Когда белые древа перестанут цвести. Том первый
Оставив дедушку Мао на попечение таких же немощных товарищей, старушка прошла к столу, на котором лежали продукты на завтра, и достала из дальнего угла чашку с лапшой.
– Всё давно размякло, – буркнула она почти обиженно, стукнув миской о стол.
– Не стоит переживать, – несмотря на ворчание бабушки Яо, Люи всегда мог понять, о чём она беспокоилась на самом деле. – Я и так знаю, что бабушка готовит лучше всех.
– И не подлизывайся, – старушка опустилась на табурет напротив. Её тон заметно смягчился.
– Даже не думал, – промямлил Люи с набитым ртом.
Бабушка Яо вздохнула. Теперь, когда воспитанник вернулся, она понемногу начала успокаиваться. Жаль, что Мэн Лин не дожила до этих пор. Она бы непременно порадовалась, увидев, каким вырос её ребёнок.
– Сегодня я прибиралась в библиотеке, – склонившись к столу, вполголоса проговорила старушка, глядя на Люи. Юноша отвлёкся от чашки с едой и так выразительно посмотрел на бабушку Яо, что и спрашивать ничего не потребовалось. – Не знаю, подойдёт ли такая, – с этими словами она вынула из-за пазухи тонкую потрёпанную рукопись и положила её на стол. – На этой книге было столько пыли, что вряд ли её хватятся скоро.
– Я постараюсь быстро прочитать и вернуть, – пообещал Люи, поспешно заталкивая книгу за шиворот. Если кто-нибудь заметит пропажу, бабушке Яо попадёт.
– Опять таскаешь пацану этот хлам, – послышалось над ухом, и Люи от неожиданности чуть не подпрыгнул. Подняв голову, он увидел рядом дедушку Ли. – Мао доел. Мы уходим, – развернувшись, старик поплёлся прочь, не удостоив его и взглядом. – Зачем только эта чертовка научила мальца читать? – вопрошал дедушка Ли сам себя. – Рос бы нормальным, как все дети. Так нет – он книжки до дыр зашаркивает. В шахтёрской-то деревне!
– Не слушай его, – бабушка Яо поспешила накрыть ладонь Люи тёплыми сухими руками. Они были колючими от тяжёлой работы, которой занималась старушка при храме, но всё равно Люи передалась та нежность, которую женщина вложила в это прикосновение. – Лин-Лин знала, что делала.
Едва Люи раскрыл рот, чтоб ответить, как на кухне появился старший брат Су Ифэн. Он кивком пропустил уходящих стариков и сурово оглядел владения бабушки Яо. Заметив младшего, брат Су нахмурил брови.
– Ты почему не в кровати?
– Братец, я только с работы вернулся, – Люи запихал в рот побольше еды, зная, что старший не станет слушать.
– Быстро спать!
– Хорошо, – одним глотком допив бульон, Люи отставил миску. – Спасибо за еду, – улыбнувшись бабушке Яо, он выскользнул за дверь и побежал в сторону сиротской спальни.
– Я передам настоятелю, чтобы он попросил господина не задерживать работников, – Су Ифэн ещё раз строго осмотрел кухню. Там, где ужинал дедушка Мао, повсюду валялись остатки еды. – Помощь нужна?
– Что ты, что ты, – старушка тяжело поднялась из-за стола. – Эта старая мотыга ещё может выполнять свою работу.
Подхватив миску Люи, бабушка Яо понесла её к остальной грязной посуде. Брат Су кивнул, пожелал ей доброй ночи и вышел. Как дежурному ему ещё нужно было обойти территорию храма и удостовериться, что все сироты крепко спят. А то не доглядишь за ними, потом хлопот не оберёшься.
Прижимая добытую книжку к груди, Люи неслышно проскользнул в спальню. В нос ему ударил запах пота и сладостей. Кто-то из ребят, спящих возле входа, точно припрятал что-то вкусненькое. Скорее всего, это Чжань Пи, что подрабатывал в пекарне.
Люи на цыпочках прокрался к своей кровати, стараясь никого не потревожить звуками шагов. Но едва он собрался опуститься на жёсткий матрас, как понял, что место занято двумя младшими детьми. Юноша присел на корточки. Это были малыш Тянь Юй и его названный брат Му Юнь, которые каждый вечер перед сном приходили послушать историй.
– Простите, сегодня я не смог вам ничего рассказать, – прошептал Люи, накрывая мальчиков стареньким одеялом. Один из них заворочался во сне, и юноша мягко положил руку ему на голову, чтобы успокоить. Затем он вытащил из-под кровати потрёпанную циновку, расстелил её там, где сидел, и улёгся поверх без всякого одеяла. Конечно, от такой ночёвки назавтра у него будет ломить всё тело, но нельзя же, в самом деле, прогнать детей.
Люи немного переживал из-за того, каким он рос слабым. Несмотря на среднее телосложение, здоровье его не ладилось. Стоило перетрудиться или переволноваться – и начинало нестерпимо колоть в груди. А иногда он вовсе мог целый день пролежать без сил: чаще всего это случалось в сезоны дождей. Ночёвки на полу тоже не проходили бесследно: на следующий день юноша чувствовал себя вялым, а в некоторых местах у него появлялись синяки.
Поправив циновку так, чтоб на неё падал лунный свет из окна, Люи чутко прислушался к темноте, прежде чем вынуть из-за пазухи книжку, которую вынесла из библиотеки бабушка Яо. Как и большинство людей вокруг, старушка не умела читать, и потому брала наугад самые пыльные книги – те, к которым давно никто не прикасался и вряд ли стал бы скоро о них спрашивать.
Для Люи обучение чтению осталось самым ярким воспоминанием о матери. Даже будучи прикованной к постели в свои последние дни, Мэн Лин настаивала на том, чтобы он сидел над книгами по несколько часов в день. Как теперь, так и тогда, поставщиком рукописей для матери и сына была бабушка Яо, которая присматривала за ними с тех пор, как они появились в деревне Лэй.
Люи раскрыл книгу и перелистнул несколько страниц. «Откуда в библиотеку храма попала небылица?» – не поверив своим глазам, он по-быстрому просмотрел всю рукопись. Обычно бабушка Яо приносила ему травники или сборники наставлений настоятелей храма разных лет – но историю о том, как человеческая женщина стала супругой бога, Люи держал в руках впервые.
«Кому понадобилось тратить на это столько бумаги?» – дивился юноша, вертя книжку в руках. Сама бумага тоже показалась Люи необычной – с лёгким налётом мерцания и гораздо более гладкая, чем вся знакомая прежде. Пожав плечами, он погрузился в чтение.
История рассказывала о девушке, брак с которой люди Восьми Провинций назвали уплатой дани. Автор же предпочитал выражение, связанное со смирением или покорностью судьбе. Но поскольку рукопись пестрела старинными символами, многие из которых Люи не знал, понять её оказалось непросто, несмотря на идеальный почерк писца.
Попытавшись представить того, кто мог писать столь аккуратно, Люи увидел перед собой утончённую девушку благородного происхождения. Не поверив своему воображению, он потряс головой. Очевидно, что небылица заставила фантазию разыграться. Ну откуда в деревне Лэй взяться такой редкой книге?
Кроме текста, Люи нашёл в рукописи несколько детальных рисунков. Проведя по ним пальцами, он поймал себя на странном желании просунуть руку внутрь. Конечно, это было невозможно. Всё, чего бы Люи добился этим, – проделал бы в истрёпанных временем страницах дыру.
Дочитав книгу, он перевернулся на спину и уставился в потолок. «Какая странная история», – думал Люи, вглядываясь в игру света и тени, заполнявшую комнату. Со всех сторон доносилось посапывание, кто-то из детей храпел, уткнувшись в подушку, из-за чего звук получался приглушённым, будто придавленным. «Наверняка он напускал целое море слюней», – хихикнул юноша про себя.
Но отчего-то больше смеяться ему не хотелось. Люи так взволновала прочитанная небылица, что сна не осталось ни в одном глазу. Интересно, могло ли написанное произойти в самом деле? Разве боги взяли бы в жёны кого-то из людей?
Юноша припомнил слухи о властелинах двух миров, которые шёпотом передавались в деревне Лэй по тёмным углам.
За общение с богами многие века отвечал правящий клан Цинь, что восседал на престоле в Аньяне. Простые смертные не то что не видели их лиц, скрытых за нефритовыми масками, они даже не знали, умеют ли боги говорить на человеческом языке. Если задуматься, не так уж много было о них известно – всё больше домыслы и пересуды. Вот если б оказаться во Внутренних Землях и самому на всё поглядеть…
Люи бережно припрятал книгу за пазуху, намереваясь вернуться к ней позже. Вдруг ему удастся разобрать ещё несколько символов? Может быть, тогда на историю девушки прольётся чуть больше света?
В любом случае, завтра состоится церемония уплаты дани, и в деревню Лэй придёт один из богов. Нужно будет подобраться поближе и как следует его рассмотреть – а то когда ещё предоставится такая возможность?
Последний раз боги приходили в эти края задолго до того, как Люи с матерью появились в деревне, поэтому о прошлых смотринах он не знал ничего. Как и не представлял, где жил ранее. Но если долго раздумывать о прошлом, что-то мучительное начинало шевелиться в памяти, и Люи охватывал страх. Всякий раз, думая о детстве, он приходил лишь к одному желанию: бежать.
Люи схватился за горло и шумно вдохнул воздух. На мгновение ему показалось, что комнату наполнил запах гари. Юноша почувствовал, как вспотели его ладони, а тело охватила дрожь. Ещё немного – и железным обручем сдавит сердце.
Люи положил руку на грудь и, несколько раз вдохнув и выдохнув, как учила его матушка, заставил себя успокоиться. Вдох. Задержка. Выдох. Задержка. И так – пока не перестанет трясти. Сейчас не время разбираться в том, что ему привиделось: храмовый лекарь уехал в столицу за пилюлями, и случись что с одним из сирот, помочь будет некому.
Юноша запрятал рукопись поглубже – чтобы не выпала – и перевернулся на бок, засунув руку под голову. Его мысли снова вернулись к предстоящей церемонии. По случаю праздника завтра будет отдыхать вся деревня – остановятся даже работы в шахтах. А когда божественную дань посадят в повозку и торжественно проводят в столицу, люди бросятся пить и радоваться, что беда обошла их стороной.
Конечно, будет и одна опечаленная семья – та, чьё дитя изберёт данью бог. Бабушка Яо рассказывала, как не раз за долгую жизнь наблюдала слёзы отцов и матерей, вынужденных отослать отпрысков в Шаньшэнь. В этом доме ещё много дней продлится траур, ведь несчастные родители больше никогда не встретят своих детей.
Люи всегда расспрашивал о богах с непомерным любопытством. Иной раз старушке приходилось прикрикнуть на него, чтоб отстал. Ему постоянно казалось, что бабушка Яо что-то недоговаривала, однако выяснить, что именно, у него так и не вышло. В конце концов он решил оставить её в покое и сосредоточиться на книгах – ведь те не станут тебя ругать, да и утаить от тебя ничего не смогут.
Люи перевернулся на другой бок и мысленно пересчитал всех девушек и юношей подходящего для церемонии возраста: от семнадцати до двадцати одного. Всего получалось около двух десятков, включая дочь господина Ни – Сяоли.
Вспомнив о торговце, Люи опять невольно потянул руку к шее.
Наверное, госпожа Цан была сегодня особенно зла из-за того, что даже на пороге беды её супруг думал лишь о том, как удовлетворить свои сомнительные потребности, а вовсе не о том, как поддержать родную дочь.
В прошлом месяце Сяоли достигла возраста семнадцати лет. Люи готов был поклясться, что с тех пор она плакала каждую ночь, сетуя на горькую судьбу. Юноше стало жаль бедной девушки – она хоть и была несносной и капризной, но всегда относилась к нему по-доброму и угощала сладостями, когда не видели мать и отец. Будет грустно, если выберут её. А какая буря поднимется в доме господина Ни – и представить страшно…
Отогнав мрачные мысли, Люи решил подумать о том, чем займётся в долгожданный выходной. Перевернувшись на спину и положив руку поверх спрятанной книги, он вдруг ощутил, что всё идёт своим чередом. Вслед за этим чувством его охватило спокойствие, и он сам не заметил, как уснул.
Глава 2. Луч солнца в деревне Лэй
Люи выбежал из-за угла, на ходу зацепившись рукой за проходившего мимо монаха, чтоб не упасть. Извиняясь и кланяясь, он попятился в сторону храмовых ворот и чуть не налетел на бабушку Яо, которая мела двор.
– Доброе утро! – ещё до того, как старушка начала ворчать, Люи обезоружил её искренней улыбкой.
Подняв было метлу, чтобы осадить проказника, бабушка Яо передумала. Она как никто другой знала о том, сколько Люи пришлось пережить. И то, что он продолжал улыбаться так же чисто, как в детстве, было настоящим чудом.
– Сегодня на обед будет много вкусного! – прокричала бабушка Яо ему вслед.
Люи на миг задержался возле ворот, прежде чем исчезнуть из вида.
– Я постараюсь вернуться вовремя! – пообещал он и был таков.
Бабушка Яо покачала головой и продолжила выметать сор со двора.
Обычно по утрам в деревне Лэй стояли густые туманы. С первыми лучами солнца они начинали редеть, и полностью таяли через два-три часа. Если было пасмурно, туманы могли висеть и дольше, кутая блёклые улицы деревни в размытые покровы. В любой другой день Люи не волновала бы плохая погода – но только не сегодня. Ведь если будет пасмурно и туманно, то это испортит всё божественное явление.
Словно в ответ на его мысли сквозь плотные облака пробился робкий луч солнца. Вслед за ним ещё один, и ещё. Мягкие золотые лучи разгоняли туман медленно, но верно – совсем как бабушка Яо выметала со двора мусор. Улыбнувшись этому сравнению, Люи про себя рассмеялся. Его хорошего настроения в этот день не могло испортить даже ноющее тело.
Пробегая по улицам, юноша заметил, что со всех домов поснимали фонарики, отпугивающие духов. Обычно их вешали при входе, чтобы спровадить божественных духов-шпионов, которые, по поверьям, густо населяли мир. Однако в день божественного явления нельзя было допустить, чтобы властелин увидел эти фонарики, поэтому все их убрали до того времени, пока бог не уйдёт.
Вскоре Люи услышал гул толпы, а подойдя к воротам центральной площади, увидел, что на ней действительно собралась вся деревня. Над головами зевак виднелось пламя ритуального огня, расположенного на возвышении в середине. С четырёх сторон к нему подбирались ступенчатые подъёмы, у одного из которых рядами стояли «гуншэнь» – претенденты на роль божественной дани.
Остальные люди теснились по краям просторного квадрата площади, словно не решаясь ни на шаг подступиться ближе к центру. Как правило, на других праздниках глава и старейшины деревни занимали места на возвышении у ритуального огня – однако на этот раз они не могли позволить себе оказаться выше бога, поэтому расположились внизу.
Вклинившись в толпу, Люи стал протискиваться ближе к воротам, через которые должен был прийти властелин. В том месте осмеливались становиться только самые любопытные и бесстрашные, и толпа там выглядела куда более редкой.
Люи знал, что ребята из приюта делали ставки, кто дольше простоит у этих ворот. В награду смельчаку они готовы были отдать значительную часть сбережений. Впрочем, никто из них не поставил бы на Люи, потому как он мог вытворить что угодно. Да и отдавать деньги тому, кто вернёт их обратно в виде бесполезных вещей вроде бумаги и чернил, не имело смысла.
Люи протискивался через толпу, подмечая, как с каждым чжаном ослабевало её давление. Он кожей чувствовал висящее над площадью напряжение, перемешанное со страхом и толикой интереса. Однажды просунув голову в просвет между зеваками, юноша увидел родителей гуншэнь, выстроившихся впереди остальных людей, а затем и самих юношей и девушек.
Все они стояли бледные, без кровинки в лице. И если юноши могли сохранять хотя бы относительно невозмутимый вид, то по лицам девушек было заметно, что прошедшую ночь они провели в слезах.
Окинув молодёжь любопытным взглядом, Люи выхватил среди прочих Ни Сяоли. Он собирался помахать ей, чтоб поддержать несчастную девушку, но кто-то грубо засадил ему локтем под дых, и он согнулся, пересчитывая звёздочки. После этого юношу несколько раз пихнули в спину и в бок, обругали отборной бранью и наконец вытолкали в нужном направлении. Люи потёр ушибы и поморщился. Как будто мало ему было синяков от циновки.
Пока раздумывал, куда лучше встать, он незаметно для себя оказался у края толпы. Вся площадь просматривалась отсюда как на ладони. Старейшины действительно постарались на славу, чтобы привести её в надлежащий вид: они не только украсили всё вокруг фонарями и ленточками, но даже выщипали траву меж каменных плит.
В одном из дальних углов площади Люи увидел огромный церемониальный барабан на бронзовой подставке в виде черепахи. Прежде он знал о нём только из рассказов бабушки Яо. Теперь, увидев инструмент воочию, юноша по-настоящему впечатлился. Должно быть, нелегко было притащить его сюда. Интересно, как он пролез в ворота? И где хранился всё то время, пока не использовался? Люи едва мог припомнить хотя бы пятёрку мест в деревне Лэй, где можно спрятать такую громадину.
Может быть, поместье старосты? Или внутренний двор другого дома, куда простым смертным вход запрещён? Но тогда бы мальчишки из приюта непременно всё разузнали и попытались проникнуть на закрытую территорию. Или наведались поглазеть на сам дом.
Раздался гонг, возвещавший о скором начале церемонии. Один такой Люи уже слышал перед тем, как выбежать из храма. Если это был второй, значит, ждать оставалось недолго. Отследив направление звука, юноша увидел, что его источник находился в другом углу площади.
К его удивлению, это оказался вовсе не тот гонг, который использовали в деревне обычно. Видимо, его тоже доставили сюда для сегодняшней церемонии. Гонг был испещрён символами звёздного круга, по которому монахи определяли даты значимых событий. Как правило, делалось это в Удэ – духовном центре Восьми Провинций – или в храме богов Аньяна, столицы Йоушань. В других местах вряд ли кто-то умел им пользоваться. Во всяком случае, Люи не знал ни одного такого человека.
Продолжая блуждать по площади взглядом, юноша заметил, как глава деревни отделился от группы родителей и направился в сторону ритуального огня. Следом за ним шли несколько слуг, которые несли высокий бронзовый стол, свечи, кувшины с водой, вином и кровью ритуального быка, блюдо с просом, нефритовый сосуд и другие церемониальные предметы.
Из разговоров в храме Люи знал, что это просо было выращено на специальном поле, за которым ухаживали монахи. Братец Су говорил, что только самые высокопоставленные служители богов допускались туда. Они же изготовили и вино для церемонии. А в нефритовый сосуд будет положена прядь волос божественного избранника. Этот сосуд запечатают подобно урне с прахом и передадут родителям того, кто отправится в Шаньшэнь. С этих пор он или она будет считаться умершим.
Глава деревни остановился перед гуншэнь, критически оглядел молодёжь с головы до ног и жестом велел всем немного рассредоточиться.
Этих юношей и девушек начали готовить к церемонии за несколько месяцев, чтобы убедиться, что они всё сделают правильно, но одно дело – наставления и совсем другое – реальность.
Старейшины верили, что от соблюдения церемониала будет зависеть расположение богов к жителям деревни Лэй. Может быть, они великодушно ниспошлют здешней земле побольше дней с хорошей погодой, чтобы урожай родился обильным. Или принесут редких пилюль, на продаже которых можно будет хорошо заработать.
Увидев, что его молчаливый наказ исполнен, глава деревни развернулся к гуншэнь спиной. Его помощники поставили перед стариком тяжеленный стол, который кое-как притащили аж вшестером, и разложили на нём ритуальные предметы. Затем они помогли старейшине омыть руки и с поклоном удалились.
Рассматривая церемониальный наряд главы деревни, Люи дивился, зачем использовать настолько сложный костюм? Неужели богам действительно важно, кто во что одет? Он мельком взглянул на свои одежды. Тёмные штаны, старая обувь, наверняка сменившая не одного владельца, рубаха с высоким воротом и закатанными рукавами. Изящностью тут и не пахло. Хотя, при всём желании выбирать ему не приходилось, ведь храмовые сироты одевались в те вещи, которые односельчане носили им в дар.
Закончив с приготовлениями, глава деревни замер перед алтарём. Остальные старейшины также заняли свои места: они расположились на маленьких жёстких подушках, выложенных полукругом возле гуншэнь.
Среди родителей поднялось волнение. Люи слышал, как тяжело вздыхали и охали женщины. Мужчины цыкали на них, призывая молчать.
Вновь раздался гонг, оповещая о начале церемонии. Народ невольно подался вперёд и насел на Люи. Юноша непроизвольно попятился назад и впечатался в стоявших за ним людей. Вопреки ожиданиям, толпа приняла его мягко и не противясь.
На площади показался главный настоятель храма богов. Вместе с его приходом братья ударили в церемониальный барабан. Народ вздрогнул. Под гулкий ритм, разносящийся по округе, настоятель приблизился к центру площади. Он также был облачён в сложный наряд, только, в отличие от одеяний главы деревни, его тёмный пао покрывала вышивка в виде множества серебряных звёзд.
Монах не подошёл сразу к алтарю, а сначала описал круг между претендентами на роль божественной дани и старейшинами, сидящими на подушках. В его руках была нефритовая чаша с киноварью и кисть, которой мужчина стал наносить символы на каменные плиты.
Настоятель передвигался от одной точки площади к другой с удивительной ловкостью, его движения складывались в замысловатый танец, и это зрелище завораживало Люи.
Когда он был младше и мог свободно слоняться где хотел, он не раз наблюдал за тем, как старший монах упражнялся в саду. Несмотря на преклонный возраст, мужчина мастерски владел своим телом. Несколько лет назад юноша даже подумывал о том, чтобы сделаться послушником, но вскоре его распределили в помощники к господину Ни.
Закончив наносить символы на плиты, настоятель приблизился к главе деревни и обменялся с ним поклонами. Затем он отставил в сторону чашу, положил кисть и оглядел алтарь. Заученными движениями монах зажёг свечи и принялся читать молитвы над блюдом с просом и чашей с ритуальным вином. Мужчина по очереди воздевал блюдо и чашу к небу, прося богов принять эти символические дары и в наступающем периоде позаботиться о деревне Лэй.
Затем они вместе с главой прошли по рядам гуншэнь, поднося каждому вино и обсыпая коричнево-золотистыми зёрнами. Всякий раз, когда монах вскидывал руку и подбрасывал горсть проса, громко выкрикивая молитвы, девушки вздрагивали.
Барабанный бой ускорялся, меняя ритм. Вино в чаше закончилось как раз на последнем претенденте. На блюде осталась лишь маленькая горсть проса, которую настоятель храма, поднявшись по ступенькам, бросил в огонь. В этот момент солнце осветило площадь, и толпа взволнованно зашумела о том, что боги благосклонно отнеслись к предложенному подношению.
Вернувшись к алтарю, монах взял в руки чашу с кровью церемониального быка. Он ещё раз подошёл к каждому юноше и каждой девушке и одним быстрым движением нанёс алые росчерки на их бледные губы.
Одна из матерей, не выдержав этого зрелища, разрыдалась. Старейшины, сидевшие на подушках, жестами приказали увести её с площади. Толпа заволновалась, и Люи потянуло в сторону. Он увидел рядом с женщиной, которую уводили прочь, госпожу Цан. На этот раз она предстала перед ним не просто высохшей и тощей – из неё словно за одну ночь вытянули все соки. Госпожа Цан по-прежнему сжимала руки так, будто в них находился кнут, с которым она ни на миг не расставалась в поместье Ни, но как-то рассеянно. Она словно была не в себе.
Посторонившись, чтобы пропустить уходящую соседку, госпожа Цан встретилась взглядом с Люи. Сначала она смотрела отрешённо, будто сквозь него, но внезапно в её глазах мелькнул недобрый огонёк. Осанка потухшей женщины выровнялась, и она гордо вскинула голову. Люи обдало холодком. Он невольно попятился назад, но упёрся спиной в крупного мужчину. Тот собирался грубо отпихнуть юношу в сторону, но, увидев на его шее край божественной метки, сдержался и просто отодвинул его, пробурчав, что детям тут не место.
Когда рыдающую женщину провели мимо, толпа снова сомкнулась, а настоятель храма завершил ритуал под грохот барабана, превратившийся в сплошной гул. Братья-монахи в последний раз ударили по толстой воловьей коже, и над площадью повисла звенящая тишина. Глава деревни и старший монах направились к воротам, возле которых по традиции должны были первыми приветствовать бога.
Солнце ярко сияло над деревней Лэй, туман окончательно рассеялся. Люи приложил ладонь к лицу, чтобы дать глазам тень, и прищурился. Вдруг ему показалось, что по площади перемещается маленький лучик света. Юноша привстал на цыпочки, вытянулся, насколько мог, и пригляделся внимательнее. Он готов был поклясться, что видит смутные очертания неизвестного существа, состоящего из солнечных лучей.
Это существо парило в воздухе, следуя к воротам за главой и настоятелем, и буквально трепетало от радости. Люи настолько увлекла эта находка, что он не заметил, как снова оказался в первых рядах зевак.
Если припомнить, когда Люи был помладше и у него было больше свободного времени, он частенько бегал гулять за деревню в лес и там видел таких же солнечных зайчиков. Тогда он не придавал этому особого значения, а воспринимал их как часть мира, в котором жил. Но чем взрослее юноша становился, тем реже эти существа попадались ему на глаза. Может, и правда срабатывали охранные фонари?