Живущий
Я кивнул. Он начал тут же, без паузы – соединение у него было отличным.
– «…Ярко выраженные отрицательные эмоции в связи с паузой биологической матери. Множественные эпизоды парадоксального горя. Вспышки агрессии. Приступы не купируются стандартными средствами унитотерапии…»
Он мерно жужжал, а я думал: интересно, закрывает ли он глаза, там, под своим зеркальным намордником? Наверное, нет. Даже точно. Зачем ему? Конечно, не закрывает. Он ведь все-таки планетарник. Говорят, они могут держать пять слоев… Или шесть? Интересно, сколько слоев они держат? Ханна держала три без всяких усилий, у нее была отличная память. Я мог бы ею гордиться, но меня это скорей огорчало. Лучше бы она закрывала глаза, как все обычные люди. В третьем слое ей в основном приходили сообщения про меня, и я предпочел бы не видеть ее остекленевшего взгляда. Лучше бы она закрывала глаза. Интересно, перед тем как… она закрыла глаза? И как именно это было? Таблетка? Инъекция? Какой-нибудь газ? Разряд электричества? Потом, после паузы, после Пяти Секунд Тьмы, никто не помнит, как именно… Но все уверены, что это было не больно.
Не больно. Не больно.
Ей было не больно. Они мне сказали: ей было не больно…
– ……эмоциональное состояние можно квалифицировать как неблагоприятное для спокойствия, гармонии и целостности Живущего. Вероятно наличие деструктивно-криминального вектора в инкоде (ДКВИ). Коэффициент потенциальной угрозы (КПУ) предположительно 7, что соответствует КПУ у лиц с ДКВИ, наблюдаемых в течение более чем пяти воспроизведений…» – он прервался. Вероятно, что-то в моем лице смутило его. – Если чего-то не понял, спрашивай. Это взрослый разговор, но тебе всего девять.
– Как именно? – спросил я.
– Как подсчитали коэффициент? Это просто. Берется…
– Нет. Как именно произошла эта… пауза? Ведь вы планетарник. Вы, наверное, знаете?
– Конечно, знаю. И ты тоже знаешь: не больно…
Мне захотелось царапнуть каким-нибудь острым предметом его зеркальную маску. Так, чтобы с визгом: металл по стеклу. И чтобы кровь из разреза.
Он поднялся на ноги и отошел на пару шагов, словно бы угадал мои мысли.
Он прожужжал:
– Я бы хотел услышать вопросы по существу. По существу разговора.
Мне вдруг стало скучно.
– Нет вопросов. Я понял.
– И что же ты понял?
– Меня считают преступником.
– Нет. Отнюдь нет! – Судя по жестикуляции, он говорил с большим воодушевлением, жужжание, впрочем, оставалось таким же сонным. – Деструктивно-криминальный вектор в инкоде – не преступление. Носители ДКВИ – не преступники. Это важно. Как важно и то, что некоторые из носителей ДКВИ – большинство – непременно бы стали преступниками, если бы Живущий о себе не заботился. Именно благодаря этой неустанной заботе тебя направляют в исправительный Дом для лиц с ДКВИ.
В желудке стало щекотно, как будто кто-то погладил меня изнутри холодной маленькой лапкой.
– Это навсегда, – спросил я, но прозвучало скорее как утверждение.
Лапка снова задергалась.
– …Меня приговорили к пожизненному заключению?
– Сразу три ошибки в таком коротком вопросе. Во-первых, ДКВИ – это не приговор. Скорее, диагноз. Сигнал опасности. С этим можно работать, и это можно исправить. Поэтому Дом и называется исправительным. Там никого не наказывают, там нет заключенных, там есть исправляемые. Они условно невиновны и работают над тем, чтобы остаться таковыми в дальнейшем. Ну и, наконец, пожизненное… Это же просто смешно! Что может быть пожизненным в твоей вечной жизни? Надеюсь, что все уладится после первой же паузы.
Первой же… Мне вдруг захотелось его укусить. Сильно, чтобы услышать хруст раздробленной кости.
– Думаете, я не знаю, что моя первая пауза скорее всего будет последней? Зачем вы врете? Вы разве не знаете, кто я?! – Я почти что кричал. Кажется, я топнул ногой.
– Никто не знает, кто ты, – спокойно прожужжал он. – Я тоже не знаю. Но я знаю другое. Если ты не хочешь, чтобы твоя первая пауза стала последней, если ты хочешь остаться с Живущим, твоя злость неприемлема. Живущий полон любви, и каждая Его частица в равной степени любит другую… У тебя есть пятнадцать минут, чтобы собраться. Тебя отвезут. Я буду посещать тебя еженедельно. Смерти нет.
Безликий
эф: смерти нет
клео: сжеч ты здесь! ты чего не отзывался я волновалась
эф: извини
клео: ок зайдешь?
открыть ячейку клео
эф: зайти в ячейку клео
клео: тебе нравится?
эф: да конечно у тебя хорошо
клео: нет я про собаку
ну помнишь
ты же сам мне ссылку прислал
так что я подключила себе собаку
клео сообщает о своем статусе: собаковод
она уже научилась радоваться гостям
смотри как она довольна что ты пришел
нравится?
эф: не знаю
наверное
ты когда-нибудь видела настоящих собак?
клео: нет
ну понятно тебе не нравится… ну и зря
очень интересная программа
можно дрессировать
собака выучивает двадцать команд
а если ты например даешь кость а потом отбираешь она тебя кусает очень смешно
хочешь дать ей кость?
эф: нет
клео: ладно я сама команда ко мне команда грызть кость расскажи мне
эф: что?
клео: ты знаешь
в социо было сообщение что Зеро перестал жить
ты же был с ним
расскажи
эф: зачем тебе
клео: ну пожалуйста
мне интересно
эф: он сжег себя
клео: но с тобой все ок?
эф: да
немного обжегся но ничего страшного
клео: и что он правда не воспроизвелся?
эф: правда
клео: яппп! и что его дело теперь закроют?
эф: это служебная информация
клео: хорошо ок…
эф: почему ты про это спрашиваешь?
клео: ну просто
эф ты какой-то странный
ты спишь?
эф: да а ты?
клео: я тоже
что тебе снится?
эф: плохой сон
клео: какой?
эф: про зверей
наверное из-за твоей собаки
по ассоциации
клео: и что звери?
эф: рассказать тебе сон?
клео: ну да
эф: мне снится ферма
темно ничего не видно я продвигаюсь на ощупь но я знаю что это ферма
потому что они кричат им страшно я чувствую их страх мне тоже страшно
то чего мы боимся находится здесь на ферме оно живое я должен его найти
я знаю оно прячется в одном из вольеров
я ощупываю руками железные прутья пока не нахожу нужный вольер
я просто знаю оно там за решеткой
оно тихое оно не кричит
у меня в руке ключ
я должен открыть и войти туда
внутрь
я поворачиваю в замке ключ…
клео: нет не входи
эф: я должен
клео: эф это просто сон
тебе не надо туда входить
наверное ты спишь в неудобной позе
шея затекла или что
поэтому тебе снится кошмар
попробуй пошевелиться
или сказать что-нибудь вслух в первом слое
ну как получилось?
эф: да
спасибо
клео: говорят сны это воспоминания о прошлом
может быть ты кого-то когда-то искал на ферме
в другом воспроизведении
какого-нибудь нарушителя
эф: да
возможно
клео: ты ведь и раньше был планетарником?
эф: да
а что снится тебе?
клео: ты
такой странный сон
как будто мы с тобой в первом слое
на фестивале
в зоне воспроизведения…
на нас совсем нет одежды
даже контактного белья и перчаток
ты обнимаешь меня сзади
и мне приятно
странно да?
эф: что странно?
клео: ну что во сне такие вещи могут казаться приятными
кожа к коже
без контактного белья
даже представить себе не могу!
мне и с бельем-то бывает не очень комфортно
эф: не любишь фестивали?
клео: конечно нет а кто их любит
в смысле из нормальных людей
слишком грубо
физиологично
нужно конечно терпеть ради гармонии живущего
но любить такое когда есть доступ к люксурии…
а тебе что нравятся фестивали?
эф: нет конечно
но это наша обязанность
клео: ок давай не будем сейчас про обязанности) у меня совсем другие планы)))
подключиться к люксурии…
пригласить пользователя эф для участия в акте люксурия…
пригласить других друзей для участия в этом акте? да нет
клео: иди ко мне я соскучилась эф?
эф: собака… мне неприятно когда она смотрит
клео: ой извини((
временно отключить функцию собака
пригласить пользователя эф для участия в акте люксурия…
ну же эф!!!
эф: принять приглашение
Клео
NB! эту запись мне следует прочесть не ранее чем по достижении 12 лет.
Собака застывает с выражением изумленной укоризны на морде. Потом исчезает, вместе с ней из ячейки удаляются все ее аксессуары: миски, косточки, игрушки, коврики, медаль, поводок и ошейник… Как будто ее никогда и не было здесь. Я говорю себе: как только он уйдет, я снова ее подключу с сохранением всех установок. Собака ничего не поймет, она подумает, что просто спала и проснулась. Но все равно стыдно. Она ведь уже здесь освоилась. А я ее как будто бы выгнала…
Но я должна быть покладистой. Особенно сейчас. Эф теряет ко мне интерес. Он совсем не идет на контакт, ничего не рассказывает, он мне больше не доверяет.
Говорят, нет лучшего способа сблизиться, чем в режиме люксурия.
Говорят, нет лучшего способа узнать человека.
Его фантазии обычно так же убоги, как и он сам. На первом этапе ему нравится гнаться за мной, нравится чувствовать себя преследователем. Для погони он создает что-то вроде джунглей, с длинными и влажными растениями цвета инвизибл. Он наряжает меня в пошлое короткое платье цвета «я занята». Я соглашаюсь быть жертвой, быть преследуемой и бегу от него по «джунглям». Я раздвигаю руками серые стебли, они скользкие и холодные, неживые – но я вдыхаю в них жизнь. Я раскрашиваю его тусклые джунгли ярчайшими красками «мне повезет». Я наполняю его растения теплой и липкой влагой, я заставляю их шевелиться, обвиваться вокруг моих голых ног, заползать мне под платье.
Скользкие стебли гладят меня, пока я бегу… Эф приближается, я слышу, как хрипло он дышит, он толкает меня, и я падаю лицом вниз. Он переворачивает меня на спину и пытается раздвинуть мне ноги, но я их плотно сжимаю. Так плотно, что ползущие у меня между ног стебли лопаются – в них теплая липкая влага. Он склоняется надо мной, и я вглядываюсь в его зеркальную маску…
Я никогда не вижу его лицо. Не только в люксурии – вообще никогда. В первом слое он обязан носить эту маску все время, но это как раз не важно, мы почти не встречаемся в первом слое. Важно то, что он остается безликим во всех слоях. В социо у него та же зеркальная маска. Это непостижимо. Даже если предположить, что его лицо безобразно, в социо он мог бы выбрать себе любой юзерпик…
Кем нужно быть, чтобы носить зеркальную маску во всех слоях? Кем нужно быть, чтобы одеваться в строгий инвизибл не только в первом слое, но и в социо тоже? А кем нужно быть, чтобы превратить свою социо-ячейку в этакое подобие стандартного жилого блока из первого слоя? Я была у него в ячейке несколько раз. Унылое место. Такое унылое, как будто и не социо вовсе… В первый раз я даже попробовала выпить из крана воды. Для проверки. Эф наблюдал за мной и казался польщенным. Он сказал:
– Это мой жилой блок в первом слое – его точная копия.
Он сказал:
– Ячейка настоящего планетарника должна быть строго функциональна.
Кем нужно быть, чтобы тащить за собой убогость и скудость первого слоя в мир, где нет ничего невозможного?
Наверное, нужно быть одержимым.
…Я никогда не вижу его лицо, но в люксурии, сжеч, я могу сама выбирать, что мне видеть. Я сочиняю ему лицо…
Люксурия – одно из величайших социо-таинств Живущего. Сад наслаждений, в котором пускают побеги и расцветают фантазии каждого из участников акта. Они сплетаются, эти фантазии, прорастают друг в друга, становятся общими… «Абсолютное единение – вот что дарит нам радость», – говорится в настройках социо. – «В режиме люксурия каждое из доступных тебе пяти чувств ты делишь с друзьями».
В настройках не говорится, что режим люксурия активизирует ту часть мозга, которая именуется nucleus accumbens. Но я кое-что знаю про это. Пока длится акт, все, что ты видишь, слышишь, вдыхаешь, к чему прикасаешься языком или кожей, возбуждает твой центр удовольствий.
…Я сочиняю ему лицо. Каждый раз разное, однажды даже примерила свое собственное. Он не видит себя, но чувствует трансформацию, чувствует, что теряет контроль над происходящим. Тогда он стряхивает с себя лицо, которое я сочинила, а потом рывком переносит меня в другое место. Обычно это что-то вроде заброшенной стройки или складских помещений на пустыре. Обломки камней, заржавевшие остовы машин, бетонные блоки… Одиночество. Я назвала это место Пустырем Одиночества. Он оставляет меня там одну – ждать, когда он появится.
Я жду тысячу дней.
В первом слое (после акта я всегда проверяю в настройках хронометраж) проходит лишь пара минут, но здесь, в люксурии, это именно тысяча дней – такова его фантазия, таков его ход, и что бы я ни делала, как бы я ни старалась, я не в силах сократить этот срок. Возможно, все дело в унынии, которое охватывает меня на Пустыре, или в чем-то другом, не знаю, – но здесь он всегда сильнее меня. На любую мою попытку уйти, изменить обстановку, промотать время вперед он отвечает только одним – вновь возвращает меня на Пустырь Одиночества. И начинает отсчет с первого дня.
Я жду тысячу дней. Мне некуда идти, не о чем думать и не с кем поговорить. Я не могу пригласить к себе на Пустырь других реалъных друзей – Эф любит только люксурию для двоих, и групповой акт заблокирован в его настройках. Иногда я создаю себе на Пустыре фантомных друзей. Эф их не трогает, не возражает, но я сама вскоре их отменяю. Они выходят у меня какими-то плоскими, скучными, с невнятными узкими лицами, с приблизительными движениями и деревянной походкой. Моими словами они озвучивают мои мысли, они кажутся мне голодными духами, предвестниками моего сумасшествия. Я отменяю их и жду Эфа. Я бессильна. У меня есть только один настоящий выход – выход из режима люксурия, одностороннее прерывание акта.
Только однажды, в один из первых разов, я сделала так. Прервала акт. Эф был в ярости. Он ушел и не появлялся в моей ячейке несколько месяцев. Он сказал, что не терпит, когда акт прерывают без его ведома…Уговорами, мольбами и обещаниями я заманила его обратно. Я поклялась, что впредь всегда буду хорошей девочкой. Что никогда не буду прерывать акт. Что буду ждать его на Пустыре Одиночества. Что мне еще оставалось? Люксурия – лучший способ сблизиться с человеком. Люксурия – лучший способ выведать его тайны.
Я жду тысячу дней. Я сажусь на корточки, и меня заполняет тоска, такая пронзительная, что это даже приятно. Я одна. Фантомные друзья говорят мне: «Ты тут одна, Клео». «Ты больше не можешь, Клео». «Ты больше не можешь это терпеть». «Это пытка». Я закрываю глаза. Я молюсь, я мечтаю о том, чтобы этот монстр пришел побыстрее. Он мой избавитель, моя надежда, моя награда. Я жду его. Я больше не могу без него. На тысячный день он приходит, и я разрешаю ему делать со мной все, что он хочет. Он мой любимый. Мой спаситель. Теперь я рада всему, лишь бы он оставался рядом со мной.
Ну а потом, еще в люксурии, но уже после акта, когда он вымотан, доволен, доверчив, когда он в спящем режиме, в этот момент я задаю ему пару вопросов, и он на них отвечает. И я записываю его ответы в файл «Безымянный».
…Обычно бывает так, но на этот раз все иначе. Нет ни джунглей, ни Пустыря, ни красного платья. Мы остаемся в моей ячейке, он глупо переминается, потом садится на край дивана. Он совершенно пассивен, он чего-то от меня ждет – я пытаюсь понять, чего именно. Я спрашиваю его:
клео: ты хочешь, чтобы сегодня я все сама сделала?
эф: да
Это что-то новенькое. Это меня настораживает. Я создаю для нас джунгли с длинными и влажными растениями всех оттенков «мне повезет». Я надеваю короткое платье цвета «я занята»… Что-то не так с люксурией. Его реакция парадоксальна. Я не чувствую никакого удовольствия с его стороны. Он осторожно щупает пальцем маслянистую, налитую соком лиану. Он отменяет ее и резко отдергивает руку, когда растение исчезает. Он поворачивает ко мне лицо, разглядывает мое платье. Я чувствую, как подол ползет вниз, синтетическая ткань цепляется за неровности кожи, щекочет мне ноги. Это приятно… Он вдруг смеется. Он изменяет фасон, и цвет, и фактуру. Теперь на мне длинное черное платье из шелка.
Так мы стоим. Среди лиан, в ярких джунглях. Он явно не собирается гнаться за мной. Он нехотя и лениво отменяет еще пару растений… Я говорю ему:
клео: ты хочешь пустырь одиночества?
эф: красивое название
клео: спасибо это я придумала
по-моему подходит
эф: да мне нравится
пожалуй я хочу на пустырь
клео: ты сам хочешь оказаться на пустыре?!
эф: ну да
Наконец-то я понимаю. Он хочет поменяться ролями: не мучитель, а жертва. Он хочет почувствовать, каково мне, извращенный ублюдок.
Тема: письмо счастья
Ты хочешь собаку. Настоящую, живую собаку в первом слое. Иди за Зеро, и животные полюбят тебя, как любят его © /осторожно! возможно, это спам пометить это сообщение как спам?
да нет
Я формирую Пустырь – мне не удается воспроизвести его в точности, я сама вижу, что не хватает каких-то деталей, но в целом похоже. Он озирается с любопытством, ему нравится его новая роль. Я говорю ему «жди» и оставляю его на тысячу дней.
Куда он обычно уходит, когда бросает меня здесь одну? Не знаю, лично я создаю для себя замечательный домик с бассейном на крыше. Там же, на крыше, я устанавливаю телескоп, который направлен на Пустырь Одиночества… Я лежу на воде, раскинув руки и ноги, как морская звезда. Сотни щекотных струй обволакивают меня, как прохладные беспокойные щупальца. Я наслаждаюсь прикосновениями этих щупалец. Я наслаждаюсь ощущением невесомости. И еще мне приятно, что у меня есть заложник. Время от времени я выхожу из воды и наблюдаю за ним в телескоп.
Он сидит на земле, опустив голову на руки, чуть покачиваясь из стороны в сторону. Он выглядит подавленным. Он не пытается что-то менять, отменять и перенастраивать… Я наслаждаюсь ощущением власти. Мне нравится держать его там. Я говорю себе: дело вовсе не в том, что я склонна к жестокости. Вовсе нет. Я полна милосердия, как любая частица Живущего. Просто люксурия настроена так, чтобы возбуждать мой центр удовольствий.
На третий день мне становится скучно, и я просто проматываю – только для себя – пару недель, надеясь обнаружить на Пустыре какие-нибудь интересные сдвиги. Я смотрю в телескоп – и увиденное превосходит все мои ожидания. Пустыря больше нет, на его месте – река с илистыми, поросшими бурым кустарником берегами. Эф сидит у реки, привалившись спиной к какой-то темной бесформенной куче, которую я не могу разглядеть. Он закрывает лицо руками, что-то в нем изменилось, но в первые секунды я не могу понять, что. Потом понимаю – между его пальцами проглядывает бледная кожа. Он снял маску. Впервые за все это время он снял свою чертову маску.
Я отменяю свой домик с бассейном и телескопом. Я отменяю срок ожидания в тысячу дней. Я не могу это пропустить. Я подхожу к нему, сажусь рядом, на корточки, и осторожно убираю его руки с лица.
Он не сопротивляется. Его лицо – это лицо ребенка, и оно постоянно меняется. Он кажется то подростком лет двенадцати, то восьмилеткой, то совсем малышом. У него обиженные пухлые губы и глаза цвета горького шоколада. Он плачет.
Я вдруг различаю, что это за бесформенная куча, к которой он привалился. Слоновья туша. Слон неживой. В его тускло-янтарных глазах застыли бусинки слез.
Такое чувство, что Эф оплакивает этого неживого слона. Такое чувство, что он не контролирует свои метаморфозы. Единственное, что не меняется в его лице, – выражение горя. Он ноет тихо и безутешно, почти без слез. Его плечи подрагивают. Такие широкие, они совсем не вяжутся с этим опухшим изменчивым детским лицом.
Что-то не так с люксурией. Я больше не чувствую удовольствия. Я чувствую, что обижаю ребенка. Я говорю ему:
клео: эф, что ты, эф, успокойся!
Шоколадные глаза широко раскрываются, смотрят на меня изумленно: он словно бы только теперь заметил, что уже не один. Его лицо застывает – где-то между восемью и двенадцатью, потом стремительно начинает взрослеть, одновременно зарастая привычной зеркальной коростой, эф: ты оставила меня здесь одного клео: ты поступал так со мной много раз
эф: ужасные ощущения, мне было страшно как в детстве, как перед пятью секундами тьмы клео: почему этот слон?
эф: не знаю, я был не в себе Он поспешно отменяет слона,
клео: расскажи мне, как умер зеро? Я прямо физически чувствую его недоверие, эф: зачем тебе знать?
клео: все хотят это знать, естественное любопытство эф: врешь
клео: ты меня обижаешь
эф: я тебя вижу насквозь
клео: и что же ты видишь?
эф: луч
клео:?
эф: направленный луч Лео-Лота
От неожиданности, почти рефлекторно, я становлюсь инвизибл. Как будто эта «шапка-невидимка» сможет меня защитить… Он улыбается. Протягивает руку и спокойно нащупывает мое невидимое лицо. Вежливо целует меня в лоб зеркальными губами и молча, не попрощавшись, выходит из люксурии. Я остаюсь одна. Я чувствую, как от того места на лбу, к которому он прикоснулся губами, вниз, по всему телу, ледяными струями разливается страх. Луч Лео-Лота… Он понял. Ну конечно, он понял. И он меня уничтожит. Запрет меня в исправительном Доме до скончания веков.
Только в люксурии страх может быть таким восхитительным. Где-то в районе солнечного сплетения струи страха теплеют и разливаются густыми горячими волнами внизу живота… Я решаю еще немного задержаться в люксурии, чтобы насладиться этим ощущением страха. Вне люксурии я вряд ли смогу получить от него удовольствие.
Ученый
документ № 23 (личная запись арендатора) – чтение через гостевой вход ПСП 3 сентября 451 г. от р. ж.
Вчера посещал с группой региональную Ферму.
Я не люблю выезжать на Ферму. Две экскурсии в год, знаю, для большинства это несбыточная мечта, но лично я предпочитаю работать в лаборатории. Я никогда не спрашивал Лота, нравится ли на Ферме ему: мы редко обсуждаем темы, не связанные непосредственно с делом, но несколько раз я замечал в его лице что-то… какое-то отвращение, что ли. Так что я думаю – он тоже от этих выездов не в восторге.
Все дело в их страхе. Его чуешь уже за несколько километров ноздрями, порами кожи и волосами, этим страхом, как электрическим током, пропитан воздух, и нет таких слов, которые бы могли описать его кошмарную суть. Чем ближе к Ферме, тем более страх густеет, пока, наконец, не превращается в теплое облако смрада, уже вполне описуемого, – испарения звериной мочи, звериной крови и пота… Мы ждем у ворот ограды. Она бетонная, четыре метра в высоту и полтора в толщину. Не представляю, чтобы какое-либо из здешних животных вдруг вознамерилось преодолеть такое препятствие, – и тем не менее, по словам Фермера, такие случаи были, инстинкт отказывал, пытаясь выбраться, коровы и козы бились в бетонную стену, ударялись с разбегу, снова и снова, пока не… пока все не кончалось. Так что теперь поверх ограждения установлен еще и электромагнитный барьер.