло я использовал… да одеяло и использовал. Взял его из повозок в лагере, в найденный мешок сложил провизии на дорогу, её на повозке ещё изрядно оставалась. Вот так и уснул, а когда рассвело, меня разбудил далёкий пронзительный крик. Очень жуткий. Похоже, рядом кого-то серьёзно пытали, я просто не мог представить, кто мог издать такой крик в другом случае.
Вскочив, спросонья не понимая, что происходит, я услышал повторный крик, он был протяжнее. Точно пытают. Вскочив на ноги и быстро надев сапоги – чёрт, забыл сверху накрыть тряпицей, теперь влажные от росы внутри, похоже, поспать я успел часов пять, не более – и глянув на лошадей, – те стояли настороженные, глядя вглубь леса, ещё и уши замерли торчком, – проверил оружие и побежал в ту сторону, откуда доносился крик. Надо же узнать, что происходит. Мало ли и мне может грозить какая опасность, а нет, то помогу хорошим людям. Главное – определиться, с какой стороны хорошие. Так что провести разведку нужно. За лагерь свой я не волновался, он метрах в пятидесяти от тракта, в глубине леса. Не видно его, водопой рядом, лошади сами напьются. Так что норма. А хорошая пробежка выдалась, взбодрила и сонливость прогнала. Оп-па, а это что там за деревьями виднеется?
Увиденное меня изрядно озадачило, я даже не поленился пробежать вокруг большой поляны, даже скорее длинной прогалины вытянутой формы в виде лезвия кинжала. Судя по закопчённым пенькам на опушке, возникла та в результате пожара. Однако увиденное только подтвердилось путём этой длительной визуальной разведки. Тот несчастный уже не кричал, или умер, или отстали от него, но я всё равно задерживаться не стал и по натоптанной множеством сапог тропинке побежал дальше вглубь леса. Правда, перед этим поработал на прогалине, оставлять врагов за спиной, я такую глупость сотворить не собирался. А пока бежал, кстати, возвращаясь к тракту, обдумывал то, что видел на той поляне. Для начала, там было пять десятков татарских верховых коней под сёдлами. Это не группа полусотника, та, что штурмовала поместье Лихова, там меньше было, значит, тут другая банда была. Но татары ладно, тем более мне о них многое известно, при табуне было всего шестеро казанских татар в охране, я легко с ними справился, но заинтересовали меня не они, а совсем другое. Например, два десятка нормальных таких верховых лошадей, тоже осёдланных, и охраняли их двое русских воинов, боевых холопов. Я на них, проживая на постоялом дворе, насмотрелся. Точно они. Эти спокойно играли в кости, в сбруе и оружные, и особо не обращали на татар внимания, как, впрочем, и те на них. Отдельными группками сидели с разных краёв поляны. Вот меня это всё и озадачило. Единственное объяснение, те действовали вместе. А кто был против москвичей, и чья граница находится в нескольких километрах? Именно тверчане, к гадалке не ходи. Оттого и не сомневался, пустил две стрелы, чтобы попасть в незащищенные шеи боевых холопов, жалеть я их не собирался, сами связались с погаными, так получите. Потом пустил третью стрелу в одного из татар, а на четвёртой у меня лопнула тетива на луке, пришлось отбросить его и, выхватывая сабли, бегом броситься к татарам, которые уже вскакивали на ноги, ну и порубил их. Кстати, стрелял я в холопов от них, подкравшись поближе, чтобы, сразу отбросив лук, атаковать. А что, лук я прихватил с колчаном, когда на разведку побежал. Нужная вещь и, как видите, пригодилась. Жаль, теперь ремонтировать, но, к счастью, в поклаже в лагере запасная тетива у меня имелась, сменю.
Я уже себя в порядок привёл, лезвия сабель от крови протёр, прежде чем убрать их в ножны, и энергичным шагом приблизился к той массе людей, что издавала столько шума дальше по этой явно сегодня натоптанной тропинке. Да, не стоит думать, что я шёл по ней, не хватало ещё с кем столкнуться внезапно лицом к лицу. Нет, я рядом с ней шёл, хоронясь, и не зря, двое татар пробежали в сторону табуна. Одного я снял броском охотничьего ножа, тяжёлый клинок перерубил позвоночник у основания шеи, в другого метнул саблю – ту, что поплоше. Тут тоже некоторый навык требуется в метании сабель. После этого подошёл и добил. Не думаю, что это была тревожная группа, что могла услышать шум боя, времени для этого много прошло, да и мало их, всего-то двое, скорее всего отправили за кем-то или за чем-то. Да, думаю, это посыльные.
Подкравшись к небольшой поляне, я осмотрелся, и теперь ответы на многие вопросы я получил, мне хватило просто окинуть всё взглядом, чтобы всё прояснилось. На ещё одной поляне, уже небольшой – однако она позволила вместить небольшой купеческий караван, – побитые купцы, возницы и, возможно, кто-то из охраны сидели связанные у телег, под присмотром шести татар. Там у восьми повозок около трёх десятков человек было, причём в двух связанных я уверенно опознал дружинников московских, по одинаковым одеяниям было видно. Рядом ещё один лежит, видимо раненый, судя по окровавленным тряпкам. Да они все раненые были, но тот тяжело, раз сидеть не мог, а лежал. Среди пленных было двое в богатых одеяниях, также крепко связанных, да ещё, как и у других, кляпы во рту торчали. Бояре, к гадалке не ходи.
А вот то, что происходило на поляне, я могу назвать пытками на дыбе. К высокой берёзе был привязан мужчина в боярских одеяниях, один из русских воинов отбежал от костра и передал главарю кинжал с раскалённым лезвием, что тот стал крутить перед лицом несчастного, что-то с ненавистью шипя ему. Кричать последний не мог, челюсть открыта, видимо вывихнута. Думаю, он да те двое бояр связанных и дружинники – они из одной группы, а купцов просто для комплекта прихватили, ну или как свидетелей. А если татары брали, то для добычи. Как раз в их стиле. Потом узнаю. Так вот, этому неизвестному боярину уже вырвали руки из плечевых суставов, отчего тот корчился в муках, но лишь сипел, закрыть рот не мог. Одеяния у того богатые были, штаны, красные полусапожки, окровавленная рубаха распахнута на груди, чтобы кожу прижигать можно было, кафтан с шапкой под ногами чуть в стороне валялись, точно боярин. А так я вовремя, жечь огнём подвешенного ещё не стали, и похоже, ему собирались выколоть глаз тем кинжалом.
Татары пытками не занимались, мне кажется, у них тут интерес только к повозкам был, и они лишь на подхвате. Пытали двое русичей в богатых боярских одеяниях, сами, видимо были серьёзные претензии к тому несчастному, с ними было шестеро воинов. Хм, я думал, их больше будет, если судить по лошадям на поляне, где остался табун и трупы, однако прикинув всё увиденное, понял, что лишние лошади – это пленённых дворян и служивых. Тогда да, складывается картина. Быстро окинув всё взглядом, я вздохнул, морально готовясь к дальнейшему, всё же шесть боевых холопов, плюс двое бояр, что тоже что-то могут, судя по сабелькам в богатых ножнах, да четыре десятка татар, что с немалым интересом наблюдают за пытками. Пятьдесят противников почти, много, но я надеялся. Полтора года подготовки, и мне нужен был тот экзамен, что даст понять, чего я стою. Потому, внутренне собравшись, я раздвинул кусты и вышел на поляну, стараясь делать это максимально шумно, и громко поинтересовался, чтобы всем было слышно:
– А чего это вы тут делаете, а?
В наступившей полной тишине мой вопрос вызвал эффект если не разорвавшейся гранаты, то… да ничего он не вызвал. Обернувшись, один из тверских бояр, видимо старший, мельком глянул на меня и махнул рукой, приказав:
– Взять!
Однако бросились на меня не его боевые холопы, они дальше были, а татары, что сидели на траве, галдя, между нами. Вот эти повскакивали на ноги и бросились ко мне. Не думаю, что я их всех интересовал, наверняка, по их мнению, мне и пары воинов хватит, чтобы скрутить и связать в полон, остальных наверняка интересовало, откуда я взялся и один ли тут, так что те явно собирались рвануть к табуну, проверить, но чтобы уйти в лес, надо было пройти через меня, что было достаточно сложно. Ещё когда тот боярин из Твери обернулся, осматривая меня, я по одному взгляду понял, что таких врагов за спиной оставлять нельзя, слишком много злобы в глазах, такие ради мести идут на всё, и будут долгими годами искать, пока не найдут. Пример подвешенного боярина перед лицом. Мне надо такие проблемы? Вот и я думаю, что нет. Поэтому ещё до того, как татары побежали ко мне, размахивая саблями, я выдернул из ножен оба ножа, и охотничий и обеденный, и, несмотря на то что дальность броска была запредельной даже для меня, почти тридцать метров, бросил их с обеих рук. Тяжёлый охотничий нож вошёл куда надо, точно в основание черепа старшего из тверских бояр, труп, гарантия, а вот обеденный нож вошёл под челюсть второму, и тот, захлёбываясь кровью, упал. Этот долго кровью истекать будет, если ему не помогут отойти в мир иной. Но может, и выживет, в принципе рана не смертельная была. Старшой, падая с моим кинжалом в затылке, свой кинжал выронил, и там трава начала тлеть от клинка малинового цвета, но мне было уже не до этого.
Я же после броска ножей, – это искусство тоже мне давалось как в прошлом теле, так и в этом, тут лишь рефлексы восстановил, а куда нужно попадать я и так умею – выхватил обе сабли и вступил в бой, сразу срубив двух первых подскочивших татар. После чего на бегу спиной вперёд, тоже сложное искусство, отбивался от наседающих ордынцев, свалил ещё троих, после чего вломился в кустарник, и дальше лес мне стал помогать. Иногда деревья я использовал как укрытие, и крутился отчаянно, отбивая удары, сам жаля смертельно. Если бы я остался на поляне, меня, скорее всего, смяли бы массой, а тут шансы были велики. Уже через несколько секунд я дрался в полном окружении, стараясь не споткнуться о трупы, иначе верная смерть, крутясь с такой скоростью, какой сам от себя не ожидал, но успевал отбивать все удары, направленные на меня, и наносил уколы сам, причём выборочно в уязвимые места, чтобы одним уколом или разрезом нанести максимальное повреждение, то есть ударил и забыл. Пару раз по спине всё же прилетало, однако там у меня был круглый щит, взял с убитых татар у табуна, не зря, как видно, подстраховался. С этими двумя ударами всё же поясню. Не всегда мне удавалось парировать удары, были такие моменты, поэтому я старался подставить под них защиту, а это спина, где и был щит. Хорошие удары, меня даже отбрасывало вперёд. Можно сказать, на сабли других. Я только разохотился и окончательно слился с боем. Мы уже вернулись на поляну и продолжили бой здесь, правда два десятка татар остались лежать порубленные в лесу, но ещё примерно столько же сейчас стояло против меня на поляне. Именно тут вдруг со звоном обломилось у рукояти лезвие левой сабли, той, что плохонькая, однако я не растерялся, швырнув в лицо ближайшего ордынца рукоятку, выхватил кинжал и продолжил бой. Конечно, слабая замена полноценной сабле, все же клинок всего сантиметров тридцать длиной, но зато острый, и лезвие из дамаска, так что чёрта с два перерубишь.
То, что татары закончились, для меня стало откровением. С пяток бегом скрылись в лесу за спиной, убегали в сторону табуна, сволочи, а передо мной встал строй из шести русских воинов. Эх, не с вами мне драться нужно, не с вами. О, а татары-то не все убежали, двое осталось, один слева у повозок, и второй справа, припадая на почти отрубленную ногу, возились с луками, уже стрелы накладывали, так что среагировал я сразу. Крутнулся волчком и, используя инерцию и усилив её броском, запустил в полёт кинжал и свою саблю, ту самую, что ранее полусотнику принадлежала. Сабля, долетев до повозок, пробила грудь одного татарина, а кинжал вошёл в горло второму с пораненной мной же ногой. Да тот и так шатался с белым от боли и кровопотери лицом, вот-вот упал бы, так что я, можно сказать, проявил милосердие, добил.
Вот так и получилось, что я предстал перед строем воинов, что выставили щиты перед собой и ощетинились остриями сулиц и мечей, безоружным. Быстро присев, не сводя с них взгляда, я подобрал саблю, что лежала в окровавленной траве, и, сделав шаг в сторону, подобрал другую. Строй воинов не дрогнул, двигаясь ко мне, а стоял на месте, предлагая атаковать самому. Это сложно, такой строй обычно пробивался тучей выпущенных стрел или бросков таких же сулиц, как и у них. Кстати, это оружие, короткое копьё, что и называлось сулица, надо будет потом определить в свои трофеи, очень нужная вещь, в моём арсенале, который я потихоньку начал накапливать, обязательно должны быть. Отметив, что те не реагируют на мои движения, я, направляясь к ним, присаживался у того или иного тела убитых или пораненных татар, добивая последних. А я ножи и кинжалы собирал.
Мне так и не помешали, ну а когда я двинул к строю, уже прикинув, как буду его вскрывать, а это мы в клубе реконструкторов проходили, у меня в памяти имелись десятки способов, как проломить строй и дальше образовать его в свалку, разя противника направо и налево, однако использовать я решил дистанционное оружие, метать ножи и кинжалы. Воины хмуро и настороженно наблюдали, как я приближаюсь. Какого я уровня сабельник, они уже видели, свидетелями стали, как я сам себе экзамен сдавал, и, кстати, несмотря на то что с десяток татар разбежались, точно ушли, я чутко вслушивался в лес, никто не вернулся, не хотелось бы в спину стрелу получить, этот экзамен я сдал. Теперь увидим, как строй развалю и побью этих воинов. И да, я тут подумал, что скорее всего, если возьму их в плен, пусть и пораненных, то когда освобожу москвичей, они или потребуют их казнить, или сами умертвят, так что смерть в бою – это наилучшее из зол для них, и, как мне кажется, некоторые из воев это понимали, у двоих явная обречённость в глазах была.
Развалить строй действительно удалось быстро и легко. Сначала броски ножей по незащищенным ногам, отчего один осел, а второй выпал из строя, а дальше я закидал их ножами, успев до этого собрать с десяток, а трём оставшимся, один из которых был ранен, не удалось вернуться в общий строй, так что встретили они меня разрозненно. Я старался не подставлять сабли под мечи, для них это смерть, тем более обе сабли отвратительной выделки, оттого приходилось крутиться. Я постарался побыстрее убрать проблему с этими воями, пока ещё адреналин гулял в моей крови. Как пойдёт откат, у меня сил ни на что не будет, у меня такое было после самых интенсивных тренировок, бери голыми руками, оттого я и торопился. А тут куда серьёзнее перенапрягся, чем после тренировок было, так что и откат стоило бы ждать куда более мощный.
Добив последнего воина, я осмотрелся и громко, но без пафоса сказал:
– Хорошие воины, я был горд скрестить с ними сабли!
Дальше медлить я не стал, несмотря на активные шевеления пленных у повозок, что пытались мимикой мне что-то сказать, я сначала добил подранков из татар, тех, что лишились ног или рук, но ещё могли напакостить, не забыл забрать кинжал и свою саблю с кошелями всех мной побитых, и только потом подбежал и срезал верёвки на руках обоих бояр и одного из дружинников, сунув ему в руки нож, дальше сам остальных освободит. А тут один из бояр, не разминая явно затёкшие руки, с трудом выдернул кляп и хрипло воскликнул:
– Князя, князя сними с дыбы!
– Так это князь? – удивился я.
Однако медлить действительно не стал и со всех ног рванул к дереву. Я и так это собирался сделать, но сейчас спешил серьёзно. Не стоило оставлять несчастного висеть на такой самодельной дыбе, да ещё с вырванными из плечевых суставов руками. Просто я торопился основное сделать, чтобы освободить пленных, и те помогли мне с остальным. Откат ведь вскоре должен быть. Теперь же не до него, адреналин новыми порциями стал поступать в кровь, когда я узнал, что на дыбе был князь, а то за промедление могли и засечь насмерть кнутами, или вместо него подвесить. Спасителя вроде меня, конечно, могли и не тронуть, но не хотелось бы, чтобы в памяти князя остался такой неприятный осадок. А он мог оставаться, тот был в сознании и, несмотря на муть в глазах и боль, внимательно следил за всем, что происходило вокруг. Также он наблюдал, как я подбежал и срезал на ногах верёвки, что были привязаны к основанию дерева, а потом и рубанул те, что были привязаны к ветке, которую использовали как рычаг для натягивания. Вот князь и стал заваливаться на меня.
К счастью, почти сразу подскочило двое дружинников с одним из бояр, что командовал ими, и перевернули князя, положив его на спину, и освободили таким образом меня. Боярин уж больно суетился не в меру и волновался, спрашивая у дружинников, каково состояние князя. Ответил ему я, с кряхтением вставая с травы:
– Нормально, он на мягкое упал. – Почти сразу я стал командовать правильно поставленным голосом: – Так, слушаем меня. Я знаю, что нужно делать. Принесите небольшую чистую тряпицу вот примерно такого размера и материю длиной метров пять. Ещё воды пару вёдер. Ёмкости найдёте в повозках, я там чан видел, ручей в той стороне. Ещё кого-нибудь отправьте в ту сторону, там табун, проверьте, что с ним.
Раздав указания, я велел дружинникам помочь мне раздеть князя, так было нужно. Это было сложно, с учётом того, что любое движение вывернутых рук причиняло ему мучения, однако тот вытерпел эту нужную экзекуцию, и ком срезанной ножами рубахи был отброшен. Все уже были освобождены из полона, кто с тяжёлыми ранеными возился у повозок, их там трое было, кто убежал в сторону табуна выполнять моё поручение, остальные как подорванные искали воду и материю. Это я о караванщиках говорю, ими второй боярин командовал. Вскоре принесли тряпицы, я выбрал одну почище и присел у обнажённого тела князя, – ему только другую тряпицу на пах накинули, чтобы прикрыть, а то его полностью раздели. Я стал накручивать края тряпицы на большие пальцы рук. Присевший рядом боярин с любопытством поинтересовался, с тревогой поглядывая на князя, что переводил взгляд с него на меня:
– Это что ты хочешь делать?
– Челюсть сейчас вправлю, а то мне мычание князя непонятно, а так хоть говорить начнёт.
По травматологии и ранам я был гуру, почти три десятка лет в клубе реконструкторов, он был одним из первых, образованных в России, а я стоял у его истоков и был почётным членом. Ситуации разные были, пару раз возникали такие, что требовалась срочная медицинская помощь, а никто в этом не понимал, что привело тогда к беде. Я после этого и поучился у нужных специалистов. Так что я даже в приёмном отделении, если меня там посадить, легко заменю врача-травматолога. Да и личного опыта за такое время набрался изрядного. И вывихи вправлял, и раны зашивал. Я даже заготовил ленты чистой материи вместо бинтов, мешочек сухого мха вместо антисептика, это всё в поклаже в лагере находится, ну и горшочек хлебного вина, закупоренный воском, для дезинфекции ран. Единственно, нити и иглы для штопки ран не было, не имелось возможности приобрести, но теперь, надеюсь, смогу. Я вроде не ранен, хотя покрыт кровью с ног до головы, можно сказать пропитался ею, и вроде чужой, та подсыхать начала, и нигде кровотечение не обнаружил. Только неприятна вся эта кровь, лицо и руки стягивала, кожа морщилась, когда та подсыхала, очень неприятные ощущения. Сейчас с князем закончу и постараюсь отмыться. И ведь, главное, смены-то у меня нет, а ходить в плохо отстиранной одежде с неотмытыми пятнами крови не очень хорошо. Нет тут таких средств, чтобы подсохшую кровь отмывали, кабы сразу после боя, шанс был бы, а так даже и пытаться не стоит, хотя и попытаюсь.
– А тряпица зачем? – не унимал своё любопытство неизвестный боярин.
– А это чтобы он мне пальцы не откусил. Знаете, кто придумал клятву Гиппократа?
– Нет, – помотал тот головой.
– Гиппократ и придумал, – слегка улыбнулся я, отметив краем зрения, что и князь едва в ухмылке лицо не растянул, по крайней мере весело сощурился точно. – Он клятву для медиков придумал, вроде как… в какой дом я ни войду, всех буду лечить, даже если кто не хочет и здоров, ну и там остальная дурь. А ещё он придумал, как челюсть вправлять. Это довольно просто… аккуратненько вниз и на себя.
Слегка хрустнуло, отчего князь промычал, а челюсть встала нормально. Хорошо, у него не перелом, я пропальпировал, а классический вывих. Мне же легче. Пропальпировав мышцы челюсти, пока сам князь проверял и проводил языком по зубам да слегка челюстью крутил, я спросил у боярина:
– Кто будет отвечать за состояние князя? Нужно будет отслеживать его восстановление.
– Сам и будешь, – хмуро буркнул тот.
– Не-е, – протянул я. – Я не могу, дела есть. Да тут не страшно, я объясню, что делать, главное следовать указаниям, и проблем не будет.
– Слушай его, – тихо приказал князь, и боярин, явно набравший воздуха для крика, сразу сдулся и кивнул, внимательно глядя на меня, мол, слушаю.
– Значит, смотри, боярин, мышцы челюсти повреждены, и зевать или широко открывать рот князю противопоказано. То есть нельзя, если так понятнее. Снова будет вывих. Поэтому нужно наложить повязку, чтобы рот широко не открывался, по ночам обязательно, а то так во сне откроет, и вывих. Повязку ненадолго, на два дня, а лучше на три, этого вполне хватит. Ну, и не напрягать челюсть эти три дня. Каши, похлёбки, всё мягкое, жёсткое не давать. Потом уже, через недельку, можно спокойно есть без ограничений. Всё ясно?
– Да, ясно. Не сложно, – кивнул тот.
– Хорошо. Теперь будем вправлять руки. Это очень больно. Нужно обезболить, но у меня ничего такого нет, можно хоть хлебного вина, оно притупит боль, но и его у меня с собой нет.
За это время вокруг уже столпилась большая часть освобождённых людей. Кстати, один доложил, что убёгшие татары мало того что весь табун увели – а я там себе отличного коня успел присмотреть, – что тверчанам принадлежали, так ещё раздели побитых мной и забрали всё ценное. Шустрые, однако. Ладно, кошели их у меня в котомке, как, впрочем, и всех побитых тут, отчего та пузатой стала. Так вот, один из купцов чуть ли не подпрыгнул и, крикнув, что у него есть хлебное вино, убежал, но быстро возвратился, протянув мне кувшин. Я стал осторожно, малыми дозами поить князя, пока не убедился, что достаточно, тот с охоткой пил, и, видимо, на голодный желудок его быстро развезло. Дальше, пока дружинники его держали, я опёрся босой ногой в подмышечную впадину лежавшего на спине князя и мягким движением, тут резкие противопоказаны, вставил правую руку на место, потом повторил всё то же самое со второй рукой, под мычание пострадавшего. А я попросил веточку принести, обстругав её, сунул в рот князю и велел сжать зубами, так ему полегче будет. Понимаю, что это тоже противопоказано после вывиха челюсти, но лучше так, чем никак. Когда я закончил, тот с трудом, весь в поту, вытолкнул обслюнявленную палочку языком, тяжело дыша. Дальше принесённой водой я лично обмыл тело князя, промыл раны тем же хлебным вином и посмотрел на тюк шёлка, что мне принесли вместо длинной материи, что я просил.
– А что, другого ничего нет? – уточнил я.
– Такое длинное только шёлк мой, – степенно сказал один из купцов. – Для князя не жалко.
