Мне минуло тридцать, я поняла, что старею, что очень скоро на меня не посмотрит даже самый последний из мужиков. Я смирилась с этим. И всё же решила уехать. Жить там, где жила до этого, я больше не могла. Слишком много напоминаний о предыдущих провалах, слишком много мерзостей, оставленных за спиной… От моей прошлой жизни меня тошнило, меня тошнило от самой себя. Я просто бежала прочь, меняя один город на другой, пытаясь вырваться из того порочного круга, в котором просуществовала почти двадцать лет своей жизни. Так и оказалась здесь. – Она вздохнула. – И всё жду того очищающего дождя, что смоет с меня эту грязь…
Ольга замолчала. Дождь по-прежнему изливал свои струи с небес, словно слезы. Как будто его проняла эта маленькая исповедь совершенно незнакомого мне человека, с которым по воле обстоятельств я теперь делю кров.
Мне хотелось сказать Ольге что-то ободряющее, но слова застряли в горле. Да и что я мог сказать, с моим-то опытом? Впрочем, может, ей как раз этого и не было нужно, моих слов. Она просто смотрела вперёд перед собой – на этот дождь, на его серую завесу, которая окутала мир.
Кто мы? Куда и от кого бежим? Неужели нам нигде нельзя остановиться, неужели нет такого места, где каждый будет, в конечном счёте, счастлив и вознаграждён за свои предыдущие неудачи? Множество вопросов внезапно возникло и взбудоражило меня…
Но ответов на них не было. И хотелось перестать думать, остановить поток мыслей и вместо этого просто смотреть на дождь, на его тугие струи, на эту непрекращающуюся водную вакханалию…
А потом вдруг резко встать и выйти из-под навеса, укрывавшего крыльцо, под удары свинцовых капель, под порывы резкого холодного ветра, в этот влажный сумрак, и завертеться в бесконечном хороводе дождя, и раствориться в нём, стать прозрачной каплей, и вознестись к небу, и слиться с другими каплями, и стать лиловой тучей, так похожей на синяк, чтобы унестись за тысячи километров отсюда – и уже там пролиться очищающим ливнем.
Я почувствовал, как Ольга придвинулась вплотную и положила голову мне на плечо. Я осторожно обнял её. Мы оба бежали ниоткуда никуда. И были так одиноки под этим дождём. Словно две звезды где-то на краю Вселенной.
Всё, что рассказала мне Ольга, узнает только мой дневник и больше никто. Это будет нашей общей тайной. И я буду хранить её бережно, очень бережно.
Обещаю.
6
Можно ли считать кого-то безумцем, если сам не до конца уверен в том, что у тебя с котелком всё в порядке?
Несколько дней назад я приглядел одно место на реке – километрах в трёх от нашего дома. Мне показалось, что там можно порыбачить. Почему бы не попробовать – решил я. Нужна только удочка.
А сегодня я, наконец, выбрался в супермаркет, чтобы купить всю необходимую снасть. По дороге туда заодно приобрёл газету в киоске. Чтобы быть в курсе происходящих событий. Интернета у нас ведь нет, а современные гаджеты я так и не освоил. Может, ещё и поэтому моя бывшая девушка считала меня неудачником. Мир менялся, а я не поспевал за ним.
В газете печатали последние новости – я пробежал их глазами, присев на весьма кстати подвернувшуюся скамейку. Ничего действительно стоящего в мире за последний месяц не произошло: политики по-прежнему что-то делили на Ближнем Востоке, курсы валют и акций менялись по абсолютно хаотическому графику, похожему на мазню пятилетнего ребёнка, а копание в грязном белье звёзд шоу-бизнеса меня никогда не интересовало. Единственный вывод, который я мог сделать по результатам чтения – это то, что человечество медленно, но верно сходит с ума.
Вскоре я выкинул газету, немного сожалея о потраченных деньгах. Может, и хорошо, что я не гонюсь за прогрессом: утонуть в океане бесполезной информации мне только не хватало. Я и так барахтаюсь в этом мире из последних сил.
В магазине я увидел альбиноса, первый раз в жизни. Он был белым, очень белым, я бы даже сказал – пугающе белым, а глаза у него были красноватого оттенка, какие бывают на фотографиях, если они сделаны в помещении с тусклым светом. Альбинос катил перед собой тележку, наполненную продуктами, я обошёл его стороной.
Я задумался о том, каково это – быть не таким, как все. Ощущать на себе пристальное внимание окружающих, все эти косые взгляды и приглушенный шёпот за спиной. Наверняка это трудно. Так жить, я имею в виду.
Почему же тогда мои собственные проблемы кажутся мне такими огромными? Я же не урод и не отщепенец, в отличие от этого парня… Неужели Носорог прав, и я просто надумываю их себе, делаю из мухи слона, так сказать?
Что мешает мне жить спокойно, ведь я – вполне нормальный человек, физически здоровый, достаточно образованный, возможно, даже имеющий определённые перспективы? Откуда во мне эти опустошение и растерянность, пригнавшие меня сюда, откуда этот полный духовный раздрай и бардак?..
За этими мыслями я не замечаю, как врезаюсь своей тележкой в другую. Прямо передо мной застыл толстяк в безрукавке и раздражённо смотрит на меня, это в его тележку я вписался.
Я извиняюсь и иду дальше. Толстяк что-то бормочет вслед. Что-то типа того, что надо смотреть, куда прёшь. Я и так знаю, что надо, но сейчас меня терзают другие, более важные и насущные, мысли. Главная проблема моего бытия.
Выходя из супермаркета, я снова вижу того альбиноса: он стоит у выхода и курит. Его тележка рядом с ним. Он смотрит на меня, и я отвожу глаза. Меня немного смущает то, что я до этого таращился на него так неприкрыто и он, скорее всего, заметил это.
Придя домой, сталкиваюсь в дверях с Ольгой. Она направляется на работу.
После того, как Ольга открылась мне во время дождя, мы несколько сблизились… по крайней мере, так мне кажется. Моя соседка сообщает, что сегодня вернётся поздно. Я молча киваю в ответ.
Она проходит мимо и спускается по лестнице. Я смотрю ей вслед. Мне кажется, что она мне даже нравится. Как человек… и как женщина.
Ближе к вечеру собираюсь идти на рыбалку, приготовив удочку и наживку. Внезапно Носорог вызывается со мной. Вот уж чего от него не ожидал, так этого.
Нехотя соглашаюсь. Может, он и псих, но нам пока что жить под одной крышей, а для этого надо знать друг о друге больше. Это уж наверняка. Рыбалка – хороший повод выведать что-нибудь об этом выскочке.
Даю ему пустое ведро для будущего улова, и мы выходим из дома.
Я иду впереди, а Носорог, позвякивая ведром, тащится следом, что не мешает ему болтать без умолку. Я слушаю его болтовню как радио в междугородном автобусе – вполуха.
Однако Носорог начинает задавать вопросы:
– Папаша, слушай, вот тебе же по кайфу здесь жить, так ведь? В смысле, типа как отшельник там или вроде того…
Я отвечаю, что это мой осознанный выбор.
– Типа ты взял и добровольно выключился из социального процесса, да? Вроде как вышел из игры?
Я киваю. Он – обычный болтун.
– Знаешь, папаша, а в этом что-то есть. Вот только так ты ничего не добьёшься. Всем ведь плевать на твоё затворничество.
Я говорю, что делаю это, в первую очередь, для себя.
– Для себя? Ну, папаша, вот тут ты вообще мимо цели. Ты же здесь не просто так, ты кому-то что-то хочешь доказать… Правда же?
Я не удостаиваю его ответом. Пусть строит домыслы, сколько душе угодно. Правда, он всё ближе и ближе к истине…
Носорог продолжает:
– Кому доказать? Себе? Окружающим? Но это же так нелепо! Уверен, что себе ты никогда ничего не докажешь, потому что для этого совсем не нужно бежать в самый сраный угол на планете… А окружающим просто плевать на твои жалкие потуги… Признайся, ты ведь просто круто в чём-то обломался, так? И теперь пытаешься выставить себя в более выгодном свете… Иначе позиционировать, я бы так сказал… Возвыситься над той жалкой тенью, которой являешься…
Мы проходим мимо гаражей, мимо свалки за ними, сворачиваем в перелесок и забираемся на крутой холм – там, за холмом, течёт река. Я медленно считаю про себя.
Выскочка-сосед бесцеремонно лезет ко мне в душу; мне кажется, осадить его можно только встречным допросом. Я спрашиваю у Носорога:
– Хорошо. Вот ты такой умный и всезнающий, крайне уверенный в себе молодой человек – почему тогда ты сам здесь? Какие у тебя дела? Ты же считаешь нас неудачниками, так какого чёрта крутишься среди нас?
Но это не обескураживает его. Словно он уже давно подготовил ответ.
– Папаша, вы мне интересны. Вы типа потерянные, ну или что-то вроде того, люди без смысла, а значит, и без энергии. Мне интересно – каково это, жить без энергии.
– Какой к чёрту энергии?
– Обычной. У каждого человека есть своя энергия. А у вас – нет.
Меня немного забавляет наш бредовый разговор. Вполне в духе Носорога. Главное – набраться терпения. Учтивости наш сосед лишён напрочь.
– И потом, мне сейчас нужны силы, – продолжает Носорог, – много сил, вот я и коплю их здесь. Люди без энергии не могут воздействовать на энергетическое поле других, поэтому среди вас мне лучше всего, я ничего не теряю.
С ума сойти, какие откровения! И где он только набрался всей этой лабуды?
– Ты рассуждаешь как какой-то сектант, – говорю я.
– Сектант? Папаша, ты снова не попал. Два-ноль в мою пользу. Потому что сектанты – это как раз вы, люди без смысла… Во что вы верите? В работу с фиксированным окладом и премиальными надбавками? В своего старшего менеджера и карьерный рост? Или в дорогостоящего психоаналитика, который слушает ваше нытье за ваши же деньги? Может, в пенсионные отчисления и страхование жизни? Или в сетевые супермаркеты и жратву из фастфуда? Возможно, в свою золотую кредитную карту и процентную ставку по ипотеке, а? Ты никогда не думал, что, расплачиваясь кредиткой в супермаркете, ты теряешь свою энергию? – Носорог делает небольшую паузу, затем продолжает. – Ведь тебя, по сути, не существует, папаша! Есть лишь информация, закодированная на магнитную карту, – и вот, хлоп, и тебя считали! Украли твою энергию. А ты взял и запросто отдал её…
Он формулирует вывод:
– Нет, сектанты – это вы, а ваш бог – Рональд Макдональд или кто-то типа него…
Какая чушь!
– А кто тогда твой бог? – спрашиваю я.
Мне и вправду становится любопытно. Во что верит он сам?
Носорог замолкает. Видно, что он думает. Неужели я всё же загнал его в угол? Но он почти сразу отвечает:
– Как тебе сказать… В смысле, чтобы ты понял. Я верю в равновесие и в то, что наша планета изначально была устроена гармонично, одна энергия уравновешивала другую и наоборот… Но люди всё испортили. Все эти грёбаные ценности общества потребления – они нарушили естественное равновесие, сместили его в сторону материального аспекта, поменяли гармонию на гамбургеры. Породили таких, как ты, – людей без энергии. Людей, для которых счастье – мультимедийная система с экраном на полстены. Так вот я хочу, чтобы всё вновь вернулось к нормальному порядку вещей. Чтобы люди верили в чудо, а не в свою банковскую карту…
Немного обидно, что он так судит обо мне. Как будто это не я поселился в заброшенном доме, отрёкшись от большинства благ цивилизации…
– А тебе не кажется, что это иллюзия?
– Мне кажется, что иллюзия – это сидеть в тёплом сортире и думать, что твоё дерьмо чем-то отличается от дерьма других… от дерьма вообще… – говорит Носорог и замолкает.
Дальше мы идём в тишине. С вершины холма видно, как река, образуя причудливые изгибы, тёмным шрамом рассекает долину. Её берега заросли камышом и осокой. Вечернее солнце играет бликами на поверхности воды, и кажется, что река наполнена расплавленным золотом.
Добравшись до воды, мы ищем место, где можно расположиться. Пройдя метров двести вдоль берега, находим тихую заводь и останавливаемся там. Я разматываю свою удочку. Носорог садится на большой валун, торчащий из земли.
Я достаю тесто, которое будет моей наживкой, насаживаю маленький комочек на крючок. Краем глаза гляжу на Носорога. Тот сидит, зажмурившись. Не знаю, зачем он вызвался со мной, но ловить рыбу он явно не собирается. Видимо, будет донимать меня своими безумными разговорами.
Забрасываю удочку, слежу за поплавком. Когда тот дёргается, резко рву удилище на себя, подсекаю и вытаскиваю серебристую трепыхающуюся рыбину. Довольно быстро в моём ведёрке оказываются два окуня и три плотвички.
Солнце опускается всё ниже, и тени от деревьев сгущаются. Вечер постепенно сходит на нет. Сумерки ползут к воде, к нам. Улов в ведре прибавляется.
Внезапно Носорог прерывает молчание:
– Папаша, у тебя есть мечта?
– Мечта? – переспрашиваю я.
– Ну да, мечта. У каждого человека есть мечта.
Своим вопросом он ставит меня в тупик. У меня нет мечты.
– У меня нет мечты, – честно говорю ему и гляжу на поплавок. Тот уходит под воду. Я дёргаю удочку и вытаскиваю ёршика, ощерившегося колючими плавниками. – А у тебя у самого есть мечта?
– Есть, – спокойно отвечает Носорог.
– И какая? – мне становится интересно, о чём мечтает этот сумасшедший хиппи.
– Я хочу покончить со всем оружием мира, – с серьёзным видом отвечает Носорог. – Я хочу остановить войны, с помощью которых человечество уничтожает само себя.
Это обычная мечта хиппующего подростка. Я знаю, что такое невозможно. Это естественный порядок вещей, нравится он кому-то или нет, и один человек не в силах его изменить. Я говорю об этом Носорогу.
Тот смотрит куда-то вдаль – видно, что он думает.
– Нет ничего невозможного, папаша, – говорит он после паузы. – Нужна только Сила, и всё. Нужно достаточное количество энергии.
Опять он со своей энергией. Всё, что говорит Носорог, – это обыкновенный юношеский максимализм. Я-то знаю. И никакая энергия здесь ни при чём.
Но лицо Носорога вдруг делается чересчур серьёзным.
– Ты веришь в магию? – спрашивает он меня.
Я прекрасно знаю, что магии не существует. Всё это пережитки нашего прошлого. Первобытного сознания или чего-то такого. В век интернета они, мягко говоря, не актуальны.
– Нет, – отвечаю я.
– А она существует. – Носорог пристально глядит на меня. В его взгляде появляется какая-то жёсткость, недобрая такая усмешка. Он похож на ребёнка, который рассказывает взрослым о том, что видел ночных гномиков, но ему никто не верит.
– Никакой магии нет, – спокойно говорю я. – Это вымысел.
– Есть, – упирается Носорог, и глаза его сверкают при этом.
Мне не нравится этот разговор. Но Носорог не собирается его прекращать. Он встаёт со своего валуна и подходит ко мне. Я не знаю, чего от него ожидать.
– Смотри, – говорит он мне и указывает на ведро с пойманной рыбой.
Я смотрю туда, куда указывает Носорог, лишь бы он только отстал. Половина рыбин в ведре издохла и плавает кверху брюхом.
Носорог запускает свои грязные руки в ведро и шепчет что-то невнятное, я не могу разобрать. Внезапно наступает гнетущая тишина, в которой раздаётся только его надсадное дыхание и сбивчивый шёпот.
И тут происходит то, во что я бы никогда не поверил, если бы не увидел собственными глазами. Из ведра слышится всплеск, и дохлые рыбины одна за другой оживают.
Носорог с торжествующим видом смотрит на меня.
– Убедился, папаша? – говорит он мне. – Магия существует.
Я не двигаюсь с места. Это всё довольно странно. Так не бывает. По крайней мере, невозможно с позиций здравого смысла. Если только рыбины действительно были мертвы до того, как к ним прикоснулся Носорог. Может, это какой-нибудь фокус?
Согласно моим представлениям о мире такое просто нереально. Воскрешение из мёртвых, прогулки по воде… Всё это байки и фокусы. Должно быть, Носорог дурит меня. И всё же я своими собственными глазами видел дохлых рыб. И мне точно не померещилось. Я начинаю немного опасаться Носорога. Кто знает, что у него на уме. Но тут он обращается ко мне:
– Что, папаша, не укладывается в твои материалистические концепции, а? – он ухмыляется. – Конечно, ведь этого не может главный менеджер на твоей грёбаной работе, и этому не научишься за деньги с твоей банковской карты. Но магия существует. И ты только что её видел. Более того, если бы ты хотел и хоть немного напрягал мозги, ты смог бы научиться ей и сам. Но такие, как ты, предпочитают верить в супермаркет, а не в магию. Поэтому у тебя и нет энергии. Нужной энергии. Чтобы заниматься магией.
Я молчу. Мне нечего ему ответить.
– Ладно, я понимаю тебя. Ты шокирован. Ты думаешь, что то, что ты видел, невозможно. Что это какой-то фокус. Ничего не поделаешь – так тебя научили думать. Просто человечество давно утратило это знание. Потеряло ключ к тому шкафу, в котором оно заперто. Выкинуло за ненадобностью. И сильно ошиблось. Магия не исчезла. Она осталась для тех, кто ищет её. Для тех, кто верит, что мир ещё не превратился в Макдоналдс окончательно.
Рыбины в ведре между тем вполне себе бодро плещутся, словно и не было никакого воскрешения… как и смерти до этого.
– То, что я тебе продемонстрировал, – продолжает Носорог, – это ерунда, шутка для новичков, есть куда более сильные заклинания, но я сейчас не могу тратить свою энергию. Она мне ещё пригодится, – он, наконец, замолкает.
Я смотрю на Носорога. То, что он псих полный, – в этом я не сомневался, но что ещё и маг… Нет, в это я поверить не могу. Наверняка есть какое-то рациональное объяснение. Но мне не хочется спорить. Кажется, именно споры со мной доставляют Носорогу особенное удовольствие…
Между тем смеркается. Носорог берёт ведро с рыбой и смотрит на меня:
– Ты не против?
Я не успеваю ответить, как он выплёскивает весь мой улов в реку. Рыбины тут же уходят на глубину. Рассказывать своим сородичам о свершившемся чуде – не иначе.
– Ладно. Не бери в голову. В мире есть много вещей, которые тебе не понять.
Я сматываю леску, смотрю на пустое ведро, которое Носорог поставил у моих ног. Ерунда какая-то!
– А лишать меня улова – это тоже магия? – саркастически замечаю я.
Носорог смотрит на меня со злой усмешкой:
– Эта рыба не принадлежит нам. Она принадлежит реке. Там ей и место.
Внезапно он придвигается и корчит страшную гримасу, заставляющую меня отшатнуться. Носорог тут же смеётся:
– Не пугайся ты так! Я не собираюсь превращать тебя в камень. И хвост у тебя ни с того ни с сего не вырастет. Пойдём отсюда…
И он идёт вдоль берега в направлении нашего дома. Я беру ведро с удочкой и следую за ним. Я не испугался, я просто обескуражен. И чёрт с ней, с рыбой. Может, она и вправду вся заколдованная. Съешь её и станешь таким же психом, как Носорог…
Мы идём назад в сгущающейся тьме. Слышен стрёкот кузнечиков, силуэты деревьев во мраке похожи на привидения. Меня терзает мысль: а не сошёл ли я с ума. Носорог бредёт впереди. С кем поведёшься, от того и наберёшься…
Один раз он останавливается, нагибается к земле и достаёт из травы светлячка. Тот мерцает зеленоватым свечением.
– Красиво, да? – спрашивает он меня.
Я киваю.
– Ты оставил нас без ужина, – говорю ему.
– Это ерунда, папаша, – отвечает он. – Пойдём в супермаркет, я всё возмещу…
– Ты же против супермаркетов…
– Ага, именно так. Но для чего-то ведь они всё же нужны?..
Мы направляемся в тот супермаркет, где я был с утра. Носорог бродит между продуктовых рядов, изредка останавливается, берёт в руки какой-нибудь товар и внимательно изучает этикетку. А затем возвращает товар на место. В итоге на кассу мы подходим лишь с пачкой печенья, которую взял я. Так и знал, что он меня дурачит.
Выходим из супермаркета и топаем в сторону дома. Плакал наш ужин.
Но тут Носорог принимается доставать из-под своего балахона разные овощи и фрукты, причём в таких количествах, что я бы никогда не подумал, что они вообще могут там поместиться.
– Ещё немного магии, папаша, – подмигивает он мне. – Только здоровое питание, никакой химии!..
Не знаю, может, это действительно какое-то волшебство. В том смысле, что мы же не всё знаем, Вселенная бесконечна, и постичь её целиком просто невозможно. А, может, имело место слишком искусное магазинное воровство. В любом случае сегодня мы будем питаться тем, что надыбал Носорог.
– Не рассказывай остальным неудачникам про то, что я тебе сегодня показал, – вдруг просит меня он, указывая в ту сторону, где расположен наш дом. Очевидно, для Носорога важно оставить свои магические таланты в секрете.
Я киваю. Не расскажу. Да если и расскажу, разве меня после этого не посчитают сумасшедшим?
7
Машины нас победят!
Иногда я задаю себе вопрос: почему мы все здесь? Что заставило нас покинуть тот мир, в котором мы некогда жили, и приехать сюда? Потому что там мы были несчастны?.. Но ведь и здесь мы по-настоящему не знаем, что такое счастье…
Носорог прав: понятие большинства людей о счастье сводится к банальному обладанию вещами, ковырянию в интернете, просмотру телевизора, походам по магазинам и множеству других вещей, имеющих к настоящему счастью самое отдалённое отношение. По крайней мере, в том мире, за пределами дома. А здесь?
А здесь есть только мы сами…
Чего мы хотим?
Свободы?
Свободы от кого или от чего?
Вот именно!..
Да и вряд ли ты будешь свободен, замкнувшись в своём ограниченном мирке, отгородившись от остального огромного мира, где торжествует несвобода.
Единственное, что я знаю точно – это то, что каждый из нас желает, чтобы его не трогали. То есть оставили в покое. Оставили один на один со своими проблемами. Хотя теперь я и не уверен в том, что это настоящие проблемы. Мне кажется, что всё это – нечто искусственное, убого пластиковое, просто багаж из оставленного нами пластикового мира, который мы по привычке тянем за собой. Носорог смеётся над этим, и, наверное, он прав.
Так чего же всем нам надо?
Не знаю.
Боюсь, что мне не нужно ничего.
Как и многим другим.
Возможно, это болезнь, которая, в конце концов, погубит всё человечество.
Я приехал сюда, чтобы изменить себя. Стать твёрже. Научиться совершать серьёзные поступки. Сейчас я очень сильно сомневаюсь в том, возможно ли этому научиться вообще.
Я – человек без энергии. По крайней мере, так сказал Носорог. Человек, из которого эту энергию выжали ложные ценности.
На днях я видел здание крупного банка во время прогулки по центру города: огромное, стеклянное, прозрачное и холодное. Как лёд. Оно загораживало солнце… мне показалось, что оно ползёт на город как ледник. Ледник, из-за которого все мы вымрем, подобно динозаврам…
Мы живём на окраине мегаполиса. На окраине во всех отношениях. Жизнь выбросила нас на обочину. Но мы пока не отказались от этого мира. Он всё ещё цепко держит нас. Да и можно ли отказаться от того, неотъемлемой частью чего ты являешься?
Меня окружают странные люди, но я начинаю понимать: они – точные копии меня. Такие же заблудшие овцы, застывшие на краю пропасти, запутавшиеся в своей неопределённости.
Носорог не в счёт. После того, что он мне показал, я не считаю его конченым психом. Скорее философом (назвать его магом мешает моя рациональность, хотя, я уверен, что определёнными способностями он обладает). Но он тоже очень странный тип.
Так вот, мы – люди без цели. Согласно убеждениям Носорога, это всё потому, что те смутные цели, которые радушно предлагает окружающий мир, нам не подходят. Они слишком рафинированные. Мы отказываемся их принимать. Нам становится страшно, когда мы думаем о них. Единственный выход – бежать. И поэтому мы здесь…
Я наконец-то решился поговорить с Кристиной. Ей здесь не место, она должна вернуться к родителям, должна ходить в школу, в конце концов.
Я зашёл к ней в комнату, когда Рустама не было дома. Он вновь где-то пропадал. Постучался и, дождавшись робкого ответа, толкнул дверь.
Девушка сидела на подоконнике и смотрела в окно. Я подумал, что она почти не выходит на улицу.
– Привет, – сказал я.
Кристина оторвалась от своих наблюдений и, обернувшись, посмотрела на меня. Её губы тронула тихая улыбка.
– Привет.
Я разговаривал с ней в первый раз. Вот так, один на один в смысле.
Вообще она, конечно, уже не выглядела ребёнком: под вязаным свитером угадывались оформившиеся груди, во взгляде читалась совсем не детская серьёзность. Понятно, что привлекало Рустама. Но мне совсем не нравилось то, что она была несовершеннолетней. К тому же её, наверняка, уже давно искали.
– Я хочу с тобой поговорить.
– Говори, – ещё раз улыбнулась она и опять повернулась к окну.
Похоже, она меня раскусила. Поняла, о чём я хочу поговорить. А я понял, что не знаю, что сказать. Точнее, я осознавал, что НАДО сказать, вот только нужных слов не подворачивалось.
Я попытался собраться с мыслями, но она опередила меня:
– Ты хочешь поговорить о моём пребывании здесь?
– Да, – смутился я, – мне кажется, тебе здесь не место. Ты ведь должна ходить в школу. И потом, у тебя же есть родители, которые наверняка волнуются…