Бог-Император Дюны

– И что вы об этом думаете? – холодно осведомился Айдахо.

– Я вспоминаю себя в тех условиях. – Монео отвернулся и посмотрел на расстилавшийся перед ними вид. – И думаю, что он прав. Он же сам каждый солдат в мировой истории. Он предложил мне целую галерею выдающихся военных, которые в своем развитии застыли на стадии подростка. Я отказался от предложения, но внимательно вспомнил собственную историю и свои характерологические особенности.

Монео посмотрел в глаза Айдахо.

– Подумайте об этом, полковник.

Айдахо очень гордился своей честностью, и это больно ударило его, как бумеранг. Культ юности и детства воспитывается армией? В этом зерно истины. Даже в его опыте есть доказательства тому…

Монео кивнул.

– Гомосексуализм, латентный или иной, поддерживает эти условия, которые можно назвать чисто психологическими, заставляет людей в армии искать боли и причинять ее другим. Господь Лето говорит, что этот обычай уходит корнями в обряды инициации доисторических времен.

– Вы ему верите?

– Я – да.

Айдахо взял еще кусок дыни – на этот раз она показалась ему совершенно безвкусной, и он отложил кусок в сторону.

– Мне надо подумать над этим, – сказал Айдахо.

– Конечно.

– Вы совсем ничего не едите, – сказал Айдахо.

– Я встал еще до рассвета и позавтракал, – произнес Монео. – Эти женщины постоянно стараются меня соблазнить.

– Им это удается?

– Время от времени.

– Вы правы, я тоже нахожу эту теорию любопытной. Есть в ней еще что-нибудь?

– Господь Лето говорит, что когда армия вырывается из гомосексуально-юношеской узды, она становится склонной к изнасилованиям. Изнасилования часто сочетаются с убийствами, а это уже не поведение, призванное обеспечить выживание.

Айдахо нахмурился.

Губы Монео искривились в жесткой усмешке.

– Господь Лето говорит, что только дисциплина Атрейдесов и моральные ограничения позволяли в ваше время избегать самых худших эксцессов.

Айдахо глубоко вздохнул.

Монео откинулся на спинку стула и вспомнил слова, некогда сказанные Богом-Императором. «Не имеет значения, насколько сильно и страстно мы ищем истины. Несмотря на это, знание правды может оказаться очень горьким и неприятным. Мы не слишком хорошо относимся к Вещателям Истины».

– Эти проклятые Атрейдесы! – в сердцах воскликнул Айдахо.

– Я – Атрейдес, – просто сказал Монео.

– Что? – Айдахо был потрясен.

– Его селекционная программа, – заговорил в ответ Монео. – Я уверен, что на Тлейлаксу вам говорили о ней. Я – прямой потомок от брака его сестры и Харка аль-Ада.

Айдахо подался вперед.

– Тогда скажи мне, Атрейдес, чем женщины как солдаты лучше мужчин?

– Им легче взрослеть.

Айдахо в изумлении тряхнул головой.

– Сама природа толкает их к ускоренному созреванию, – сказал Монео. – Как говорит Господь Лето: «Выносите девять месяцев ребенка в своем чреве, и это изменит вас».

Айдахо откинулся назад.

– Что он может об этом знать?

Монео ничего не ответил, просто посмотрел на Айдахо непонимающим взглядом, и тут Дункан вспомнил о множественной живой памяти Лето – который был одновременно мужчиной и женщиной. Монео понял это, вспомнив еще одно изречение Бога-Императора: «Твои слова зажгли на его лице то выражение, которого ты добивался».

Молчание затянулось, Монео откашлялся и заговорил первым:

– Огромная память Господа Лето заставила замолчать и меня.

– Он честен с нами? – спросил Айдахо.

– Я ему верю.

– Но он делает так много… Я имею в виду селекционную программу. Как долго она продолжается?

– С самого начала. С того дня, как он отнял проведение программы у Бене Гессерит.

– Чего он хочет от своей программы?

– Мне бы очень хотелось это знать.

– Но ведь вы…

– Я – Атрейдес и первый адъютант, это так.

– Но вы не убедили меня, что женская армия лучше мужской.

– Женщины продолжают род.

Наконец-то гнев и растерянность Айдахо нашли свой объект.

– Так, выходит, то, чем я занимался с ними первую ночь, – тоже селекция?

– Возможно, Говорящие Рыбы не предохраняются от беременности.

– Будь он проклят! Я же не животное, которое можно передавать из стойла в стойло, как… как…

– Жеребца, хотите вы сказать?

– Да!

– Но Господь Лето не хочет следовать примеру тлейлаксианцев и заниматься генной хирургией и искусственным оплодотворением.

– Как тлейлаксианцы получили…

– Они сами – объект изучения. Это вижу даже я. Их Танцующие Лицом – мулы, колония организмов, а не люди.

– Эти другие… я… мои копии… они тоже были племенными жеребцами?

– Некоторые были. У вас были потомки.

– Кто?

– Я один из них.

Айдахо уставился на Монео, внезапно растерявшись от такого родства. Он не понял, как такое вообще может быть. Монео же намного старше его… Но я? Кто из них в действительности старше? Кто из них предок, а кто потомок?

– Иногда у меня самого бывают трудности такого рода, – признался Монео. – Господь Лето говорит мне, что вы – не мой потомок в обычном смысле этого слова. Но вы – отец некоторых из моих потомков.

В ответ Айдахо только ошеломленно покачал головой.

– Иногда мне кажется, что до конца понять эти вещи может только сам Бог-Император, – сказал Монео.

– Вот это другое дело, – согласился Айдахо. – Такие дела – это промысел Божий!

– Господь Лето говорит, что он создал святую непристойность.

Это был вовсе не тот ответ, на который рассчитывал Айдахо. Он ненавидит своего Бога-Императора! Нет, он его боится. Но разве мы не ненавидим тех, кого боимся?

– Почему вы в него верите?

– Вы хотите спросить, разделяю ли я народную религию?

– Нет! Я хочу знать, разделяет ли ее он сам?

– Да, я так думаю.

– Почему? Почему вы так думаете?

– Потому что он говорит, что не желает больше создавать Танцующих Лицом. Он настаивает на своем человеческом происхождении, говорит, что если бы он когда-то вступил в брак, то у него было бы обычное потомство.

– Но какое все это имеет отношение к программе и к его божественности?

– Вы спросили меня, во что он верит. Я думаю, что он верит в случай. Я думаю, что он действительно Бог.

– Но это же суеверие!

– Учитывая обстановку в Империи, это очень смелое суеверие.

Айдахо уставился на Монео горящими глазами.

Примечания