Украшенное колоннадой здание вокзала выходило на круглую площадь с пыльным газоном в центре, от которой в разные стороны разбегались мощенные булыжником улицы, застроенные каменными двух- и трехэтажными домами. Пахло дымом, пригорелым маслом и лошадиным навозом.
Лирмор был первым настоящим внеземным городом, который Диме довелось увидеть собственными глазами, потому он вертел головой по сторонам с видом туриста, впервые попавшего из деревенского захолустья в людный мегаполис. На первый взгляд столица Цада его не впечатлила: окружающий пейзаж вполне мог соответствовать какому-нибудь небольшому европейскому городку среднего достатка. Невысокие усадьбы, перемежающиеся заросшими зеленью палисадниками, узкие и извилистые улочки, раскрытые навстречу солнцу ставни, белье, сохнущее на натянутых поперек дворов веревках. Первые этажи зданий занимали многочисленные лавки и трактиры: на выставленных прямо в аркообразных окнах деревянных полках Дима разглядел фрукты, глиняную и стеклянную посуду, различную снедь. Один раз навстречу прогрохотала запряженная парой лошадей крытая повозка, заставив Диму и его спутников вжаться в стену, затем их обогнал одинокий всадник, а в одном из переулков обнаружилась странная конструкция в виде телеги с водруженной на нее огромной бочкой, на боку которой причудливым наростом выделялся архаичный механизм, судя по всему – ручная помпа.
– Это что? – толкнул Стылого в бок Дима и кивнул в сторону непонятного транспортного средства. – Местная пожарная машина?
– Водовозка, – нехотя отозвался тот, – централизованного водопровода тут нет. Жители покупают воду, кто сколько может, и ее вот этим насосом закачивают в резервуар на крыше. Там она нагревается на солнце и поступает по трубам в здание. Канализацию тут, кстати, тоже еще не придумали, так что, если увидишь где такую же бочку, только коричневого цвета, затыкай на всякий случай нос.
Правилами дорожного движения тут тоже, похоже, пренебрегали: пешеходы неторопливо пересекали улицы в любых направлениях – и поперек, и наискосок, а некоторые из них и вовсе шли по своим делам прямо посередине дороги, что казалось Диме совершенно непривычным. Одевались здешние обитатели вполне по-земному, правда, Дима обратил внимание на то и дело попадавшихся ему навстречу коротко остриженных мужчин в бесформенных светлых балахонах, отдаленно напоминавших древнеримские тоги из школьных учебников истории. Мода, что ли, тут такая?
Миновав привокзальный квартал, они очутились в центральных районах Лирмора. Большинство домов здесь подросло на пару этажей, а концентрация лавок и забегаловок на квадратный метр жилой площади увеличилась многократно. Стали попадаться и уличные торговцы, продававшие свой нехитрый товар – зелень, рыбу и лепешки – прямо с распряженных возков.
Центральная часть города карабкалась вверх по склонам пологого холма, на вершине которого высились сложенные из желтого камня бастионы древней крепости – округлые башни, увенчанные островерхими шпилями, меж которыми тянулись широкие зубчатые стены. Твердыня доминировала над окружающим пространством, царила над ним, подавляя стороннего наблюдателя своей величественной красотой. Сначала Диме показалось, что крепость эта полуразрушена и необитаема, однако вскоре он сумел разглядеть меж каменными зубцами крошечные человеческие фигурки и даже выступающие из бойниц кургузые стволы крупнокалиберных орудий.
– Керонская цитадель, – проследив за его взглядом, тоном заправского экскурсовода пояснил Стылый, – построена еще до Катаклизма. Сейчас там расквартирован местный гарнизон, а королевская семья переехала в отдельную резиденцию.
Выходит, Цад – королевство. Что ж, ничего необычного в этом нет, благо, действующих монархий хватает и на Земле. Дима поймал себя на мысли, что ему начинает здесь нравиться – по сравнению с унылым и пустынным Клондалом Лирмор казался чуть ли не приятным курортным городком.
Оставив позади еще одну площадь, в центре которой громоздился потемневший от времени конный памятник, они свернули на широкий, утопающий в зелени бульвар. Стас нырнул в гостеприимно распахнутые двери очередного трактира, Дима и Стылый последовали за ним.
Здесь царил прохладный полумрак, из глубины помещения лилась приятная тихая музыка. Когда глаза немного привыкли к освещению, Дима отыскал взглядом источник звука – на невысоком столике возле барной стойки был установлен самый настоящий граммофон, оснащенный архаичной ручкой для заводки механизма и полированной медной трубой. Вращающаяся на шпинделе пластинка показалась ему непривычно толстой, а из блестящего раструба доносились звуки легкой танцевальной мелодии, напоминающей старый фокстрот.
В зале, заставленном деревянными столиками и скамьями, посетителей почти не было – только в дальнем углу сидел, ссутулившись, какой-то неприятный лохматый тип, сжимая в руке полупустую кружку с мутным желтоватым пойлом. Вместо того чтобы занять свободное место, Стас уверенной походкой направился прямо к нему. При приближении пограничников сутулый поднял взгляд, и Дима понял, что первое впечатление его ничуть не обмануло: помимо неопрятной внешности одинокий посетитель трактира оказался обладателем выдающихся вперед крупных желтоватых зубов, а водянистые глаза смотрели одновременно в разные стороны. Стас уселся за столик прямо напротив, Стылый, опустившись на скамью рядом, прислонил карабин к столешнице и жестом подозвал к себе пробегавшего мимо мальчишку с полотенцем на плече.
– Вина себе закажи, – повернулся он к Диме, – пиво тут полное говно, а вот красное лирморское тебе понравится. Мы оплатим.
– Не откажусь, – охотно согласился тот, – и пожрать еще чего-нибудь не помешало бы.
Стылый что-то сказал мальчишке на незнакомом языке, и тот стремительно исчез где-то в глубине зала.
– Ну? – требовательно обратился к косоглазому Стас.
– Вчера, после полудня, на соборной площади, – ответил он, глядя одновременно на обоих пограничников, – трое, по виду агенты королевской охранки или вояки. И старик. Похоже, раненный.
Голос у него тоже оказался неприятным: высоким и дребезжащим, точно старый трамвайный звонок. Внезапно Дима с удивлением осознал, что косоглазый говорит на клондальском, однако его слова были абсолютно понятны без всякого переводчика. Неужто Всевед не обманул, и после прохода Вратами стало возможным освоить чужой незнакомый язык, просто пару раз прочитав разговорник? Невероятно.
– Опиши старика, – не терпящим возражений тоном приказал Стас.
– Ну, такой… – косоглазый неопределенно пошевелил пальцами, – среднего роста, плотного телосложения, но не толстый. Волосы седые, не длинные, вот посюда примерно. Одет обычно: рубашка светлая, штаны темные. Только я сразу понял, что не наш он, не здешний. И шел с трудом: те трое его буквально под руки волокли.
Стас вопросительно посмотрел на Диму, тот пожал плечами:
– В общем, похоже, только под это описание кто угодно подойдет, если подумать. Да хоть ваш командир.
Пограничник вновь повернулся к ссутулившемуся напротив него типу:
– Куда они его повели?
– В здание городской торговой палаты. Это на пересечении…
– Я знаю, где это. Обратно никто из них не выходил?
Косоглазый покачал головой.
– До сих пор нет. Я там двух мальчишек-зеленщиков оставил, если кто и выйдет, я буду знать. А они проследят.
Стас покопался в кармане и выложил на стол пару крупных, по виду серебряных монет. Косоглазый уставился на них, словно видел такое сокровище впервые в жизни.
– Проваливай. И продолжай наблюдение. Вечером встретимся, доложишь.
Информатор сгреб монеты в горсть, шевельнул кадыком и, торопливо спрятав деньги за пазуху, нервно зыркнул по сторонам сначала одним глазом, потом другим, точно растрепанная тощая ворона. Суетливо поднялся на ноги и засеменил к выходу, поминутно оглядываясь. Стас чуть наклонил брошенную им на столе недопитую кружку, брезгливо понюхал содержимое, сморщился и выплеснул остатки прямо на пол.
Тем временем мальчишка притащил поднос с дымящимися горшочками, наполненными вареными овощами, и в комплект к ним – большое блюдо, на котором горкой была высыпана обжаренная в масле рыбешка. Звякнула посуда, и рядом с закуской на столе появилась необычного вида граненая бутыль с высоким узким горлышком. Стылый тут же звонко выдернул пробку и плеснул в стаканы немного густого рубинового напитка.
– Что думаешь? – отхлебнув изрядный глоток, обратился он к своему напарнику. Тот помолчал, повертел стакан в руках, вино внутри заиграло темно-алыми волнами.
– Вечером туда наведаться не мешало бы, посмотреть, что к чему.
– А охрана? Там же народу небось тьма, шум поднимем.
– Сегодня хадрум.
– Ах, черт, точно, пятница же, – хлопнул себя по лбу Стылый и, перехватив Димин непонимающий взгляд, пояснил: – У них тут, в Центруме, своя религия. Первый Кузнец, Небесная Мать, Восемь Грехов и Восемь Добродетелей, в общем, всякая такая заумная хрень. В разных государствах чуть-чуть по-разному, но в целом везде примерно одно и то же. А Лирмор – что-то вроде главной столицы у местных священников, типа этого, как его…
– Ватикана?
– Да, точно! Короче, пятница у них здесь считается священным днем и называется хадрум. С заходом солнца местные дружно молятся, а потом пьют вино, жрут, танцуют, поют и веселятся до самого утра.
Дима усмехнулся: похоже, некоторые традиции этого мира благополучно перекочевали и в наш, правда, далеко не все его обитатели, наверное, об этом догадываются.
– В общем, у нас есть неплохой шанс проникнуть в эту их торговую шарашку и остаться незамеченными, – подвел итог Стылый. – Это если повезет. Если не повезет, прикинемся пьяными и скажем, что заблудились, пока искали сортир. Ты вино попробуй, виноградники тут лучшие во всем Центруме.
Дима пригубил из стакана. Красное лирморское и впрямь оказалось отменным: терпким, ароматным и чуть сладковатым на вкус.
* * *Закаты в Цаде стремительные, лишенные привычных землянам долгих романтических сумерек. Кажется, еще пару минут назад солнце висело в небе ярким золотистым пятном, и вот уже над восточным горизонтом высыпали первые звезды, тогда как западная часть небосклона все еще теплится призрачным голубовато-зеленым светом. Фонарщики, вооруженные короткими стремянками, принялись зажигать на улицах Лирмора неяркие масляные фонари, а из многочисленных заведений все громче и громче раздавалась музыка и веселые голоса подгулявших граждан, пытающихся перекричать трескотню притаившихся в траве цикад.
Дима всмотрелся в быстро темнеющее небо. Звезды здесь были в точности такие же, как и на Земле, а вот луны он разглядеть не сумел: то ли ночное светило еще не успело подняться над крепостным холмом, то ли ее и не было тут вовсе.
* * *Косоглазый обитал под небольшим навесом, устроенным прямо на обочине дороги у подножия крепостного холма – вокруг на деревянных рейках были развешены разнокалиберные подметки, куски кожи, металлические подковки, на полках пониже Дима разглядел расставленные в беспорядке банки с гвоздями, кривыми иглами и клубками вымазанной дегтем нити. Сейчас при свете масляной лампы сапожник звонко приколачивал молотком каблук к изрядно потрепанному рыжему башмаку. При приближении пограничников он вытащил изо рта несколько гвоздей, которые до этого сжимал между зубами, торопливо спрятал их в нагрудный карман засаленного фартука и уставился на визитеров одним своим водянистым глазом. Второй при этом был устремлен куда-то в звездное небо.
– Ну? – спросил Стас.
– Все трое по-прежнему там, – суетливо обтерев руки о штанины, ответил башмачник, – один высунулся было, мальчишки его до Нижнего рынка проводили. Купил жратвы, вина и вернулся.
– Хадрум, – понимающе хмыкнул Стылый.
– Давно? – деловито уточнил Стас.
– Часа три назад. Колокольня на Соборной площади как раз предзакатную отзвонила.
– Стылый, двигай за мной. Ты, – Стас ткнул в Димину грудь пальцем, украшенным грязным ногтем, – останешься здесь.
– Пусть лучше позади топает, – возразил Стылый, – потеряется еще или в блудняк какой впишется по незнанию, ищи да вытаскивай его потом…
– Хрен с тобой, – с явной неохотой согласился Стас. – Держись за спинами, вперед не лезь, слушай команды. Все ясно? Тогда пошли.
Навес сапожника располагался почти на самом углу скудно освещенной улочки, выходившей на мощенную булыжником площадь, поэтому отсюда открывался прекрасный вид на все прилегающие здания. Одну часть площади занимал собор с узкими стрельчатыми окнами и высокой колокольней, в честь которого она, по всей видимости, и обрела свое название. За стеной собора чернел за решетчатой оградой утонувший в темноте парк. Прямо напротив культового сооружения – приземистая прямоугольная постройка с классическим портиком, галерея которого представляла собою вытянутую вдоль фасада колоннаду. Это здание, по всей видимости, и было избрано Димиными спутниками в качестве цели.
Если честно, Дима не был уверен в том, что им удастся обнаружить здесь отца. Может быть, какие-нибудь следы или частички информации, которые помогут в дальнейших поисках. Им просто сказочно повезет, если получится раздобыть хоть что-то. Вместе с тем его спутники действовали настолько целеустремленно и уверенно, что сам Дима ощущал какое-то необыкновенное спокойствие. Наверное, они знают, что делают. Все происходящее с ним сейчас воспринималось как какой-то удивительный сон. Ранняя ночь, звездное небо над головой, стрекот цикад, теплый ветер доносит из церковного парка нездешние ароматы трав и цветов. В воздухе не чувствуется решительно никакой угрозы.
– Там торгаши, а не вояки, – словно прочитав его мысли, успокоил Диму Стылый, – так что не бзди. Сигнал скорее всего ложный, но на всякий разный случай проверить не помещает…
– Заткнитесь там оба! – вполголоса приструнил их Стас. Легко взбежал вверх по ступеням, подергал массивные двери, ухватившись за резные бронзовые ручки, – закрыто. Дима привычно огляделся по сторонам, пытаясь определить, не попал ли тот случайно в поле зрения камер видеонаблюдения, но тут же вспомнил, что никаких камер здесь, конечно же, быть не может.
Спустившись со ступеней колоннады, Стас завернул за угол и зашагал вдоль торцевого фасада, внимательно поглядывая по сторонам. Остановился возле одного из выходивших в тенистый переулок окон, осторожно потянул раму на себя, и та с едва различимым скрипом поддалась. Ухватился руками за подоконник, подтянулся, перебросил внутрь ноги и почти беззвучно исчез в оконном проеме. Стылый на всякий случай проверил карабин и, закинув его за спину, чтобы не мешал, нырнул в раскрытое окно следом.
Лезть в незнакомое неосвещенное помещение было страшновато, но оставаться одному на ночной улице в незнакомом городе и абсолютно чужом мире было страшно вдвойне. Справившись с минутным замешательством, Дима последовал за своими спутниками, опасаясь, что они уйдут куда-нибудь в глубь здания, и он не сумеет их догнать. Ухватился за гнутую жесть водоотлива, неумело подтянулся, больно оцарапал ногу об острый металлический край. Черт, еще заляпать тут все кровью не хватало.
Пустынный темный кабинет, пахнет ветхой бумагой и пылью. Остекленные шкафы, заставленные не то древними фолиантами, не то папками с бумагами, в полумраке и не разберешь. Письменный стол, массивные часы-башня в углу гулко отстукивают секунды. Погранцы уже открыли дверь в темный коридор, Стылый подает знаки рукой, приглашая следовать за собой.
В коридоре – длинном и мрачном – Стас замирает, прислушивается. На плечи давит густая, вязкая тишина, только где-то вдалеке, кажется, звучат приглушенные голоса. Стас осторожно и беззвучно движется вперед, Стылый, поудобнее перехватив оружие, – за ним. Дима старается ступать осторожно, чтобы не отставать и не выдать случайным звуком своего присутствия. Неприятно ходить по пустынному зданию в полной темноте, слух настороженно ловит каждый шорох, затылок буравит ощущение чьего-то невидимого взгляда. На всякий случай Дима несколько раз оборачивается. Нет, показалось. Никого.
Коридор упирается в узкую каменную лестницу, ведущую на второй этаж. Звуки, кажется, доносились оттуда, но сейчас все стихло. На всякий случай заглянув вниз и не обнаружив там ничего подозрительного, Стас начинает подниматься по лестнице, осторожно наступая на каждую ступеньку, словно испытывая ее на прочность. Стылый неотступной тенью крадется следом. Пролет, другой, и лестница упирается в круглую площадку, огороженную невысокими перилами. Тусклые блики падают наискосок от оставшегося позади витражного окна. Сюда выходят три двери, две из них закрыты, а вот третья, центральная, поддается усилию легко. Сначала Стас, потом Стылый входят внутрь. Тишина. Дима тоже собирается шагнуть за порог, как вдруг в лицо ему бьет яркая вспышка света.
– Стоять! Оружие на пол!
Стрелять простив яркого освещения, слепящего привыкшие к темноте глаза, практически невозможно, но Стас все-таки вскидывает карабин.
– Не дури, граница! – слышится резкий окрик, одновременно с которым распахиваются боковые двери, и Диму подталкивают чем-то круглым и твердым в спину. Теперь, проморгавшись, он все-таки может более или менее разглядеть окружающую обстановку.
Человек пятнадцать, не меньше, все облачены в зелено-желтую мешковатую одежду, напоминающую подобранные не по размеру больничные пижамы, – чуть приглядевшись, Дима пришел к выводу, что это все-таки своеобразного покроя военная форма. Все вооружены старомодными винтовками с примкнутыми штыками, причем стволы направлены в сторону сгрудившейся возле входа троицы. Командует парадом высокий крепыш, с виду безоружный, однако к поясу его, удерживаемому перекинутой через плечо кожаной портупеей, пристегнута массивная черная кобура. Позади толпы громоздится большой круглый прожектор с выпуклой линзой и зеркальным рефлектором, судя по всему, работающий на газовом топливе – именно он ослепил Диму в первые секунды, да так, что кожа до сих пор ощущает исходящий от его луча жар.
Видимо, прикинув количество направленных на них стволов, часть из которых смотрела им меж лопаток, Стас и Стылый неохотно опустили оружие.
– Вот и славно, – удовлетворенно кивнул крепыш в портупее и вдруг обернулся к Диме, – я крайне благодарен вам, молодой человек, что вы привели сюда этих двоих. Однако смею вас заверить: они нам больше не нужны.
Повинуясь его короткому кивку, солдаты синхронно подняли приклады к плечу. Стас переглянулся со Стылым, сделал короткий шаг в его сторону…
В тот же миг в воздухе вспыхнуло и закружилось радужное сияние, словно кто-то пролил на поверхность лужи каплю недоступного этому миру бензина. Грохнуло несколько выстрелов, и клубящееся многоцветье исчезло, словно его и не было.
А вместе с ним растаяли в воздухе Стылый и Стас. Дима остался один, если не считать компании из нескольких десятков вооруженных людей, как минимум трое из которых целились сейчас ему в спину.
Глава 4
Карточка казалась очень странной. Нет, Дима и раньше видел старинные фотографии, выполненные на плотном эмалированном картоне, но все они были пожелтевшими от времени, растрескавшимися и ветхими. Эта же выглядела совершенно новой, будто была сделана несколько дней назад. Впрочем, возможно, именно так оно и было.
На снимке был запечатлен его отец, в профиль, со спины – в момент, когда неизвестный фотограф сделал кадр, он смотрел куда-то в сторону. Отец был в своей любимой клетчатой фланелевой рубашке и с полиэтиленовым пакетом в руке, видно, шел за продуктами в магазин. Снимок явно сделан на Земле.
Вторая карточка. Анна на черно-белом изображении выглядит намного моложе своих лет, тут ей, пожалуй, и не дашь больше восемнадцати. Фотография сделана на ходу, девушка смотрит куда-то вниз, непослушные короткие волосы растрепаны ветром, сбившись на макушке в причудливый вихор.
– Узнаете?
Бетамор Тан – так представился этот человек – говорит на клондальском чисто, даже слишком грамматически правильно, нарочито артикулируя каждый слог. Видимо, этот язык для него не родной. Или специально произносит слова так, чтобы Диме было легче его понять?
– Мы следили за ее группой несколько недель, – продолжил тем временем он, – тщательно следили. Не только здесь. Планировали забрать документы. Но все сорвалось в последний момент из-за нелепой случайности.
– Зачем это все? – отложив карточки в сторону, поднял взгяд Дима. Бетамор Тан зацокал языком, покачал коротко стриженной головой.
– Это вам, чужакам, хорошо. Фьюить – и вас тут нет. Сидите у себя дома и посмеиваетесь, так? А у нас совсем другая ситуация. У нас тут близится война.
– Я не проводник, – словно оправдываясь, возразил Дима. – Я не умею перемещаться между мирами.
– И тем не менее. Среди нас, родившихся в Центруме, проводников нет вообще. Ни одного, понимаете? Значит, вы, чужаки, изначально находитесь в более выгодном положении.
Дима молча пожал плечами.
– Сурган – слишком серьезная угроза, – продолжил Бетамор Тан, – большая и очень опасная. У нас есть информация… Из источников, которым мы можем доверять… Что скоро Сурган при поддержке Онелли начнет войну. Очень скоро. Под ударом в первую очередь окажутся Краймар и Аламея, однако война может перекинуться и на другие страны. Если Сурган того пожелает, он раздавит крошечный Цад в считаные дни. У нас недостаточно ресурсов, чтобы сопротивляться агрессии.
– Зато амбиций хватает, – ухмыльнувшись, заметил Дима.
– Да! – Глаза Бетамора Тана заблестели. – Лучше иметь сильного союзника, чем оказаться жертвой, не так ли? Официально во внешнеполитических вопросах Цад придерживается нейтралитета…
– А неофициально?
– А неофициально мы сотрудничаем с Сурганом через сеть совместных коммерческих предприятий. Торговые связи ни у кого не вызывают подозрений. Экспорт вина, фруктов… И технологий.
– Выходит, вы планировали передать чертежи в Сурган? – озвучил уже вполне очевидную мысль Дима.
– Чертежи сверхмощного, надежного и к тому же проверенного авиационного двигателя – неплохой козырь в сложной политической игре, не так ли? – улыбнулся Бетамор Тан. – Однако нас, как и вашу подругу, к сожалению, опередили. А потом ваш отец неожиданно вернулся домой раньше времени…
– Что с ним?
– Он жив, – примирительно выставил перед собой ладони Бетамор Тан, – и, надеюсь, здоров. В любом случае беспокоиться вам не о чем: в Сургане неплохая медицина и отличные врачи. Однако если вы желаете увидеть его живым, вам следует соблюдать благоразумие. Мы ведь поняли друг друга, не так ли?
Допрос, вернее, довольно-таки мирная беседа продолжалась еще около часа: Бетамора Тана несказанно огорчил тот факт, что переправленный не без помощи Димы в Центрум самолет попал в руки пограничников. Еще больше он расстроился, узнав, что Дима не сможет восстановить похищенные чертежи. Похоже, он ожидал чего-то иного. Пообещав продолжить разговор завтра, Тан вызвал охрану, и двое вооруженных винтовками солдат в мешковатой форме препроводили Диму в небольшую комнатку, расположенную во флигеле здания торговой палаты.
Комната, по всей видимости, не была предназначена для содержания заключенных, скорее, раньше она играла роль какого-то подсобного помещения, приспособленного для хранения старой мебели, дворницкого инвентаря и другого хлама. Узкое и грязное, заколоченное гвоздями окно с отломанными ручками, выходившее на глухую стену соседнего дома. Никаких решеток или иных защитных приспособлений его конструкцией предусмотрено не было. Древний, продранный в нескольких местах кожаный диван, два разломанных шкафа с отвалившимися дверцами, колченогий стул, с десяток метел и швабр разной степени потрепанности в углу. Прибитый к стене рукомойник, из носика которого капает в жестяное ведро ржавая вода, – вот и весь небогатый интерьер. Лязгнул замок, и дверь за спиной Димы закрылась.
Итак, теперь он взаперти. Что будет дальше, Дима не имел ни малейшего представления, однако догадывался, что убивать его, по крайней мере сейчас, никто не собирается. Возможно, его хотят использовать в какой-то темной политической игре или извлечь из его присутствия здесь, в Цаде, какую-то иную практическую пользу. Да и вообще с самого момента прибытия в Центрум ему сказочно везло, по крайней мере до сих пор судьба благосклонно оберегала его от случая попасть под шальную пулю. Опустившись на диван, Дима расстегнул металлические пряжки на башмаках, вытянул натруженные ноги. Было бы неплохо попросить давешнего косоглазого башмачника, столь умело заманившего пограничников в хорошо подготовленную засаду, заменить на что-нибудь более практичное тяжеленные металлические подковки, прибитые к каблукам. Интересно, где он сейчас? Наверное, драпает со всех ног куда-нибудь подальше от Лирмора, пока разозленные погранцы не вернулись в Центрум ради праведной мести.
Если верить Тану, отца следует искать в Сургане. Только вот неизвестно, можно ли ему верить. Хотя при знакомстве Тан и не назвал свою должность, Дима предполагал, что тот имеет непосредственное отношение к военной разведке Цада, а эти ребята врут даже тогда, когда говорят «доброе утро». Можно, конечно, расслабиться и плыть по течению, ждать, куда вынесет его нелегкая, – рано или поздно его заточение подойдет к концу. А можно попробовать смыться отсюда подобру-поздорову. И пробираться в Сурган.