– Что случилось, мам? – взволнованно спросила она.
– … 14-ти летний парнишка изнасиловал сестру…. Маленькую девочку, понимаешь? – эти слова мама будто вдавливала в дочь.
Лена обняла мать еще сильнее и поникла головой. Услышанное нужно было как-то переварить, но взгляд замер в одной точке, тело словно прекратило все свои внутренние процессы.
Мысли об изнасиловании день и ночь терзали на протяжении трех суток. Лишь зеленый змей смог разомкнуть порочный круг. В школе девушка старалась держаться теперь только подруг или хотя бы просто женских коллективов. Одноклассники окончательно перестали ее привлекать. Особенно после того как она услышала их разговор о других девушках: «Не, ну ты видел какая жопа? А буфера какие? У меня аж привстал» – что-то в этом роде. Любые предлоги встречаться она пресекала на корню безотносительно того вежлив ли парень или нет. Тайны человеческой природы шокировали ее. Свое тело она пыталась скрыть под покровом темных одеяний с длинными рукавами и мешковатостью. Еще один слой защиты – шутить над всем этим с подругами, чтобы хоть как-то разгрузить напряженное воображение, но рассудок не позволял этого, поэтому она просто стала отрицать ценность каких-либо отношений, если те не носят хотя бы оттенок иронии.
Однажды подруга предъявила ей на этой почве:
– Ты куда пропала? Может, хватит меня игнорить?
Лена посмотрела на некогда веселящую подругу, с которой раньше она беззаботно смеялась над противными училками и душными парнями и которая теперь сама исторгает духоту, так отталкивающую… Последняя частичка обиды за отвращение к ней растворилась в Лене среди абсолютного безразличия и она ответила:
– Извини, что задела твою тонкую душевную организацию.
Обескураженное лицо подруги вмиг покраснело, затем она крикнула: «Пошла ты!» и ушла прочь.
– Можно было и не бомбить – подумала Лена, позируя воображаемой камере, и вновь вернулась в интернет.
Там она стала все чаще натыкаться на феминистические паблики, изобилующие различной информацией о женской доле в истории человечества. Поэтому постепенно Лена примиряла на себя образ Даши Букиной, более подходившей по воззрениям на мир. Отношение к миру стало все более и более систематизироваться в голове Лены, и она осознала себя сторонницей радикального феминизма, согласно которому любой, без исключения, мужчина является угнетателем и адептом господствующего порядка – патриархата. Общество, по мнению радикальных феминисток, должно быть изменено путем устранения мужского доминирования в социальной и экономической сфере. Стремлением к равенству это, конечно, не назовешь, но им в руки хотя бы винтовки никто не дает, и от дел кухонных они отрекаются, поэтому злоупотребление печами в профилактических целях обществу не грозит. На закате десятых в принципе интернет был наводнен тысячами различных пабликов и youtube-каналов, социально и политически ангажированными с разных сторон: феминистки разных сортов, марксисты, фашисты, консерваторы, либералы, либертарианцы, анархисты, центристы, инцелы, любители пони, аниме, кино, книг, игр, разных направлений в искусстве и науке или просто паблики с мемами для комфортного деградадирования. Как можно заметить, в интернете тот самый коммунизм, где каждый может найти кружок по интересам, уже наступил. Все они успешно справлялись с функцией социализации подростков, коим и была Лена.
Зачастую подросткам нравится вследствие нехватки адреналина смотреть на всякую жесть. Не оказавшись исключением, Лена стала притягивать к себе фильмы ужасов с крайне жестокими сценами насилия, но ничего ужаснее порно, случайно попавшегося через спам, она больше не видела. На протяжении часа голое волосатое тело пыталось попасть своим стручком в отверстие другого безволосого (почти) с округлыми выпуклостями тела, и выглядело это до жути нелепо и ужасающе. Потаенные уголки живого производящего человеческого тела, отвратили Лену от человечества на всю жизнь, особенно после просмотра оргий, на которых тела использовали друг друга в качестве стимуляторов счастья десятки минут. Все они были подобны животным, движимым куском программного кода, именуемым инстинктами. При виде страстных извивающихся, словно тростник на ветру, женщин и мужчин, хватающих их за грудь, будто это последний кусок мяса на прилавке во время дефолта, вывод напрашивался сам: Это конечная цель любого мужика, все эти ухаживания и приятные комплименты, цветы и улыбки – все это лишь ширма, скрывающая доведенные до автоматизма движения между ног, которые выражают неутолимое стремление внутрь женского тела.
И тогда она взбунтовалась против собственного тела, понимая, что оно ничем не отличается. К 18 годам она чувствовала себя высушенной сигаретой, познавшей неисчислимое количество человеческих губ. А тело не хотело отпускать ее и жестоко подавляло бунт: подобно кукловоду желудочно-кишечный тракт тянул ее за ниточки, гормоны нещадно играли на ней будто на выдохшейся флейте. К этому грузу прибавлялись отношения с одноклассниками, которых нужно было как-то терпеть до конца школы и с матерью, которую терпеть было уже невозможно. Внутри зудила тяга к одинокому слиянию с энтропией. «Все просто остопиздило, – изнывала она изнутри – а, еще целая жизнь впереди! Десятки и десятки лет я буду должна кому-то что-то… Нужно поскорее… пораньше лечь в могилу, просто курить и пить без продыху, гляди, к годам сорока умру, но если этот ебанный живот не прекратить меня мучить, я выпрыгну в окно сейчас же!» В душе зияла пустота, которую нужно было чем-то заполнить. Временами с этой задачей справлялся феминизм, но тайная мечта о скоропостижной смерти не покидала ее до конца. Тем более что смерть – важный элемент эстетики Эмо. Лена себя какое-то время причисляла к ним из-за темной одежды, к которой постепенно липло что-то розовое. Но чем чаще видела она в зеркале малолетнюю педовку, тем больше понимала, что лучше быть собой.
Поэтому приближение взрослой жизни она не ощутила и после окончания школы. Нужно было совершить личный выбор: «Куда поступить? Кем хочешь быть в будущем? на кого учиться?» Все эти вопросы даже не стояли перед ней. Она по инерции послушала маму и подалась в пед. университет, ближайший филиал которого был в Омске. Туда-то мама и сматывает с дочкой, скрываясь от призраков прошлого.
***
В истории России было ни мало кровавых страниц сопряженных с прогрессом и благодаря этому прогрессу все менее и менее кровавых как ни парадоксально. Русский крестьянин вынес на своих плечах боярскую землю, дворянско-помещичий сапог и кулацкий процент. И вот настало время большевистской гильотины, после которой Россия утратила духовность в оконцове. Орды красных варваров на корню уничтожили русскую культуру, из русского человека было вытравлено все самое благородное в кратчайшие сроки: они сметали церкви и дворцы, сдирали с крестьян косоворотки и лапти, оставляя после себя больницы школы, детские сады, библиотеки, театры и университеты… К числу последних относился и педагогический, построенный при палаче народов, имя которого нельзя произносить в суе, в 1932 году и выпускающий педагогов по сей день.
Лена переживала не зря, ведь учиться здесь предстояло 5 лет, к тому же в совершенно чужом городе. Она, бывало, выбиралась с мамой иногда даже в другие страны по типу Кореи, Японии или Китая, но в Омске ей предстояло жить целых пять лет вдали от дома и подруг, что очень угнетало юную леди. «Я ожидала, что будет ад и пиздец» – будет с теплотой в душе вспоминать она. Единственным утешением являлась мама, вовремя снявшая квартиру и разделявшая с ней, как ни странно, каждую хмельную пятницу. Она уже привыкла снимать стресс именно таким образом, и не только стресс. Подруг уже не было рядом, а новое окружение представлялось враждебным из-за своей неизвестности, поэтому Лена отдала голову на отсечение маме, спалившись при первой же попытке выпить, однако мать не восприняла это как что-то из ряда вон и приняла дочь в стройные ряды взрослых людей. Лена же поняла, что так даже лучше: И маме не нужно ничего объяснять и не нужно до дома идти от подруг. К приятной зыбкости тела и души прибавилась уверенность в безопасности выбранной тропы, ведь маме не нужно отдавать деньги за бухло. Но сигареты в сделку не входили, о чем дочь догадалась при продолжающихся проверках матери.
Лена любила вырисовывать всякие буковки и копошиться в языковых нормах, что успокаивало ее. Это было одним из преимуществ педагогического образования для нее.
– Мама, я почитала отзывы у них в паблике от выпускников этого вуза. Кароче, они пишут, что лучше туда не поступать: там сумашедшие преподы заставляют целыми днями заниматься бессмысленными читками и писаниной – сидела она за ноутбуком.
–Ты же любишь литературу – удивленно посмотрела на Лену мама.
– Я ненавижу литературу! Из школьной программы я читала только «Преступление и наказание» додика этого…как его?
– Достоевского? – подсказывала мама.
– Точняк. Русский язык это хорошо все и интересно. Но так лень учиться тут целых пять лет – Лена положила голову матери на плечо.
– Ленка, не ной, давай. Помоги лучше в квартире убраться – Она окинула рукой среднего размера комнату, из которой и состояла вся квартира, не считая санузла. – А еще надо вещи разгрузить.
– Ну мааааам!
***
Главный корпус универа представлял обширное 4-этажное здание, на каждом этаже был расположен отдельный факультет. Лене нужно было на второй. Когда она вошла в здание и пересекла черту турникета, шум с улицы окончательно был поглощен величественной тишиной и тихим гудением флуоресцентных ламп, освещавших широкие просторы первого этажа, соединяющегося с психфаком и вмещавшего в себя научную библиотеку, гардероб, небольшой буфет. Стены первого этажа были покрыты красно-бело-синей мозайкой. На стене между лестницей и коридором, ведущим в библиотеку, была выдолблена каменная советская фреска, открывающая взору абитуриента портрет давно минувшей эпохи: сферу атома, на фоне которого невозмутимо смотрит куда-то вдаль ученый.
Огромное пространство первого этажа отдавалась в Лене желудочным дискомфортом. Пройдя слегка вглубь этажа влево от турникета, она начала подниматься по лестнице, квадратообразно обвивающей все 4 этажа с двух сторон этой части здания. Лестница эта казалась Лене бесконечной. Стены вокруг были увешаны картинами с факультета художников: картины простых рабочих, античные статуи, природные и городские пейзажи, натюрморты и портреты. Наконец девушка дошла до входа на филологический факультет. Над проходом висел плакат с изображением Шолохова, Пушкина и Ломоносова, а снизу надпись:
«Карамзин: История государства принадлежит императору.
Большевики: история в руках народа!
Сегодня же история в руках поэта, он знает, как все будет. Читайте поэтов!»
Утром свет еще не включили на этажах, поэтому Лена смотрела в пустой темный коридор факультета и не решалась войти…
– Тоже ждешь, пока свет врубят? – спросила девушка, внезапно появившаяся у нее за спиной. На ней были одеты круглые очки как у Гарри Поттера, темная водолазка и светло-синие джинсы.
Лена слегка опешила, увидев ее. Она собиралась уже уходить из стремного здания, таки давящего на нее своими высокими стенами, но теперь придется о чем-то говорить, тем более что, кажется, людей здесь становится все больше и больше. И со всеми ими придется говорить, чтобы не выглядеть белой вороной! Можно и не заметить, как они образуют поток, уносящий ее непонятно куда.
– Я Юля – представилась девушка, поправив свои плоские светлые волосы.
– Л-л-лена – еле выдавила она из себя. Свой же голос еще больше стыдил, и хотелось поскорее свалить отсюда, пока кто-нибудь еще не понял, что она так действительно выглядит! Сесть куда-нибудь в темный угол и утонуть в сладостно-мелодичном голосе Тэйлор Свифт, но найдя в себе силы говорить, Лена позже еще долго считала себя болтливой дурой…
Глава 4.
«Тише, тише, малыш, не плачь…
Мама все твои кошмары в реальность превратит
Мама все свои страхи тебе внушит
Мама согреет тебя под своим крылом
Она не разрешит тебе летать, но позволит спеть потом.
Мама тебя согреет и упокоит.
Конечно… мама поможет тебе стену построить.»
PinkFloyd «Мама»
В новом городе Лена чувствовала себя весьма одиноко: решительно не ясно было, как здесь ведут себя люди, чего от них можно ожидать, что ее ждет на учебе… Так еще между мамой и сигаретным киоском нужно маневрировать. Особенно осторожно нужно себя вести при входе домой.
–Эх, наконец-то я дома – устало сказала Лена сама себе, закрывая входную дверь.
– Ты так быстро пришла – раздалось внезапно справа из ванной.
–Блять… мама, напугала меня! – выдохнув, она быстро достала из кармана жвачку и положила в рот.
Развесив белье, мать вышла из ванной посмотреть на дочь.
