– Дай мне бургер, – сказала Лелька, и я поняла, что она перепсиховала не хуже меня.
Пронесло.
Глава 2. Песня. Мин нет.
– Может остановимся где-то? Пожрем нормально?
– Давай, – милостиво согласилась Лелька.
Она зарулила в какой-то дикий пустынный двор, припарковалась и выключила мотор. Тишина рухнула на нас Ниагарским водопадом. Адреналин все еще гудел в моих жилах.
Некоторое время мы жевали молча, переваривая пережитое. Я не знаю, что варилось у Лельки в голове, я лично думала о том, как сбежать так, чтобы не вызвать эмоциональной бури со стороны сумасшедшей (теперь я была в этом уверенна) девушки.
– А куда мы вообще едем? – спросила я осторожно.
– Ко мне. Я ребенка покормить должна. Я его с нянькой оставила.
– Ну, я у метро выйду по пути где-то, я вспомнила, мне надо текст песни написать к утру. Мне продюсер новой группы заказал. Шапа. Может, денег даст.
– Не! Я тебя отвезу потом, – категорично объявила Лелька.
Я похолодела, но не встать же и спасаться бегством? Кока-кола застряла в горле.
– Ну-у-у-у…
– Я хочу, чтобы ты послушала мою песню, – Люлька была настойчива.
– В смысле? – я опять потерялась.
– Ну, я решила певицей стать, – немного смущаясь, поделилась Лелька.
– А я при чем? – теперь я поняла внезапно, почему Лелька нарезала вокруг меня круги – узнав, что я делаю музыкальный проект и временами выступаю в клубах, Лелька определила меня в проводники в мир щоубиза – вот, для чего я ей нужна. То есть я вообще ей не нужна, ей нужно было из-под меня – мои знания, умения, возможно, связи. Немного неприятно. История с журналом повторялась.
– Ну, скажешь, как тебе песня и вообще.
От удивления у меня вырвалось:
– У тебя же голос противный!
– Ну да, – смиренно согласилась Лелька. – Но я уже на курсы записалась. На той неделе учиться начну.
– Типа, ты думаешь, что это такая простая карьера? – Я была беспощадно цинична. Я копала эту дорожку уже несколько лет, работала у всяких певцов, сама по клубам подрабатывала, находила всяких режиссеров для съемок клипов, разносила бабки за пиар, публикации и все такое. У меня уже вышла песня на сборнике в "Союзе", короче, я медленно, но верно крутела, хотя и давалось мне это не запросто. Даже и связями кое-какими обзавелась в мутном мире шоубиза.
– Ну, теперь-то с этой теткой мне море по колено, – небрежно обронила Лелька.
– А я-то что?
– Ну, ты типа, понимаешь же в этом?
– И чо? Это же твой проект.
– Ты же подскажешь мне, что у меня там не так?
– А мне это зачем? Ты продюсером меня нанимаешь?
– Ну, мы же друзья! – Лелька лезла внутрь меня без мыла. Это такие моменты, когда ты понимаешь, что тебя имеют без вазелина и называют это дружбой, но какие-то дурацкие приличия не дают тебе съехать с темы. И ты сам себя начинаешь брезгливо считать лохом.
– Не. Давай завтра! Ты поезжай ребенка кормить, а я к себе на метро.
– Точно завтра?
– Точно.
Мы доели дары "Макдака" и поехали. И как-то так вышло, что завтра превратилось в сегодня, около каждого метро не оказывалось стоянки или Лелька не успевала перестроиться, и мы таки приехали к ней.
Открыла нянька.
– Мальчик спит, – сказала она.
– Отлично, – сказала Лелька. – Мы успели. Давай, пока он спит, я тебе покажу, что написала.
Я у Лельки в новой квартире (съемной) еще не была, поэтому мне было интересно. Несколько бутылок виски, коньяка, шмотки из бутиков кучами на диване. Лелька – телец, она любит, чтобы у нее было про запас.
Я рассматривала напитки – не из любви к алкоголю – этикетки были очень красивые. Появилась Лелька, выполнив свой кормящий долг и за что-то поругав няньку, ребенка снова уложили, и Лелька повела меня в другую комнату, оборудованную под студию.
– Короче! – сказала Лелька, затворяя за стобой дверь, обитую одеялом. – Старуха обещала Евгену купить фотоаппарат крутой. Как купит, я тебя позову, будем фотосессии делать. Для плакатов.
– Ну, давай уже песню-то свою, показывай.
– Ну, слушай.
– Лелька включила в розетку синтезатор, какой-то совсем детский, и, наигрывая аккорды, запела. – Я – твоя детка, детка, я так люблю конфетки…
Сейчас уже всего текста не помню, но было что-то про эротику. Я, конечно, понимала, что сейчас время такое – все, что пять лет назад считалось пороком, стало просто товаром. Я и сама скорректировала свои устремления в творчестве с учетом реалий, но, все равно, как-то мне внутри было от этого тошнотно. И все время хотелось крикнуть: "Не-е-ет! Это не может быть!" Как-то так вышло, что нравы в Совке так быстро и громко рухнули, что любая капстрана была бы в шоке от всего происходящего.
Зарплату никому не платили или платили баснословно. Один мой приятель был грузчиком в "Шопарде" и получал штуку баксов в месяц. В то же время, мой дядя в Нижнем Новгороде сильно подумывал, не променять ли лабораторию физика на сумку коммивояжера – как-то надо было кормить семью. И все это связывалось у меня именно с бесстыдным блудом, льющимся со всех сторон из каждого утюга – телевизор, газета "Из рук в руки" или "Мегаполис-Экспресс", различные мелкие газетенки – пестрело "массажем для мужчин".
Может, я бы пошла в науку, но, когда я закончила школу, наука уже рухнула, а родители не собирались кормить меня вечно. Я написала три песни и начала их петь по клубам в Москве. Москва была очень жирная, в нее ехала вся страна, все, кто не мог найти работу, ехал в Москву. А тут уж как повезет.
Это я все подумала очень быстро во время песни.
– Ну? Что скажешь? – спросила Лелька.
– Нормально, – сказала я. – Достаточно говно, чтобы на разогреве ездить.
– Что это говно-то? – насторожилась Лелька.
– Ну, я в хорошем смысле, – улыбнулась я, – в коммерческом. Минет рифмуется.
