Из слов гадалки Лена поняла, что со вторым замужеством, обещанном ей бабушкой, могут быть проблемы. Бабушку уже не спросишь – в минувший вторник минуло сорок дней, но Тамара что-то говорила про наследство.
Лена порылась в сумочке и извлекла почерневший от времени листок, покрытый арабской вязью. Этот листок выпал из переплета старинного евангелия, которое она нашла в глубине книжного шкафа после смерти бабушки. Сначала Лена решила, что это часть переплета, но потом обратила внимание на аккуратно вырезанное углубление, в котором находился листок, заклеенное двумя слоями бумаги – тончайшей папиросной и грубой пергаментной. Так могли хранить только ценные документы, и даже не хранить, а прятать, поскольку, о тайнике не знала даже бабушка, а уж она-то непременно рассказала бы о таинственном листке любимой внучке. Под арабской вязью стояла ярко-алая печать с двумя скрещенными кривыми саблями и голубем с распростертыми крыльями. Сабли были высоко подняты, и создавалось впечатление, что голубь бьется в клетке. Краски на печати совершенно не выцвели, и это было странно, учитывая почтенный возраст документа.
Пока Лена искала листок, она успела спуститься на второй этаж и теперь стояла перед высокими двустворчатыми дверями с табличкой «Туристическое агентство «Трасн-Тревел-Интернешнл». Рядом на полу валялся лист бумаги с красными буквами «Переводы».
– Они съехали. У вас какой язык?
Лена подняла голову. По узкой лестнице спускались стройные девичьи ноги в желтых кедах, затем показалось простенькое платьице в цветочек и наконец милое веснушчатое личико в обрамлении огненно-рыжих волос. Девушка подошла к Лене и остановилась. Глаза у нее были весенними, голубыми и чистыми, как таящий снег в горах и теплыми, как майское солнце. В них что-то плавилось, струилось, кружило голову и проникало в самое сердце. Несмотря на кажущуюся простоту, девушка определенно представляла опасность. Потенциальная соперница – Лена это поняла сразу, но соперничать пока было не из-за кого, а с листком, который она держала в руке, следовало разобраться.
Голубоглазую девушку звали Дианой. Листок, оказавшийся распиской на получение какого-то дубликата "по праву принадлежащего предъявителю", она с грехом пополам перевела. Получилось не слишком связно, но адрес, по которому следовало обратиться, Диане был знаком. Речь шла о ювелирном доме в старой части Стамбула.
– Здесь сказано: без срока давности, то есть, можно ехать и получать.
– Не знаю… – протянула Лена. Поездка в Турцию в ее планы не входила, но Диана не сдавалась.
– А ювелирный дом? Вдруг, что-то ценное?
Это был довод.
– Если речь идет о драгоценностях, вам понадобиться юридическая поддержка, иначе, из страны вы ничего не вывезете. Наша фирма может обеспечить и то, и другое. Предлагаю оформить шоп-тур на три дня с вылетом на завтра.
Лене все стало ясно. Расписки, ювелирные дома, а на выходе шоп-тур для плана продаж. Приедешь, впарят ожерелье за тысячу долларов и поедешь обратно. Вроде как получила наследство. Шустрая девица!
– Вы еще и грузовыми перевозками занимаетесь? – с изрядной долей сарказма спросила она.
– Вы на Транс намекаете? Это от трансформейшн, мы духовными практиками занимаемся, путешествия в Индию, Японию, на Тибет.
– О! Это круто! Куплю оранжевое сари и сразу к вам.
Диана зевнула, всем своим видом давая понять, что, если не будет тура, не будет и помощи с получением дубликата. Она даже отвернулась к окну, но, когда за несостоявшейся клиенткой закрылась дверь, рыжая турагентша довольно потянулась, скинула дешевое платьице, натянула джинсы от Гуччи, короткий топик от Дольче и Габбана, накрасила губы и взяла со стола ключи с гарцующей лошадью на брелоке. Глаза ее светились не самым добрым светом.
А в это время бдительная наследница, спустившись во двор, остановилась в раздумье, еще раз полюбовалась кронами тополей, плывущими в небесной вышине и села в машину. Она решила ехать в бассейн, поплавать и все хорошенько обдумать. Взметнув колесами фонтанчики пыли, черный понтиак исчез в переулке.
3. СХОДИЛА ЗАМУЖ
Прогнувшись в воздухе, Лена нырнула в прозрачную прохладную воду. Вот так же стремительно, без оглядки, поддавшись внезапному импульсу, она вышла первый раз замуж. С первым ее мужем они учились в одной группе и к середине третьего курса решили связать свои судьбы.
Любила ли она Ивана? Еще как! Как в сказке! Как сказочного принца из самой, что ни на есть, волшебной страны, в которой любые желания исполняются в одно мгновенье. Копились эти желания у Лены долго, но исполнились все сразу, и оттого ей стало казаться, что так будет всегда. Всегда не получилось, и в конце четвертого курса они развелись.
В отличие от Ивана, Лена не особенно горевала по этому поводу. «Сходила замуж», —весело говорила она, и причина этой веселости заключалась в бабушкиных рассказах и гаданиях. Бабушка Лены – Зинаида Васильевна, мама ее мамы, обожала рассказывать, разные истории. Например, о том, как прадед Василий, спас турецкого пашу. Случилось это в революционном Петрограде, в восемнадцатом году. Ограбленный и сброшенный в Неву революционными матросами, паша поклялся, что ничего не пожалеет для своего спасителя, и сыном его назовет, и наследником сделает, и любые желания исполнит, лишь бы тот его выловил. Лишь бы не упустил!
Василий пашу не упустил, но от наследства отказался, сославшись на неподходящее время. И тогда паша сказал, что торопиться некуда, наследство Василий обязательно получит и, если не он сам, то его сын, или внук, или правнук и так далее. Можно ни о чем не беспокоиться, рано или поздно наследство само найдет наследника. На том они и расстались.
Первой у Василия родилась дочка – Ленина бабушка, а спустя год – сын. Родиться-то он родился, но прожил недолго. Когда сыночку исполнилось три года, он упал со скамейки, ударился головой об угол дома и умер. Больше детей они не заводили. Дочка Василия выросла, закончила рабфак, потом институт, вышла замуж и родила дочь – Ленину маму. Мама занималась химией, сильно отравилась, уже после рождения Лены, и рожать второго ребенка ей отсоветовали.
Таким образом, единственной наследницей прадеда Василия являлась Лена, точнее, не она сама, а ее будущий сын, которому предстояло родиться. Бабушка так и говорила: Вся надежда на тебя, Леночка! Смех смехом, а Лена иногда позволяла себе помечтать о сундуках, набитых сокровищами, дворцах, роскошных лимузинах и персональных авиалайнерах. И вот однажды, вдрызг разругавшись с Ваней из-за какой-то смазливой девицы, с которой его видели в общежитии, Лена пришла к бабушке и с порога объявила: Все! Завтра она разведется! Сил ее больше нет терпеть этот разврат! Огорошив бабушку, Лена прошла в комнату, села на диван и разревелась. Так ей было жалко их чистой любви, растоптанной Иваном, так жалко! А еще и от наследства приходилось временно отказываться. Хорошо, если временно, а то как навсегда? Вдруг, она тоже чем-нибудь отравиться или еще что-нибудь произойдет?
Отравится?! Лучше бы Лена этого не говорила! Бабушка побелела, схватилась за сердце, и Лене пришлось клясться и божиться, что ничего ядовитого и радиоактивного у них на факультете нет, и быть не может.
Немного успокоившись, бабушка решила для верности погадать. Гадала она редко, но никогда не ошибалась. Своим умением бабушка была обязана одному военному, снимавшему у них угол во время войны. Сам этот военный гадал по почерку, но мог по чему угодно, хоть по опавшим листьям или арбузным коркам. «Главное, – говорил он, – видеть будущее, и даже карты не лягут правильно, если тебе не дано его прозревать». Бабушку он научил гадать по линиям руки, а на картах она и сама потом научилась.
Чтобы окончательно успокоить Лену и самой успокоиться, бабушка раскинула карты и быстренько выяснила, что здоровью ее внучки ничего не угрожает. А за одно и про наследника. Так, первый брак у Лены недолгий, а потом она снова выйдет замуж… А на руке что? То же самое, ребенок во втором браке. Не в первом, а во втором, причем, сын, а не дочь! Ну, слава богу! Можно идти пить чай.
Они попили чаю, и Лена пошла домой, а пока шла, ей стало совершенно ясно – браку с Иваном наступил конец, и нечего Ваньку воспитывать, пусть, катится! Такая уж у Лены судьба, а от судьбы не убежишь!
Бабушка, потом, как могла заступалась за Ваню, мол, и сын-то должен родиться именно от него, и помирятся они, обязательно помирятся! И, вообще, нельзя слишком много требовать от людей – люди не ангелы, ангелы на небесах, а она на земле, и можно остаться одной и ждать бесконечно. Но внучка бабушку не слушала. Нагадала, так нагадала, и нечего заступаться! И через три месяца они с Иваном развелись.
Потом, Лена окончила университет и познакомилась со своим вторым будущим мужем. Вернее, с женихом, с которым они вскоре расстались ровно по той же причине, что и с Иваном – из-за какой-то смазливой конопатой бестии.
Произошедшее было чудовищным, находилось за гранью добра и зла и не поддавалось рациональному объяснению, и все потому, что Лена, в отличие от невзрачной соблазнительницы, была весьма и весьма привлекательной девушкой. Натуральной блондинкой со стройными ножками, талией и всем прочим: пухлыми губками, милым носиком, пребольшими глазами, меняющими свой цвет от небесно-голубого до бирюзового в зависимости от настроения и цвета помады, со звонким голосом и задорным смехом.
Но не во внешней привлекательности заключалась суть дела. Лена была по-настоящему красивой девушкой, а это означало, что на нее хотелось смотреть, смотреть и смотреть. Смотреть и понимать, что это хорошо, что это ново, это вдохновляет и меняет тебя самого, и ты сам становишься гармоничнее и ощущаешь в себе силы к сеянию разумного, доброго и вечного. Второй жених просто не хотел меняться к лучшему и сеять разумное-доброе-вечное, потому и ушел.
Но причина могла быть еще глубже и заключаться в самой Лене, в хитросплетениях ее судьбы. Пока была жива бабушка, она являлась гарантом счастливого будущего, но теперь, когда бабушки не стало, Лена, вдруг, ощутила пустоту вокруг себя, опора исчезла, и она начала проваливаться в трясину собственных страхов.
На похоронах она успела пообщаться с Дмитрием Дмитриевичем, другом семьи, которого знала с детских лет. Было время, когда Митрич регулярно посещал бабушкину квартиру и всегда произносил тосты за красоту несравненной Зинули, и даже пытался сделать запоздалое предложение, но вместо согласия был отлучен от дома раз и навсегда. С двенадцати лет они с Леной не виделись, и когда Митрич сказал, что им нужно объясниться, и с этим лучше не тянуть, она была крайне удивлена, но обещала приехать непременно.
Приглашение дяди Митя оказалось весьма кстати, поскольку, он должен был знать все про наследство Василия, и именно он познакомил бабушку с тем военным, который научил ее гадать. Жил Митрич за городом, и чтобы успеть засветло, следовало поторопиться.
4. КОЛДУН ЦЕЗАФИЛ, КОЛДУНЬЯ ЦЕЗАФИЛА
В динамиках пела испанская гитара, нежно, страстно, самозабвенно. Стремительный перебор струн летел над шоссе, подгоняя и подбрасывая вверх печальные скрипичные нити. Нити взвивались и падали, и Лене хотелось плакать. Ей было жаль бабушку, жаль себя и свое прошедшее детство, когда папа и мама были рядом, но потом осталась одна бабушка. Те четыре лета, которые она провела в детском лагере, неподалеку от дома Митрича были самыми лучшими в ее жизни. Таинственные истории по ночам, глаза влюбленных мальчиков, первые робкие танцы, костер и рассвет над озером, который они встречали всем отрядом. И конечно, тот валун, после которого все враз оборвалось, и началась новая жизнь, без лагеря и без дяди Мити с его тостами. Все прошло, – думала она, – и ничего не осталось.
Вдали, по верхушкам елей катилось оранжевое солнце, опускаясь все ниже и ниже. По полям рыскал ветер, клоня колосья к земле, выскакивая на обочину дороги желтыми столбиками пыли и вновь убегая под густеющую синеву неба, разбавленную по краям золотисто-розоватым маревом. Все прошло, но осталась дорога, и вела она Лену мимо заброшенного детского лагеря.
Не доезжая деревни, Лена свернула на грунтовку. Крупные ямы были засыпаны битым кирпичом, значит, дорогой пользовались. Ветви ив, растущих по обеим сторонам, смыкались над головой, образуя зеленый туннель. Слева тянулся бетонный забор, с редкими поваленными плитами. За очередным поворотом ивы расступились, и открылся вид на овраг, наполовину засыпанный строительным мусором. За оврагом находилось кладбище с оградами, крестами и редкими памятниками. Могилы подходили почти вплотную к обрыву, оставляя лишь узкую полоску земли, на которой возвышался некогда могучий, но ныне полностью засохший дуб. Его корни торчали из склона оврага, и по этим корням, как по лестнице, можно было забраться наверх. Под дубом лежал огромный валун. Из-за этого-то валуна все и произошло.
Лена остановила машину у одной из поваленных плит. С территории лагеря доносился звук работающего мотора, временами переходящий в надсадный вой. Застряли? Или деревья пилят? Было интересно, к тому же, она бы не отказалась посмотреть на то, что стало с их лагерем за прошедшие тринадцать лет. Особенно, с их корпусом, от которого до пролома в заборе было не более тридцати метров. Она вылезла из машины и забралась на поваленную плиту. С плиты открылся удручающий вид – черные глазницы заброшенных корпусов, ржавые трубы спортивных снарядов и чей-то ярко-красный порш-кабриолет 911 прямо перед их корпусом. Порш буксовал, из-под задних колес летели комья грязи. За рулем сидела девушка с рыжими волосами. Немного побуксовав, она вылезла из машины и направилась к пролому. Каково же было удивление Лены, когда в подходящей девушке она узнала Диану.
Удивление было взаимным.
– Вы ко мне? Как вы меня нашли? Решили ехать?
Лена ехать не решила, и Диану она не искала, но оказалось, что они обе отдыхали в этом лагере почти в одно и то же время. Диана точно позже, иначе бы ей не была известна история, которую она рассказала.
История заключалась в следующем. Дети в одну из смен стали замечать огонек, который по ночам загорался на кладбище. Несколько раз они пытались его найти, но, как только приближались, огонек гас.
– Она успевает его потушить, – догадался один мальчик.
– Кто, она?
– Колдунья!
Тогда дети решили идти на кладбище днем и наши четырехгранный обелиск, поросший мхом. Они счистили мох и увидели на стороне, обращенной к лагерю надпись: Колдун Цезафил и Колдунья Цезафила. Одна девочка, увидев эту надпись, бросилась на колени и стала рыть землю руками. Нашла тряпки, кости и стеклянный глаз. Девочка стал плакать, потом смеяться, и ее с трудом смогли успокоить.
На следующий день, когда дети возвращались с речки, они увидели рядом с корпусом высоченного старика в саване. Старик нагнулся и влез в окно. Вожатые обыскали все палаты, но старика не нашли. Во время тихого часа в палату к девочкам вошел тот же старик, но уже нормального роста и без одного глаза. Он подошел к девочке и протянул руку. Девочка замахнулась на него тапочкой и крикнула: Уходи! Старик погрозил ей пальцем и вышел сквозь стену. Девочка бросила ему вслед стеклянный глаз, и тот разбился на мелкие кусочки. К вечеру девочка покрылась чирьями, и ее увезли в больницу. Через неделю она вернулась, но лучше бы она этого не делала. В тот же день ее придавило углом подгнившей беседки, и она умерла. На этом история заканчивалась.
Лена была удивлена буйством детской фантазии.
